***
Рей возвращается в квартиру. Стены в гостиной и кухне перекрашены, плитка в ванной переложена. Всё вокруг покрыто толстым слоем пыли, тут и там валяются тряпки и валики с кистями — видно, Финн увёл По из квартиры без особых преамбул. Она просто проходит мимо всего этого и вырубается в кровати почти на двенадцать часов, но наутро просыпается полная зудящей, нервной энергии, которую полностью не получается выжечь даже часовой пробежкой. Тогда она закидывает шмотки в стиральную машинку, прячет чемодан под кровать, включает телик и начинает убирать квартиру, пытаясь во что бы то ни было избегать мыслей о Бене, СтарКиллере и серьёзных, важных решениях, принятых на Гавайях. Пока она была ещё в отпуске, всё было просто и понятно. Она вернётся в Сан-Диего и позвонит ему. Скажет, что пусть они расстались не лучшим образом, но она понимает, что есть смягчающие обстоятельства, и она хотела бы попробовать всё обсудить. Ну, или как-то так. Но теперь, когда она вернулась в реальную жизнь, её пугала перспектива первой пойти на контакт. А вдруг за два месяца с тех пор, как он записал тот стрим, всё изменилось? Вдруг Рей не было слишком долго и её место заняла другая? Вдруг то, что он сказал во время расставания (а ведь кое-что из этого, даже несмотря на новый открывшийся контекст, было пусть и горькой, но правдой), добралось до сердца Бена, зацепилось там и убедило, что он в конце концов сделал правильный выбор, порвав с ней? Вдруг её долгое отсутствие и молчание было расценено им как отказ, неприятие, и он её возненавидел? Вот Рей и отвлекается на повторы дневных комедийных шоу и буквально вылизывает квартиру. Точнее, она занималась всем этим — до тех пор пока не начался выпуск новостей и на экране не возник вдруг человек, о котором она изо всех сил старается не думать. «Сообщается, что профессиональные игроки в СтарКиллер Бен Соло и Дофельд Митака только что выиграли судебный процесс против своего бывшего менеджера, руководителя «Сноук Индастрис», Джеймса Сноука. Дело привлекло внимание людей со всей страны после того, как Соло публично обвинил Сноука в шантаже, мошенничестве и угрозах безопасности девушке, с которой Соло на тот момент состоял в отношениях, Рей Сандерсон, — всё, чтобы заставить Соло на него работать». Позади ведущей новостей, привлекательной, яркой блондинки, демонстрируется видеоряд: Бен и Сноук поочерёдно выходят из здания суда, с трудом продираясь сквозь лес микрофонов и камер. Отстранённо Рей подмечает, что на Бене тот же костюм, что он надевал на первую из вегасских вечеринок, — хотя на этот раз рубашка белая. «Судья вынес решение в пользу Соло на основании того, что трудовое соглашение между ними не имело юридической силы, — продолжает ведущая. — Иск о клевете и оскорблении личности отклонили по причине неопровержимости доказательств, приведённых Соло и оказавшихся правдой». Рей вдруг ловит себя на мысли, что не дышит с самого начала новости, и мир как бы слегка расплывается по краям. Она с усилием делает вдох. Бен — прямо перед ней, в движении и цвете. Невзирая на звучащие из уст репортёра описания того, как триумфальна победа Бена, сам он выглядит подавленным и растерянным. Ровно так же, как выглядел тогда, когда она отказалась пожать ему руку после финальной игры Чемпионата — последний раз, когда они сходились лицом к лицу. И пускай немного самонадеянно со стороны Рей полагать, что это хоть каким-то образом связано с ней, но она внезапно на сто процентов уверена: ей необходимо позвонить, незамедлительно. «Дело привлекло внимание всей страны, так как Сноук входит в список владельцев пятисот крупнейших компаний…» Блондинка всё говорит и говорит, но Рей уже не слушает. Она несётся — точно кто-то управляет ею, как игровым аватаром, — на другой конец комнаты и хватает телефон со стола, где поставила его на зарядку. Бен отвечает на звонок, и его голос пронзает её, будто она засунула пальцы в розетку. Каждый нерв в её теле оживает, волосы на голове слегка приподнимаются, а сердце начинает колотиться так, что она уверена: вне всякого сомнения, на том конце провода ему это слышно. — Алло, — говорит он. — Бен? — произносит Рей. Она знает, что это он, она просто слишком потрясена, чтобы сказать что-то другое. А затем он произносит её имя — как молитву и словно он — самый верующий человек на свете. И всё, на что она сейчас способна, — просто продолжать стоять, из последних сил прижимая к уху телефон. Одиннадцатью часами позже, на закате, Рей неистово драит полки в гостиной, попутно пытаясь собрать мысли в кучу. Ибо Бен едет сюда, прямо сейчас, спустя месяцы молчания, после обид и недопонимания, тайн и расстояний они наконец-то увидятся. В этот раз — без команд, друзей, журналистов, менеджеров, соседей по квартире. Некому будет их отвлекать. Никого, кроме них двоих, у Рей дома. И ей так не терпится… Но ещё она не может прекратить панику, переживая, что вот сейчас они встретятся и поймут: эти отношения слишком изломаны и восстановлению не подлежат. Охваченная своей тревожной уборкой, она стоит там уже сама не знает сколько времени, в пятый раз протирая безупречно чистый экран телевизора, и в этот момент раздаётся робкий стук в дверь. Рей роняет тряпку. Затем, наклоняясь и поднимая её, вдруг понимает, что на ней одежда для уборки — белая алкоголичка и шорты с восьмибитными сердечками. Волосы забраны в неаккуратный пучок на макушке. И ни капли макияжа. Квартира сверкает чистотой, а на неё саму без слёз не взглянешь. Поделать с этим хоть что-то времени нет, так что она швыряет тряпку в открытый ящик телевизионной стенки и, выкрикивая слегка срывающимся голосом: «иду!», неуклюже скользит по полу в сторону двери. Остановившись там на секунду и берясь за дверную ручку, она делает глубокий вдох. Вверху двери есть матовое окошко, и через него Рей видны очертания тени стоящего по другую сторону человека, но до сих пор он не кажется реальным. Рей даже боится, открыв дверь, увидеть