СЦЕНА 2
Фрагмент 19
Время летело неумолимо, и вот уже середина весны. Облегчения не наступало. С разных сторон подходили к Мираи то Ниран, то Аки, то Рагнвальд, то Сона, а то и слуги, но тщетно. Тревога становилась привычным чувством для обитателей замка и друзей семьи. Аки и Сона по привычке продолжали собираться вместе, писать песни и играть. Звали Мираи и со страхом наблюдали за безучастными видом и пустым взглядом когда-то жизнерадостной подруги. У Соны шевелились волосы на затылке, когда он глядел на смертельно красивое лицо Мираи. На тонкие пальцы, беззвучно и словно в судороге пробегающие по струнам синей, украшенной серебристыми узорами гитары. И Сона, и остальные тормошили Мираи, но раз за разом безрезультатно. Тихой тёплой ночью, когда полная луна проливала своё сияние на замок Роз, Ниран поднялся на самую высокую башню — полюбоваться небом и городом, залитым таинственным светом. Не он один — у края стояла изящная тень, облачённая в тонкую сорочку. Обычно аккуратно уложенные длинные волосы в беспорядке рассыпались по плечам и спине. Сердце Нирана сжалось от горечи. Заслышав шаги, тень обернулась. — Доброй ночи, Мираи, — тихо произнёс Ниран, подойдя ближе. Короткий тоскливый взгляд лишь на миг остановился на нём, а потом снова вернулся к созерцанию города. Пальцы впились в заграждение с такой силой, что не будь магии Роз, защищавшей замок от разрушения, металл бы погнулся. — Аэрна кариаи, ин кантинаи, — неожиданное пение от Мираи, да ещё и жутким тоненьким голосом заставило Нирана вздрогнуть. — Ри’аэрна одараи, сирраити эни… овараи… — и без того тихий голос плавно перетёк в почти беззвучный шёпот. — Мираи?.. — Желаю тийра. — Что?! — Ниран неверяще посмотрел на друга, сердце забилось где-то в горле от сжимающего ужаса. — Скажи, что ты шутишь! — Нет. — Почему? — Смысл пропал. Нет больше желаний. Лишь исчезнуть. — Мираи! — Ниран схватил друга за плечи и развернул к себе. Тот не сопротивлялся, безвольной куклой повиснув на его руках. — Мне понравилось… — зазвучал отчаянный шёпот. — Понравилось, что мы создавали, как мы выступали. Понимаешь? Эти эмоции… их не было никогда. Разве что в детстве. А теперь ничего нет, не осталось. Теперь… пусто. — Можно найти нового вокалиста и продолжить или вообще собрать новую группу, Мираи! — Чтобы потом кто-то вновь покинул меня? Нет, Ниран. Мне такое не по нраву, знаешь ли. Какой смысл, скажи? Некоторое время Ниран молча глядел в каменный пол, его руки на плечах Мираи слегка подрагивали. Ни один из них не сдвинулся с места и не сказал ни слова, пока Ниран не вскинул голову, решившись, и не взглянул прямо в глаза своего самого близкого друга. — Твоя взяла. Я буду вокалистом.Фрагмент 20
Интури Гирис увидела рождение нового вокалиста и возрождение Мираи. Объятия радости и благодарности чувствовались особенными, Ниран не сумеет их забыть; они стали залогом его обещания. Поначалу к решению Нирана отнеслись недоверчиво, но тот не бросил слова на ветер. И той же весной, когда в Стекуранде расцвели не только розы, но и другие растения, Интури Гирис вышла на сцену в новом составе и с новыми песнями. Встретили их радостью, встретили их любовью. Их ждали. Любой поклонник отдал бы всё за возможность оказаться рядом с Мираи, услышать голос таинственной королевской и, быть может, увидеть иногда мелькающую лёгкую улыбку на красивых губах. А сама она после первого концерта она с умиротворённым лицом кружила по гримёрке, напевая под нос новую песню. Остальные участники группы с не менее умиротворённым видом наблюдали за Мираи, радуясь её возвращению и пропаже у неё стремления покинуть их. Да и каждый по-настоящему радовался