Скрытая ревность

Домой мы с лордом ди Арварен вернулись уже затемно, но даже нисмотря на безмерную усталость мое настроение зашкаливало. Впрочем, это не удивительно, учитывая, что наше выступление прошло как по маслу, а после того, как я, согласно задумке, вытащила на сцену Эмиля, зал буквально взорвался апплодисментами. К концу номера люди уже подпевали, а некоторые так и вовсе пританцовывали. А вот смурной синеглазый брюнет,чья веселость бесследно улетучилась, едва мы закончили номер, молчал весь вечер и моего настроя явно не разделял.  — Даш, не жди меня сегодня, ложись одна, я должен разобраться с документами— бросил он мимоходом и, резко повернувшись на каблуках, направился в кабинет. — Эмиль!— крикнула я, но он то ли не услышал, то ли просто решил сделать вид. Поведение мужа показалось мне странным, но сил на то, чтобы разбираться по какой причине обитающие в голове голубоглазого норийца тараканы устроили грандиозный праздник, просто не осталось. Справедливо рассудив, что все заморочки могут подождать до завтра, я, напевая все тот же развеселый мотив, сходила в душ и, переодевшись в пижаму, зашла в спальню, где готова была уже нырнуть под одеяло, когда раздался заговорщический шепот Кракозябра: — Дашка, иди сюда скорей! — Зяб, я спать хочу...— простонала я, навзничь рухнув на двуспальную кровать, застеленную белыми простынями. — Иди скорее, а то передумаю,— не отставал призрак.— Я, можно сказать, одолжение тебе делаю! Та-а-ак...а это уже интересно. Раз одолжение, то логично предположить, что Зяба, вопреки обыкновению, шпионил за хозяином дома. Заинтригованная донельзя, я шустро соскочила с кровати и подошла к зеркалу: — Ну, чего там у тебя? — Полюбуйся,— фыркнул мой призрачный друг, и в тот же миг зеркало подернулось легкой зеленоватой дымкой, демонстрируя мне кабинет мужа со множеством шкафов и полок. Посреди кабинета стоял тяжелый дубовый стол, за которым сидел мой муж. Нет, не так. Он полулежал на стуле, а вот ноги вытянул и закинул на стол. Но потрясла меня не столько фривольная поза любимого, сколько бутылка из темно-зеленого стекла, которую он сжимал в руках и к узкому горлышку которой, судя по туманному взгляду, прикладывался явно не первый раз. — Он что...пытается напиться? — ошарашенно прошептала я, отказываясь верить собственным глазам. — Это уже третья бутылка,— вздохнул призрак.— он хочет не напиться, а стать мертвецки пьяным. Чувствуешь разницу? Я отрицательно покачала головой и безвольно рухнула на стул. — Видишь ли, Дашунь, будучи стихийником даже просто опьянеть очень трудно, а он пытается опьянеть до такой степени, чтоб перестать соображать. А это опасно. — Почему? — Даша, он сти-хий-ник — по слогам выговорил призрак, словно разговаривал не со взрослой молодой женщиной, а с годовалым несмышленышем — если он потеряет контроль над собой, то в лучшем случае ненароком подожжет занавески и выбьет вихрем пару окон. — А в худшем? — насторожилась я. — А в худшем, Дашка, он разнесет весь замок к гхарновой матери,— вздохнул кшерианец. Эмиль? Разнесет замок? Не верю! — Зя-аб, а сделай звук погромче, а?— попросила я, заметив слабую артикуляцию. — Не выгорит,— в голосе призрака послышалась досада — Он говорит слишком тихо. — Сам с собой?— зачем-то уточнила я, однако вопрос тут же отпал, поскольку в поле зрения мелькнула печальная морда Азора. Любимец лорда, твир в облике гончей с длинной сиреневой шерстью сочувственно взирал на мрачного хозяина и, кажется, тихо скулил, утешая. — Косы он ей заплетает...хлыщ! — прочла я по губам, исказившимся горькой усмешкой. Эмиль выдохнул и вновь приложился к бутылке, а затем я едва успела поймать отпавшую челюсть, поскольку из уст мужа сплошным потоком полился такой отборный и витиеватый мат, что даже невозмутимый Кракозябр смущенно крякнул и произнес с восхищением: — Вот это я понимаю, аристократ! Образованный человек! Ни разу не повторился! Я нервно хихикнула и спросила скорее на автомате: — А кого кроет-то? — А сама как думаешь?— не удержался от ехидства Зяба. — Меня... — Глун джентальмен, Даша...