на пороге ошибшегося адресом доставщика пиццы, или ещё хуже — понять, что это был плод её воображения. «У меня получится», — говорит она себе, затем отодвигает щеколду и открывает дверь. Рей поднимает взгляд (и ещё выше, ещё — она и забыла, какой он высокий) и смотрит ему в лицо. Бен выглядит изнурённым. Под глазами залегли глубокие тени, а эти морщинки, прорезавшие кожу вокруг рта и глаз, ей незнакомы. Но он здесь, он настоящий — она в жизни не видела ничего и никого милей. — Здравствуй, Бен, — произносит она, и слова выходят не громче шёпота. — Привет, — откликается он. И, не давая ему времени продолжить, она бросается вперёд, обнимает за шею и вжимается лицом ему в футболку. Его руки поднимаются мучительно медленно — словно он боится, что если ответит на объятия, то она растворится в воздухе, — но, как только ладони оказываются на её спине, он льнёт к ней уже всем телом. — Ты тут, — шепчет она ему в шею. — Извини, что так долго, — говорит он. И этого достаточно, чтобы ей снова заплакать. Это не те безобразные, полные боли и тоски слёзы, которых столько пролилось в начале их разрыва. Это — облегчение, радость и любовь, что накатывают на неё сокрушительной волной. Бен прижимает её крепче, и она ощущает, что он дрожит, как осенний лист на ветру. Его губы на её шее беззвучно двигаются, а кожей она чувствует влагу, и это подсказывает ей, что он, должно быть, примерно в том же состоянии, что и она. Они стоят там, на её пороге, в обнимку, пока ускользает последний свет дня. Спустя, кажется, годы они наконец отрываются друг от друга и принимаются утирать свои лица ладонями и рукавами. Как только к ним более-менее возвращается самообладание, Рей берёт Бена за руку и молча тянет внутрь квартиры. Перед тем как войти, он останавливается ровно на столько времени, чтобы успеть ухватить за ручки чёрную спортивную сумку, которую поставил до этого на пол у порога.
***
Квартира у Рей тёплая. Ступив внутрь, Бен первым делом отмечает именно это. Здесь тепло физически, потому что это ведь поздний май в южной Калифорнии и погода вот-вот сделается совершенно невыносимой, да, но и общее впечатление от пространства тоже такое: тепло. Он видел это по Фейстайму и на картинке с вебкамеры, но всегда был слишком занят тем, что пялился на Рей, и поэтому просто не замечал того, что её окружало. Квартира обжитая, уютная, удобная и… приветливая. Место, в котором, очевидно, функциональность и комфорт преобладают над эстетикой, хотя в воздухе и витает запах свежей краски, как бы говоря: здесь пытались слегка что-то поменять. С порога он попадает в гостиную — просторный зал, где рядом с потёртым диваном расставлены удобные на вид кресла, а в дальнем конце комнаты стоят два стола с игровыми установками. Слева — кухня-ниша, справа — коридор, ведущий вглубь квартиры. А ещё здесь так чисто, что можно, наверное, даже есть прямо с пола. — Извини за беспорядок, — говорит Рей, что побуждает его приподнять бровь. Посреди гостиной они останавливаются, и на Рей, похоже, вдруг находит острый приступ суетливости. Она теряет способность смотреть на Бена. — Ты, может… хочешь чего-нибудь выпить? Или поесть? В холодильнике шаром покати, но можно заказать доставку… э-э… извини… Я не знала, как пойдёт, и… не знала, что купить… — говорит она и умолкает. Понятно, что она потеряла счёт времени и никак не подготовилась к его приезду. Бен борется с улыбкой при виде её внезапной неловкости — определённо, он её понимает. Он был готов увидеть её снова, кажется, целую вечность, и тем не менее он без понятия, что делать сейчас, когда она здесь, прямо перед ним. — Водички можно, — говорит он. Она предлагает ему сесть на диван и идёт на кухню за водой. Бен опускается на левую сторону дивана, где топкие подушки грозят поглотить его целиком. Спустя пару мгновений Рей появляется с двумя стаканами воды, один из которых вручает ему, а другой потом держит обеими руками, устраиваясь на правой стороне дивана. — Ну, — начинают они одновременно. И, оба нервно хохотнув, умолкают. — Можно я первый? — спрашивает Бен. — Давай, — соглашается Рей. — Ага. Спасибо. И спасибо, что позволила мне сделать это лично. Я мог бы сказать по телефону, но, думаю, мы уже наговорились по девайсам. Хоть раз хочу сделать так, как надо. Он глубоко вдыхает, потом смотрит ей прямо в глаза. — Начну с того, о чём сожалею. Мне жаль, что я тебя обманывал, что испортил тебе Чемпионат, обидел, впутал в свои дела, хотя знал, что для нас обоих это небезопасно. Рей хмурится и открывает было рот, чтобы перебить его, но Бен поднимет руку. — Пожалуйста, дай мне договорить, — просит он деликатным тоном, и она закрывает рот, вновь откидываясь на подлокотник дивана. — А ещё мне жаль, что не был честен с тобой насчёт всего происходящего, и ты не смогла сделать осознанный выбор. Во рту пересохло — Бен не врал о том, что хочет воды, — но теперь он не может заставить себя замолчать, боясь, что если прервётся на глоток, то струсит и так и не произнесёт того, что нужно. — Огромное спасибо тебе, что пробудила от кошмара, в котором я жил. Благодаря тебе я понял: я не только утратил контроль над собственной жизнью — я от него фактически отказался. Сидел и смотрел на творившуюся херню, и отказывался палец о палец ударить, чтобы это закончилось. Наверное, сейчас всё бы так и тянулось, если бы тебя не было. Поэтому мне не жаль, что мы были вместе, даже если так недолго. Даже если это всё, что у меня будет. Но мне бесконечно жаль, что за мои ошибки платить пришлось тебе, и, если позволишь, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы всё исправить, — заканчивает он. Лицо Рей — нечитаемая маска с тех пор, как он начал говорить, — смягчается. Совсем чуточку. — Ох, Бен, — произносит она, и, вопреки его воле, все нервные окончания покалывает при звуке его имени на её устах. Она опускает взгляд на свои пальцы, водящие туда-сюда по конденсату на стакане, затем поднимает на него глаза. — Ты