Мэтт снова зажмурился, надавил пальцами на шрифт Брайля на бумаге, а другой рукой нашёл ручку кружки с остывшим кофе. Он вслушался в тиканье часов и попытался определить положение стрелок — не вышло, мешал сочащийся из форточки ветер и несмолкающие голоса за стенами. Они не затихали с самого утра, невнятные слова о каком-то происшествии в центре города передавались, как чума, по всей Адской кухне. Ещё выходя из дома, Мэтт почувствовал тягучую боль внутри черепа и сталость нагретого воздуха — в паре кварталов на магистрали встряли машины. Но Фогги названивал из-за какой-то путаницы в документах по новому делу, Карен беспокойно предупредила что опоздает (по неловкому смешку Мёрдок решил не расспрашивать о причинах, потому что вчера от неё пахло духами и новым платьем, значит, была на свидании, и нет, Мэтт совсем не ревнует), из соседнего дома неумолимо несло запахом карри, а с другого конца улицы раздавались громкие разборки, и всего этого было достаточно, чтобы Мэтт не обратил внимания на очередные волнения в Кухне. Нью-Йорк всегда был шумным городом, добавьте сюда скрывающуюся кучку Мстителей и засветившегося относительно недавно мальчишку, скачущего по крышам Куинса — приходится фильтровать информацию, которой порой поступает слишком много. Как днём, так и ночью.
Мэтт прислушался к стуку кружки о деревянный стол, провёл пальцем по острому краешку бумаги, чтобы сосредоточиться, и принялся за второй полицейский рапорт, где, по словам Фогги, не сходились показания. Под окнами слышался приглушённый топот ног и частые биения сердца. Край бумаги, шум вентиляции, стрелка часов.
И всё же что-то было не так. Мэтт чувствовал болезненную тягу за рёбрами — однако боль не имела физиологической подоплёки, а скорее походила на смутное предчувствие. Небо за окном казалось тяжёлым, а в воздухе стоял отчётливый запах пыли. Он отбросил это в сторону, когда уловил знакомые звуки дыхания, расстояние между шагами и запах, состоящий из парфюма времён колледжа и яичницы с беконом, которую готовила Марси. Снова отвлёкшись от бумаг, Мёрдок прислушался: Фогги говорил по телефону.
— Нет, Карен, правда, там какая-то чертовщина творится, лучше останься дома. Обещаю, что мы не уберём «Пейдж» из названия. Мэтт? Да, я скажу ему, хотя он, наверное, и так знает и высыпет на меня ещё кучу подробностей, — быстрая речь друга отскакивала от недавно окрашенных стен коридора. В следующую секунду он ворвался в офис, и от Мэтта не ускользнуло его чуть учащённое сердцебиение и сбитое дыхание, вероятно, от спешки.
— Я знаю, что ты всё это слышал, засранец, — беззлобно упрекнул он, закрывая за собой дверь.
— И тебе доброе утро, Фогги, — усмехнулся Мэтт и встал из-за стола, после чего в некоторой нерешительности протянул Фогги руку, неуверенный в наличии повода для объятий.
Их дружба после окончательной победы над Фиском шла на поправку: всё возвращалось на круги своя, взаимное доверие было возвращено путём многих объяснений и разговоров — больше Мэтту нечего было скрывать, он, насколько мог, рассказал о том, почему прятался, как хотел защитить Фогги и Карен, и чего, увы, ему этого стоило. В конце концов, через все потери, они были рядом и знали, что выжить можно лишь так. Однако Мэтт чувствовал разочарование Фогги, когда тот видел на нём новые синяки и раны, заходя утром проведать его, слышал едва скрываемую обиду в голосе, когда они прощались. Но по-другому было нельзя, по-другому Мэтт просто не мог.
Фогги выдохнул, мягко похлопал Мёрдока по плечу и в явном нетерпении отстранился.
— Чёрт, Мэтт, ты за сегодня хоть раз включал телевизор? Радио? Умоляю, скажи, что ты не просидел в офисе всё это время.
— Нет, хотя, если меня не подводит память, ты сам просил разобраться с делом… А знаешь, не важно. Что-то случилось?
— О да, — хмуро протянул Фогги. — Я думал, ты уже знаешь, но этот чёртов город, похоже, приглянулся инопланетному разуму. Снова.
— Фогги?
Он опустился на потрёпанный диван и потянулся к графину с водой. Фогги явно не шутил, его интонация и неизменно быстрый темп сердца не внушали надежды.
