Там, где погибли феи

      Что может быть ужасным и столь прекрасным осознавать, что твоё небьющееся сердце может испытывать самую сладкую боль,       что твои мертвенно-холодные пальцы рук окажутся кому-то солнечно тёплыми,       и что глаза твои способны сотворить с душою человека немыслимое.       Нацу Драгнил почувствовал не просто так. Он мог слышать мой голос, ощущать моё присутствие… Касаться моей руки… Не просто так. Это не было совпадением. Или редкой способностью. Дар, что позволяет общаться с мёртвыми. Нет. Это не подарок судьбы.       Он сидит рядом и тихо шепчет, что так суждено. Разве это тот мальчишка с волосами цвета лепестков сакуры, подаривший свой шарф? Наша первая встреча семь лет назад.       «Хочу много-много еды!» Его звонкий голос доносится из далёкого прошлого, вызывая искренний смех. Нацу Драгнил предстал передо мной подобно сорняку посреди одинаковых, скучных, красивых цветов. После нашей первой встречи он приходил в парк каждую неделю. Рассказывал много интересного и не очень. Так продолжалось почти два месяца. Второе его желание оставило на его руках кровавые раны. Он бил по дереву, шмыгал носом и повторял, чтобы я подарила ему семью.       «Хочу семью».       «Хочу услышать перед сном сказку от мамы. Ходить с папой на рыбалку».       «Хочу сидеть с ними за одним столом и есть тонкацу». Вот о чём думал маленький Нацу Драгнил. А я ничего не могла сделать. Почему вскоре всё так произошло до сих пор не укладывается в уме.       — Меня усыновили! Представляешь? У меня будет семья! Папа и мама. А ещё… — он ярко улыбался, подпрыгивал, сжимая кулачки перед собой. Его чрезмерная радость не прекращалась до самого конца истории. Он без устали твердил, что я исполнила его желание. Но разве это я?       — Спасибо тебе! Спасибо! Ты настоящая фея, — вновь широкая улыбка, такая светлая и глаза его — в них отражались звёзды. Он не изменился. Ничуть.       — Просто разговаривать с тобой и не видеть твоего лица немного странно.       Я помню Нацу Драгнила ещё ребёнком. Теперь ему девятнадцать. Месяц назад его отец скончался от тяжёлой болезни. И я не осталась в стороне. Не стала просто стоять и наблюдать за ним.       — Лучше бы я промолчала тогда.       — Но я смог. Я смог услышать тебя. Отныне ты не одинока, — короткий расслабленный выдох, на его губах умиротворённая улыбка. — Не смей грустить.       — Я и не грущу.       — Я же сказал, что слышу, — раздражение в его тоне тотчас сменяется. Он поднимает взгляд, будто бы собирается меня разглядеть и спокойно добавляет: — Слышу твой голос. Он меня не видит. Может ощущать, чувствовать холод от моего касания. Однако он не может заглянуть в мои глаза.       — Наблюдать, как радуются прохожие, когда кто-то в этот момент проливает слёзы… Празднование Ханами из года в год причиняет лишь боль.       — …разве не печально?       Ненавижу этот праздник.       Всей душой.       Ненавижу.       И слёзы не остановить. Может и к лучшему, что никто меня не видит. Нацу невесомо хватает меня за руку.       Никто не увидит…       — Главное, чтобы был человек, который их утешит. Всего пару шажков и я оказываюсь прижата к нему. Крепко-крепко. Я с ошеломлением ощущаю его тёплое дыхание на своей шее.       — С годовщиной, Люси. Это не подарок судьбы. То, что Нацу Драгнил видит меня, слышит, бережно обнимает, чтобы утешить. Это не дар. И не знак с небес. Нацу совсем скоро уснёт.