***
В общем-то Бен никогда не испытывал особых чувств к своей квартире. Просто место где жить. Защищает от непогоды, плюс здесь хранятся все его вещи. Он купил её на деньги, полученные за последнюю победу в составе Рыцарей Республики, и с тех пор даже не думал перебраться. Стены и потолок покрашены в белый, на полу тёмный паркет. В кухне, где он почти не готовит, господствует блестящая металлическая утварь. Мебель здесь вся чёрная, из Икеи. По стенам — какие-то безликие модные постеры да несколько взятых в рамки плакатов с игр и турниров, но фотографий нет. Лишь пара значимых личных вещей. Огромные окна выходят на череду унылых особняков через дорогу. По ощущениям — шоурум, в который он только что вселился. Вот Бен кидает сумки в прихожей, закрывает за собой дверь, и ему кажется, будто он видит эту квартиру впервые за четыре странных года, что здесь прожил. Это… блять, это отвратительно. Оставив сумки там, где их бросил, и скинув ботинки, он проходит через гостиную в спальню. Кровать размера «кинг-сайз» с сизым постельным бельём и чёрным стёганым одеялом застелена сотрудницей из службы клининга — она приходит раз в неделю, чтобы прибраться, хотя он, так-то, никогда не устраивает беспорядка. Бен грузно опускается на постель, роняет лицо в ладони. После поражения от сопротивленцев Сноук хранил зловещее молчание. Только когда они скрылись от чужих взглядов, менеджер отвёл его в сторону и прошипел: «Когда вернёмся в Нью-Йорк, будь готов столкнуться с последствиями». Бен так и не понял, какого плана последствия его ждут. Сейчас они со Сноуком в тупике. Формально Бен сделал всё, что Сноук сказал, и, несмотря на тот ничтожный миг ошеломления и бездействия, Бен правда играл свои матчи против Сопротивления на пределе возможностей. Формально — формально — условия, которые Сноук ему выставил, были соблюдены. И всё же он проиграл, а проигрыши никогда не были чем-то приемлемым, и тем более неприемлемо поражение в финальной битве Чемпионата. Против кого-то вроде Рей. А вот тут воды мутнеют. Если Сноук раскроет личность Рей, Бен уйдёт, ведь тогда единственное, что держит его под контролем, исчезнет. Но если Сноук этого не сделает, то Бен увидит, что его угрозы — пустышка и нет никаких причин остаться. Так что наказание, каким бы оно ни было, неизбежно. И Бен уверен, что, в конечном счёте, расплачиваться придётся именно Рей. Боль и разочарование в груди, сродни живому существу, скребётся в грудной клетке, раздирая сердце и лёгкие в лоскуты. Теперь-то Бен понимает, что попал в ловушку в тот самый миг, как подписал контракт. Однако прежде он, будто лунатик, жил во сне, довольный жизнью в своей клетке и слишком оцепенелый, чтобы пойти другим путём. Теперь он очнулся, а поделать ничего нельзя. Он уже пытался освободиться и потерпел крах. И в процессе потерял всё, что у него было. — Блять, — говорит он в тишине комнаты, затем: — БЛЯТЬ! Он вскакивает, бросается к тому, что ближе всего к нему расположено, — к высокой напольной лампе. И отправляет её в полёт через комнату. Металл сталкивается с деревом, стеклянный шар на верхушке лампы разбивается вдребезги, осколки брызжут во все стороны. — ГОСПОДИ БЛЯТЬ БОЖЕ! — ревёт Бен, рукой сметая с комода часы, стопку книг и несколько статуэток с различных соревнований. Ещё одну лампу постигает примерно та же участь, что и первую. Он разворачивается к огромному плакату в раме, который Far Galaxy прислала ему в честь первой победы на турнире, с автографами всех актёров озвучки в игре. И продырявливает его кулаком, разбивая стекло, разрывая бумагу, оставляя вмятину в гипсокартоне позади — с такой силой он лупит. Он убирает руку, и в костяшках торчат осколки, а по пальцам струится кровь. Он этого даже не чувствует. Он воображает на месте плаката лицо Сноука, размахивается и бьёт вновь. Представляет, как кулак впечатывается в порванную кожу и вдавленную кость. Срывает плакат со стены и швыряет прочь. Ослеплённый яростью, он бредёт, спотыкаясь о мусор под ногами, в ванную. Наклоняется вперёд, хватается за край раковины и смотрит на своё отражение. Глаза красные, и дышит он, словно только что пробежал марафон. — Пошёл ты, — выплёвывает он, — пошёл ты! Тупой, тупорылый, бесполезный уёбок. Гнев и горечь так сильны, что он едва не впадает в панику. Он не может глубоко вдохнуть. Все те эмоции, которые он подавлял с тех пор, как проснулся и обнаружил в своём номере Сноука, переваливают через край, и Бен не знает, что делать. Так великолепно он научился злиться на других. Обрушивать негатив на кого угодно, только бы не на самого себя. Однако ж вот он на дне кроличьей норы. И никого здесь больше нет. Конечно, он зол на Сноука. Он даже немного злится