— Никто не знает, что это было. Какая-то громоздкая чертовщина, не как те, что были в битве с Читаури, не такая. Приземлилась на жилые здания где-то в центре, разгромило целый квартал, ударной волной прошлось до Бликер-стрит, может, дальше. Люди пострадали. Потом эти клоуны в масках подтянулись, Железный человек, пацан-паук, не знаю, кто-то ещё, и знаешь, что? Эта штука просто взмыла в небо и испарилась. Власти так и не сделали никаких официальных заявлений, все молчат, а люди хотят спрятаться и переждать.
— Ну и дела, — негромко проговорил Мэтт, обдумывая услышанное. В памяти всплыли все упущенные им знаки — необычная тяжесть неба над головой, гудение, пульсировавшее внутри черепа, подобно метроному, с самого утра. Он уронил голову в ладони, вес внезапно навалился на его плечи. — Конечно. Чёрт, я, я должен был знать, должен был догадаться, что что-то не так, должен был…
— И что бы ты сделал? — перебил Фогги. — Поймал эту штуку в небе и отправил обратно? Сделал звонок на радио с советом держаться подальше? Я тебя умоляю, Мэтт.
Фогги был прав. Однако Мёрдок не мог отделаться от навязчивой мысли, что он мог помочь и не сделал этого, и в добавок к этому чувствовал себя полным дураком. До смешного — Сорвиголова улавливал движения врага за сотни метров, знал, как прошли последние пару дней на другом конце комнаты, но упустил инопланетное сооружение посреди города. Фогги осторожно положил ладонь на сгорбленную спину друга.
— Никто не уверен, что всё закончилось, людям страшно. Вряд ли кто-то решит заявиться в адвокатскую контору чёрт-те где, а документы могут и подождать, у копов сейчас и без нас работы хватает. Иди домой, ладно? Я и сам не в настроении сегодня работать.
«Ещё бы» — подумал Мэтт, улавливая явный дискомфорт в голосе и движениях друга, однако ничего не сказал. Они заключили негласное правило о том, что лучше лишний раз не раскрывать кому-то его собственную подноготную.
— Да, наверное, выходной нам не помешает, — наконец признал Мэтт. — У Джози?
Фогги усмехнулся и покачал головой; биение его сердца чуть выровнялось.
— Идёт.
После полудня бар ожидаемо пустовал. Мэтт вдохнул непривычно прохладный, не согретый толпой тел воздух, приправленный тягучим запахом выпивки и деревянных столиков. Они с Фогги устроились перед барной стойкой и оба, легко окликнув занятую расстановкой бутылок душу заведения — Джози, заказали по кружке эля.
— А вы что, не боитесь конца света? — усмехнулась она, поднимая с полки бутылку и гремя стеклом.
Мэтт коротко улыбнулся.
— А-а, нам не впервой.
— Да его из офиса только концом света и вытащишь, — вставил Фогги. — Сами пришельцы явились, чтобы распугать всех клиентов и отправить Мёрдока отдохнуть.
— А если кто-то решит подать на них в суд, «Нельсон, Мёрдок и Пейдж» встанут на защиту?
— Чёртовы адвокаты, — засмеялась Джози. — Жду от вас чаевых за то, что прервали моё распитие в одиночестве.
— О, так просто нечестно!
Мэтт только покачал головой и шутливо толкнул Фогги в бок. Он потягивал эль, вполуха слушая неутихающую болтовню Фогги и кряхтение барахлящего телевизора на стене. Он безуспешно старался не возвращаться мыслями к опустившемуся на Нью-Йорк инопланетному аппарату и неприятному предчувствию за рёбрами. Жители Адской кухни из первых рук знали о том, чем могут закончиться разборки Мстителей с внеземными знакомыми, так что было неудивительно, что многие шли на более радикальные меры, нежели отсидеться дома. Он слышал гул машин, их скрежет об асфальт за окном, а если прислушаться, несложно было заметить общую настороженность. Кто-то собирал сумки и выезжал из района, из города. Были ли на это причины? Почему власти молчали? Лишний раз перестраховываясь, Мэтт сосредоточил свой слух на округе: если были напуганные люди, были и те, кто мог этим воспользоваться, как делал Фиск, паразитируя в Адской кухне.
Фогги слегка напрягся, и Мёрдок тут же постарался вернуться к разговору, чувствуя зарождающуюся в голосе друга досаду.
«…некоторые очевидцы сообщают, что видели на неизвестном объекте не кого иного, как Человека-паука, за которым вследствие направился и Железный человек, также известный публике как Тони Старк. Напоминаем, что с того момента ни о каких других неопознанных летающих объектах в Нью-Йорк-сити и вне его не сообщалось. Подробности уточняются.» — доносилось с экрана.
