Фрагменты воспоминаний

      

СЦЕНА 6

      

Фрагмент 45

      Погода стояла тихая, и лишь иногда лёгкий-лёгкий ветерок создавал едва заметную рябь на тёмной глади озера, в котором отражалась красавица луна. Только с ней Ниран и делился переживаниями и болью. Одной рукой он опирался на траву позади, а в другой держал бутылку крепкого алкоголя, к которой время от времени прикладывался.       Ну не мог же он им признаться, что пытается забыться?       Пытается стереть из памяти цифры.       Цифры, обозначающие день смерти их друга. Его друга.       Остался год.       Цифры не менялись. Отчаяние охватывало тело и разум подобно болезни и заставляло либо разрушать всё вокруг, либо разрушать самого себя.       Он корил себя за то, что вообще поддался порыву и рассказал Соне о дате. Если бы тот не узнал о своей смерти, если бы Ниран поступил иначе — без называния причин подталкивал его к обращению… Если бы Сона не думал о судьбе, его, возможно, удалось бы спасти!       Но Ниран всё испортил. Собственной паникой.       В бессильной ярости он ударил кулаком по земле, раздирая траву и руку. Боль не отрезвляла ни на мгновение. Он ударил снова и горько рассмеялся, запрокидывая голову. В лунном свете на щеках блеснули слёзы.              

Фрагмент 46

      Осень. Холодная хмурая осень. Казалось, Стекуранда стала туманнее, чем обычно, и даже рандрли иногда ёжились от промозглой сырости.       Прошли выпуск новой записи и проведение тура, которые немного согрели и Интури Гирис, и их поклонников.       Не всех — Ниран с каждым днём всё сильнее замыкался в себе и всё чаще уходил в распутства.       Концерт — пьянка — ночь непонятно с кем — концерт — пьянка…       Замкнутый круг.       Ни у кого не получалось с ним совладать, ни у кого не выходило помочь ему прийти в себя, поддержать его. На любые расспросы Ниран грубо огрызался и спешил уйти, игнорируя волнение, заботу и страдания друзей. Розы, любящие и чувствующие его, трепетали, как на ветру, и энергия колебалась вместе с ними.       Однажды ночью он совершенно невменяемым почти что приполз к Соне. Тот пришёл в ужас и, усадив его в кресло, принялся отпаивать травами.       — Сона! — Ниран с отчаянием схватил его за рукав халата. — Прошу тебя…       — Ещё есть время, — отрезал тот, всё поняв и замкнувшись. — Прекращай вести себя так, ты должен понимать: ни к чему хорошему твои действия не приведут. Даже я вижу, как твоё поведение влияет на атмосферу в Стекуранде.       — Сона…       — Ни слова больше. Тебе нужно отоспаться. Какой же ты дурак…       Сона и сам готов был расплакаться. Он малодушно ненавидел Нирана за то, что тот не сдержал чувств и рассказал ему о дате, да ещё и пытается заставить его пройти обращение, давя на это.       Сона не хотел становиться вампиром. Он сердцем был человеком.       Сона не хотел умирать. Он боялся умирать.       Сона не хотел знать, что скоро умрёт, но Ниран решил иначе, рассказав ему.       Мог ли он жалеть друга и утешать его, избавлять от страданий?       В общем-то мог.       Но не хотел.              