на Рей, за то, что она вынудила его выяснять отношения прилюдно. Но, как ни крути, в бешенстве он именно от самого себя. Если б только он сразу разгадал, что Сноук за человек, или, боже, если б он даже сложил два и два и очнулся от своего треклятого ступора парой месяцев раньше… или если б был честен с Рей с самого начала, пока не стало поздно, то, возможно, не закончил бы так. «Может, и поделом мне, — думает он. — Может, я это заслужил». — СУКА! — ревёт Бен, и слово будто продирается наружу из его глотки. Жгучий жар наполняет глаза, а затем выплёскивается, и, глядя на своё отражение, Бен понимает, что это слёзы текут по щекам. Он плачет. Он не помнит, когда последний раз плакал, но просто не знает, что ещё можно сделать. Ему страшно, больно, плохо. Ему хочется, чтобы кто-нибудь обнял его, сказал, что всё образуется. Хочется не быть больше одному. Внезапно впервые за почти десять лет Бену хочется поговорить с матерью. Это словно удар под дых — так сильна ностальгия. Он вспоминает момент из прошлого. Мать только что вернулась с работы, а он, семилетний, задевая косяки, нёсся к входной двери. Ему не терпелось показать маме робота, построенного из Лего. Он зацепился ногой за край ковра в прихожей, прямо у порога, робот ударился об пол и развалился на части. Лея нагнулась и заключила в объятия его сотрясающееся от рыданий тельце. Воспоминание так ярко, что он буквально чует аромат её любимых старинных розовых духов, почти слышит её ласковый, обыденный голос: «Иди сюда, малыш, всё нормально. Мы всё починим». И вот, посмотрите на него — ему идёт тридцать первый год, и он плачет навзрыд. И всё, чего он хочет, — чтобы мама обняла его и сказала, как починить его поломанную жизнь. Бен отшатывается от раковины, упирается в стену позади. Сползает по ней и падает на пол. Он не испытывал желания связаться с ней с того самого дня, как Сноук вручил ему контракт. Он сидел в этом дурацком «Кресле Василия» в кабинете Сноука, глядя на кипу бумаг перед собой, в тридцать листов толщиной и изобилующую юридическими терминами, в которых он ни черта не смыслил, и была минута, когда на ум ему пришло, что надо бы показать это ей, прежде чем подписывать. Но Сноук посмотрел на него свысока и спросил: — Откуда сомнения? — Здесь просто… целая куча всего, — отозвался с запинкой Бен. — Мне бы посоветоваться с матерью или с кем-нибудь из её адвокатов… — Это стандартный договор; он длинный, так как нацелен соблюсти интересы обеих сторон, — откликнулся Сноук. — Да и вообще, я думал, ты пришёл ко мне, потому что устал от её вмешательства в твою карьеру. И этого оказалось достаточно. Бен подписал контракт не задумываясь. А теперь, сидя на полу своей ванной — с израненной рукой и разбитым сердцем, без иных перспектив, — он не в состоянии думать ни о чём, кроме как о том, чтобы потянуться к карману и вынуть телефон. Он набирает номер. Она берёт со второго гудка. — Алло? Материнский голос резче, чем он запомнил, в нём буквально слышатся минувшие десять лет — сигареты, спиртное, ссоры с его отцом, флибустьеры и речи, тяжесть лет. Десять лет, что они не общались, он слышит в одном слове. И всё же беспокойство и искренняя надежда в её голосе окропляют его, точно летний дождь. — Привет, мам, — выдавливает он, сдерживая новую волну слёз.***
— Собираешься там остаться на веки вечные? — спрашивает Финн через дверь. Рей кажется, он слегка драматизирует; они в Сан-Диего меньше суток, из которых лишь две трети времени она прячется под одеялом, поэтому… не так уж и долго она затворничает. — Да, — отвечает она тем не менее, ибо раздражена и жалеет себя. Спустя мгновение тишины раздаётся шумный вздох Финна. — Тогда я вхожу, — говорит он. — Надеюсь, ты не голая. Дверь отворяется, и Рей слышит его тяжёлые, медленные шаги. Под протестующий скрип матраса Финн садится рядом. — Ты пропустила вечеринку тако, — произносит он. — Я не голодная, — бормочет Рей, плотнее сворачиваясь в позу эмбриона. — Ага, а я Папа Римский, — откликается Финн. — Ты со вчерашнего утра ничего не ела. Ты точно голодная, просто не осознаёшь этого, потому что тебе грустно. Когда это изменится, учти, что остатки в холодильнике. — Спасибо, — произносит она вяло. — Знаешь, Рей, ты можешь поговорить со мной, — замечает он мягко и кладёт руку ей на плечо поверх одеяла. — Роуз передала мне суть того, что случилось между тобой и Беном на вечеринке, но, понятное дело, ты многое недосказала. Имей в виду, что я рядом, если захочешь… ну… выговориться? — Ладно, — соглашается Рей, желая лишь одного: чтобы он наконец ушёл. Как же она устала! У неё нет сил говорить об этом сейчас — ни с Финном, ни с кем бы то ни было. Хотя… Это не совсем так. С Беном