— Что только ни творится, — равнодушно прокомментировала Джози. — Вспомнить только, что было после атаки тех летающих штук в 2012 — как рой пчёл, только тяжелее и уродливее. Твоё счастье, Мэтт, что ты всего этого не увидел.
— На слух было тоже так себе, — отозвался Мэтт, невольно вспоминая битву за Нью-Йорк, после которой и начались его долгие «взаимоотношения» с Кингпином. Их эвакуировали в другой конец города, и Мэтт просто задыхался во всеобщем страхе, толпе людей, крике полицейских, а Фогги держался за его локоть, непонятно, для чего больше — чтобы не потерять Мэтта или не запаниковать самому. Отчего-то Мёрдок поймал себя на мысли, что сейчас быть с другом и в случае чего проследить за ним было явно лучше, чем если бы он всё ещё прятался в церкви, в одиночестве, один на один со своей истинной сущностью.
Фогги вздохнул.
— Да уж, надеюсь, второго такого раза они не планируют. Джози, можно мне ещё пива?
Та подмигнула и вынула из-под стойки новый стакан.
— Нет, Фогги, не думаю, что-то… что было… повторится. Человечество учится на своих ошибках, разве нет?
— Чёрт бы побрал твою слепую, прости за каламбур, веру в людей, чёртов ты католик. Меня больше беспокоит, что людей мы хотя бы понимаем, в отличии от того, кто… кто бы там ни был.
— Ну ты и загнул, — поджав губы, улыбнулся Мэтт.
Следующие пару часов друзья провели в баре. Кружки звенели, запах напитков кружил вокруг мягким туманом, перебивая прохладный уличный воздух из окна, а Джози время от времени отвлекалась от газеты и вставляла в болтовню свои пять копеек. Благо, Фогги не нужно было много пить, чтобы не замолкать и отвлекать Мэтта от излишнего погружения в себя, и Мёрдок был благодарен ему за это. Всё было как в дни колледжа: они снова непринуждённо шутили, обсуждали глуповатые перспективы с работой и, куда без этого, девушек (Фогги правда любил Марси, понял Мэтт, ненароком вслушавшись в биение его сердца). В какой-то момент Мёрдоку даже показалось, что тяжесть в солнечном сплетении растворилась, воздух посвежел, а за окном снова восстановилась нормальная нью-йоркская жизнедеятельность. Хотел бы он, чтобы этот момент длился вечно.
Когда Фогги решил, что ему хватит, Мэтт предложил отдохнуть немного в его квартире, а заодно занести в офис случайно оставленные на кухонном столе документы, о которых Нельсон внезапно вспомнил, видимо, оживившись от алкоголя. Улица снова была заполнена людьми — нью-йоркцы быстро оправлялись после подобных утреннему инциденту происшествий, им некогда было ставить жизнь на паузу, и Мёрдок сосредоточил своё внимание на Фогги, чтобы не потеряться в обилии запахов и звуков шагов, голосов, шума машин.
Мэтт пропустил друга в квартиру и, чувствуя приличный запах алкоголя, исходящий от Фогги, уговорил его лечь на диван, а сам, засунув в одно ухо наушник и отложив очки в сторону, стал перебирать документы на ноутбуке. В голове снова отчего-то начала пульсировать болезненная тяжесть — Мёрдок поморщился, но не придал этому значения — такое нередко случалось из-за сенсорной перегрузки, хотя сегодня он её и не замечал. И всё же сделал мысленную заметку немного помедитировать, когда останется один.
— Эй, Мэтт? — ни с того ни с сего позвал Фогги, и его голос отдался набатом по затылку.
— Мм?
— Что мы будем делать, если завтра всё-таки случится конец света?
— О Боже, Фогги, ты опять, — Мэтт покачал головой. — Помнится, в колледже ты часто только и надеялся, что на следующий день упадёт метеорит, который раздавит кампус, и тебе не придётся сдавать зачёты. Какой клиент тебе так не понравился сейчас?
— Все, кроме той милой старушки, которая постоянно оставляет нам пироги, — Фогги немного помедлил. — Я почти серьёзно. Утром мне звонила мама, они с отцом едут к тётушке Элли, предлагала поехать с ними, как будто они не перепугались из-за этого чёрте-чего.
— И почему ты отказался?
— Ну, во-первых, потому что бросать слепых на произвол судьбы — это наверняка какой-нибудь грех, а во-вторых, потому что это глупо и мои старики просто забегались с работой.