— устало сказал призрак — даже в пьяном угаре он не опустится до того, чтобы оскорблять женщину. Тем более любимую. Ясно. Я поежилась, представив, как нехило сейчас икается Дорсу. Тем временем аристократический матершинник поставил порожнюю бутылку в на пол, после чего в его руках образовался ослепительно яркий желто-оранжевый пульсар размером с апельсин. — Это что еще за фокусы?!— в ужасе прошептала я, чувствуя, как все внутри сжалось. — Беснуется...— меланхолично ответила помесь крокодила не пойми с чем. — Спасибо, кэп!— огрызнулась я — делать-то что?! — Возможно, твой зов приведет его в чувство. Если сейчас он думает о тебе, а я на триста процентов уверен, что это так, то телепатия сработает. Подумав, что хуже уже не будет, я вздохнула и мысленно позвала: — Эмиль! Ответа не последовало, и я решила, что стихийник меня не услышал, но когда мимо зеркала, через которое шпионил Зяба, на космической скорости пролетел тот самый злосчастный пульсар, и, судя по звуку, врезался в стену, все сомнения развеялись. Эмиль, понявший, что за ним следят, встал и, переместившись в ту часть кабинета, которая не просматривалась через зеркало, запустил в стену еще один пульсар. За ним второй. Третий. На пятнадцатом Кракозябр не выдержал и прервал трансляцию. — Ну и что ты об этом думаешь?— мрачно спросил он. — Ты понимаешь, что это не позерство? Я фыркнула. Уж что-что, но то, что лорд куратор никогда не был позером, я знала прекрасно. И оттого еще отчетливее понимала, что была не пустая демонстрация силы, а ярость на грани бешенства. Блин-блинский! Надо что-то делать, а то он чего доброго и правда дом разнести может! — Даш-ша,— протянул призрак, явно понявший мои намерения — лучше не суйся к нему сейчас... — Не пущууу! Укушшшу! — грозно пропищал в поддержку друга мой маленький "котик". — Ребят, все будет хорошо, — отрезала я — я знаю, что делаю. — Редииииска...— вздохнул Кузя, грустно свесив уши-локаторы. — Чем помочь-то, неугомонная? — после недолгогоию молчания со вздохом спросил Зяба, прекрасно зная, что если я что-то решила, удерживать и отговаривать меня бесполезно. — Сделаешь так, чтобы Эмиль через полчаса пришел в бальный зал? — Попробую,— хмыкнул кшерианец, а я начала подбирать наряд. *** В зал, где мы репитировали, я влетела минут через десять, одетая в пышное бальное платье цвета чайной розы. Стоило зажечь огромную хрустальную люстру и немного подправить макияж, нанеся на губы матовый блеск, как раздался голос Зябы: — Он идет. Готова? Честно говоря, готова я не была, но ведь девушки с Земли не сдаются, тем более пасовать поздно, поэтому я просто кивнула. — Удачи, — улыбнулся кшерианец и исчез. Я скрестила пальчики на удачу и вздрогнула, когда двери залы резко распахнулись и в помещение влетел вполне себе трезвый, но малость запыхавшийся Эмиль. — Крак сказал, что тебе плохо,— Выпалил он и, ядовито усмехнувшись, добавил: — Но, как вижу, он ошибся. Плохо?! Ну Зяба! Врет и не краснеет, молодец! Но мог хотя бы предупредить меня о том, под каким предлогом вызвал его! Но на размышления о том, что я скажу Зябе, когда вернусь в комнату, времени уже не было, поскольку мой любимый брюнет вновь повернулся, намереваясь уйти. — Эмиль!— окликнула я в отчаянии, а когда он обернулся, картинно изогнув бровь в немом вопросе, прошептала: — Станцуй со мной... — Уж не русскую ли народную?— насмешливый тон никак не вязался с холодностью взгляда. И тут меня прорвало, ибо остатки самообладания, не попрощавшись, ушли в закат. — Вальс,— Холодно отчеканила я, гордо вздернув подбородок.— Но без масок. Так, как чувствуешь, так, как хочешь станцевать, а не как положено. Это был вызов. И я очень надеялась, что гордый лорд его примет, ведь как иначе заставить любимого выплеснуть все накопившиеся эмоции и не попасть при этом под горячую руку, я не знала. Эмиль посмотрел на меня долгим, пронизывающим насквозь взглядом, от которого мне захотелось забиться в дальний угол и не вылезать, и, склонив голову в легком поклоне, протянул мне руку и холодно молвил: — Извольте, сударыня. Лорд ди Арварен к Вашем услугам. Мысленно закатив глаза от этой высокопарности, я вложила свою ладонь в его и попыталась вспомнить мелодию или хотя бы слова, но тщетно. В мыслях упорно вертелась лишь пара строк. Еще несколько долгих мгновений мы в полной тишине стояли друг напротив друга, а потом я тихо, но отчетливо шепнула, ни на что особо не надеясь: — Русский Вальс, нашу любовь благослови!