ей хочется поговорить, но это именно по его милости ей так хреново, так что это не вариант. Финн опять вздыхает. — Ладно, я понял намёк, — говорит он, ещё раз похлопывая Рей по руке. — Но тебе следует знать: я не дам тебе здесь совсем раскиснуть. Нам надо отметить, тебе надо отметить. Какой я буду друг, если рано или поздно не затащу тебя обратно в реальность? Рей не отвечает. Финн поднимается на ноги. — Обязательно поешь, ладно? — говорит он. Шаги смолкают, дверь затворяется вновь. Ещё некоторое время Рей продолжает кутаться в одеяло, водя пальцами по мягкой кремовой трикотажной простыне и ощущая под собой неровности матраса. В голову приходит неожиданная, робкая мысль, что теперь можно позволить себе новый матрас. Дьявол, а ведь можно переехать в новую квартиру — одной. Даже за вычетом налогов, вознаграждения Люку и после разделения призовых на шестерых, Рей, по её меркам, теперь просто сказочно богата. Удивительно, насколько ей это безразлично. Это ведь её мечта. Она — признанный профессиональный геймер, чемпион в своей игре, у неё достаточно денег, чтобы рассчитаться со всеми долгами и жить припеваючи. И тем не менее она лежит в кровати и — подумать только! — плачет из-за парня. Нужно быть выше этого. Ей всё кажется бессмысленным, всё — в тягость. Как же она устала. Если вот так обычно и выглядят сбывшиеся мечты, есть ли смысл напрягаться в дальнейшем? «Тьфу!» Понятное дело, она драматизирует, ей это известно. Она была счастлива довольно приличный отрезок времени перед тем, как нарисовался Бен. И она знает, что когда-нибудь будет счастлива вновь. Но вот это «между», когда нет ничего, кроме страданий… просто грёбаный отстой.***
— Что случилось? — спрашивает Лея, будто и не было этих десяти лет. Никаких «почему ты не звонил», «совсем обнаглел». Лишь мать, которой искренне тревожно за сына. — Ничего не случилось, — произносит он, делая голос настолько низким и уверенным, насколько возможно, пытаясь унять дрожь, которая того и гляди выдаст его с головой. Позвонить ей явно было ошибкой, порождённой моментом слабости. Он не может позволить ей узнать, насколько всё плохо на самом деле. В конце концов, Лея ведь зануда. Не сможет она выслушать о том, что у Бена неприятности, и не вмешаться. А её вмешательство лишь создаст новые проблемы и, возможно, навредит Рей. Но как сказать ей об этом? Это не та схватка, в которой можно победить с помощью логики, — в противостоянии эмоций порыв услышать её голос просто сгинет. Притвориться, что всё в его жизни в полном порядке, не выйдет. — Давно не виделись. Просто хотел… узнать, как ты, — заканчивает он с запинкой. На том конце провода Лея издаёт недоверчивое «хм-м». — Знаешь, Бен, ты очень похож на отца: не умеешь врать, — говорит она. — С девушкой поругался? — Мам, давай не будем, — просит он. Видимо, проскочили в его тоне какие-то такие нотки, потому что она вздыхает, но соглашается: — Ладно. Не хочешь говорить об этом — как хочешь. — Спасибо, — произносит Бен, и он и вправду благодарен. Сейчас почему-то сложно припомнить те ссоры и то, как она его подводила. Он так истосковался по искренне хорошему к себе отношению, что, кажется, способен простить ей любые грехи — лишь бы продолжала разговаривать с ним. Лишь бы ему больше не было так одиноко. — Как… как папа? — спрашивает он и с ужасом осознаёт, что и правда не знает. Мать постоянно мелькает в новостях. Бен слышит о ней почти каждый день, хочет он того или нет. Но отец, с тех пор как закончил с гонками, вроде как совсем исчез из поля зрения общественности. — Он… в норме, — говорит Лея устало. — Пару лет назад заставил поволноваться — всё тот инфаркт, — но он выкарабкался. Теперь он в Аризоне, занимается машинами со своим старинным приятелем Чуи. Бен вздрагивает. — Я не знал про сердце, — выдавливает он. — Почему вы мне не рассказали? — У меня не было номера, и я позвонила твоему менеджеру. Оставила сообщение секретарше. А что, тебе не передавали? — спрашивает Лея, и Бен буквально слышит, как она хмурится. — Нет, — произносит он мягко, — никто ничего мне не сказал. — Бен… — начинает мама, вновь этим тоном, и у Бена в голове будто бьют набат, ибо Лея вот-вот свернёт обратно к разговору, которого он сейчас просто не вынесет. — Бен, что с тобой творится? — Не надо. Я не буду тебя в это впутывать, ясно? Просто… извини, — говорит он, — мне, понимаешь… мне жаль, что меня не было, когда папа болел, жаль, что не звонил ни разу до сегодняшнего дня. Прости, что так долго оставался в стороне. На другом конце провода его мать издаёт тихий звук, и Бен почти что видит, как выражение её лица смягчается — совсем как в детстве, когда он приносил из школы какую-нибудь поделку для