прав, надо было быть со мной честным — во многом и с самого начала. Я не обязана была вытаскивать тебя из каких-то передряг, и то, что ты дал мне так открыться, а взаимной откровенности я не получила, — полный отстой, — говорит Рей серьёзно. Бен внутренне съёживается, глядя на свои руки, рефлекторно стиснувшие стакан, но безропотно принимает этот горький упрёк. Она сполна заслужила шанс озвучить свои обиды. — И всё же это случилось не только по твоей вине, — добавляет она. Бен смотрит на неё, нахмурившись. — Но Сноук… — Козёл, — перебивает Рей, — но, как бы он ни лез в наши отношения, главной проблемой в них был вовсе не он. Знаешь, что было самым обидным в том, что ты мне сказал тогда? Что в то время многое из сказанного было правдой. Она легонько пожимает одним плечом. — Между нами всё было так… не знаю… пронзительно. Что-то такое большое, запретное, роковое. И абсолютно все вели себя так, будто это вопрос жизни и смерти. Легко было забыть, что на всё про всё ушло максимум три месяца. Я знала, что у тебя не всё ладно, есть в жизни трудности, о которых ты недоговариваешь, знала, что эта авантюра вполне может обернуться против нас. Просто я уверовала, что если очень сильно захочу и приложу достаточно усилий, то у нас всё получится. Рей вздыхает. — Я не имела права просить тебя о некоторых вещах, пусть и думала, что это будет в твоих интересах. Знаю, ты сказал, что благодарен за это, и поверь, я до чёртиков рада, что ты наконец отделался от Сноука, но мне жаль, что это случилось из-за того, что я, по сути, заставила тебя выбирать между карьерой и мной. У Бена кружится голова, и с секунду он не может разобрать слов, что слетают с её губ. Ибо это то, что таилось, подобно уродливой тени, на задворках его разума. Он так сердился на себя, так боялся за Рей, так страшился, что его поступки забросили их слишком далеко за точку невозврата, что не давал себе даже задуматься о том, что ведь и до разрыва их отношения были отнюдь не безупречны. Злиться на Рей — означало бы признать, что она не идеальна, а разве так можно, учитывая, как он на самом деле с ней обращался? Однако отсутствие осознанной злости вовсе не означает отсутствие злости как таковой. Слышать, что Рей берёт на себя ответственность за свою долю ошибок — по ощущениям это словно с его плеч убрали невидимый груз, месяцами на него давивший. — Мы всё испортили, да? — говорит он с сожалением. — Да, накосячили по полной, — отвечает Рей со скупой, самоуничижительной улыбкой. На секунду она отводит глаза и закусывает губу, а затем снова смотрит на него и говорит: — Но… не думаю, что ничего нельзя сделать. Если… ну, ты знаешь. Если ты ещё этого хочешь. Он делает резкий вдох. Она отставляет в сторону свой стакан, из которого и глотка не сделала, и тянется к Бену, а он протягивает руки к ней, чтобы взять её ладони в свои. Пальцы у неё прохладные, чуть влажные, и это должно быть неприятно, но ему всё равно, ведь он так счастлив, что ему опять это можно. — После Чемпионата я уезжала на какое-то время. Ушла в оффлайн, всё такое. Поэтому и не видела твой стрим, — говорит она, переплетая свои пальцы с его. — И в отъезде я всё пыталась выбросить тебя из головы и жить дальше, пыталась забыть всё, что случилось. Но не смогла. Не думаю, что я взаправду этого хотела. Наверное, мне хотелось получить шанс разгрести этот бардак, чтобы мы увидели, что на той стороне. Ведь, по-моему, мы становимся лучше благодаря друг другу. — Это будет сложно, — произносит он. — Я сам сложный, даже без Сноука у меня вагон проблем, с которыми предстоит разобраться. — Ты — и сложный? Да не может быть! — поддразнивает она. Он закатывает глаза. — Я серьёзно, Рей, — говорит он. — Как и я, — откликается она чуть строже. — Мы оба говорили гадости и обижали друг друга, нам просто нужно признать это, смириться и пережить. И, между прочим, не ты один тут с тяжёлым прошлым. Но смысл отношений — что у тебя есть кто-то, кто поможет выдержать то, что в одиночку не по силам, так? Большим пальцем она водит по тыльной стороне его ладони, и Бен просто улетает от всего происходящего. Он даже не знает, что на это ответить, — просто сжимает крепче её руку. И Рей делает так же. — Нам необязательно прямо сейчас с этим разбираться, но… то, что ты сказал в стриме… всё до сих пор так? — спрашивает она, и в её тоне слышна нотка такой душераздирающей неуверенности, что у него щемит в груди. Ему даже незачем спрашивать, о чём она, потому что вот же оно, невысказанное, висит между ними с той самой минуты, как она позвонила и сказала, что посмотрела стрим. — Не надо было мне говорить это там, — досадует Бен, и Рей вздрагивает. — Нет, не то, не потому, что я врал. Просто… Надо было сначала тебе сказать, и только потом — всему миру. Теперь уже Рей едва дышит. Она смотрит на него своими большими ореховыми глазами, вновь протягивая своё сердце и веря, что на этот раз он его не разобьёт. — Я люблю тебя, — говорит он нежно, и слова льются из него, словно кто-то открыл шлюзы: — Я люблю тебя, я так скучал, прости меня, и спасибо… Рей издаёт сдавленный звук и резко дёргается. Всё столь стремительно, что не успевает Бен опомниться, как она, метнувшись через весь диван, оказывается вплотную к нему и хватает его губы своими. Она сцеловывает его слова — пьёт их, будто несколько дней изнемогала от жажды, а они — вода, прохладная и живительная. Рей взбирается к нему на бедро, и это несколько неудобно, ведь, чтобы их лица встретились, ему приходится сидеть к ней вполоборота. Но Бену плевать. Она обнимает его за шею, а он кладёт ладони ей на талию. Он целует её, точно это его последний шанс, что иронично, учитывая их разговор, однако у него ощущение, словно бы только что ему дали отсрочку. Он впивается своими губами в её, их языки переплетаются. Но вот поцелуй завершается, и оба дышат тяжело, словно пробежали марафон. Бен смотрит ей в лицо широко открытыми, изумлёнными глазами. — Я тоже тебя