* Во взгляде Эмиля, решившего видимо, что супруга собралась помолиться, скользнуло удивление, но спросить или сказать он ничего не успел, поскольку по залу поплыла тихая и неторопливая мелодия скрипки, к которой сразу подключилось фортепиано, и проникновенный мужской голос неспешно запел: Песня-печаль. Дальняя даль. Лица людей простые… Эмиль усмехнулся и, положив одну руку мне на талию а другую на — плечо, закружил меня в ритме вальса. Движения его были настолько плавными и неторопливыми что я уже начала бояться, что план провалился, как вдруг вступление закончилось, и музыка зазвучала в полную силу. Мой кавалер резко опрокинул меня назад, поддерживая за спину, а потом так вцепился в мое плечо, что мне пришлось стиснуть зубы, и повел уже совсем в другом темпе. Теперь в каждом движении чувствовалась власть и жесткость, а шаги стали едва ли не чеканными. Я посмотрела в его потемневшие от ярости глаза и беззвучно, одним взглядом, сказала: — Люблю... Эмиль не ответил, и лишь мелькнувшая в глубине его взгляда нежность подсказала, что он меня понял. Вдруг вижения его, вторя музыке, стали стремительными, резкими, словно Эмиль и впрямь не контролировал себя. Он кружил меня с такой скоростью, что дыхание перехватило и сердце обрывалось, пропуская удары от страха, но все же даже в таком полуобморочном состоянии не заметить, что в синих глазах горит пламя жгучей ревности, было невозможно. Распаляясь, лорд шпион резким движением отстранил меня на расстояние вытянутой руки, не отпуская при этом пальцы из своей ладони, а когда вновь рывком притянул к себе, на губах его заиграла многозначительная усмешка. "Люблю. Ревную. Никогда не отпущу. Ни за что не потеряю"— перевела я и прижалась щекой к его плечу и вдруг осознала, что плачу. Гхарн! У меня же тушь потечет! — Даш, ты чего?— всполошился лже-Глун, заметив эти слезы. — Даша! Я обидел тебя чем-то?! Я, наверное, был сейчас слишком груб. Муж покаянно опустил голову и медленно разжал пальцы, до боли стискивавшие мою ладонь. Я молчала, не зная, что сказать. Ну не объяснять же, что сначала испугалась до жути, а затем растрогалась! — Дашка...—хрипло выдохнул по-своему истолковавший мое молчание Эмиль и, порывисто прижав меня к себе так крепко, что я почти не могла дышать, уткнулся в мои волосы.— Знаешь, я с тобой совсем голову потерял... еще и косы эти... — Косы-то чем не угодили?— не сдержалась я, мягко отстраняясь и делая спасительный вдох. — Парикмахером,— буркнул муж.— когда я увидел, как вы втроем...как ты и Дорс смеетесь, думал, не сдержусь и спалю все вокруг к Гхарну. С этими двумя ты раскована, вы понимаете друг друга почти без слов, а я... Эмиль не договорил и, глухо зарычав, повернулся спиной ко мне, с размаху засветив в стену очередным пульсаром. Повисла гробовая тишина. Я не знала, как реагировать на эту вспышку. В конце-концов, синеглазый нориец не хуже меня понимал, что ревность к воднику безосновательна и неуместна, ибо кто я и кто Дорс! Иномирянка, по сути чужачка, и полубог! Да это же такой мезальянс, что даже звучит смешно! Но хоть к Касту не ревнует, и на том спасибо! В конце-концов, кому как ни Эмилю знать, что после всего пережитого оба полубога мне как братья, несмотря на то, что фактически моим побратимом является только рыжий пижон. Муж, должно быть подумал о том же, ибо медленно выдохнул, повернулся ко мне и, встав на одно колено, вновь взял мои руки в свои, едва слышно прошептав: — Я прошу не так уж много, сударыня: всего один тур вальса. Так, это что еще за новости? Чувствую, я сегодня натанцуюсь на год вперед. Картинно закатив глаза, я, после недолгого колебания, подала ему руку, и зал вновь наполнился звуками вальса: Милый друг, вот и прошли годы разлук… Милый друг, вот и пришли годы любви… Русский вальс, — нашу любовь благослови! Эмиль проворно вскочил на ноги и, обняв меня за талию, закружил так бережно и нежно, что я ощутила себя лепестком розы, подхваченным ласковым весенним ветерком. — Русский вальс, — нашу любовь благослови! — благоговейно повторил Эмиль несколько минут спустя, трепетно целуя мои пальцы, и мое сердце забилось сто крат сильнее: из его уст эта, в общем-то незамысловатая, фраза прозвучала как молитва, извинение и признание одновременно.