неё. — Ох, Бен, я просто счастлива снова тебя слышать, — ласково отвечает Лея. — Мне так тебя не хватало. Бен закрывает глаза и просто впитывает её слова каждой порой. — Слушай, — говорит она, — заседание вот-вот начнётся, но… мне просто хочется, чтобы ты знал: в какую бы беду ты ни попал — если я понадоблюсь, всё, что тебе нужно сделать, — это позвонить, окей? Бен согласно мычит, не вполне доверяя себе изъясняться словами. — И… мне бы хотелось увидеться. Если позволишь. Может, когда я в следующий раз приеду в Нью-Йорк? — Конечно, — говорит он, хоть и знает, что, разумеется, Сноук не даст ему подойти к матери ближе, чем на милю. — Хорошо. Всё будет хорошо, — заверяет она, — я… люблю тебя, Бен. Поговорим позже, окей? И Бен, перед тем как повесить трубку, кое-как умудряется выдавить «я тебя тоже» из своей глотки, стиснутой от желания разрыдаться снова.***
Время течёт подобно холодной патоке: неторопливо, вяло. Вечерний свет медленно гаснет, уступая место темноте ночи. Рей лежит почти не шевелясь, лишь переворачиваясь время от времени на другой бок, когда начинает ломить в каких-нибудь местах. Она в каком-то оцепенении между сном и явью — дремлет. Не думает. Плывёт по течению. Только когда тают последние всполохи рассвета, она чувствует короткую вибрацию где-то рядом с ногой и вздрагивает. Оповещения из соцсетей она вырубила — телефон жужжал постоянно, и это раздражало, а содержание баннеров лишь усугубляло хандру. — Блин, сообщения не отключила, — бормочет она, сражаясь с одеялом, которое мешает схватить мерзкий гаджет. Подтягивая пальцем нужное меню, чтобы перевести телефон в режим «Не беспокоить», она всё-таки ухватывает краем глаза первое сообщение. Люк Скайуокер Привет, Рей, Есть разговор. Знаю, ты наверняка не хочешь, но это важно. С наилучшими пожеланиями, Люк Люк Скайуокер Привет, Рей, Вообще-то это довольно срочно. Пожалуйста, откликнись сразу как получишь. С наилучшими пожеланиями, Люк Рей глядит на текст, насупившись. — Какого хрена? — произносит она, оскорбившись до глубины души. Люк; тот, кто не дал себе труда сказать слов более утешительных, нежели «Как бы мне хотелось, чтобы всё сложилось иначе», при этом всем своим видом как бы говоря: «Ну а чего ты, в принципе, ожидала?»; тот, чьё бесталанное управление карьерой Бена толкнуло того идти кривой дорожкой, которая в итоге с самого начала вела к её разбитому сердцу, — этот человек не имеет никакого права заставлять её говорить ему хоть что-то! Да и вообще, что может быть срочным теперь? Не похоже, что Бен намерен снова расстаться с ней с минуты на минуту. Досада расползается внутри, перекрывая грусть — впервые с тех пор, как она сошла с арены в Лас-Вегасе. Ну реально, всё и так хуже некуда, только Люка ей не хватало. Она нажимает на это сообщение, лезет в меню сверху, собираясь отключить сигналы, но тут приходит новое. Люк Скайуокер Рей, пожалуйста, это важно. Рей закусывает губу. По какой-то причине то, что он отбросил формальности, заставляет её передумать. Ей вдруг становится любопытно — достаточно любопытно, чтобы ответить. Рей Сандерсон я не в настроении люк Рей Сандерсон надеюсь это и правда важно — У вас только один шанс, — ворчит она, пялясь на телефон в ожидании. Люк ничего не пишет в ответ. Вместо этого он звонит. — Рей, — серьёзным голосом произносит он в качестве приветствия. Она хмурится. — Что стряслось? — спрашивает она. — Я не в настроении для разговора по душам. А если это о пиаре, то я вешаю трубку. — Рей, — повторяет он настойчивей, — компьютер далеко от тебя? Надо, чтобы ты кое на что взглянула. Хмурясь, Рей зажимает телефон между ухом и плечом и подтаскивает к себе на колени поверх одеяла здоровенный ноут. Открывает его и ждёт, когда загорится экран. — Ладно, что там такое безотлагательное? — интересуется она. — Вбей свои имя и фамилию в поисковик, — произносит Люк мрачно. — И извини заранее за то, что принёс скверные вести. Рей выполняет его просьбу, стуча по клавишам трясущимися пальцами, и, как только загружаются результаты, становится понятно, с чего голос Люка звучит так несчастно. StarKiller Daily: «Секс, Ложь и Видеоигры: новое видео подтверждает существование запретных отношений между страйкерами». PixelExPolygon: «РейОфЛайт сделала так, чтобы КайлоРен проиграл Чемпионат? Пикантные кадры с камеры наблюдения говорят: ДА». GameLinq: «РейОфЛайт расплатилась с КайлоРеном за победу собственным телом? [Видео]». — Срань господня, — изрекает Рей, когда её взгляд падает на превью ссылки PixelExPolygon; поразительно и совершенно немыслимо, но там красуется скриншот с камеры наблюдения в лифте гостиницы «Марриотт», на котором она, Рей, прижимается к Бену. Охваченная каким-то