Фрагмент 47

      Стена приятно холодила спину. Её непоколебимость — единственное, что удерживало здесь и сейчас, не давало скатываться в панику и истерику. В голове в ритм с заходящимся сердцем билась мысль:       «Не хочу умирать, не хочу умирать, какой же я дурак, не хочу...»       Вечерняя тьма окружала и с каждым прерывистым вдохом становилась всё гуще, усиливая страх.       Как бы Сона хотел сейчас быть дома, в Эмрионе! Почувствовать тепло солнца на щеках и солёный привкус бриза на языке. Дома было легче загнать страх в самые дальние уголки души.       В Стекуранде смерть, казалось, присутствовала всюду, пусть это было и не так. Но мрачные цвета, туманы, практически вечная пасмурность, холодные на вид (и пугающие, чего греха таить) рандрли, замедленность всего и вся сводили с ума, наводили на мысли о приближающемся конце.       Сона не хотел умирать. Но он не хотел и «убивать» себя, — становиться рандрли. Он не верил, что те чувствуют жизнь во всей её полноте и ярких красках; чего стоит хотя бы то, что от сильных (обычных для человека) эмоций им становится плохо! Он не хотел чувствовать отвращение к дорогому солнышку. Не хотел пить кровь, для него это было подобно ненормальному извращению.       И поклонение розам пугало. Сами розы тоже пугали, от них шла тяжёлая энергия, которая, казалось, могла поглотить его и уничтожить. Поэтому Сона даже в призамковый сад лишний раз не выходил.       Попытки дышать на счёт проваливались, но уже сами по себе отвлекали. Он зажмурился и сильнее вжался в стену. Как хорошо, что хоть что-то есть позади. Опора, которая удерживает от «падения». Хорошо, что ночь всегда обязательно кончается. Наступит день, и станет чуть легче.              

Фрагмент 48

      Завершающий концерт тура. Поклонники чувствовали: что-то не так. Тревога повисла в воздухе, и выступление шло как попало: то звук посреди песни собьётся, то Мираи неловко ударится, то Аки выронит медиатор из непослушных пальцев.       Когда на одной из песен Мираи сидела на коленях у ног Нирана, их взгляды пересеклись. В серо-голубых глазах плескалась тревога за друга, который выглядел не как мертвец лишь благодаря огромному количеству грима.       «Поговорим после концерта?»       Ниран ничего не ответил и подал ей руку, помогая встать. Мираи отошла на следующую позицию, пару раз оглянувшись и пообещав себе любыми способами вывести его на разговор.       Однако тот исчез, не оставив другу и шанса.       Следующим утром королевские, у которых везде были глаза и уши, узнали, что Ниран ночью принял участие в пьяной оргии и, более того, умудрился разболтать одну из тайн королевской семьи. Неудивительно, что его вызвали на ковёр.       — Твоё поведение недостойно члена королевской семьи! — вспыхивает Мираи, окончательно выйдя из себя, после того как Ниран в очередной раз огрызнулся.       Его поведение пугало. Он изменился. Слишком изменился. Королевские и так, и этак расспрашивали его, но всё впустую. Руки опускались, но оставлять ситуацию в таком положении было нельзя: опасно и для них, и для роз, и для всей страны.       — Ты не достоин быть частью нашей семьи, нашей группы! Мне стыдно. Всем стыдно. Ты ведёшь себя как последний потаскун и ублюдок!       Все застывают в изумлении. Никто из них, раньше не позволял себе высказываться столь грубыми словами. Ниран же отшатывается от… друга? Лицо его перекашивается, и в накатившей ярости он влепляет Мираи сильную пощёчину, отшвыривая на пол. Кукольное лицо белее обычного, губы дрожат, рука прижата к пылающей щеке.       В глазах короля Рагнвальда вспыхивает кровавое пламя.       — Убирайся, — рычит он, выпуская клыки. — Ты — позор нашей семьи. Ты не заслуживаешь права называться потомком роз после всего, что натворил.       Ниран отступает, будто и его ударили. Его слегка потряхивает.       — Что ж, раз я не достоин, я ухожу. Прощайте. — Он разворачивается и вылетает из комнаты, громко хлопая дверью напоследок.       Рядом с дрожащим Мираи опускается Сона и гладит по голове, шепчет успокаивающие слова. Тщетно.       — Он говорил, что ему нельзя становиться вокалистом в нашей группе, — хрипло проговаривает Мираи. — Но мы настояли… Может, всё было бы хорошо…       — Он бы в другом деле раскрыл свою истинную натуру, — фыркает Аки, упрямо вздёрнув подбородок. Несмотря на резкие слова, она тоже чувствует себя отвратительно. Аки не уверена, что они поступили правильно, но если Ниран не раскрывал им сердце, разве могли они понять, в чём же дело, и решить по-другому? — Нечего… нечего с ним…       — Тебе не понять! — вскидывается Мираи. — Тебе не понять, что нас с ним связывало. Никогда. А теперь всё закончилось. Потому что когда-то мы настояли…       Аки, Сона и Рагнвальд беспомощно переглядываются.       «Мираи поможет только время», — произносит Рагнвальд и устало прикрывает глаза.       «Нам всем поможет только время, — мысленно проговаривает Сона, зная, что его услышат. — Он был и нашим другом. Пусть и не таким близким».       Аки кивает, перехватывая его мысль.       Словно сломанная кукла, Мираи сидит, спрятав лицо в ладонях и покачиваясь, пока вдруг не обмякает в руках Соны. Щёки нездорово алеют.       — Мираи? — Сона перепуганно застывает.       — У неё обморок, — тихо замечает Аки, потирая висок. Достав флакончик с настойкой, она присаживается рядом и вливает несколько капель Мираи в рот. — Нужно успокоить сердце.              

