***
По окончании своего изобличительного стрима Бен первым делом звонит матери. — Мне… нужна твоя помощь, — тут же произносит он в трубку. — Рассказывай, — откликается Лея. Это он и делает. Пока Бен выкладывает Лее всё как на духу, она терпеливо слушает. Странно — ведь после стрима он ощущал себя опустошённым, но почему-то во второй раз сделать это — выложить всю правду, признаться — оказывается проще. И, зная, какого толка человек его мать, он бы поставил по-крупному на то, что несколько раз за разговор она до крови прикусывала язык, лишь бы не перебить. И он благодарен ей за проявленное самообладание. — Значит, если я всё правильно поняла, — произносит она, когда он заканчивает рассказ, — этот урод удерживал тебя драконовским контрактом десять лет, а когда ты наконец попытался уйти, он стал шантажировать тебя, чтобы ты остался. И ради этого же он угрожал девушке, с которой ты встречался? — Ну, да. То есть, всё так, если вкратце, — говорит Бен; голос его продирается сквозь всё ещё саднящую от долгого стрима глотку. — У тебя талант попадать в наисерьёзнейшие передряги, — говорит она, — но, к счастью для тебя, я работаю на государство. Девяносто девять процентов моей работы заключается в том, чтобы переигрывать всяких ушлых гадов. Хотя зря ты опубликовал то видео. — Что? — произносит Бен, чувствуя, что упустил что-то из виду. — Я же только что тебе сказал, что только так могу быть уверен, что Сноук не навредит Рей. — Ну разумеется. И чисто по-человечески, считаю, ты поступил правильно, но, если смотреть на дело практически, это был бы самый простой и очевидный способ тебя вытащить, — поясняет Лея. — И кстати о Рей: после всего произошедшего ты вообще говорил с ней? Бен замирает. Он думал, не связаться ли с ней, перед тем как позвонил маме, но скованные страхом пальцы не сумели набрать сообщение. Почему-то признаться в любви и попросить прощения перед пятьюдесятью тысячами посторонних людей казалось не так страшно, как поговорить напрямую после всего, что он натворил. — …Нет, — неохотно признаётся он. — Бен! — восклицает обескураженная Лея. — Нужно ей позвонить! Это важно. Ей необходимо услышать правду, и притом именно от тебя! — Мам, пожалуйста, — говорит Бен, — я просто… не могу сейчас. Сначала мне надо убедиться, что она правда в безопасности. Я обязан! Если из-за меня с ней ещё что-то случится… я… блять! — Ладно, — выдыхает Лея недовольно. — Но пообещай, что позвонишь ей. Я серьёзно. Ты, конечно, здесь жертва — ну так и она — тоже, и ей надо знать, как всё обстоит на самом деле. — Я обещаю, — говорит Бен, хотя он, по причине собственной трусости, и не уверен, что сможет это обещание сдержать. Ему хочется пообщаться с Рей, позвонить, извиниться, помириться — конечно! Но пытаться говорить с ней без того, чтобы по-нормальному, по-настоящему решить проблему, которую создал… он просто не может. Сейчас ему не вынести её гнева, а уж её прощения он и подавно не достоин. — Ну, ладно, — произносит Лея мягче. — А что твой друг? Он ещё не ушёл? Бен в замешательстве поднимает взгляд, и до него вдруг доходит, что Митака и правда всё ещё здесь, с ним в одной комнате. Он так тихо сидит в углу, слушая их с Леей беседу, что Бен почти вовсе про него забыл. — Да, Митака ещё здесь, — подтверждает Бен. — Хорошо. Выведи на громкую связь, хочу поговорить и с ним тоже, — велит Лея, и Бен подчиняется. — Здрасьте, э-э… миссис… э-э… сенатор Органа, — мямлит Митака, как только Бен вытягивает руку с телефоном в его сторону. — Для тебя просто Лея, — говорит она. — Итак. Поговорим о том, как вытащить вас из цепких лап этого говнюка. Они втроём разговаривают так долго, что его телефон почти полностью разряжается, и Бену приходится в спешке тянуться за шнуром зарядки, чтобы аппарат не сбросил звонок. Он беспрерывно вибрирует от сообщений, пропущенных звонков и прочих оповещений, поэтому Бен просто отключает все пуш-уведомления разом, не планируя включать их вновь в обозримом будущем. Контракт Митаки не настолько суров, как контракт Бена, но это ещё ни о чём не говорит, и чем дольше они беседуют, тем сильнее от их имени возмущается Лея. — Вот же поц*, чтоб меня… Вам обоим нужен адвокат, и немедленно, — говорит Лея с убийственной серьёзностью. Бен знает, она расстроена сильнее, чем показывает, раз в её вокабулярии мелькнуло еврейское ругательство. — Если Сноук посмотрел твой стрим — а учитывая то, что ты мне про него рассказал, я бы исходила из того, что он его посмотрел, — он, скорей всего, уже связался с собственным адвокатом и работает над