— Может быть, оставлять Фогги Нельсонов на произвол судьбы — это, цитируя тебя, какой-нибудь грех? — беззлобно съязвил Мэтт.
— О, заткнись, как будто я не знаю, что из нас двоих самый беспомощный — я.
Мэтту снова пришлось приложить усилие, чтобы не уплыть мыслями к шумевшему за окном ветру. Он слегка зажмурился, провёл пальцами по клавиатуре, открыл очередной документ и вслушался в озвучивающий каждое слово голос в наушнике.
— Фог, — позвал он притихшего друга. — Не спрашивал у Махоуни, есть ли другие подозреваемые по ограблению на Седьмой авеню?
— Не-а, свидетельница опознала только нашего клиента, который клянётся, что невиновен.
— Что-то явно не ладится, мне показалось, что он не врал…
Мэтт, замолчав на полуслове, зажмурился от прошедшему по телу ознобу, похожему на удар тока, и в ту же секунду на неестественно затихшей улице раздался грохот. Оглушительный, пронзающий до самого черепа, болезненно напомнивший об обрушившемся на него Мидлэнд Сёркл, а затем в этот звук вплелись крики и недоумённые возгласы.
— Мэтт? — он не заметил, как Фогги оказался рядом с ним и обеспокоенно потряс его за плечо. Где-то по-стрекозьи гудел вертолёт, звук ниспадал, его словно тянуло на землю, а крики продолжались. — Всё нормально?
Фогги ничего не услышал. Значит, всё произошло далеко, но почему тогда Мэтт слышал так ясно?
Мэтт почувствовал холод, который исходил не изнутри, как при болезни, а появлялся в воздухе, словно кто-то открыл одно большое окно в зиму. Органы чувств едва не разрывались, обращаясь то к близким, в стенах его же дома, затаённым перешёптываниям, резким вдохам, к воздуху, в котором появлялась неопределённая пустота, то к грохоту, исходящему из разных сторон сразу. Голова кружилась, когда он услышал голос Фогги и попытался зацепиться за него, как за спасательный трос.
— Что… что происходит? Мэтт? Ты слышишь?
Мёрдок тяжело втянул в лёгкие похолодевший воздух, подскочил со стула и ринулся к окну. В голове пульсировали спутанные мысли, он пытался вернуть себе привычную собранность, но чей-то плач, крики, хуже, громче, чем он когда-либо слышал, разрывали на части. Он слышал тоненький детский голос, зовущий мать, лай собаки, потерявшей хозяина, исполненные ужаса стоны, но не слышал ничего, что могло их спровоцировать, никакой первопричины.
— Фогги, — он потерянно протянул руку и нашёл ладонь друга. — Оставайся здесь, я должен проверить.
А затем быстрее, чем тот успел среагировать, Мэтт схватил маску с верхней полки шкафа и, натянув её на лицо, дёрнул за ручку окна. Фогги схватился за полы его пиджака.
— Чёрт возьми, даже не думай! Куда ты?! Мэтт!
Мэтт!
— Я вернусь, — сбито бросил он, несясь по ступенькам пожарной лестницы.
Фогги всё ещё кричал что-то в явной панике, когда Мэтт оказался посреди застывшей, как во льду, улицы.
Грохот шёл издалека, вокруг были люди, он слышал, как бились их сердца, словно запертые в клетках птицы, а затем одно замедлило ход и полностью смолкло. За ним ещё одно, и другое, Мэтт вслушался — сердца переставали биться и на другом конце улицы, и там, где рушилось здание, в которое врезался вертолёт. Безжизненная тишина ядовитыми стрелами пронизывала пространство, мир кричал и исчезал по частицам одновременно.
Мёрдок метнулся, расталкивая замерших от шока людей, в сторону пропавших сердцебиений, однако не мог обнаружить тела. Это было неправильно, странно, он пытался понять, что не так с его ощущениями — от трупов какое-то время исходило тепло, от них отражались звуковые волны, Мэтт всегда чувствовал их. Но сейчас не было даже запаха. Рациональные мысли никак не шли в голову, осмысливать было попросту нечего. Почему люди просто сваливались посреди улицы? Ни выстрелов, ни запаха яда, ничего. Из потерянных рассуждений Мэтта вывело ещё одно затихшее сердце. Он обернулся и задохнулся на несколько секунд, когда его руки коснулись лёгкие, как песчинки пыли, крохотные камешки, рассыпавшиеся прямо по его коже. Он чувствовал, как на месте тел в воздухе образовывалось пустое пространство, словно что-то тяжёлое просто падало наземь. Вот только ни одно тело не коснулось асфальта. Сорвиголове спасать было некого.
