Смывая дороги прошлого

— Яманака, подъём! Ино открыла заспанные глаза и непонимающе огляделась по сторонам. Последнее, что она помнила - это как сокрушалась на тему того, что придётся провести единственный выходной в цветочном магазине из-за отъезда матери. А потом раздражение сменила шальная мысль, уговаривающая прикорнуть, раз посетителей нет с утра. Шикамару мужественно дожидался, пока ходячая проблема номер один — даже его девушка таковой не являлась — разлепит сонные очи и включит зависшее сознание. — Как можно быть такой беспечной, Яманака? А если бы магазин ограбили? — Шикамару ворчал лишь для проформы. С мысленной усмешкой представил громкое ограбление маленького цветочного магазина и следствие, ищущее грабителя по следам из лепестков роз, или какие там у этой женщины цветы на витрине. — В кассе всё равно нет денег, — сонно пробормотала Ино, протирая глаза, после чего достала зеркальце, лежавшее неподалёку и, улыбнувшись своему отражению, кокетливо пропела, — и потом, глядя на такую красоту, ни у кого бы рука не поднялась, они бы просто потеряли сознание. Шикамару закатил глаза. — Угу. Твоя сонная физиономия, пускающая слюни, обезоружила бы любого. Ленивому гению понадобились чудеса ловкости, чтобы увернуться от полетевших в его сторону предметов. Благо, Ино никогда не отличалась особой меткостью, но в силу своей злопамятности всё-таки отдавила обидчику ногу, когда выходила из-за прилавка. Ресторан, в котором работал Чоджи - "И не просто кем-то там, а помощником шеф-повара!", как любил он прихвастнуть — находился недалеко от магазинчика Ино. Погода стояла по-весеннему тёплая, радуя приятными ароматами цветов и лёгким ненавязчивым ветерком. Ближе к трём часам толпа жаждущих обеда посетителей рассеивалась, поэтому, когда Ино с Шикамару вошли, в помещении почти не было клиентов. Довольный Чоджи уже накрывал друзьям на стол, как всегда, презентуя своё новое экспериментальное блюдо, которое, конечно же, скоро — он надеялся и верил — окажется в постоянном меню. — Шикамару, вот у Чоджи — полезная профессия, — с укором заметила Ино, костерившая его полдороги, — он нас кормит, чуть ли не каждый день, а ты со своим программированием только умничать умеешь. Нара зевнул. Незаслуженные упрёки Яманаки периодически следовали после его очередного отказа устроить слежку за каким-либо недоброжелателем. В последний раз, впрочем, она просила отыскать чьего-то внука, но он не обладал экстрасенсорными способностями вычислять людей по детским фотографиям. — Всё ещё злишься, Ино-чан, — добродушно улыбнулся Чоджи, кладя руку на плечо Шикамару, — наш гений тоже не всемогущий. — Ага, и ленивый к тому же, — беззлобно ответила Яманака, усаживаясь за стол. С диетами она покончила раз и навсегда. Всё равно с её-то работой, возможность полноценного обеда граничила с мечтой, так что шанса побаловать себя она не упускала. Акимичи ещё пару раз сбегал на кухню — с твёрдой категоричностью пресекая попытки милой официантки Аяме ему помочь — и когда все трое уселись за стол, он обратился к подруге с вежливой улыбкой на устах. Знал, как вчерашний вечер был ей важен. — Как прошло празднование, Ино-чан? — Да,.. всё прошло отлично, — с некоторой заминкой ответила Ино. Ей не хотелось посвящать друзей во все тонкости прошедшего вечера. — И внук объявился? — встрял Нара, внимательно глядя в её глаза, почувствовав, как она напряглась. Психолог чёртов! — Пришёл, — Ино уставилась в тарелку с едой. Лгать и изворачиваться ей до смерти надоело. — Подарил ей букет анемонов, — она невольно вспомнила их сладкий нежный запах, — Похоже, его намерения искренни, — задумчиво заметила в конце. — Почему ты так решила, Ино-чан? — как ни стыдно было признавать, но Чоджи сейчас больше волновало едва уловимое горьковатое послевкусие, которое оставляло приготовленное им блюдо. Неужели переборщил со специями? — Всё дело в «Ханакотоба». Шикамару только усмехнулся наивности подруги. — По-твоему, у человека, который пропадал с десяток лет невесть где, вдруг проснулась совесть, и он даже подковал себя в знаниях языка цветов? — Не обязательно. Он мог просто узнать у флориста, — спокойно ответила она, не поведя и бровью. — Да и люди не пропадают просто так. — И не появляются без причины, — заметил Нара, хмуря лоб. После совместной трапезы, Ино стало чуть легче. Вчерашний вечер камнем висел на шее, ей было неприятно вспоминать, каким неожиданным сюрпризом обернулась её встреча с внуком Чиё. Ей до сих пор не верилось, что милый мальчик с ангельской улыбкой на фотографии, которую она обнаружила в доме Чиё, и ехидно скалящийся Акасуна с ужасающе колючим взглядом - один и тот же человек. Губы тронула ироничная усмешка. У жизни забавное чувство юмора. Человек, которого она меньше всего на свете хотела встретить, оказался именно тем, кого она так отчаянно стремилась найти на протяжении полутора лет. Смех, да и только.