болезненным любопытством, она кликает по ссылке, и, естественно, это он — кратчайший, обличительнейший отрывок их встречи в Лос-Анджелесе начинает воспроизводиться в чёрно-белых тонах. — Видео опубликовали на Реддите СтарКиллера вчера во второй половине дня, его сопровождает целый безумный спич с подробностями вашей предполагаемой незаконной интрижки с моим племянником и предположением, что… ты оказывала… интимные услуги, чтобы победить… Люк продолжает говорить, но Рей уже не слушает. Не будет этому конца. Ну и дура же она, раз думала иначе. Будь проклят день, когда она связалась с Беном Соло! — …идея не то чтобы новая, однако кто-то создал петицию с просьбой к Far Galaxy пересмотреть какие-то фрагменты финальной игры. Навряд ли это что-то им даст, но, я просто подумал, для начала об этом лучше услышать тебе. Нужно начинать продумывать ответное заявление… И Рей разражается смехом. Истеричный хохот вылетает из неё, точно бисерины из банки, и вот уже она смеётся так, что едва может дышать. — Рей? — произносит Люк с тревогой. — Да похуй, — выдавливает она на выдохе. — Хватит с меня. Рей закрывает окошко Гугла. — Люк, говорите прессе всё, что хотите. Это не имеет значения. Люди верят в то, во что им хочется, и мне этого не изменить. Мне надоело пытаться, — говорит она. — Рей, я правда считаю, что тебе здесь нужно быть поактивнее, — заявляет Люк, и то, что он хмурится, практически слышно в трубке. — Речь идёт о твоей карьере. — Нет, — произносит Рей, качая головой, — нет, это не так. Речь идёт о моей сексуальной жизни. Окружающие не понимают, что это разные вещи. Так что говорите журналистам что хотите. Мне всё равно. — Рей… — Пока, Люк, — говорит Рей, а потом вешает трубку. Сидя на месте, пялясь бездумно в никуда, Рей медленно начинает понимать, что то, что она сказала Люку, — хватит, надоело, — распространяется не только на репортёров. Она сыта по горло и геймингом, и СтарКиллером, и Беном Соло, и Сан-Диего — всем. Она устала. «Хватит, — думает Рей, — с меня хватит».***
Во время телефонного разговора он вытащил осколки из руки, но она болит, и, поднимаясь на ноги, он оставляет на белом кафельном полу ванной размазанный красный отпечаток. Он споласкивает ладонь под краном, вынимает из-под раковины аптечку и начинает обрабатывать порезы. Глубоких среди них нет, однако есть длинные, и их бы показать врачу, особенно в свете того, что он зарабатывает на жизнь играя этими руками. Впрочем, гейминг — последнее, о чём он думает, смазывая раны заживляющей мазью и накладывая повязку. Бен возвращает аптечку под раковину, и в этот момент раздаётся громкий стук во входную дверь, отчего у него сердце чуть не останавливается. «Это Сноук. Наверняка Сноук. Каким-то образом прознал, что я говорил с мамой, или пришёл сообщить о наказании, или, или, или…» Мозг лихорадочно буксует на месте, как застрявшие в грязи покрышки автомобиля. Пока Бен пробирается через бардак в спальне, в дверь продолжают тарабанить. — Да блять, иду я, иду, сейчас открою! — ворчит он, добираясь до двери и отодвигая щеколду. Он рывком распахивает дверь и гневно смотрит прямо перед собой, но оказывается, что там пусто. Он опускает голову и, к своему изумлению, находит на пороге Митаку. — Ты что здесь делаешь? — спрашивает Бен невозмутимо, вдруг начиная злиться. Жаль, что пришлось израсходовать столько энергии, чтобы пройти по квартире ради этого, ибо ебучие сокоманднички осточертели так, что на всю жизнь хватит. Взгляд Митаки беспокойно мечется между лицом Бена и его перевязанной рукой — будто его обладателю страшно, что его постигнет та же участь, что и того, кто ранил Бена. — Можно войти? Хочу кое-что тебе показать, — говорит Митака. Бен размышляет, не захлопнуть ли дверь прямо перед лицом нежданного визитёра. Этот вариант так и манит; но, взглянув в Митакино широкое, открытое лицо, Бен закрывает глаза и делает шаг назад, давая гостю дорогу. Бен садится на диван и начинает наблюдать, как Митака нервно шагает туда-сюда по комнате. До него вдруг доходит, что тот впервые в его квартире. И более того, даже просто гость в его квартире впервые. — Перед тем как покажу тебе это, я хочу сказать, что, пока не пересмотрел, я был без понятия, о чём вы вообще говорили. Сноук велел удалить, но от него при этом исходила такая странная энергетика, что я, ну… не стал. Я его сохранил. Митака вновь принимается теребить край своей футболки, сев и скорбно уставившись в ковёр под ногами. — Знаешь, всё это время я так охреневал… Сноук так изводил команду из-за всей этой темы с РейОфЛайт, и, я подумал, для этого должна быть веская причина. Спонсоры или что-то подобное. Митака запускает пятерню в волосы, приводя аккуратно уложенные