Такого не могло быть, Мэтт знал, это была какая-то ошибка в его восприятии. После сотрясения он уже временно терял слух, так что происходило сейчас? Сон, от которого нужно было скорее проснуться.
По коже касаниями сотен игл пробежали мурашки и Мёрдок, опомнившись, затряс рукой, словно не своей, стряхивая застывший на них пепел. Продираясь сквозь плотную стену звуков, он искал голос Фогги, звук его тяжёлых шагов, дыхания, а затем, не позволяя страшной мысли коснуться сознания, бросился назад, чувствуя под ногами каждую пылинку, каждый пепельный камушек.
Наконец, сквозь свист загорающихся машин и грохот ударяющегося о тротуар камня он услышал своё имя.
— Фогги! Оставайся на месте, я иду, — сбито проговорил Мэтт, он бежал и третий раз в своей жизни чувствовал себя по-настоящему слепым: он не доверял сходящим с ума ощущениям, не понимал, почему чувствует в пространстве вполовину меньше тепла, которое вырабатывают человеческие тела, почему больше не слышит голоса Фогги, зовущего его.
Пальцы нашли кирпичную стену дома, а затем проржавевшие перила пожарной лестницы, по которой Мэтт взбежал к своей квартире. Он резко дёрнул оконную раму, так, что пробил пальцами стекло и почувствовал заструившуюся по коже кровь. Хорошо, в отчаянии подумал он, понадеявшись, что боль приведёт его в чувства. Он вытянул руки, хватаясь за стену и спотыкаясь о мебель, сосредотачивая всё своё усиленное восприятие на этой комнате, а затем, не обнаружив нужного запаха, на округе.
— Фогги!!! — закричал он, соображая, что тот не успел бы уйти далеко, он должен, обязан его услышать.
Мёрдок схватил телефон с кофейного столика и одним движением нажал на кнопку быстрого набора. Гудки звучали неестественно громко, ударяя по ушным перепонкам, а затем он услышал мелодию телефона Фогги с пола в другом конце комнаты.
Мэтт задыхался. Он чувствовал, как воздух слишком быстро циркулирует внутри его тела, чувствовал бегущую по венам кровь и бесконечный холод вокруг. А затем его собственное сердце пропустило удар, когда от очередного шага в сторону двери послышался хруст.
Крохотный камешек чего-то сродни песка и пыли рассыпался под его ботинком. В его идеально убранной квартире, где не было растений, какие могли упасть, рассыпав грунт. В нос ударил запах пепла. Колени подкосились. Сердце билось так сильно, что Мэтт ждал, когда и оно встанет на месте, однако этого не происходило, и он упал, прямо посреди этой пыли, как ребёнок в песочнице.
Фогги. Он был здесь. А Мэтт бросил его, ушёл, не успел вернуться на его крик о помощи.
Коснувшись пальцами хрупкого праха, Мёрдок поднёс их к лицу и уловил слабый, совсем поблёкший запах одеколона лучшего друга. Всего было слишком много — криков, вздохов, рыданий, грохота, движения, а теперь всё исчезло, вокруг не осталось ничего, кроме пустоты и этой пыли на пальцах, хотя на заднем плане собственных чувств Мэтт всё ещё слышал звуки вскипевшего города, и он почувствовал, как из невидящих глаз текут жгущие кожу слёзы. Мир исходился огнём, разрывался на крохотные кусочки, падал в нескончаемую бездну.
Разум отчаянно твердил, что такого просто не могло быть, но сны рано или поздно заканчиваются, а Мэтт не просыпался, сколько ни бил кровоточащими кулаками о пол, пока не услышал хруст ломающейся кости.
Медленно приходя в себя, насколько это вообще было возможно, Мэтт только больше задавался вопросами. Что, чёрт возьми, произошло? Почему какие-то люди исчезали, а другие — нет? По какому принципу? И главное, для чего?
Возможно, это было каким-то извращённым вариантом судного дня, но тогда Мёрдок сам должен был сгореть заживо за свои грехи, не Фогги, который всегда подставлял вторую щёку, не он. Мэтт не удержал очередного всхлипа, содрогнувшись от грудной клетки всем своим сильным телом, и продолжил слушать, неосознанно ища повод отвлечь себя от таящей кучки пыли на холодном полу, от сжирающего одиночества и отсутствия ответов. В соседних квартирах кто-то сидел молча перед потерявшим сигнал телевизором, любовники собирали вещи, будто от случившегося можно было подняться и убежать, где-то плакали дети — Мэтт бы бросился, однако, заслышав голос взрослого, почти облегчённо вздохнул. В одной из пустых квартир скулила собака. Барахлило радио.