возрождению Интури Гирис, потому что сердечно любил и группу, и совместное творчество, сближавшее их ещё сильнее, хотя за прошедшие столетия они и без того неразрывно сроднились друг с другом. — Интересно, это музыка меняет нас или что-то другое? — задумчиво протянул Сона, разминая уставшие руки и шею. Он успел попривыкнуть к нагрузке и больше не лежал плашмя после концертов. — Кто знает, кто знает, — проговорил Рагнвальд, покачивая бокалом вина в пальцах. — Иногда ради счастья приходится жертвовать всем. А иногда нужно совсем немного. — Я бы не сказал, что это немного, — возразил Ниран, распутывая ленту, которой обычно собирал волосы в низкий хвост. — Мы немало усилий прикладываем. — Главное, усилия стоят того, — хмыкнула Аки. — Разве нет? Только не говори, что тебе не нравится. Ниран промолчал, улыбнувшись. На душе скребли кошки: что-то не давало покоя. Он всё ещё считал, что не должен быть участником Интури Гирис, но в то же время понимал: он нужен своей семье, поэтому посылал сомнения и неясные страхи ко всем демонам.Фрагмент 21
Группа вместе с помощниками разъезжала по Стекуранде и Кэйне на самоходных дилижансах (этот чудо-транспорт не так давно придумали люди), которые передвигались не за счёт лошадей, а за счёт амулетов-накопителей магии и управлялись с помощью рычагов. И рандрли, и люди встречали Интури Гирис восторгом и обожанием, чем-то напоминающим поклонение, а розы жадно, без остатка впитывали каждый отголосок чувств. В команду помощников чудом попали трое юношей-людей. Они, восхищаясь и вдохновляясь творчеством Интури Гирис, сами начали писать песни и продумывать образы и идеи для концертов. Неугомонные Мираи с Нираном подначивали молодняк на создание собственной группы, обещая помощь в продвижении. — Вы думаете, у нас получится? — с сомнением вопрошал белокурый парнишка по имени Шин. — Если вы не попробуете, то и не узнаете, — пожимая плечами, отвечал Ниран. Мираи соглашался. Однако юноши не спешили принимать решение и продолжали самозабвенно творить. — Ах, молодость! — слышали они смешливое восклицание Мираи. — А кое-кто уже давно немолод, а ведёт себя точь-в-точь, — иронично протягивал Ниран. В ответ друг, как ребёнок, показывал ему язык.Фрагмент 22
Соне нравился Ниран. Своей простотой, своей... человечностью. Аура Нирана не была удушающей. Пусть Сона не был магом, но даже он чувствовал сильную энергетику, идущую от королевских. Она давила, задавливала его волю, будто пыталась подчинить себе. Сона противился изо всех сил. Сона хотел оставаться собой и при собственных принципах. Ему нравилось работать с королевскими, но в то же время он их безотчётно боялся. Поэтому он и правда искренне был рад, когда Ниран присоединился к Интури Гирис, и Сона мог больше времени проводить с ним, чем с остальными. Он ценил Нирана: понимал, что тот тоже по-своему рандрли, что уникум, что тоже может напугать. Но не боялся. Всё-таки как бы Ниран ни утверждал, что является рандрли до мозга костей, частично он был и человеком. По крайней мере, не мог укусить до смерти или до обращения, и на том спасибо. А ещё Ниран всегда удовлетворял его любопытство, пусть и мог потянуть с рассказом, чтобы немножко пораззадорить. Но на вопросы отвечал, показывал, что можно было показать. Королевские же, в основном, любили говорить загадками и уклончиво, чем раздражали неимоверно. С одной стороны, они «опускались» до равного общения с людьми и своим народом. С другой, спесь никуда не девалась. — Они такие невыносимые, — ворчал иногда Сона. Ниран только хмыкал. — Имеют на это полное право. Единственные вопросы, на которые Ниран не отвечал, — всё, что было связано с королевской семьёй и какими-то особыми тайнами рандрли. Сона понимал почему, поэтому второй раз не спрашивал, если ответа не получал. С Нираном было здорово гулять по Стекуранде. Он умел придавать ярких красок почти монохромной стране. В каждом его слове чувствовалась искренняя любовь к родине, и Сона иногда невольно проникался ею на миг. За это он был особенно благодарен Нирану: тот делал нелёгкую жизнь в чужой стране вполне сносной и даже приятной.Фрагмент 23