люблю, — говорит Рей, затем льнёт к нему и целует вновь. Хорошо, что инициатор она, ибо Бен настолько охвачен эмоциями, что только каким-то чудом не разражается рыданиями. Наконец градус отчаяния слегка спадает, и Рей отстраняется, по-прежнему сидя при этом на его ноге, что, надо сказать, теперь, по прошествии момента, ужасно неудобно. Он сообщает ей об этом, она подаётся назад, немного покраснев, и теперь уже не сидит, уперевшись коленками по обе стороны от его бедра. Бен протягивает руку и заправляет ей за ухо локон, выбившийся из слабого пучка. — Рей, — начинает он. И после этого зевает, прерывая их обоих. Она зеркально повторяет зевок. — Извини, — говорит он и зевает ещё раз, ведь теперь, когда он больше не функционирует на чистом адреналине, пять месяцев усталости обрушиваются на него всем весом. — О нет, я же забыла! — восклицает она. — Для тебя ведь это очень поздно, да? — Только полночь, всё нормально, — отвечает Бен, зевая при этом опять. Качая головой, Рей поднимается с дивана. — Пора спать, — говорит она. И ему охота поспорить — заверить, что всё в порядке и им нужно просто продолжать то, чем они только что занимались, но он так утомлён, а в её утверждении столько смысла… — Ладно, уговорила. Ну, я тогда… переночую на диване? — произносит он, неуверенно глядя на Рей, потому что да, она пригласила его с ночёвкой, когда он сказал, что приезжает, и да, она только что зацеловала его до бесчувствия. И всё же не хотелось бы злоупотреблять гостеприимством. Рей возводит глаза к потолку и протягивает ему руку. И говорит: — Пойдём. Он принимает её руку, даёт поставить себя на ноги и увести по коридору в её спальню. — Ванная там, — сообщает Рей, указывая на дверь в конце коридора. — Сначала переоденься и почисти зубы. От тебя пахнет самолётом. Волевым усилием Бен совершает водные процедуры и раздевается до трусов — усталость завладевает им всё сильнее. На данном этапе приходится признать: даже если бы помышлял о чём-то большем, нежели просто спать, он был бы не готов физически. К тому времени как он заходит в комнату Рей, у него уже мутнеет в глазах. Она сидит справа на кровати, так что он заползает слева и падает, попутно укрываясь тонким шерстяным пледом с вязаной накидкой поверх. В ту же секунду, как его голова касается подушки, глаза закрываются, и его начинает одолевать сон. Постельное бельё пахнет как Рей, хотя и едва уловимо, как если бы она какое-то время здесь не спала, и он мысленно делает заметку: спросить её, где она вообще была последние пару месяцев. Несмотря на то, что на западном побережье сейчас только начало десятого, Рей выключает настольную лампу и ложится в постель, с ним рядом. — Так хорошо, что ты приехал, — шепчет она. Его хватает лишь на краткое «угу». Последнее, что он помнит, — как она укладывается у него под боком.***
Когда Рей просыпается, Бен прижимается к ней со спины. Его руки этаким тёплым ремнём безопасности прижимают её сзади к его голому торсу. Она слегка смещается, пытаясь освободить левую руку (та зажата между её туловищем и матрасом и потихоньку немеет), и задницей непреднамеренно проводит по кое-чему длинному и упругому между ног Бена. И замирает. Хоть у неё и нет опыта, Рей всё же понимает, что происходит. Ей известно про такое явление, как «утренний стояк». Однако ей слегка неловко, ибо она не в курсе, как девушки обычно ведут себя, когда… замечают это. Не понимая, как быть, она вновь сосредотачивается на высвобождении руки, пытаясь по минимуму шевелиться ниже пояса. Приходится постараться, но вот она наконец заполучает обратно руку и откатывается в сторону. Сквозь тюль тускло сочатся лучи утреннего солнца, и внутренние часы подсказывают Рей, что сейчас около семи. Бен ещё дрыхнет, ритм его дыхания глубокий и ровный — она не потревожила его своим ёрзанием. Она поворачивает голову вбок и смотрит на него. Кажется, будто целая жизнь прошла с тех пор, как она в последний раз смотрела на него, спящего, в неверном свете в Лос-Анджелесе. Почему-то сейчас он выглядит моложе. Её взгляд блуждает по его лицу, по прекрасным родинкам и длинному носу, по пухлым губам. Тени под глазами не исчезли, но стали менее заметны — теперь, когда он поспал и ещё не проснулся. Внезапно её охватывает желание потрогать его, и Рей опять приближается к нему, перекатываясь на правый бок. Её сердце вдруг так преисполнено чувствами, что трудно дышать. Бен здесь, и хотя не всё между ними ещё ясно, но теперь всё выглядит гораздо лучше, чем двадцать четыре часа назад. Всё по-прежнему как-то немного нереально, но больше нет ощущения, будто их отношения — какая-то её безумная фантазия. Они уже прошли по щиколотку в грязи, сдёрнули свою непогрешимую мечту с пьедестала и оставили её на земле. Наверное, полагается ощущать разочарование. Но его нет. Есть только облегчение. Всё это по-настоящему, сейчас — нечто такое, что действительно имеет шанс на жизнь. Рей осторожно ведёт пальцами по щеке Бена, по ушной раковине, затем над бровью, касается его губ. В ответ он шевелится и морщится, и она застывает, точно дитя, которое застигли на кухне засунувшим руку в жестяную банку с печеньем. Ресницы Бена трепещут, но глаза всё ещё закрыты. — Что ты делаешь? — произносит он невнятно ей в пальцы. — Ничего… — изрекает она неуверенно. — Хм-м, — откликается он, разлепляя веки и глядя на неё. А потом он поворачивает голову и вжимается в её пальцы губами. Он оставляет там поцелуй, затем ещё один — в середине ладони. Его рука ложится на её, и он чуть приподнимает её ладонь, чтобы удобней было целовать тонкую кожу запястья. Внизу живота будто искрит. — А что делаешь ты? — спрашивает Рей, пока его губы путешествуют дальше по её предплечью, прокладывая дорожку из тёплых, ленивых поцелуев. — Исследую новую карту, — бормочет он в сгиб локтя, пытаясь сдержать смех. — Ты сейчас назвал меня «картой»? По-твоему, это игра? — говорит она притворно оскорблённым тоном. — Ага, — отвечает Бен. Он кладёт её