Затем Мэтт распахнул глаза от ударившей между рёбер мысли: Карен. Она не звонила, значит, он должен был позвонить ей. Карен могла быть в опасности, но что ещё важнее, она могла быть жива, и Мэтт нашёл в себе силы подняться на ватных ногах и набрать её номер. Линия словно дышала на него своего пустотой. Никто не ответил.
Он выбежал из квартиры, точно убегая от ужаса, который всё равно следовал за ним по бетонным ступенькам, мимо опустевших квартир, и остался рядом на полупустой улице. Страх холодными пальцами хватал Мэтта за воротник рубашки, пока он водил тростью по сухому асфальту (обычно он делал это только для вида, сейчас — потому что не был уверен в правдивости собственных чувств). Где-то на окраине Адской кухни слышался хруст огня, сбитое дыхание, кашель. Машины были раскиданы по дорогам, как сбитые шахматные фигурки. Мёрдок остановился посреди улицы, нашёл рядом с собой указатель улицы и провёл по нему дрожащими пальцами.
***
Он знал, что квартира Карен пуста, до того, как успел войти в дом, однако всё равно неуверенно постучал в дверь, надеясь на невозможное. В нос ударил запах разлитого кофе, въевшийся в ковёр у дивана, где валялись осколки разбитой кружки. Подойдя ближе и протянув руки, Мэтт обнаружил открытый ноутбук, от которого слышались стрекочущие электрические помехи и гудение. Он осторожно провёл пальцем по экрану, предположив, что соединение с интернетом не работало — как и телевидение, однако проверить точно он не мог.
Мэтт словно оказался на месте преступления. Та капля праведной надежды, что в нём осталась, твердила, что Карен могла просто испугаться и убежать, укрыться, сама не зная от чего, в их офисе или «У Джози», что она скоро вернётся и напечатает на этом шипящем куске железа статью, чтобы люди, читающие её, стали чуть менее одиноки. Обнимет Мэтта, пусть скажет, что ей страшно, она не понимает, что происходит, потому что Мэтт — тоже.
Незнание — благо. Вот только Мэтт точно знал, что Карен Пейдж не из тех людей, что прячутся, бегут от опасности, а из тех, что бросаются на неё с угрозами и кулаками. Как он боялся, что однажды это приведёт её не туда, куда надо; в те руки, что забрали у него всех — отца, священника Лэнтома, Электру, а теперь Фогги. А впитавшийся в ткань кофе, не выключенный ноутбук и застывший в воздухе запах Карен нашептывали: «Ты не успел. Не уберёг».
Снова оказавшись на улице, Мэтт понял, что не может вернуться домой. Не сейчас, когда там до сих пор лежит этот пыльный прах, жертва войны, о которой никто не успел узнать. В месте, где Фогги считанные минуты назад шутил про конец света, где Мёрдок бросил его, хотя сотню раз клялся защитить. И он отправился туда, где в любой другой день его бы ждали в последнюю очередь.
***
Запах алкоголя, исходящий из офиса «Alias investigations» был таким резким, что бил по лёгким с первого лестничного пролёта. Мэтт улыбнулся — скорее дёргано, от пошатнувшихся нервов, нежели от иронии. По крайней мере, он знал, что не ошибся с квартирой. Он надавил на звонок, и вскоре послышался стук тяжёлой бутылки о стол и шаги.
— Оставь надежду, всяк сюда входящий, — застыв у глазка, мрачно пробормотала Джессика. Замок щёлкнул — она открыла дверь.
А затем, оглянувшись назад и явно передумав, толкнула Мэтта назад. Он решил тактично умолчать о том, что и так знал о разбитом телевизоре и неприличном количестве опустошённых бутылок.
— Подожди, — сказала она и скрылась в этом облаке из запаха спирта, хлопнула дверцей холодильника, а затем вынырнула, сжимая горячо любимый «Уиндсор». Она шмыгнула носом и спрятала свободную руку в кармане, но тут же как можно твёрже встала на ногах, наверное, подозревая, что Мэтт мог чувствовать её напускную уверенность. Она явно храбрилась, с её-то охрипшим голосом и чуть дрожащими ладонями.
— Джессика, — выдавил Мёрдок.
— Я на крышу. Если хочешь обсудить что-то, можешь пойти за мной. Здесь задохнуться можно.