Ниран быстро привык к хвостику в виде Соны. Казалось, у них была какая-то связь. Что-то знакомое ощущал Ниран рядом с ним. Проводить с Соной время было приятно, хотя иногда при взгляде на него по спине отчего-то бежал холодок. Но он заражал своей улыбчивостью и любопытством. Возможно, сложись жизнь по-другому, они могли бы стать парочкой отчаянных путешественников-исследователей. А так исследовали только Стекуранду и всё, что с ней было связано. Ещё Сона много спрашивал о прошлом. — А ты участвовал в каких-нибудь исторических событиях? — Всё, что происходило в прошлом, есть исторические события. — Я имею в виду что-то значительное. — То, что значительно для одного, совсем незначительно для другого. — Да Ниран! — Сона очень забавно возмущался: веснушчатое лицо краснело, а в глазах плескалась детская обида. Ниран рассмеялся. — Нет, я не участвовал ни в чём значительном. Предпочитаю наблюдать со стороны. Ниран знал: Сона тянулся к нему, потому что он они оба были людьми. Такая незначительная деталь, а сколько смысла. Они должны были друг друга понимать, ведь из одного теста слеплены. Так ведь? Мальчишку было даже немного жаль. Сона совсем терялся среди «страшных и ужасных» чужаков (пусть и дружелюбных). Ниран понимал, каково это — находиться не дома и не среди своих. Он часто разъезжал по человеческим странам, общался с людьми. Ему было интересно наблюдать отличия и удивляться тому, что он мог бы быть одним из них. Глубоко задумавшись, Ниран вспомнил самую, наверное, ужасную поездку в своей жизни. В тот раз он ездил в крошечный городок на границе Тайна́ры и Стекуранды, хотел посмотреть на фестиваль воздушных фонариков, который проходил только там. Посмотрел. Пришёл на главную площадь, куда стеклись все жители городка, и его окружила настолько сильная энергия смерти, что Нирана едва не стошнило. Стены были подняты, но он всё равно чувствовал Её. Он не понимал, что происходит, и сбежал подальше от площади. Чем дальше он уходил, тем легче становилось дышать, видеть, слышать. Жить. На фестиваль он смотрел издалека — с крыши одного из более-менее высоких зданий. Фонарики взмывали в воздух, украшая сиянием небеса почти так же красиво, как звёзды. Музыка и весёлые крики людей долетали до него, и Ниран ломал голову, пытаясь понять, что это было. Узнал он только через несколько дней, когда случилось сильное землетрясение и тот небольшой городок вместе с жителями сровняло с землёй. Звонкий голос Соны вывел его из неприятных воспоминаний. — Так здорово, что ты присоединился к группе! Ниран тонко улыбнулся. — Может быть...Фрагмент 24
Со временем Ниран понял, что не просто привык к Соне, но привязался к нему. Настолько, насколько вообще способен привязаться. Они часто общались, прогуливались вместе по местам, в которых оказывались вместе с группой. Иногда репетировали только вдвоём. Вместе они создавали невообразимые произведения, где ритм барабанов сливался с голосом случайного музыкального инструмента, которому именно в этот день решил уделить внимание Ниран. Своими улыбками и непосредственностью Сона вносил в простую жизнь Нирана новые краски, и всё вокруг становилось гораздо интереснее, чем виделось ему до встречи с этим человеком. Дружить с Соной было легче, чем с Мираи. Не нужно было продумывать каждое слово, каждое действие, чтобы не расстроить или слишком не взбудоражить друга. Можно было вести себя как угодно, не считаясь с чужими представлениями о себе. Ниран глубоко оценил это и был рад, что у него появился такой друг.Фрагмент 25