пряди в полнейший беспорядок. — И всё было нормально, но я всё думал об этом… О том, что Сноуку плевать на всех, кроме тебя. Его волнует только то, с кем тусуешься ты, и причём до такой степени, что он заставил тебя порвать с ней в разгар Чемпионата. И тогда я понял, что здесь что-то нечисто. Митака вскакивает на ноги и опять начинает бродить по комнате. Бен молча наблюдает за ним. — Знаешь, мы с Люси встречаемся уже месяцев восемь. Сноук никогда и ничего не говорил об этом. Даже когда мы столкнулись с Сёстрами Ночи на ГалаКоне, — замечает он. — Ни один из нас, остальных, не интересует его так, как ты… и, когда говорю «интересует», я подразумеваю… Правда, Бен, это пиздец как нездорово. Митака потирает лицо ладонью. — И, как это ни безумно, я реально ревновал! Раньше я думал, что у тебя всё гораздо лучше, чем у нас! — Он качает головой. — Я понятия не имел… я просто… Мне жаль, мне так жаль! Клянусь, я не знал. — О чём ты вообще? — спрашивает Бен, не в состоянии сходу в полной мере постичь смысл Митакиных слов. — Просто. Вот. Посмотри. Мне жаль, — говорит Митака, вынимая из кармана телефон, нажимая на что-то на экране, а затем протягивая телефон Бену. Это сохранённое видео из Снэпчата, закулисье Чемпионата. Бен включает его. — Приветик, Мита-мигос! Это ваш дружище Митака, документирую, что у нас здесь творится перед финалом! — говорит Митака, глядя в переднюю камеру, затем переключается на заднюю и начинает тыкаться ею по залу тут и там. — Мы все в порядке, настраиваемся на игру! Вот Эйя с Хаксом проговаривают страты… Он направляет камеру на двух вышеупомянутых (те сидят в углу, нахохлившись, и решительно ни о чём не говорят), затем быстро поворачивается к Фазме, дегустирующей еду со стола. — Ну, Фаз, есть что хорошего? — Блять, точно не выбор чипсов, — отвечает Фазма, но Митака, уже отвернувшись, направляется в другой конец зала, к фигуркам вдали, в которых Бен узнаёт себя со Сноуком. И вдруг он разом понимает, что именно имел в виду Митака. — Не представляю, как она может есть в такие моменты, — произносит Митака, однако фоном идёт беседа, обрывки которой Бен слышит всё отчётливей с каждым Митакиным приближающимся шагом. — …делая как тебе велено… умудряешься напортачить, не так ли?.. сложно следовать… инструкции? «Расстанься с девчонкой, не устраивай сцен». — …особо не было выбора… у пункта про расставание… высокий приоритет… — огрызается на видео Бен. — Мне обычно перед игрой кусок в горло не лезет. Слишком волнуюсь, не чувствую голода, — говорит Митака, перекрывая эту часть разговора. — …я сделаю поблажку… Но помни: все карты у меня на руках. Эти нелепые отношения в прошлом, или информация о Рей и то видео найдут дорогу в Интернет. Понял меня? — Без понятия, куда делся Кейд, зато вот Бен со Сноуком! До полуфинала минут двадцать, и мы просто помираем от нетерпения! Скажите мне: «О да»! — громко вещает Митака, грубо врываясь в эту сцену. Воцаряется тишина; Бен и Сноук оба уставляются в объектив камеры, словно пара оленей на свет фар. — Ну, в общем, короче… — мямлит Митака, когда видео прерывается и Бен медленно поднимает на него глаза. — Клянусь, если бы я сразу понял, что он угрожает тебе, угрожает Рей, я бы быстрее что-нибудь предпринял. Извини, я не знал. — Оно было у тебя всё это время… — произносит напряжённо Бен; он никак не определится, испытывает ли злость, оттого что Митака умолчал об этом видео, или же колоссальное облегчение — ибо это ведь доказательство, настоящее, осязаемое и неопровержимое доказательство всей этой Сноуковой ебанины с шантажом приплыло ему в руки в ту самую минуту, когда он больше всего в этом нуждался, — …и ты только теперь мне его показываешь? — Я… я не понимал по-настоящему, что это было, до сегодняшнего дня… — бормочет он, заламывая руки с зажатым в них краем футболки. — А потом я увидел, что Сноук сделал, и понял… Бен замирает на месте, и все прочие эмоции вытесняет страх. — Что сделал Сноук? — спрашивает он. Митака бледнеет. — Я думал, ты уже видел… — говорит он. — Покажи, — мрачно произносит Бен. И ещё до того, как Митака наберёт что-то в строке поиска и вновь передаст ему телефон, Бен уже знает, что сейчас увидит. — Мне так жаль, — повторяет Митака снова. Он повторяет это так часто, что Бену эти слова уже начинают казаться бессмыслицей. Кажется, всё не так плохо, как могло быть, — всё-таки домашний адрес и прочее в свободный доступ не попали, — но Бен видит это видео, и угроза репутации Рей для него как на ладони. Это — предупреждающий выстрел в воздух. Сноук говорит: «Больше ни шанса». И Бен в одну секунду доходит до точки. Сноук зашёл слишком далеко, однако, в отличие от того раза, когда менеджер пришёл к нему в Лас-Вегасе, Бен больше не беззащитен. — Бен, — окликает его Митака, — что дальше? — Митака, — отвечает Бен, — перешли мне это ебучее видео. Пора отплатить Сноуку его же монетой.***