руку обратно в ложбинку между их телами и лукаво улыбается, после чего пододвигается ближе и целует её в лоб. — С лутом* не густо, но, я слышал, другие награды более чем компенсируют. — Если это такой вариант грязных разговоров, ему требуется доработка, — говорит Рей, хотя это брехня, потому что эффект есть: она вдруг понимает, что сводит вместе бёдра, так как между ними настойчиво пульсирует. Бен целует её в кончик носа, в уголок рта. — Уверена? — произносит он. — Потому что я тут только что придумал фразу о том, как мы вместе достигнем максимального уровня, и она, по-моему, очень даже… — Господи, ну и задрот же ты! — говорит Рей со смехом, затем наклоняет голову и наконец целует. С утра дыхание у обоих оставляет желать лучшего, однако вскоре ей уже без разницы, ведь Бен углубляет поцелуй и просовывает колено ей между ног, внезапно потирая при этом в самом чувствительном месте и напоминая своей каменно-твёрдой эрекцией, что полностью готов. Рей стонет от контакта, и Бен, не теряя своего шанса, всасывает в рот её язык. Она трётся о него, пытаясь найти облегчение в движении, и он одобрительно хмыкает. Это приятно — правда, очень даже, — просто этого мало. — Бен, — выдыхает она, оторвавшись от него и давая себе секунду на раздумья. — Мы сейчас это сделаем? Бен садится прямо и смотрит ей в глаза. — Ты хочешь? — спрашивает он. — Да, — говорит она, и мысль, что ей даже отдалённо не стыдно признаться, слегка удивляет. — А ты? — Ещё как, — откликается он. — Отлично! — говорит она и стягивает с себя футболку. Бен пялится на неё изумлённо — словно она только что шарахнула по нему одним из дезориентирующих снарядов Миллении. — Можно тебя потрогать? — спрашивает он. — Я на это рассчитываю, вообще-то… — отвечает Рей, взвизгивая на последнем слове, вдруг оказавшись на спине и под Беном. Его большие ладони накрывают её груди целиком, и от этого с ней творится нечто невыразимое. Он с нажимом проводит по соскам большими пальцами, пощипывает и нежно оттягивает, и она выгибается, задыхаясь от ощущений. Бен присасывается к коже у неё под ухом, затем поцелуи спускаются по горлу к груди, язык встречает один из сосков. — Я мечтал об этом с тех пор, как ты прислала мне то фото для пари, — бормочет Бен с почти священным трепетом и всасывает сосок, а затем слегка прикусывает. Каждое ощущение отдаётся у Рей прямо между ног. Она возбуждена до предела, и ей кажется, что трусики уже промокли насквозь. Прежде она много раз трогала и сжимала свои сиськи, оттягивала соски, но того, что сейчас, не испытывала никогда. Зубы слегка покалывают, царапают, нежные круговые движения тёплого языка тут же успокаивают, и она, погрузив пальцы в волосы Бена, со стоном вцепляется в них. Он звучно отрывается от правого соска и сосредотачивается на левом. И всё повторяется. — О боже, обоже, — выдыхает Рей. Это ведь вроде не должно ощущаться настолько круто — и тем не менее! И сейчас она так рада, что лежит, ведь если бы она сидела, то долго бы так не высидела. Бен последний раз всасывается в её сосок, затем целует вокруг него и начинает спускаться ниже. Он сползает по постели, проводя носом по её животу, добирается до резинки шортов и останавливается. Рей приподнимается на локтях, чтобы посмотреть, чего он мешкает. Они уставляются друг на друга. Он гладит пояс шортов, и она трепещет. — Можно? — спрашивает он, и она кивает, в одночасье разучившись пользоваться ртом, в котором пересохло от нетерпения. Одним движением он стягивает с неё шорты с трусиками и отбрасывает их куда-то себе за плечо, и вот она лежит обнажённая под его алчущим взглядом. Закусив губу, Рей глядит, как Бен сглатывает, уставившись на кустик тёмных волос у неё между ног. Она точно знает, что это глупо, потому что он ведь уже видел, как она ласкала себя голой, так что данная картинка — вовсе не тайна, но почему-то ей вдруг неловко. Она надеется, ему нравится то, что он видит. «Надо было удалить? Побрить?» — мимолётом думает она, но, даже если ответ на оба вопроса — «да», Бен никак это не комментирует. Он лишь бережно разводит её бёдра и пальцем поднимается по щели меж ними, слегка касаясь клитора и заставляя Рей ахнуть. — Господи, какая ж ты охуенная. Безупречная, — говорит он, разводя её ноги шире, и наконец она лежит перед ним, полностью раскрытая, ощущая влажной плотью прохладу воздуха. Бен облизывается, и Рей чувствует, как в ту же секунду начинает течь сильнее. Большим пальцем он касается клитора, и у неё из горла вырывается какой-то диковинный звук — ничего похожего она раньше не произносила, это точно. Наполовину вздох, наполовину стон. — Так хорошо? — спрашивает Бен, медленно кружа пальцем на клиторе. — Ещё так, ах… и быстрее, — произносит Рей рвано, и Бен выполняет. Удовольствие вспыхивает искрами в жилах, её потряхивает, как от лёгкого разряда тока. А затем она чувствует там внизу нажим — это Бен входит в неё пальцем. — О, о! — выкрикивает она. С ухмылкой на губах он принимается размеренно толкаться в неё, сгибая палец так, чтобы кончиком задевать чувствительное местечко внутри, и от этого у неё перед глазами всё белеет. Его большой палец тем временем продолжает неторопливо массировать клитор, и это очень, очень приятно. После нескольких толчков Бен добавляет второй палец, а затем и третий, и от растяжки и давления Рей стонет. Его пальцы куда как длиннее её. Бен то зацеловывает её до бесчувствия, то наблюдает за реакцией, будто запоминая новые комбо. Рей на какое-то время теряется в ощущениях, но вот он вынимает пальцы, и она возвращается в реальность, разочарованно скуля. Впрочем, этот звук мигом сменяется новым стоном, стоит Бену приложиться к ней ртом. Он вылизывает её так, точно это его последняя в жизни трапеза. Трахает её языком, всасывает клитор настолько сосредоточенно и целеустремлённо, что у неё голова идёт кругом, и вот Рей уже покачивает бёдрами навстречу его движениям, моля «ещё, ещё, ещё» и «дададада, ещё вот так», и «Бен, прошу, не