Балы, устраиваемые королевскими, всегда проходили на высоте. В замок Роз приглашались несколько семей рандрли и всякий раз — иные, чтобы каждый поданный Стекуранды хотя бы однажды сумел посетить празднество и восхититься искусными творениями королевских. В глубине мрачного замка, освещаемого свечами, что создавали повсюду таинственные вуали теней, находился огромный бальный зал со сводчатым, теряющимся в вышине потолком. Высокие стрельчатые окна открывали вид на прекрасный сад, в котором росло неисчислимое количество роз: от считающихся классическими пышных алых до миниатюрных, размером не больше ногтя, розовато-бежевых. Ночь не мешала рандрли любоваться ими, хватало звёздного и лунного света, а иногда и он казался излишним. Изысканные блюда, музыка, сменяющая несколько жанров и устраиваемые королевскими представления восхищали гостей и дарили тоскливую — несбыточную — мечту посетить и другие балы в замке Роз, лишь бы не пропустить очередную воплощённую в жизнь задумку королевской семьи. Сегодня было спокойно и по-особому уютно. Тихо лилась музыка, временами сменяясь на танцевальные композиции, отвлекающие гостей от бесед, еды или любования видом за окном. Иногда свечи плавно затухали, и тогда по стенам, потолку и полу начинали плясать разноцветные огоньки, складываясь в фигуры и картинки, рассказывающие древние стекурандовские легенды — завораживающее зрелище. Спустя несколько минут вновь вспыхивали свечи, возвращая гостей в реальность, а беседы и танцы возобновлялись. — Знакомьтесь, друзья, А́далард, — представил Ниран молодого дрэарта. Тот был низкого роста, изящно-худеньким и рядом с высоким и широкоплечим Нираном выглядел сущим ребёнком. — Ооо, приятно познакомиться, — Аки расплылась в широкой улыбке и приложила руку к груди в приветствии. Адалард ответил тем же. — Ваша группа завоёвывает огромную популярность. — Не такую огромную, как ваша, — с усмешкой произнёс тот низким глубоким голосом, никак не вязавшимся с внешностью. — Впрочем, куда нам, обычным дрэарта и людям угнаться за королевскими! — В нашей группе тоже двое людей, — возразила Аки, покачав длинным пальцем. — А ещё вы, Мираи и Рагнвальд, — невозмутимо парировал Адалард. — Да и Нирана, знаете ли, простым человеком не назовёшь. Взгляд Мираи полнился интересом. «Смею надеяться, вы окажете нам честь и выступите на следующем балу». — Ох… Разве мы можем отказать вам? — Адалард растерялся, потирая пальцы рук. — Это большая честь для нас и… прекрасная возможность показать себя. — Он поклонился. — К слову о юных дарованиях, — отпив вина из бокала, улыбнулся Ниран. — Помните тех юношей из команды, которые помогали нам в первом туре, а во время отдыха писали песни? «Конечно! Что с ними?» — Думаю, нам стоит посетить концерт ещё одной группы. «Они сделали это?» — в серо-голубых глазах промелькнула гордость, словно достижения «подопечных» были заслугой именно Мираи. — О да. Возможно, однажды весь мир услышит о Ранхаан. «Ранхаан?! Ты не шутишь? Эти человечишки посмели назвать группу именем первой королевы рандрли?!» — голос Мираи звучал не то восхищённо, не то возмущённо, не то всё вместе. Ниран не сдержал широкой улыбки. — Разве не здорово?Фрагмент 26