Едва бросив трубку в разговоре с Люком (за это её слегка гложет чувство вины, но не стоит забывать: ей ой как непросто мириться с тем, что её смешивают с грязью в сети), Рей гуглит «билет из Сан-Диего в один конец». И покупает первый попавшийся беспересадочный билет до ближайшего курортного города с вылетом на следующее утро. — Я уеду на какое-то время, — тем же вечером сообщает она Финну с По, когда они приходят проведать её, сами лишь недавно столкнувшиеся с последним скандалом. Вышвырнув из чемодана соревновательную форму, Рей заменяет её кроссовками и купальниками. — Не раскормите Биби, пока меня не будет, ладно? Парни переглядываются, но не пытаются её переубедить, за что Рей благодарна им просто до небес. — А сколько именно это «какое-то время» продлится? — спрашивает Финн. Она суёт в сумку пару сандалий и пожимает плечами. — Пока мне не захочется вернуться, — говорит она, застёгивая чемодан. Наутро она садится на рейс на Гавайи, с бронью на домик в Мауи и стопкой книг в ручной клади. Ноутбук остаётся дома, на столе у кровати. Как только самолёт взлетает над искрящимися синими водами Тихого океана, Рей отключает телефон и суёт его в карман впереди стоящего кресла. Впервые за месяцы и месяцы нет никакого СтарКиллера, журналистов, социальных сетей. Нет Бена. При мысли о последнем что-то внутри болезненно сжимается, но она не обращает внимания и заставляет себя расслабить плечи. Здесь, наверху, высоко-высоко над океаном, все её невзгоды кажутся ей очень маленькими.***
Следующим утром Бен усаживается за игровой комп, включает свет, камеры, загружает трансляцию. Знакомые действия, которые он совершал сотни, тысячи раз. Он бы и во сне мог стримить. Но никогда ещё он не делал ничего похожего на то, что собирается сделать сейчас. Это… крайняя мера. Как атомное оружие. Это точка невозврата, это полное взаимоуничтожение. Сегодня он покончит с этим, рухнет в самое пекло. Одно утешение — что Сноука утянет с собой. Сноук выглядел таким самодовольным, таким гордым, задвигая про то, что секрет контроля над Беном — кнут побольше. Но Сноук непростительно просчитался. Он стал небрежен. Слишком откровенно наслаждался вновь обретённой властью над Беном и, сам того не подозревая, стал причиной собственного краха. «Уж проебался — так проебался, ублюдок», — думает Бен, набирая следующий твит: Бен Соло // ПервыйОрден @KyloRen Хотите узнать ПРАВДУ о #РейОфЛайт и #ЧемпионатПоСтарКиллеру? СМОТРИТЕ МОЙ СТРИМ СЕЙЧАС (*ссылка*) #СтарКиллер #вопросответ #КайлоРен Он определяет стрим на страницу «скоро начало», проверяет, всё ли будет готово, когда он приступит. В другом конце комнаты сидит Митака — на том диване, которым Бен почти не пользуется. Митака настоял на том, чтобы присутствовать здесь сегодня для оказания моральной поддержки, и объявился в семь утра с кофе и пончиками. — Ты точно всё решил? — спрашивает он. Бен глядит на него через плечо и уверенно кивает. — Да, — отвечает он, — хватит с меня играть по его правилам. Единственное, что спасёт Рей от травли в реале, — если весь мир узнает, что Сноук планирует это. Если я это обнародую и инфа о ней просочится в сеть, никто в жизни не поверит, что это не он слил. Он вновь поворачивается к компьютеру. — Будь что будет, — произносит он, а затем врубает прямую трансляцию. Сегодня вечером схема немного другая. Вместо обычного игрового окна с мелкими вставками, на которых видны лицо и иногда руки, теперь на экране только лицо Бена крупным планом. Он мельком смотрит на счётчик просмотров — 20к, и число растёт, отмечает он с удовлетворением; несомненно, это будет на главной странице Твича. Наконец он поднимает глаза и направляет взгляд прямо в камеру. — Много разных слухов ходит о том, что случилось на Чемпионате по СтарКиллеру между мной и страйкером Сопротивления Рей Сандерсон, которую большинство из вас знает как РейОфЛайт, — начинает Бен, — но если вы думаете, что эти слухи пиздец какие скандальные, то посмотрел бы я на вас, когда вы услышите, что случилось на самом деле. Он откидывается на спинку кресла, скрещивает руки на груди. Чат движется так быстро, что он и не рассчитывает уследить за ним, поэтому он не обращает на него внимания. «Вот она, — думает он, — точка невозврата. Край пропасти. Конец пути». И это действительно так, по многим причинам. Слова, что он вот-вот произнесёт, разрушат обман, который Бен последнее десятилетие воздвигал вокруг себя. Рассказать миру правду о карьере — значит погубить свою репутацию. Да и кого вообще может