останавливайся», пока наслаждение, что неуклонно росло и поднималось, не выплёскивается наконец через край. Спина выгибается дугой, и Рей кончает с его именем на устах. Не успев толком отойти от оргазма, она видит, что Бен лыбится, как Чеширский кот. Его рот блестит, напоминая о только что проделанной работе, и её сверхчувствительное тело пульсирует от желания. — Неплохо для бонусного раунда, — говорит он. — Поди сюда, — требует она, и Бен повинуется — забирается поверх неё так, чтобы она могла его поцеловать. Она чувствует свой вкус, и он не такой странный, как она себе представляла. Рей проводит ладонями по его широкой спине, и, чёрт подери, какой же он здоровенный — это даже слегка обескураживает. Наконец её руки останавливаются на половинках его зада. Она сжимает, и Бен испускается удивлённый смешок. — Снимай, — произносит она ему в рот, и Бен выполняет. Он откатывается вбок и, раздевшись, возвращается к ней, вставая на колени. Рей тоже приподнимается и подбирается к нему ближе. Её переполняет нетерпеливое любопытство. Она хочет потрогать, и попробовать на вкус, и ещё столько всего, но решает, что для начала неплохо бы даже просто посмотреть. Её взгляд блуждает по нему, вбирая вид толстого члена, что упирается ему в живот. Из блестящей головки сочится смазка, и если б Рей была не в курсе, что он еврей, то сейчас бы определённо это поняла. Она робко протягивает к нему руку, ведёт пальцами по нежной коже, затем обхватывает ладонью. У него такой большой, что длины её пальцев на это едва хватает, и она трепещет, вспоминая наполненность, которую ощущала лишь от его пальцев внутри. В животе в одинаковых количествах скручиваются желание и беспокойство, пока она прикидывает: а поместится ли он внутри неё вообще? Бен наклоняется и со стоном утыкается лицом куда-то ей в шею. — Боже, Рей, охренеть, это так приятно, — выдыхает он. — Скажи, что и как надо делать, — говорит она. — Я раньше такого не делала. — Блять, — давится он, — ладно, э-э, возьмись чуть крепче. Скорость просто то что надо, охрененно, ты просто охрененная, просто охренеть, — мямлит он, а она тем временем следует его подсказкам. Одной рукой он намертво вцепился ей в бедро, другой упирается в матрас, поддерживая себя на весу. — Я уже хочу тебя внутри, — произносит она, и член в руке дёргается, а когда она проводит по головке большим пальцем, на него соскальзывает капля смазки. — Иисусе, ладно, погоди, — говорит Бен, немного отстраняясь и держа её ладонь в своей. — Презики. — У тебя нет с собой? — спрашивает Рей, приподняв бровь. — Есть, конечно, — отвечает Бен. — Я не знал, что всё так будет, но не хотел оказаться не готовым. Но они в сумке, в гостиной. — Ну так иди и возьми их, — говорит она. — Но… как же твой сосед? Соседи? — запинается он, хмурясь в нерешительности. — Они в отъезде, — с улыбкой успокаивает его Рей. — Не переживай, кроме меня, твою задницу никто не увидит. Она щиплет его за вышеупомянутую часть тела, и Бен вскрикивает от неожиданности, хотя этот вскрик перерастает в стон, как только Рей, всё ещё держа в другой руке его член, чуть его сдавливает. — Живее неси презик, или это сделаю я, и нет гарантии, что я не отвлекусь в процессе на твои вещи, — говорит Рей, подмигивая ему. — Я пулей, — говорит он, уже неуклюже слезая с кровати. Рей находит непостижимо очаровательным то, что он, похоже, забыл, как правильно пользоваться конечностями. Пять минут назад он так уверенно управлялся с её телом, что на краткий миг, несмотря на удовольствие, Рей стало слегка неловко, что у неё нет опыта. Она падает на постель, лениво водя рукой по животу и груди, прислушиваясь к тому, как в соседней комнате Бен шарит по сумке. Он мигом возвращается с горстью шуршащих пакетиков, кладёт их на тумбочку, затем вскрывает один и накатывает латекс на член. И присоединяется к ней на кровати, размещаясь между её ног. — Ты… У тебя ведь это в первый раз, да? — мнётся он, приставляя член ко входу. — Ну да, — говорит она, хмурясь. — Это проблема? — Просто уточнил. Мы медленно, — заверяет он и начинает надавливать. Это не то чтобы больно — внутри всё достаточно увлажнено и готово, — но это распирающее чувство внутри совершенно незнакомо, и, задохнувшись, она непроизвольно сжимается на нём ещё до того, как он входит до половины. — Продолжай, я в норме, — говорит она, видя, что он замер, явно запаниковав. — Уверена? — спрашивает Бен, на что она притягивает его к себе для поцелуя. — Да. Продолжай. Бен продолжает, и, спустя несколько секунд войдя до упора, стонет ей в рот. — Боже, пиздец в тебе тесно, — говорит он. — Скажи, когда будет можно двигаться. Ещё мгновение она привыкает к этому ощущению, затем на пробу двигает бёдрами вверх, и удовольствие пробегает по телу волной. — Ох! — выдыхает она. — Давай. Ну же! И он даёт. Выходит из неё почти полностью, а затем всаживается обратно, и — чтоб его! — она видит звёзды. Это не то же самое, что её собственные ласки или даже его недавний куннилингус, но, без всяких сомнений, в ней зреет новый оргазм — подобно шторму, что рокочет где-то вдали и всё же неминуемо приближается. Он растёт и растёт с каждым толчком Бена. Она вонзает свои короткие ногти в его грудь (подмечая на будущее, что, стоит задеть его соски, он стонет точно так же, как она), а потом хватается за его спину и просто старается удержаться на месте. И подмахивает бёдрами на каждый его рывок, вдыхая и выдыхая совершенно беспорядочно. Затем, точно поражённая раскатом грома, она падает за край ещё раз и через несколько секунд чувствует, что Бен присоединяется к ней.***