Интури Гирис умели завлекать. Постановками, музыкой и самими собой, открытостью, яркостью и оригинальностью. Хорошо, когда можно позволить себе всё, чем королевские беззастенчиво пользовались. Они за поразительно короткий срок стали легендами при жизни. Продумывались новые образы, сочинялись новые песни, создавались новые выступления-спектакли, неизменно приводящие поклонников в восторг. Их чувства и эмоции переполняли королевских, которые использовали полученное для роз. Те становились сильнее, а Стекуранда процветала. Во время одного из туров группа посмела заехать в Маэ́ллу — северную страну иррэкватир — несмотря на ненависть, издавна существующую между двумя народами. Они даже стойко пережили их запах, который был для рандрли чуть ли не до тошноты неприятен, поскольку кровь первых — смертельный яд для вторых. Музыка подобна источнику, и маэллская молодёжь устремилась к нему, потому что жаждала свежей воды, ради которой отбросила старые предрассудки и приняла Интури Гирис с распростёртыми объятиями. Казалось бы, разве способна обычная музыкальная группа подтолкнуть к примирению двух старых неприятелей? Несколько концертов доказали: да. Пусть и потребуется немало времени, но начало было положено. — А потом брататься начнём с иррэкватир, ага…— усмехнулась Аки, услышав от кого-то из маэллцев комплименты в сторону королевских. — Нет, вы только подумайте! Иррэкватир! Рандрли! Приятные слова говорят! — Это ли не чудо? — улыбнулся Сона. — И всё же у наших ног оказался весь мир. Участники группы окончательно слились с Интури Гирис и не представляли иной жизни. Даже Ниран позабыл беспочвенные страхи, напоминающие о себе в редких ночных кошмарах.Фрагмент 27
Занавес поднимается. На сцену выбегает Мираи в сине-голубом платье. Она в растерянности ищет что-то. Музыка на фоне неясная, немного тревожная. В ней радость смешивается со страхом, как в вымученной улыбке, как будто в этом безумном мире нужно постоянно радоваться, чтобы избежать чего-то ужасного. Мираи пробегает через увитую цветочными гирляндами арку и видит Рагнвальда, облачённого в зелёный клетчатый костюм и цилиндр и чинно попивающего чай. Садится к нему, они чаёвничают. Тут Рагнвальд встаёт, берёт с полки шляпку с пером и пытается надеть на голову Мираи. Та пугается, отбегает в сторону, падает на пол и закрывает голову руками. Бегущий за ней Рагнвальд заносит нож, в который превратилось перо со шляпки, и… Темнота. Свет вспыхивает в другом углу сцены, где на барабанчике, закреплённом ремнём на шее, играет, облачённый в тёмно-фиолетовый костюм, Сона. К нему подбегает Мираи, берёт в руки две тарелки и начинает весело хлопать ими в ритм. Ей нравится, она радуется. Двое начинают кружиться под музыку, а Сона отбивает ритм всё быстрее. Мираи немного отстаёт, чем приводит его в ярость. Его барабанные палочки превращаются в кинжалы, которые он заносит над Мираи и… Темнота. Свет падает на выбегающую Аки, одетую в красно-оранжевый костюм и колпак с бубенчиками. Она показывает фокусы, а Мираи, не понимая, в чём веселье, разводит руками: фокусы глупы и безвкусны. Аки вдруг преподносит ей вытащенные из воздуха алые маки, но она демонстративно выбрасывает их, вызывая гнев. Аки метает в Мираи кинжал и… Темнота. На сцену выходит Ниран в белоснежном костюме с золотым шитьём, его глубокий голос мёдом льётся в сердца. Рагнвальд, Сона и Аки встают рядом и пританцовывают в такт музыке, будто ничего и не случилось. Мираи, кружась, раздаёт им очищенные гранаты из корзинки. Звук песни множество раз опускался к нижним тонам. Музыка словно спускалась в бесконечную тьму, одновременно пугая и волнуя. И под последние аккорды все, вкусив истекающие алым соком плоды, замертво падают на пол. Мираи разводит руками в жесте победительницы и… Темнота.