Они сидели на расстоянии полуметра на холодном бетоне, Джессика — поджав ноги и периодически глотая виски, Мэтт — без сил опершись спиной о невысокий парапет, перебирая пальцами ткань помятой рубашки — так он возвращал себя на землю, ему нужно было держаться за что-то. Нью-Йорк под ними затравленно гудел и почти не двигался, точно замороженный всеобщим шоком и неопределённостью. Мэтт не знал, сколько прошло времени, но посчитал неправильным начинать разговор с вопроса о том, стемнело ли.
— Ну, давно не виделись, Мёрдок, — сказала Джессика перед тем, как в очередной раз неторопливо припасть губами к бутылке. — Долго искал повод заскочить, передать весточку? Или это всё твоя слабость к безнадёжным случаям?
Такая она, Джессика Джонс, острая на язык, даже когда в голосе явно звучит обида, а пульс лишь слегка дёргается. Однако Мэтта даже утешала её прямота, он ждал: пусть выльет на него побольше тяжёлой, отрезвляющей правды, пристыдит, господи, пусть накричит на него — всё лучше той засасывающей, как ураган, внутрь себя гнетущей дыры за рёбрами и тишины в голове.
— Мы думали, ты погиб под Мидлэнд Сёркл. Сам толкал свои дурацкие речи, что так рад нас встретить, отличная команда, да, Мэтт?! Мальчик-дьявол, — она болезненно рассмеялась. — А потом у меня на столе снова оказались снимки мстителя в чёрной повязке, уж не знаю, что там было с твоим двойником в костюме с рожками. Я не верю в дружбу, Мэтт, не маленькая. Были, знаем. Но ты от этого меньшей сволочью не становишься.
Джессика не врала. Мэтт потупил голову, обдумывая ответ, и попытался найти лицо Джонс невидящим взглядом.
— Я не хотел никого впутывать в свои дела с Фиском. Он и так угрожал близким мне людям, а ты, Люк и Дэнни… Это была не ваша битва. Прости, если…
— Да что сейчас извиняться.
Оба на какое-то время замолчали. Между ними повисла, как грозившаяся обрушиться туча, тема, которую никто не хотел затрагивать, будто боясь, что всё это было просто чьей-то нелепой выдумкой. Мэтт тщательно подбирал слова, сказав которые, он сможет сохранить остатки самообладания, а язвительность и прямота Джессики неестественно испарились, что наводило на мрачные догадки.
— Люк в порядке, понятия не имею, где сейчас Дэнни, хотя на него мне плевать — наконец, выпалила Джонс. А затем с горькой досадой, тихо, как будто скажи она вслух — страшный сон станет реальностью, быстро сказала: — Триш. Я услышала, как её голос затих на радиостанции, думала, помехи, побежала туда. Но нет.
Её голос едва дрогнул, Мэтт услышал ускорившееся биение её сердца, но Джессика тут же остервенело схватила бутылку и осушила половину за раз, словно алкоголь мог вытеснить боль за рёбрами. Он не знал, как вести себя, но понимал, что вмешаться будет неуместно. В конце концов, она имела полное право злиться. В том числе и на Мэтта, который заталкивал свою собственную боль в подвал церкви, оставлял обиды вместе с кровью на боксёрской груше, когда она пила, как не в себя, и всё никак не пьянела.
— Карен и Фогги, — выдавил Мэтт и, сглотнув от саднящих свежую рану воспоминаний, не смог продолжить. Джессика молча кивнула. Она понимала, кому как не ей. — Я слышал, как у людей переставали биться сердца, это какое-то безумие, но они просто пропадали из пространства, всё тепло, все органы — всё исчезало, понимаешь? Прости, если это странная просьба, но ты, — он запнулся. — Можешь… сказать, что ты
видела?
— Они расщеплялись. Превращались в пыль. Такую серо-болотную, её теперь по всем улицам разносит, чёрт возьми, однажды я наступлю на Триш и даже не замечу. У католиков есть какие-нибудь заповеди, сказки, или что там у вас, на такой случай?
Мэтт дёрнул уголком губ и покачал головой.
— Никаких.
Джессика только повела плечами и глубже осела на холодной поверхности крыши, будто пытаясь сжаться, уменьшиться. Снова потянулась к бутылке.
— Хотя нет, подожди, — нахмурился Мэтт, невольно вспоминая уроки с монахинями в приюте. — «Убитые мечом счастливее убитых голодом, потому что сии истаивают»*… А-а, уже не помню. Что-то вроде того.
— Я никаких мечей не видела, — фыркнула Джонс.
— Это же не буквально.