Прежде он никогда не тяготел к обнимашкам после секса. Всякий раз по окончании соития, когда дело было сделано, ему не терпелось отстраниться — обычно чтобы незамедлительно принять душ. Ни о чём другом он и думать не мог. Однако теперь он, дрожа, обессилев от оргазма, падает на кровать (всё же пытаясь при этом не придавить Рей) — и он не в состоянии сопротивляться порыву схватить её в охапку, зарыться лицом ей в волосы и с наслаждением вдохнуть запах. Смакуя ощущение её в его объятиях. Ему как-то даже едва верится, что всё это и правда случилось. Что в итоге они к этому пришли. Ещё у него в голове не укладывается, что было время, когда он мог поставить выше этого хоть что-то. Рей довольно хмыкает ему в шею, и он просто закрывает глаза и притягивает её ближе. — Люблю тебя, — произносит он ей в макушку. — А я — тебя, — отвечает она, и кожей он ощущает, как она улыбается. Так они и лежат ещё несколько минут, пока выравнивается их дыхание, и первой встаёт Рей. — Мне надо пописать, — говорит она в ответ на его недовольное сопение. — А тебе — разобраться с этим. Рей жестом указывает на его промежность, и, морщась, он понимает, что она права. Она уходит в ванную, и он выбирается из постели и сначала выбрасывает презерватив в ведро, а потом наклоняется и подбирает с пола свои трусы. Надев их, он бредёт по коридору и останавливается у двери в ванную. Когда Рей выходит, настаёт его очередь освежиться. Он справляет малую нужду, умывается, чистит зубы. Выходя из ванной, Бен слышит, как Рей гремит чем-то на кухне, поэтому он направляется туда, а не в спальню. — Надо будет сходить в продуктовый, — говорит она, когда он заходит; он видит, как она шарит по холодильнику, как довольно урчит и пышет паром кофемашина. — Надеюсь, ты любишь яйца, потому что только они и есть. — Яйца — так яйца, — говорит Бен. — Тебе помочь? — Нет, иди садись, я сама, — отвечает Рей, тыча только что извлечённой из выдвижного ящика лопаткой в сторону обеденного стола. Как только они приканчивают яичницу и допивают кофе, Рей прерывает молчание, указывая на татуировки на его руке, которые ничто не скрывает ввиду его полуобнажёности. — Ты когда-нибудь жалел? — спрашивает она. — Я подумываю набить себе одну, но… они же перманентные, мне как-то страшновато. Он бросает быстрый взгляд на руку, на свои чёрные кольца. — О татухах — нет, они символизируют по-настоящему важные моменты моей жизни. Главные достижения. То, чем я горжусь, — говорит он. — Но вот о причинах, по которым начал их наносить, я жалею. Напоминают, какая хуйня в жизни происходила. Рей кивает. — Это можно понять, — произносит она, протягивая к нему руку и трогая кожу там. — Ну, может, однажды они начнут напоминать о том, что, даже когда всё было хуже некуда, ты всё равно сумел справиться. — Неплохо бы было, — говорит он, затем наклоняет голову в её сторону. — И что бы ты хотела набить? Рей чуть розовеет и утыкается взглядом в стол. — Символ Сопротивления. Мелкий, на лодыжке или, может, на запястье, — признаётся она. — У меня, ты знаешь, не было семьи. Но сейчас, побыв вдали от них, я поняла: теперь есть. — Мне нравится, — говорит Бен. Рей задорно улыбается. — Ладно, если решусь когда-нибудь, ты первый узнаешь, — обещает она. Бен моет посуду (он настоял на этом), а после они вдвоём принимают душ. Рей полагает, таким образом они сэкономят время и воду, но им приходит в голову заняться там сексом, и они тратят в итоге просто прорву и того, и другого. Остаток дня пущен на поход в магазин и долгую, неторопливую прогулку по парку Бальбоа. Бен обменивается парой сообщений с Митакой — просто чтобы проверить, как он там. Оказывается, тот неподалёку — в Лос-Анджелесе, в гостях у Люси. Они с Рей много беседуют. И немудрено — им, мягко говоря, есть что сказать друг другу. Какие-то из этих бесед легки и приятны (например, о творческом отпуске Рей на Гавайях), иные — гораздо тяжелее, и после им обоим требуется побыть какое-то время порознь, чтобы остыть (например, всё о том, что Бен в душе не ебёт, что ему делать дальше). Но постепенно, шаг за шагом, они начинают восхождение на выросшую между ними гору несказанных слов, выискивая тайны и заменяя их правдой. Вечером они готовят ужин вместе, плечом к плечу, и на этот раз Рей сверху. Она неистово кончает, почти выплакивая его имя. Он засыпает с ней в объятиях. Следующая неделя проходит как в тумане: еда, секс, пробежки ранними утрами, гейминг поздними вечерами. Они пока обходят стороной компьютерные игры, предпочитая им старые добрые приставки всех видов, раскиданные тут и там по гостиной. Бен не помнит, когда ему в последний раз было так хорошо и спокойно. Точно зазубренные края его расколотого сердца наконец начали сглаживаться. Иногда они с Рей спорят, но той дикой злости, что бурлила в нём прежде при подобных их ссорах, он больше не чувствует. Злость всё ещё внутри, и Бен сомневается, что когда-нибудь она угаснет совсем. Ему страшно: а ну как в следующий раз они поругаются по-настоящему? Но даже эти подвижки — уже практически чудо. По ночам они всегда засыпают тесно прильнув друг к дружке — на кровати ли, на диване в гостиной за просмотром Нетфликса — неважно. Главное — так близко физически, как только возможно. Оба они прекрасно понимают, что это их драгоценный второй шанс, и ни он, ни она не желают его упускать. Игровое сообщество и СМИ продолжают строить догадки и совать носы не в своё дело, но здесь и сейчас Рей с Беном наконец получили возможность отрезать от себя весь лишний шум. Бен, однако, берёт за правило раз в пару дней общаться с матерью и приятелями вроде Кассиана и Джин, которые связались с ним сразу же, как только вскрылась правда о Чемпионате. Окончательно он ещё не простил их за то, как быстро они от него отвернулись, но они поддерживали Рей, и это несколько смягчает удар. Он, в любом случае, понял, что без значимых уз жизнь многого не стоит, и, как бы он ни любил Рей, она — не единственный человек в его мире. В подобном раскладе не было бы ни здравости, ни благоразумия. Поэтому, когда люди протягивают ему оливковую ветвь мира, он во что бы то ни стало её принимает. Минуло восемь дней с его приезда в Сан-Диего, и вот они сидят в гостиной в нижнем белье и играют в жутко эмоциональную игру «Mario Kart», когда до них доносится лязг ключа в замочной