тем, чтобы вас уничтожить. Наверняка подаст иск о клевете и оскорблении личности, оговоре и прочем, что, по его мнению, он способен доказать. На секунду Лея останавливается, и Бену слышно, как яростно она печатает что-то на клавиатуре на том конце провода, прежде чем продолжить: — Это, увы, не моя область знаний. Хотя я знаю кое-кого, кто не только знаком со множеством адвокатов в сфере спорта и развлечений, но и довольно хорошо понимает ваш мир. И я бы с радостью подключила его к делу, но не знаю, как ты к этому отнесёшься. У Бена ёкает сердце, как только до него доходит, кого имеет в виду мать. Догадаться нетрудно. — Хочешь позвонить Люку, — произносит он с утвердительной интонацией. — Да, — прямо заявляет Лея. — Я в курсе ваших неурядиц, но… многое изменилось с того дня, как вы последний раз общались, и если он окажется на твоей стороне, то лучшего и желать будет нельзя. Бен успешно подавляет порыв сказать ей, что на ещё одно «простить и забыть» у него элементарно кишка тонка. Потому что тут Лея не ошибается. А если помимо прочего вспомнить, что сейчас Люк — тренер Рей… то… держать его в стороне будет просто-напросто глупо. — Ладно, — говорит он, — позвони ему. — Хорошо, после перезвоню, — отвечает Лея, затем вешает трубку. Бен, пересевший на диван рядом с Митакой, — ибо держать руку вытянутой, сидя на другом конце комнаты, ему очень быстро надоело, — сначала уставляется в телефон, а потом переводит взгляд на сокомандника. — Слушай… спасибо тебе, — говорит Бен, и он искренне удивляется, сколько в его голосе сердечности. Митака, со своей стороны, просто робко улыбается Бену. — Жаль, что я ничего не предпринял раньше, — сокрушается он. Бен качает головой. — Ты ведь тоже своей шеей рисковал, передавая мне это видео, — говорит он Митаке. — Юристы Сноука не дадут тебе выйти сухим из воды, раз ты мне помог. Считай, что мы квиты. Вид у Митаки неуверенный и немного несчастный, словно он не совсем согласен с такой оценкой ситуации, но вот на диване вибрирует лежащий между ними телефон, на корню обрывая любой возможный спор на эту тему. — Привет, малец, — произносит Люк. — Давненько не общались. Сейчас, впервые за долгое время слыша голос Люка, Бен чувствует себя так, будто получил коленом под дых — так сильна ярость. Это застаёт его врасплох, однако он заставляет себя усмирить пыл. В конце концов, он на это согласился, и отказаться теперь будет не только глупо, но и потенциально опасно для Рей. — Люк, — откликается Бен лаконично. Люк вздыхает. — Сейчас не время, ребят, — встревает Лея. — Бен, я в общих чертах описала Люку суть дела, а тебе потом нужно будет сообщить подробности. — Хотя вы оба определённо по уши в дерьме, есть и хорошая новость. У вашей небольшой проблемки с контрактом есть одно очень простое решение, — говорит Люк. — Вы в курсе, что в некоторых штатах оговорки об исключении конкурентных действий в контрактах не имеют юридической силы? И что подобный пункт часто является основанием для аннулирования всего контракта? У Бена сердце замирает. — Что вы хотите сказать? — спрашивает Митака, и они с Беном обмениваются осторожными, но полными надежды взглядами. — Я хочу сказать, что сейчас в Нью-Йорке судят работодателей, которые злоупотребляют условиями об отсутствии конкуренции, и это, судя по всему, для вас только верхушка айсберга, — отвечает Люк. — И это значит, — продолжает Лея, — что, вне зависимости от того, какие именно действия против вас предпримет Сноук, мы, возможно, только что наткнулись на карточку «Выйти из тюрьмы бесплатно». И впервые за, как ему кажется, век, Бен улыбается. Как Лея и предсказывала, Сноук обвинил Бена в клевете и оскорблении личности, а кроме этого подал в суд на Бена с Митакой за нарушение условий трудовых соглашений посредством того, что они участвовали в теперь уже печально известном стриме и опубликовали то чёртово видео. — Он просто швыряет в стену столько спагетти, сколько может, и смотрит, где лучше прилипает, — говорит Люк, после того как Бен отправил ему копию иска, поданного Сноуком. — Обсудим подробней сегодня вечером, когда я вернусь. — Ты… что? — хмурясь, спрашивает поражённый новостью Бен. Люк глубоко вздыхает. — Лея не сказала? Бен косится на мать, которая сидит за его обеденном столом и что-то печатает на своём ноутбуке, — и если присутствие Леи в его квартире нельзя назвать полнейшим майндфаком, то Бен уж и не знает, что тогда можно. — Говори, — произносит он, пощипывая переносицу. — Я сегодня лечу в Нью-Йорк, — продолжает Люк, которого эта перспектива, похоже, радует