***

— Лучше молчи. Ещё один вопрос о Неджи просто сведёт меня с ума! Ли удивлённо покосился на огорошившую его с порога Тен, но заметив её взгляд, отчётливо понял одно: тихий вечер в компании одиночества отменяется. — Прости, это снова мама, — Такахаши сокрушенно вздохнула. В последнее время она стала бояться даже заговаривать с матерью, которая своими неуёмными вопросами и советами об устройстве личной жизни заставляла чуть ли не на стенку лезть. Ли пропустил подругу внутрь своей квартиры и аккуратно закрыл дверь. К тому времени Тен уже по-хозяйски прошла на кухню, учуяв запах недавно приготовленной еды. — Я чувствую запах жареных баклажанов, — она подбежала к газовой плите и, открыв крышку вока, потянула носом с вселенской радостью на лице, — Дисансен! Ли с улыбкой на губах наблюдал за тем, как светятся глаза подруги. Ей-богу, как ребёнок. — Ты опять собираешься лишить меня всей провизии, Такахаши? Учти, я приготовил немного. — Не страшно, я принесла темпуру, так что лопай рыбу, а я буду твою вкуснятину, — пролепетала довольная Тен, повернувшись к Ли, и протянула ему пакет с его будущим ужином. Ли молча принял презент, закрывая глаза на привычную наглость. Давно уже смирился с тем, что между китайской едой и Тен-тен лучше не встревать. Несмотря на показное ворчание, Ли нравилось, когда друзья делили с ним ужин. Он посмотрел на пустующий стул рядом с Тен и невольно вспомнил, как Неджи, морщась от отвращения, заставлял себя из вежливости поглощать жирные ютяо. Чуть не сорвавшийся с губ вопрос «А помнишь?» остановила молнией вспыхнувшая в памяти вчерашняя сцена в кафе. Мимолётную ностальгическую улыбку сменил напряженный взгляд. Ему даже впервые пришлось солгать взволнованной Сакуре, заверяя, что их поспешный выход из кофейни - лишь следствие его глупой забывчивости, которая связана с рабочими моментами, поэтому он просто обязан бежать на съёмочную площадку прямо сейчас, чтобы всё уладить. Конечно, никакого «сейчас» не было. Он просто провёл свой вечер в додзё, медитируя и тренируя удары. Кэндзюцу всегда помогало ему привести мысли в порядок. Но не в этот раз. Он отставил палочки в сторону — аппетита не было совершенно — и беспокойно посмотрел на довольно поглощающую еду Тен-тен. Что ей сказать? Нерешительность и трусость никогда не были ему союзниками, но сделать дорогому человеку больно было гораздо-гораздо хуже. — Не смотри на меня так, Ли. Делиться не буду! — в глазах Тен танцевали смешинки. Грустный, смешанный с долей беспокойства взгляд Ли она приняла на свой счёт. Решила, что он переживает из-за её отношений с матерью, поэтому превратила всё в шутку. — И как в тебя только столько помещается, — с надломленной усмешкой ответил Ли, избегая смотреть в глаза. Боялся признаться себе, что лишь тянет время. Когда с трапезой было покончено, они переместились в гостиную. Тен с мечтательным выражением лица застыла у коллекции катан. Была рада, что друг разделяет её любовь к холодному оружию, а не косится подозрительным взглядом, не понимая, как девушка может иметь подобные увлечения. Тен нахмурилась вдруг. Десятки, а то и сотни правил об обязательном поведении женщины в японском обществе она помнила наизусть. Любящая мать рассказывала их чаще сказок перед сном, кормила ими и заставляла дышать только этими знаниями. После беззаботного детства, проведённого в Харбине, было сложно привыкнуть к новой стране с похожими, но при этом совершенно другими устоями и к волне неприязни к собственной национальности. Разве выбирает человек, где ему родиться? Она никогда не стеснялась ни своего происхождения, ни своего положения. Нет ничего постыдного в том, что свою юность Такахаши посвятила трудолюбию и кропотливой работе; в праздной трате времени не больше очарования, чем в увядших цветах. Тен взглянула на сосредоточенного Ли, читавшего книгу о самураях — она лишь краем глаза уловила похожий иероглиф, невольно прочитав его на китайский лад — и подавила смешок: он держал её верх ногами. — Ты изучаешь новую технику? Ли поднял на Такахаши удивлённый взгляд и замялся, не понимая сути вопроса, потом перевел взгляд на книгу в руках и смущенно опустил её на колени. За борьбой между совестью и сомнениями он и не заметил, как невольно стал участником старого клишированного анекдота. Тен-тен с улыбкой села рядом, готовясь устроить другу форменный допрос. Его напускное спокойствие и, тем не менее, встревоженный взгляд говорили о наличии проблемы или тайны. Второе было гораздо интересней. Ли умел понимать Такахаши с полу-взгляда. Прочёл по её лицу ничего хорошего не предвещающую улыбку и решил для себя: лучшая защита — нападение. — Как дела у твоей мамы? Тен хотелось зарычать от раздражения. Она ведь только успокоилась! .. — Не делай вид, что тебе интересно, — буркнула Такахаши, гадая, стоит ли начинать обижаться, — просто спроси прямо. Ли нахмурился. В его планы совсем не входило задеть её. — Тен, ты знаешь, кто такая Темари…-сан? Она удивленно покосилась на друга, забывая и об обидах, и о нахлынувшем раздражении. Причем здесь Темари? — Ну… она бывшая однокурсница Неджи, а что? — И всё? — Ли неловко замялся на этой фразе, костеря себя за бестактность. Удивление во взгляде Такахаши сменилось подозрением. — К чему эти расспросы? — она замолчала на секунду, после чего расплылась в ехидной улыбке, — только не говори, что любовь к Сакуре-чан прошла и развеялась по ветру, как только закончился апрель, и ты воспылал симпатией к другой. — Что? Нет-нет-нет. Вовсе нет. Глупость какая! — Ли даже привстал с дивана, покраснев до кончиков ушей, и в ужасе покосился на подругу, которой в голову пришли подобные инсинуации. Тен расхохоталась, забыв даже изящно прикрыть рот рукой, как её учили. — Тогда… зачем… спросил? — выдохнула сквозь смех. Ли опустил голову, сжав пальцы в кулаки, и тихо произнёс: — Видел её вместе с Неджи вчера в кафе. Смех Такахаши резко прервался.