скважине входной двери, а затем и собачий лай. — Вот блин! — изрекает Рей. — Забыла, что они сегодня возвращаются! — Погоди, чего? — говорит Бен, и его взгляд мечется между теликом (где Рей обходит его в грёбаной гонке) и дверью (которая начинает открываться). — Не отвлекайся, Соло! — насмешливо произносит она в тот миг, как дверь распахивается настежь. Одновременно происходит несколько вещей. Начать с того, что в квартиру, отчаянно гавкая, врывается толстенный корги, а за ним — и сосед Рей, Финн, со своим парнем По. — Привет, Кнопка, мы до… ВЫ КАКОГО ХРЕНА ГОЛЫЕ? — орёт Финн, роняя на пол сумки и прикрывая руками глаза. Затем Бена в игре ударяет черепашьим панцирем прямо перед финишной чертой, и он приходит последним. — Да не голые мы, а в белье, — отвечает Рей. — Привет, Рей. Бен. Помирились-таки? — любопытствует По, приподняв брови и глядя на них обоих по очереди. — Помирились, — произносит Рей, поднимаясь на ноги, отчего Финн тут же вновь в ужасе закрывает глаза ладонями. — Пожалуйста, оденься! — просит он. — Оба оденьтесь, умоляю! Хватит и того, что приходится видеть тебя — мою приёмную сестру — в таком виде, не хватало ещё смотреть и на этого чувака. Это уже перебор! Бен фыркает, глядя на Рей, которая вообще-то одета в довольно целомудренные спортивные трусы и бюстгальтер-топ — на порядок спокойнее того, что было на ней ещё совсем недавно. В памяти оживает воспоминание: она, обнажённая, стоя на коленях, вбирает его в рот… Член с интересом дёргается, и внезапно Бен понимает, что одеться — не такая уж плохая мысль. Рей выхватывает из комода первые попавшиеся джинсы и быстренько в них втискивается, но Бену, чтобы раздобыть одежду, приходится идти в спальню. Одеваясь, сквозь притворённую дверь он слышит, как Рей общается с соседями по квартире, и теперь, когда она больше не выводит Финна из равновесия своим видом, тот, хотя и оживлённо болтает, уже не кажется расстроенным. Бен расценивает как добрый знак то, что на него не кричат и не выгоняют. И её не заставляют этого делать. Когда он возвращается, облачённый в чёрные футболку и джинсы (ибо это, по сути, единственные предметы гардероба, которые он второпях сунул в дорожную сумку), все они сидят в гостиной. Рей похлопывает по сиденью дивана рядом с собой, и Бен садится, настороженно поглядывая на её соседей, которые расположились в креслах по обе стороны от них. — Сдаётся мне, сейчас, по идее, у нас должен состояться серьёзный разговор, — произносит По смиренно, — но Рей, без обиняков, и сама разберётся. Да и ты, думаю, уже доказал, что можешь о ней позаботиться, даже если в прошлом, мягко говоря, не был в этом безупречен. Финн, сложив руки кренделем, глядит более недоверчиво. — Но вот честно, если ты ещё раз её обидишь, твоё тело никогда не найдут, — говорит он. — Ребят, — произносит Рей строго. — Повежливей. — Ладно, ладно, — вздыхает По. — Ну-с, Бен, слышал, ты наконец отфутболил Сноука. Молодец! Что теперь думаешь делать? Бен смотрит на свою руку в руке Рей, затем поднимает глаза и встречается с ней взглядом. — Точно пока не определился, — произносит он. Рей глядит на него, будто говоря глазами: «Придумай что-нибудь получше», и, вздохнув, он продолжает: — Мы обсуждали варианты, но у меня почти десять лет не было свободы выбора. Принимать решения… трудно. — Блин, ещё бы, надо думать, — говорит Финн, наклоняясь за собакой и усаживая её себе на колени. — Начинать заново с нуля не бывает легко. Ну, вы хотя бы наконец разобрались между собой, — говорит По, указывая на них с Рей. — А вот то, что вы живёте в разных концах страны, — это проблема, да? Думаешь остаться в Нью-Йорке? Он размышлял об этом много дней, и чем дольше он здесь, тем меньше ему хочется обратно — ни на день, ни на неделю. И уж точно не на какой-то абстрактный, неопределённый отрезок времени, после которого он сможет вернуться сюда. И вдруг он понимает, что как минимум это решение он для себя принял. Неважно, что ещё будет, — этот вопрос снят. Бен смотрит на Рей, видит на её лице выражение мрачной решимости — оно всегда там, когда дело касается того, что некоторые аспекты их будущего по-прежнему до боли неясны. И, снова взяв её за руку, он отвечает с кривой ухмылкой: — Не-а. Буду скучать по жизни там. Хотя… зимний дубак и мудаки повсюду — вот с этим расстанусь без сожалений, — говорит он, крепче сжимая ладонь Рей. — Слышал, жить в Сан-Диего весьма приятно. Рей требуется секунда, чтобы осознать, что он только что сказал, но, как только это происходит, её глаза округляются. — Ты серьёзно? — выдыхает она ошалело. — Думала, ты Калифорнию не выносишь! — Я её, скажем так, распробовал, — отвечает ей Бен. Он улыбается шире, наблюдая, как глаза Рей наполняют слёзы счастья и она неистово пытается сморгнуть их, но это не помогает — они начинают проливаться, чертя на щеках блестящие дорожки. — Ты ведь правда переезжаешь сюда не только ради меня, да? — спрашивает она. — Мы же говорили об этом, и сошлись на том, что импульсивные решения это плохо, и… — Рей, я тебя люблю. Я и на Луну перееду, если попросишь. Или в Нью-Джерси. Калифорния ещё не самый плохой вариант. Одному из нас всё равно в итоге пришлось бы, так почему бы не мне? У тебя здесь команда и вся жизнь, — говорит он, свободной рукой вытирая ей слёзы. — Ничто в Нью-Йорке и вполовину не значит для меня столько, сколько значишь ты. До соседей по квартире, кажется, наконец доходит, что они волею случая стали свидетелями очень личного момента, и они тихонько встают и молча выходят из гостиной. Бену приходит в голову, что они — возможно, в целом, — неплохие ребята. — Прямо сейчас я не знаю, что со мной будет дальше, — говорит он. — Но одно я знаю точно: я хочу быть с тобой. Ты мой ориентир, Рей. Остальное обсуждаемо, но только если это приблизит меня к тебе. — Так что, ты правда остаёшься? — спрашивает она, начиная смеяться сквозь слёзы. Бен наклоняется и прижимается губами к её лбу. — Да, — говорит он, — остаюсь.