не больше, чем Бена. — Ясно, — комментирует тот. Это, конечно, логично. Люк помогает с делом, а они как раз достигли чего-то, что отдалённо напоминает конструктивный диалог, но… Всё равно, это же Люк! У Бена хватает мужества признать, что происходящее — последствия его собственного выбора и что во всех своих неприятностях он виноват сам. И всё же нельзя отрицать, что то, как Люк себя вёл, сыграло немалую роль в появлении обстоятельств, позволивших Сноуку так беспрепятственно Беном манипулировать. Повесив трубку, он скрещивает руки на груди и сурово смотрит на мать. — Почему ты не предупредила, что он приезжает? — Шило проткнуло мешок, да? — говорит она не слишком сожалеюще. — Если под «шилом» ты имеешь в виду дядюшку. Что, нет ни единой причины, по которой следовало бы упомянуть о его приезде раньше? — спрашивает он, ощущая, как бьётся на виске жилка. Он старается — прикладывает титанические усилия к тому, чтобы быть более терпеливым, благодарным, милосердным. Старается быть как Рей. Бен старается, но некоторые вещи, связанные с его родственниками, просто не меняются. — Мама… — произносит он. Наконец Лея вздыхает и прямо встречает его взгляд. — Ты прав, — отвечает она обезоруженно. — Надо было тебе сказать. Только… Я ведь знала, что ты будешь не в восторге, и… Она опускает взгляд на колени, а когда опять смотрит на Бена, в её карих глазах он видит нехарактерный блеск. — Бен, ты был рад меня видеть, — произносит она, — ты говорил со мной без криков, мы не ссорились, и… я хотела, чтобы это продолжалось как можно дольше. И Бен как бы… внутренне сжимается. Злой зуд разочарования, начавший было свербеть в его груди, исчезает как по волшебству. Бен проходит всю комнату и с глубоким вздохом опускается на стул рядом с матерью. — Хреновым я был сыном, — произносит он, и кончик его губы изгибается в подобии улыбки. — Ну, я тоже не мать года, — произносит Лея тихо, затем тянется и берёт его правую руку в свою миниатюрную, мягкую левую ладонь. Кожа у неё морщинистая и несёт на себе метки возраста, ему не знакомые. Зато само прикосновение он помнит. Он подмечает, что мама до сих пор носит кольцо, которое его отец подарил ей почти двадцать лет назад. Это не обручальное кольцо, и то, что оно всё ещё при ней, любопытно. — Прости, что мы так долго к этому шли. И всё же я рада, что у меня есть шанс что-то исправить, — продолжает Лея. Бен перехватывает руку матери поудобнее. — А я рад, что ты здесь, — произносит он. И это означает: «Да, мне всё ещё обидно, но я это переживу, и спасибо, что в этот раз ты меня не бросила. Я тебя прощаю». Лея сжимает его руку. — Клянусь, в следующий раз, когда приглашу кого-то из прошлого, я тебя предупрежу, — говорит она, и Бен ощущает, как, вопреки его воле, губы дёргаются и изгибаются в улыбке. Встреча с Люком проходит очень странно. Они без понятия, как друг с другом общаться. Бена раздражает дядина привычка постоянно шутить, и он считает это неуместным, учитывая серьёзность обстоятельств. А Люк, похоже, глубоко разочарован, что спустя столько лет Бен не сделался ни проще, ни добродушней. Они сидят, смущённые, друг напротив друга в ресторане, специально выбранном Леей в качестве нейтральной территории для первой встречи. Сама же Лея ест суп и время от времени разряжает обстановку, непринуждённо комментируя погоду и интерьер вокруг. — Боже, ты всё такой же обидчивый, — замечает Люк за салатом, хмуро глядя на Бена поверх своего бокала с вином. — Надеялся, может, самообладание Рей в какой-то мере и тебе передалось. — Ты зачем здесь? — огрызается Бен, в котором дядюшкин высокомерный тон вкупе с упоминанием Рей разжигают гнев, что та спичка — хворост. — Зачем вообще предложил помочь? Не похоже, что твоё мнение обо мне сильно изменилось. Люк ставит бокал на стол и бросает на Бена цепкий взгляд. — Я здесь как раз поэтому. Потому, что мнение моё о тебе изменилось, — говорит он. — Знаю, я не дал тебе нормального шанса контролировать собственную судьбу. Знаю, я обращался с тобой как с ребёнком, но ты ведь тогда и вёл себя соответственно. А сейчас — нет. — Тогда нахрена ты до меня доёбываешься? — зло выдавливает Бен. Люк со вздохом отводит взгляд вправо, затем вновь смотрит Бену прямо в глаза. — Потому что мне за тебя страшно. Мне не хочется, чтобы тех, кто будет судить тебя, сбили с толку норов и припадки гнева, и чтобы они упустили то, что я вижу в тебе теперь: серьёзность, силу и способность сострадать, — говорит он с неожиданной искренностью. Кажется, это самое приятное, что Люк когда-либо ему