напугать человек, почти всю свою взрослую жизнь позволявший себя гнобить? Он знает, что если сделает это, то вызовет не только гнев Сноука, но и насмешки и осуждение других геймеров, своих поклонников, да и игровых СМИ в целом. Выкрутиться, сохранив гордость и репутацию, не выйдет. И тем не менее… ради Рей он готов принести эту жертву. Нужно было пойти на это в самом начале, и величайшее, глубочайшее его сожаление — о том, что он этого не сделал. — Но для того, чтобы по-нормальному объяснить, почему на тех выходных всё пошло по пизде, придётся вернуться к началу, — говорит он, — в 2008-й, когда я заключил этот стоебучий договор со своим менеджером, Джеймсом Сноуком, и разрушил свою грёбаную жизнь. И в этот момент Бен прыгает со скалы и падает в необъятное небо. Он выкладывает всё. Свою постыдную историю — всё о том, как он позволил, чтобы им манипулировали, игрались, использовали в течение многих лет. О том, как он с лёгкостью игнорировал вред, который Сноук причинял ему и всем, кто был рядом. О том, как Сноук воздвиг стену между Беном и его родными. О том, как Сноук заталкивал его всё глубже и глубже в самый токсичный угол игровой культуры, пока Бен не стал олицетворением самого плохого, что только есть в гейминге. О том, как он, не задумываясь, без зазрения совести говорил и делал, что бы Сноук ему ни велел, ибо всё, что имело значение, были деньги, слава и победы. А затем появилась Рей. — Первое, что сделал Сноук, узнав, что меня одолел какой-то левый игрок, о котором никто не слышал, — и да, она побила меня в честном бою, и нет, я ей не поддавался; да я ведь даже пожаловался на неё за читерство! С радостью покажу скриншоты, если не верите. Так вот, первое, что сделал Сноук, — попытался подкупить её, чтобы она сыграла ещё матчи против меня, и она должна была в них проиграть, — рычит Бен. — Ну, естественно, она не согласилась; вместо этого она продолжила надирать мне зад — потому что могла. Он качает головой. — А потом случилось нечто странное: мы начали общаться. Он останавливается, делает глубокий вдох. — А потом я в неё влюбился. Думаю, это случилось почти сразу, но я не понимал этого ещё несколько месяцев. Продолжая говорить, Бен кривит губу. — Все вы наверняка посмотрели то видео со мной и Рей, опубликованное на Реддите с историей, которая может потягаться с «Оттенками». Не буду отрицать, я был с ней на СтарФолле. Но это не было пьяной интрижкой. Мы по-настоящему встречались, до тех пор, пока мой безумный менеджер не решил, что если я буду испытывать эмоции, как любой нормальный человек, то не смогу играть как профессионал, хотя только этим я и занимался почти все последние десять лет. Так что он поставил ультиматум: расстаться с ней, или он сольёт в сеть всю её личную информацию, отдаст Рей всем вам, говнюкам, на растерзание, на ваш суд. Краем глаза он видит Митаку — тот сидит и смотрит на него неотрывно, пристально. Бену остаётся только надеяться, что его зрители, число которых уже достигло поразительных 50 тысяч, уделяют ему примерно столько же внимания. — Видите ли, если Сноук говорит, что он что-то сделает, он это делает. Поэтому, когда он сказал мне, что собирается испортить Рей жизнь, если я с ней не порву и не выиграю турнир, я воспринял эту угрозу серьёзно. Он стискивает челюсти, ощущая, как ярость вновь собирается в нём при упоминании об этом. — Готов поспорить, половина из вас только что решила, что у меня всё-таки протекла крыша, — говорит Бен, — поэтому как же охуенно, что не один только грёбаный Джеймс Сноук может постить видео в Интернете. Бен меняет экраны стрима, и внезапно окно трансляции заполняет видеофайл, который ему переслал Митака. Во время воспроизведения видео он нажимает «опубликовать» в твите, который набрал заранее. Считанные секунды — и пост завирусился. — Можете верить и не верить во что хотите. Я не могу остановить вас, мы, блять, в свободной стране, — произносит он, вновь переключаясь в режим одной камеры. — Но я хочу, чтобы вы знали вот что: Рей побеждала меня каждый раз потому, что она лучше меня играет. Она всегда играла лучше меня и всегда будет. Чат теряет видимые очертания. — Ну вот, теперь вы услышали всё прямо из его поганого рта: Джеймс Сноук намерен затравить Рей Сандерсон, потому что хочет сделать ей больно, потому что думает, что это сделает больно мне. И если кто-то навредит ей, или если её личная информация просочится в сеть, я, блять, ГАРАНТИРУЮ, что виноват будет Джеймс Сноук. Бен наклоняется к камере. — Рей, если ты слышишь, прости меня. Я не хотел, чтобы так вышло. Ты этого не заслужила. А Сноук? Ты, больной псих, смотришь? Я, нахуй, увольняюсь. Опять. И на этот раз ты ни хуя не сможешь поделать.