— Да знаю я, — снова съязвила Джессика, а затем, немного помолчав, собираясь с мыслями, уже тише сказала: — Наверное, никто не чувствовал боли. Просто не успели бы. Ты не видел их лица, тех людей, которые исчезали; они просто были сбиты с толку — ещё бы, да, наверное, когда превращаешься в пыль и по кусочкам пропадаешь, нет времени на драматичные прощания, или, я не знаю, истерики, все эти ненужные слёзы.
Мэтт понимающе кивнул и прикусил губу, чувствуя, как его снова затягивает в скользкую бездну. Запах пепла, смешанного с тем одеколоном, которым Фогги нещадно опрыскивал рукав пиджака ещё со времён колледжа, специально, чтобы Мэтту было проще его узнать, его крик, когда Мэтт оставил его одного, пустая квартира Карен, те последние секунды, когда она не успела выключить ноутбук и поставить на столик кофе. Он задыхался под тяжестью собственных вопросов без единого намёка на ответы. Ведь если люди исчезали в одном месте, не могли они появиться в другом? Когда все вернутся, они должны вернуться, и где все те хвалёные герои, когда в кои-то веке нужны? Разве в этом был Божий замысел, в котором Мэтт успел сотню раз усомниться и девяносто девять раз снова поверить? Внутри всё сжигала обида, слившаяся с режущей, как лезвие, болью утраты, Мёрдок говорил себе, что если он и заслужил снова потерять — за его упрямство, жажду мести, едва не осуществлённую попытку убить, разве этого заслужили Фогги и Карен? Они уже заплатили за грехи Мэтта сверх меры, думал он, так может, остаться в половине выживших было большим наказанием за всё, что он делал.
На пути к Джессике Мэтт, теряясь от переизбытка звуков и запахов, торопливо прошёл мимо церкви Святого Патрика, места, где он вырос, где был дважды возвращён к жизни. И побоялся зайти. Побоялся узнать, что Мэгги — он до сих пор сомневался, когда хотел назвать её матерью — тоже не стало, побоялся собственных чувств, если это правда случилось. Сколько раз он задавался вопросом, почему она ушла, кто был виноват, а затем, когда уже вырос — почему она не вернулась, не рассказала. Она так долго была рядом и бесконечно далеко одновременно. А если бы она оказалась там, он не знал, что должен был сказать, как мог повести себя. Боялся показать немного лишних эмоций, предстать перед Мэгги не бесстрашным сыном своего отца, Сорвиголовой, который продолжает драться, сколько бы раз не был ранен, а тем ослепшим, испуганным ребёнком, каким он себя почувствовал. Не хотел возвращаться к тому отчаянию, в котором он проснулся после того, как его завалило обломками Мидлэнд-Сёркл. Только не тогда.
— Знаешь, что самое смешное? — снова заговорила Джессика. — У меня, чёрт возьми, никого, ни родителей, ни близких друзей — ну чем не страховка от потерь? Кроме Триш, только она, и именно ей нужно было оказаться среди тех, кому не повезло. Хотя, кому тут вообще повезло, если так подумать. И где там ваш Бог с его справедливостью?
— Хотел бы я знать, — отозвался Мёрдок, слабо радуясь тому, что его снова вытащили на поверхность и не дали окончательно потеряться в собственном страхе.
Они просидели так какое-то время — Джессика обхватила руками колени, вероятно, не зная, чем занять себя без источника алкоголя, а Мэтт молчал и вслушивался в несмелые звуки обомлевшего Нью-Йорка. Он уловил электрический треск уличных ламп — значит, была уже ночь, или вечер, Мэтт не знал, прошла ли пара часов или половина дня. Джессика рядом зашевелилась.
— Чёрт, теперь либо совсем не усну, либо проваляюсь в запойном сне добрые пару дней. И не помешает убраться, хотя ладно, тебе же не соврёшь, мне плевать. Просто хочу ещё выпить. Ты как?
Мэтт покачал головой.
— Я пока… не могу вернуться домой. Иди, Джессика.
— Ох, опять строишь из себя мученика, — раздражённо протянула Джонс и, наклонившись, потянула Мэтта за испачканный каплями крови рукав пиджака. — Не знаю, что там у тебя, но у меня выпивки точно хватит, чтобы эту ночь продержаться. Пошли. Расскажешь мне ещё этих своих дурацких сказок.
Мёрдок кивнул, благодарный за то, что Джессика не задавала лишних вопросов и хотя бы на ближайшие пару часов избавила его от необходимости возвращаться в Адскую кухню, назад к своим нескончаемым вопросам и одиночеству.
Продержаться эту ночь.
— А потом станет легче, — не меняя привычно мрачной и усталой окраски голоса, пообещала Джонс, поворачивая ключ в замке своей квартиры.