говорил. В горле стоит ком, но Бен пару раз сглатывает, заставляя его провалиться ниже. Он без понятия, что на это ответить, поэтому отводит взгляд и молча пьёт своё вино. — Как она? — спрашивает Бен позже тем же вечером, когда они стоят на обочине и ждут, пока водитель Леи развернёт машину. — Кто? — откликается Люк вкрадчиво. — Ты знаешь, о ком я, — раздражённо говорит Бен, шаркая тяжёлым ботинком по тротуару. Люк смотрит на Бена одним из таких взглядов. — А, Рей… Ты разбил ей сердце и отравил момент, который должен был стать самым светлым в её жизни. Потом твой босс распустил про неё лживые слухи в Интернете, — произносит он бесстрастно. — Последние вести — что она взяла заслуженный отпуск и вырубила телефон. С неделю назад она прислала Финну открытку с Гавайев. Это всё, что мы знаем. Бен физически съёживается и отводит от Люка глаза. — Я просто пытался её защитить, — говорит он больше самому себе, чем кому-то ещё. Он чувствует как ладонь Люка ложится ему на плечо и сжимает. — Знаю, малец, знаю, — откликается он. — С ней всё будет в порядке. Слова добрые, но чувство вины оттого, как сильно он подпортил Рей жизнь просто своим в ней наличием, стискивает глотку, и он элементарно не в силах ничего ответить. Снап Уэксли, старый друг Люка и высококлассный адвокат в сфере развлечений, соглашается представлять Бена с Митакой в суде, и спустя несколько дней они подают встречный иск против Сноука на том основании, что их рабочие соглашения не только не имели законной силы, но и нарушили трудовое право. В зале суда он впервые с Лас-Вегаса видит своего менеджера, и даже дышать с ним одним воздухом для Бена настолько сложно, что его душит собственный галстук. На протяжении всего процесса Сноук бросает на Бена полные ярости взгляды, от которых того коробит. «Как я мог находиться рядом с ним десять лет?» — удивляется про себя Бен в коротком перерыве, решив, что посещение туалета не стоит риска пересечься со Сноуком без свидетелей. Прав был Митака: то, как Сноук смотрит на Бена — хочет его — выходит за рамки нормального. Слава богу, в этом нет сексуального подтекста, зато есть проявления зацикленности, алчности и собственничества. Желания обладать, контролировать. Подчинять. Запредельно нездорово. В следующие несколько недель, пока длится ожесточённая схватка адвокатов, Бен прочёсывает всю их со Сноуком переписку, а тревогу, порождённую этим процессом, изгоняет тренировками, на что тратит всё свободное время. Рука ещё не зажила настолько, чтобы можно было задействовать подвесную грушу, поэтому в основном он просто поднимает дохренакилограммовые гантели и наворачивает круги по Центральному парку, как накачанный кофеином бордер-колли. Единственный плюс — Сноук не всегда так осторожен, как в случае с публикацией того видео с Рей. Бен находит в переписках с ним и командой обличительные примеры его методов воздействия. Мать летает из Нью-Йорка в Вашингтон и обратно так часто, как возможно, — просто чтобы быть с ним. После детских лет, в которых её постоянно не было рядом, её присутствие теперь значит для него больше, чем он способен выразить словами. Люк поселяется в квартире, снятой на короткий срок в нескольких кварталах от дома Бена, хотя они с Митакой почти всё время проводят в гостиной Бена, работая над делом с ожесточённой решимостью. В конце апреля Снап ставит Бена в известность о том, что команда Сноука не соглашается на мировое, так что их ждёт суд. И вот, на второй неделе мая, Бен поднимается по лестнице здания суда в сопровождении Митаки и Снапа навстречу собственной судьбе.***
Рей старается, правда старается выбросить слова Финна из головы. Она на два дня уезжает в Мауи и занимается там дельтапланеризмом. Ест в шикарных ресторанах и даже посещает гавайскую вечеринку, куда её пригласил один из товарищей по поездке. Но, несмотря ни на что, несколько недель спустя она по-прежнему не в состоянии собрать волю в кулак и забронировать обратный билет. И по-прежнему вспоминает о том, как Финн упрашивал её ознакомиться с последними событиями в бесконечной драме о Бене Соло. И вот наконец, проклиная Бена, Финна, бога, себя и собственную жизнь, Рей сдаётся и идёт смотреть, из-за чего столько шума. К этому моменту телефон в такой глубокой отключке, что даже подсоединение к розетке не даёт мгновенного результата. Кажется, он несколько часов лежит на кровати со значком низкого заряда на чёрном экране. Конечно, это не так, но ориентация во времени вновь начинает подводить её — как и всегда, когда ей неспокойно. Итак, раздражённо вздохнув, она