***

Хрупкая, точно лепестки распустившегося амариллиса. Глаза её - сосредоточие доброты мира сего, голос её — нежное звучание сякухати. Она танцует на снегу, словно призрак странствующей под небесами снежной девы. Очаровывает с каждой секундой. Сасори сильнее сжимает бархатный футляр в руках, пытаясь унять волнение и дрожь. Боится, что, подойдя он ближе, она распадется снежными каплями небесного дождя. Боится не зря, ведь стоит губам прошептать её имя, она растворяется в ночи, затягивая во мрак всё пространство вокруг. Сасори резко открыл глаза и торопливо вздохнул. Сны о ней — опротивевшая банальность. На часах середина ночи, а призраки прошлого иррационально влюблены в бессонницу. Он поднялся с кровати и, не включая свет, побрёл на кухню. Расположение мебели в собственной квартире выучил наизусть, к тому же, сквозь окна пробивался лунный свет, проводником озаряя путь. Акасуна нащупал в темноте чашку, пакетики с мерзким растворимым кофе и поставил чайник. Привычные действия почти не касались мыслей. В последнее время ему нравилось не думать. Сидя в полутёмной холодной комнате и, сжимая в руках чашку с горячим крепким кофе, Сасори вдруг резко захотелось курить. Слышал когда-то, что сигареты обладают мифическим свойством притуплять боль. Он усмехнулся горько. Вот уже два года, одиннадцать месяцев и восемнадцать дней ничего не могло облегчить боль, затаившуюся в груди. Циничный полушёпот, шутивший о сердечных заболеваниях, не помогал. Акасуна знал, время превращает чёткие фигуры в размытые силуэты, но без тепла её рук ему было холодно в этой комнате, мире, жизни. Только изо рта не вырывались клубы пара, а кончики пальцев не покрывались полупрозрачным инеем, ведь холод этот не связан с циркуляцией крови в организме. Холод этот тягучий, болезненный, мёртвый вытягивал из него жизненные силы, выворачивал душу наизнанку и медленно убивал.