Фрагмент 49

      Мираи — тень.       Мираи потеряна одна из главных частей жизни.       Мираи желает то ли разрушить всё, то ли тийра, то ли найти Нирана и прибить его, то ли найти Нирана и вымаливать у него на коленях прощение, умолять вернуться.       Кем же стал самый близкий друг?       А кем был самый близкий друг?       Мираи не знает, не понимает, и это выводит из себя. Хочется узнать и понять, но поздно. Слишком поздно.       Больно.       Остаётся забываться в музыке. Чем стала для Мираи она? Способом сохранить светлые чувства и ощущения, чтобы жизнь не свелась исключительно к омерзительному страданию. Новые песни — плач, рассказывающий о сломленности, одиночестве и страхе. Мираи использует диссонанс, переводя боль на музыкальный язык, в котором содержится нечто, способное её превозмочь.       Несмотря ни на что, желание сочинять музыку и дарить её другим никуда не делось. Записи выпускались, концерты проводились. Без вокала и вокалиста. Спектакли и музыка помрачнели. Поклонники переживали и изо всех сил поддерживали группу. В то время Интури Гирис получили множество писем и подарков от тех, кто их по-настоящему любил. Это согревало сердца и помогало видеть надежду на светлое будущее.       Поэтому они почти успели прийти в себя.              

Фрагмент 50

      Закончился концерт в Эмрионе. На выходе из комнаты отдыха Мираи перехватил Шин. Глупый мальчишка смущался и боялся поднять взгляд. При виде него в сердце потеплело.       — Вы выглядите ужасно, — выпалил он. — Я могу чем-то помочь?       У Мираи появилась возможность выговориться, поделиться чувствами с кем-то, кому не плевать. Нет, безусловно, Аки и Рагнвальду тоже было не всё равно, но с ними всегда тяжело. Они слишком отличались по внутреннему настроению, и взаимопонимания достичь было трудно.       У Мираи появилась возможность сказать хоть кому-то:       «Мне грустно. Мне страшно. Я чувствую.. гораздо больше, чем можно выразить словами. В основном мне, кажется, всё-таки грустно. А ещё моё сердце переполняет разочарование. Я чувствую... просто не хватает слов, чтобы сказать то, что я хочу сказать. Я чувствую, что отчаянно нуждаюсь в любви и поддержке. Такого кошмара со мной никогда не было».       Но вместо этого с губ сорвалось тихое:       — Выпьешь со мной чаю?       — С удовольствием!       Возможно, всё не зря. По крайней мере, Мираи не оставили в одиночестве.       Облегчённый вздох сорвался с губ.