шагает из коттеджа на воздух, запрыгивает на древний велик, шедший в довесок к аренде дома, и едет короткой дорогой в ближайший городок. Там есть небольшое игровое интернет-кафе, которое она до сегодняшнего дня тщательно обходила стороной, — ибо если и есть на этом острове те, кто может её узнать, то они там. Сегодня, однако ж, она подъезжает прямиком ко входу в это заведение и, пристегнув велосипед к фонарному столбу неподалёку, заходит внутрь. Интернет-кафе маленькое, и пахнет здесь почти так же, как когда-то в «Аванпосте»: слегка пылью и ногами. Запах привычный, и пусть не самый приятный, но он всколыхивает в ней волну ностальгии. Стены пестрят плакатами игр, а полки по сторонам зала уставлены разномастным игровым оборудованием и старыми мониторами. Здесь стоят четыре стола, на каждом — по шесть компьютеров, готовых к игре. За стойкой сидит мужчина в футболке с изображением полуголой девушки из аниме и самозабвенно читает комикс. Когда Рей заходит, он на неё даже не смотрит. — Компы пятнадцать баксов первый час, дальше по десять. Напитки и снеки — три по цене двух, — сообщает он. — Спасибо, — буркает Рей, опустив голову и торопливо проходя к свободному компьютеру почти в самом конце зала. В кафе помимо неё только двое посетителей — оба молодые парни, которые, вполне очевидно, увлечены каждый своей игрой, и, слава богу, ни один из них не обращает на неё никакого внимания. Она надевает наушники (пытаясь не думать о том, когда их в последний раз протирали), щёлкает мышью, чтобы пробудить монитор, и вводит в выскочившее окошко свои данные для оплаты. Зайдя наконец в сеть, она делает глубокий вдох, задерживает дыхание и вбивает в поисковик запрос: «КайлоРен». Каждая буква — как удар по её не до конца исцелившемуся сердцу. Вся внутренне подобравшись, она нажимает на клавишу ввода и ждёт целую вечность, пока местный Интернет с черепашьей скоростью выдаст результаты. Наконец они начинают загружаться. Прямо под его страничками в Википедии, Твиттере и Твиче значатся следующие заголовки: GameLinq: Стрим КайлоРена с обличающим признанием: то, что вам необходимо знать! PixelExPolygon: Месть КайлоРена. Kotaku: РейОфЛайт и КайлоРен: неожиданная история Ромео и Джульетты игрового мира. Сердце ускоряется, в горле пересыхает. Недель целительного спокойствия словно не было и в помине. «Какого хрена Финн заставляет меня на это смотреть? — несчастно думает она. — Всё та же херня. Мне это не надо». Но, не успев вознегодовать слишком сильно и закрыть страницу, она выхватывает взглядом последний заголовок от StarKiller Daily, датированный тем днём, когда она улетела на Гавайи. КайлоРен вносит ясность: Бен Соло рассказывает о том, как его менеджер лгал, манипулировал, принуждал оставаться в команде и закончить отношения с РейОфЛайт. У Рей едва не останавливается сердце. Трясущимся пальцем она кликает по ссылке и воспроизводит видео вверху страницы. «Насыщенная событиями неделя выдалась у Бена Соло. Спустя несколько дней после поражения в финале Чемпионата страйкера обвинили в том, что он намеренно уступил противнику в обмен на сексуальные услуги страйкера Сопротивления Рей Сандерсон. Причиной тому послужил пикантный материал на Реддите, — вещает мужской голос на фоне кадров из стримов Бена. — В ответ Соло вышел в Твич и показал миру, что не всё так, как кажется на первый взгляд. В ходе стрима, буквально напичканного шокирующими откровениями, Соло покинул команду с заявлением, что его теперь уже бывший менеджер Джеймс Сноук угрожал и пытался подкупить Рей Сандерсон. Сноук ответил тем, что подал на него в суд, обвинив в клевете, и дело, похоже, дойдёт до судебного процесса». Видео переходит от подборки кадров к вышеупомянутому стриму, и вот уже Рей внезапно смотрит Бену в лицо и слушает его голос. Она смотрит, и голова у неё с каждой секундой кружится всё сильнее, а дыхание спирает. Его голос проходит через неё, в равной степени чужой и знакомый, а его слова, будто шквальный ветер, пронизывают сердце. Двери, которые она считала запертыми на все замки и отгородившими её от событий, что лучше навсегда оставить в прошлом, вдруг распахиваются настежь. Информация просачивается во все трещины, режет до костей и залечивает раны одним махом. «А потом я в неё влюбился. Наверное, это случилось почти сразу, но я не понимал этого ещё несколько месяцев», — произносит Бен, и его тёмные глаза смотрят прямо в её с расстояния в миллион миль и временной разницей в несколько недель, и Рей снова плачет. «Дьявол», — думает она, и волевое решение перестать лить слёзы по Бену Соло разбивается в щепки захлёстывающим потоком эмоций. Она даже не видит его больше за пеленой слёз. Она сжимается в комок, подтягивая колени к груди, пытаясь держать себя в руках если не эмоционально, то хотя бы физически. «Готов поспорить, половина из вас только что решила, что у меня всё-таки протекла крыша, — произносит Бен, — поэтому как же охуенно, что не один только грёбаный Джеймс Сноук может постить видео в Интернете». Даже звука Сноукова голоса, звучащего из прошлого и с большого расстояния, достаточно, чтобы её передёрнуло. Но она не может выключить. Ей необходимо услышать, как он признаётся в содеянном на камеру. Для Рей последние несколько недель мир вокруг словно был размыт, и вот очертания его вдруг обрели чёткость. В очередной раз Бен просто пытался её защитить. Он не хотел причинить ей боль. Он оказался в сложнейшей ситуации и выбрал её безопасность в ущерб своему благополучию. Он не бросал Рей. Не отвергал её. Не использовал. Конечно, он ей лгал, этого не изменить. Да, он сделал ей очень больно, да, совершил непростительное. И тем не менее. И тем не менее. Это меняет всё. Наутро Рей садится в самолёт до Сан-Диего, и сердце её колотится так, что она боится умереть раньше, чем приземлится.***
За последние недели зал суда стал знаком Бену от и до, однако, поднимаясь туда в последний раз, он не может поверить, что это конец. Сегодня всё решится. Или он наконец освободится от власти Сноука, или тот завладеет им навсегда. — У меня предчувствие, что всё завершится хорошо, — говорит Снап, когда они с Митакой садятся на места рядом с Беном. — Хоть у кого-то оно есть, — бормочет тот. — Нет, думаю, мистер Уэксли прав, — заявляет Митака. — У нас есть веские аргументы, наши доказательства убедительны. Решение, считай, не может быть вынесено не в нашу пользу. Бен молчит. Приятно, что его команда настроена оптимистично. Как и приятно то, что Люк с Леей в зале. Но факт остаётся фактом: до сей поры, когда бы ни сталкивались их со Сноуком интересы — не важно, при каких обстоятельствах, — мерзавец выходил победителем всегда. Даже сейчас, бросая взгляд в другую сторону зала, Бен видит, как вальяжно на своём стуле развалился Сноук, беседуя со сворой одетых в чёрное адвокатов, которые окружили его, как стервятники падаль. Он всем видом излучает спокойствие и беззаботность. Прежде чем Сноук заметит, как он пялится, Бен отводит взгляд и сжимает руки на коленях под столом в кулаки. Повсюду суетятся присяжные, пытаясь устроиться поуютней на своих предельно неудобных местах, и зал постепенно наполняется людьми. Ровно в девять утра в зал входит судья Мона Мотха, и с ударом её молотка начинается суд. — Истец, пожалуйста, ваша вступительная речь. Слово берёт высокий мужчина с аккуратно подстриженной белой бородой и ухоженными седыми волосами. — Уважаемый суд, — произносит он, кивая судье, после чего поворачивается лицом к присяжным. — Уважаемые присяжные заседатели. Это не дело о сотрудниках, которые подверглись насилию и теперь добиваются справедливости, как пытается убедить вас защита. Нет, это дело о двух совершеннолетних, которые, будучи в здравом уме, подписали контракт с моим клиентом мистером Сноуком, чтобы заработать денег, снискать славу и беспрецедентный успех в карьере, и всё это с его помощью. Представитель истца принимается медленно ходить взад и вперёд вдоль ложи присяжных. — Мой доверитель потратил десять лет на развитие карьеры этих двоих молодых людей, подталкивая их совершенствоваться — как в личном плане, так и в профессиональном. И ни разу за всё это время ни один из них не пожаловался на плохое обращение или те ожидания, которые мистер Сноук, согласно их же контрактам, на них возлагал в обмен на личностную, практическую и финансовую поддержку. Недовольство не было выражено ни разу. Почему же? Что ж, учитывая факты, можно предположить, что так произошло потому, что и мистера Соло, и мистера Митаку данное соглашение вполне устраивало. Юрист Сноука останавливается у самой середины скамьи присяжных. — Эти двое мужчин имели уйму времени оспорить свои контракты, подать жалобу на нездоровую рабочую обстановку и на самого мистера Сноука. Но вместо этого они решили пользоваться его щедростью вплоть до недавнего времени, пока не перестали считать его нужным. Затем они не только осмелились нарушить договорные обязательства, но и распространили ложь в средствах массовой информации, опубликовав неполные и некачественные материалы, совершенно вырванные из контекста, выставляющие моего клиента мелочным, мстительным инфантилом, а не генеральным директором компании из списка «Fortune 500» и менеджером уважаемой киберспортивной команды. Они оклеветали его и опорочили его имя, что стоило его бизнесу многомиллионных потерь и нанесло непоправимый ущерб его репутации. Адвокат театрально разводит руками. — Уважаемые присяжные заседатели, вы несёте ответственность за то, чтобы справедливость сегодня восторжествовала. Не идите у них на поводу, не относитесь к этим взрослым как к мальчишкам, которые не ведали, что творили, или не были достаточно умны, чтобы не суметь разрешить свой небольшой личный конфликт с мистером Сноуком. Конфликт, прошу заметить, произошёл только потому, что мистер Соло решил нарушить свой контракт, а затем убедил мистера Митаку последовать его примеру. Мистер Сноук не идеален, но он сделал всё, что было в его силах, для этих людей, а они отплатили ему чёрной неблагодарностью, и теперь по их вине его доброе имя может быть запятнано, а всё, что он создал, может быть разрушено. Не дайте этому случиться. Юрист Сноука садится, и Бен вдруг понимает, что впился ногтями в ладони почти до крови. Ещё он едва не прикусил язык, пытаясь сдержаться и не вскочить с места с криком, что всё сказанное — пиздёж от первого до последнего слова. Он чувствует, как по затылку бегут мурашки, оборачивается и видит, что Сноук вновь не сводит с него глаз. Губы его чуть кривит тонкая, гадкая ухмылка, при виде которой Бена едва не выворачивает наизнанку. — Ответчик, — говорит судья Мотха, — что вы на это скажете? Снап, поднявшись на ноги, скрывает Сноука из виду, и Бен отворачивается, намеренно не глядя на своего бывшего менеджера. — Замечательная речь, — начинает Снап, — хоть и целиком основанная на лжи. Ни один из этих молодых людей никогда не был должен Джеймсу Сноуку ничего — ни времени, ни преданности, ни послушания, — учитывая то, что контракты, которые он обманом заставил их подписать без консультации с адвокатом, были не только жестокими и требовательными сверх всякой разумной меры, но вдобавок нарушили немыслимое количество пунктов трудового кодекса. Более того, как мы продемонстрировали в ходе разбирательства, мистер Соло и мистер Митака не только на протяжении многих лет подвергались унижению и жестокому обращению на рабочих местах; мы также установили подлинность всех жалоб мистера Соло касательно поведения мистера Сноука и его поступков. Адвокат широко разводит руками. — Мой оппонент произнёс долгую, высокопарную речь о справедливости и о том, что надо поступить по совести. Я об этом говорить не стану. Потому что вы уже и так поняли благодаря весомости предоставленных нами доказательств, что здесь возможно только одно честное решение. Джеймс Сноук — обидчик. И обидчик из таких, что год за годом могут прикрываться видимостью легальности, чтобы им всё сходило с рук. Пора покончить с этим. Пора правосудию восторжествовать над жестокостью и отвратительными манипуляциями, говорящими на языке, который должен обеспечивать трудящимся — всем без исключения — безопасность. Благодарю. Снап садится, и Бену слышно, как публика позади него начинает шептаться, вынуждая судью стучать молотком, дабы призвать к порядку. — Это было охрененно, — шепчет Митака потрясённо. «Просто будем надеяться, что этого было достаточно», — думает Бен. Присяжные удаляются на совещание, и Бен жалеет, что не курит, что не может извиниться и выйти на пару минут наружу, чтобы в одиночестве постараться унять клокочущую в груди панику. «А вдруг недостаточно? — думает он. — Что, если мы проиграли?» Он даже вообразить не может своё будущее, если контракт со Сноуком останется в силе. Потому что в таком случае будущего у него нет. Сноук будет владеть им всегда, и пытки, которые ждут Бена и которыми он поплатится за то, что сделал, будут безмерны. Раздумья присяжных словно длятся годы и годы. Каждый раз, когда Бен смотрит на часы под потолком, ему кажется, что стрелки намертво приклеены к циферблату. Но вот наконец присяжные возвращаются в свою ложу. — Приняли ли вы решение? — спрашивает судья Мотха. — Да, Ваша честь, — отвечает старшина присяжных. В зале сейчас так тихо, что было бы слышно, как падает булавка. Никто не дышит. — По делу о клевете и оскорблении личности мы считаем обвинения необоснованными, поскольку все заявления, сделанные в адрес Джеймса Сноука, оказались правдивы. Кроме того, по вопросу о понуждении приведения в исполнение трудовых соглашений, присяжные признают такое требование к обоим ответчикам незаконным, поскольку трудовые контракты, составленные мистером Сноуком и его юридической командой, не имеют законной силы в штате Нью-Йорк. После говорится ещё много всего. Из уст судьи и присяжных по несколько раз звучат слова «уголовное дело», «разбирательство» и «расследование». Аудитория разражается неистовым жужжанием — перешёптываются юристы Сноука да и вообще все вокруг. Но Бен почти ничего этого не замечает. «Я свободен, — думает он, — я свободен, а Рей в безопасности. Всё закончилось. Всё наконец-то закончилось». Сноук в итоге перехватывает его на выходе из зала суда. Бен идёт следом за родными и Митакой; замыкает шествие Снап, который тихо разговаривает со своим помощником. Внезапно в плечо Бена с удивительной силой вцепляется костлявая рука, останавливая на полном ходу. — Соло, — произносит Сноук, презрительно усмехаясь, — жаль, я сразу не понял, что ты не стоишь тех проблем, которые создаёшь. Надеюсь, теперь ты счастлив. У тебя никогда больше не будет возможности, равной той, что дал тебе я. Ты мог бы получить всё, но предпочёл от всего отказаться. Такое разочарование! Бен поворачивается и смотрит на Сноука. Смотрит будто впервые в жизни. На того, кто десять лет держал его под полным контролем. Кто изгалялся над ним, унижал, понукал, мучил одиночеством. Кто угрожал женщине, которую Бен любит. Уродливая впадина под скулой, маниакальный, бешеный блеск голубых глаз. Дряблая кожа землистого оттенка; одежда болтается на дряхлеющем теле. Бен думает обо всём том, что хотел бы сказать, а ещё о том, с каким наслаждением просто взял и вмазал бы Сноуку прямо здесь и сейчас. Затем он обводит взглядом людей, которые шепчутся, стоя и глядя на Сноука со свежеобретённым отвращением. Бен сбрасывает руку Сноука со своего плеча. — Иди на хуй, — говорит он, а затем отворачивается, оставляя Сноука стоять в оцепенелом молчании, и торопится в конец коридора, чтобы догнать своих. Сейчас едва за полдень, и, когда они подходят к выходу из здания, Бен отмечает про себя, что солнце ярко светит в огромные окна и что это, в общем-то, довольно приятно. Стоит им выйти наружу, их там встречает толпа репортёров — необычный микс из игровых журналистов, которые здесь ради Бена с Митакой, и финансовых корреспондентов, пришедших из-за Сноука. Все они жаждут фото, видео и каких-то высказываний. — Мистер Соло! Мистер Митака! Чем вы займётесь теперь? Первому Ордену конец? — Мучит ли вас совесть за ущерб, который вы нанесли неигровому бизнесу Сноука? — Вы довольны вердиктом? — Вы закончили с профессиональным киберспортом? — Будет расследование по уголовному делу? — Что насчёт Рей Сандерсон? Бен отталкивает большую часть микрофонов и, пригнув голову, пытается спрятать лицо. — Без комментариев, — повторяет он как заведённый, пока охранник матери ведёт его в хвосте группы прямиком к машине, сажает туда и захлопывает дверь, отрезая от творящегося снаружи хаоса. Бен делает глубокий вдох и чувствует, как расслабляется. — Видишь, малец? Я же говорил, что всё получится, — произносит Люк с улыбкой. Бен уже собирается ответить, но тут звонит его телефон. Он принимает вызов и из-за своей взбудораженности происходящим даже не удосуживается проверить, от кого звонок. — Алло, — говорит он. — Бен? — с того конца обращается к нему знакомый голос с британским акцентом, и его нервные окончания оживают все разом. — Рей, — выдыхает он. Бен понимает, что сейчас каждый пассажир этой машины смотрит на него, подняв брови и пытаясь вести себя предельно тихо, чтобы расслышать, что происходит. Бену плевать. — Привет… эм-м… Бен, я… Я посмотрела стрим. И меня… не было, я была в отъезде какое-то время, но я посмотрела, и мне надо было поговорить с тобой, поэтому я вернулась. Я… знаю, зачем ты это сделал… Понимаю, почему расстался со мной, и всё ещё злюсь, но… Рей запинается, будто она без понятия, как выразить словами то, что чувствует. Бен может себе представить. Его сердце бьётся неровно, под стать порывистому темпу её слов — точно свеча мерцает. — Я просто… позвонила, просто чтобы… Не знаю… — обрывает она сама себя. — Рей, — произносит он ещё раз, теперь увереннее. — Я так много всего хочу тебе сказать. О стольком нужно поговорить. Но я не хочу по телефону. Можно… можно я приеду к тебе? — Да! — выпаливает она даже раньше, чем он договаривает, и в его груди вновь расцветает надежда. — Скажи, где ты, — говорит он, — я буду там вечером. ________________ *Поц — это я так перевела чисто еврейское ругательство «shvantz». Дословно что-то вроде «хрен моржовый», но после недолгих раздумий мой выбор пал на русреал:)