***
К тому времени как колесо спускает их обратно, оба они голодные, поэтому возвращаются на землю с целью найти чем перекусить. По пути они обсуждают, что можно считать приемлемым местом для обеда, а что нет. Рей готова есть что угодно и где угодно, но Бен в этом вопросе более разборчив. Она пытается убедить его попробовать бургер из «Ин энд Аут», но лицо у него чуть ли не искажается, стоит ей об этом заикнуться. — Мне всё равно, что они здесь — практически религия, Рей, это всё равно котлеты из фастфуда, — говорит он. И ей приходится очень сильно постараться, чтобы не заспорить. Пусть она и британка по происхождению, но калифорнийцы совершенно определённо довели в «Ин энд Аут Бургер» искусство приготовления гамбургеров до совершенства, и при иных обстоятельствах она бы ни за что не позволила оскорблять их в подобной манере. Это, однако, первое, в чём Бен так непреклонен, так что она со вздохом уступает. Они останавливаются на дворике ресторана под названием «Голубая тарелка тако», в паре шагов от входа на пирс. Как только они делают заказ и официантка отходит, между ними повисает молчание. Рей мельком смотрит на него сквозь ресницы и ловит на себе задумчивый взгляд. Он ещё не сказал ни слова, а ей чуть ли не видно, как у него в голове образуется вопрос. И если б только она могла остановить его, побыть с ним в этом пузыре хоть чуточку подольше… но жизнь — увы! — устроена немного иначе. — Рей, — произносит он наконец, — что произошло вчера вечером? Она тяжело вздыхает, берёт из вазочки на краю стола пакетик с сахаром и принимается вертеть его в руках. «Нервное ёрзание», как окрестила это одна из приёмных мамаш; всегда, когда приходится думать о чём-то неприятном, Рей становится легче, если занять руки делом. Это уменьшает тревожность и не даёт выпасть из реальности. — Мы опять продули, — говорит она, затем качает головой и смеётся, самоуничижительно и горько. — А если точнее, я опять продула. Дважды. Мы оба раза были так близко. И, конечно, проиграть Легиону отстойно, но… Ну, они хотя бы не поливали дерьмом меня с командой последние две недели. Рей складывает пакетик вдвое, стараясь равномерно распределить сахарные крупинки по половинам. Бен сидит напротив и молча слушает. Когда они пришли, он снял куртку, и теперь смотрит, сложив оголившиеся предплечья на широкой груди. У него татуировка; чёрное кольцо, чуть тоньше мизинца Рей, обёрнутое вокруг правого бицепса, выглядывает из-под рукава. На левом запястье поблёскивают умные часы, и Рей отстранённо подмечает отражённый на их циферблате кружок света с потолка. Бен неподвижен, почти как статуя. — Я так сильно хотела победить Лордов Ситхов, знаешь? Не только ради рейтинга, а чтобы доказать, что они ошибаются во всём, что говорят про нас. Про команду. Про меня. А вместо этого мы не просто продули им, мы продули из-за того, что я играла недостаточно хорошо, — говорит она, встречаясь с ним взглядом. — И в итоге они оказались правы. Я не дотягиваю. Думаю, я ошиблась, присоединившись к Сопротивлению. Она опускает глаза к столу и вновь расправляет пакетик с сахаром. Вчерашнее уныние временно уступило место волнению перед долгожданным знакомством с Беном, но сейчас оно опять поднимает голову. То ощущение — будто она тонет — возвращается. На этот раз нет камер, но нет и толпы вокруг, что вынудила взять себя в руки и терпеть. Здесь только Бен. Глаза наполняют слёзы, и она яростно их смахивает. Рей — не плакса. Она ведь уже распускала нюни по этому поводу, и делать это перед Беном во второй раз просто сказочно унизительно. Ей отвратительна мысль о том, какой слабачкой она, должно быть, ему сейчас кажется. Ей в жизни, так-то, и похлеще доставалось, поэтому она не понимает, почему из всего именно это стало последней каплей. — Извини, знаю, для тебя это просто веселуха, — говорит Рей, разворачивая столовые приборы, чтобы промокнуть салфеткой глаза. — Зуб даю, ты жалеешь, что не остался на фесте, да? По-любому там было бы интереснее, чем смотреть, как я плачу по загубленной карьере в СтарКиллере, не успев даже толком её начать. — Хватит, — говорит Бен, и негодование в его тоне становится для Рей сюрпризом. Она возвращается к нему взглядом. Кажется, он рассержен — брови сошлись на переносице, челюсти плотно сжаты. Он поднимает руку и оттопыривает один палец. — Во-первых; давай я скажу откровенно; эти ебучие «Лорды Дерьма» ни разу не были о ком-то правы. Ни единого разу. Играют они неплохо, но выматывать противника нападками накануне серьёзных матчей — в этом им просто нет равных. Этой хернёй они занимаются с самой первой своей игры на соревнованиях. — Его голос рокочет низко и яростно. — Я буду повторять это тебе, пока не поверишь. Боже, а не поверишь — буду перебирать всех игроков из всех команд, которые с ними сражались, пока не найду того, кому поверишь. Их мнение и гроша ломаного не стоит. Он оттопыривает второй палец. — Во-вторых, ты играешь за команду из шести человек. Хочешь сказать, никто из твоих партнёров тогда ни разу не ошибся? — интересуется он. — Ну… я… — начинает она с запинкой, изо всех сил стараясь припомнить хоть что-то из этих двух игр, кроме ужаса последних нескольких секунд. Затем она понимает, что её бесит его тон — звучит слишком уж многозначительно из уст того, кто даже не играл! — Я не ходила за ними, не высматривала, что они делают. Я пыталась делать своё дело, — огрызается она. Бен кивает, ничуть, кажется, не задетый её вспышкой гнева. — Вот именно! Ты делала своё дело, они — своё. Все пятеро, Рей. И каждый по-своему косячил, как и все, кто играет. Так всё и бывает в командном спорте. Нельзя взваливать всю вину за проигрыш команды на собственные плечи. Это нечестно — ни по отношению к тебе, ни по отношению к ним. — А не слишком ли громко сказано, если вспомнить первый наш с тобой разговор? Ты сказал, что тебе не нравится быть страйкером из-за слишком большой ответственности, — бросает Рей с усмешкой. Бен чуть опускает голову, на его лице отражается понимание. — Это так. Но знаешь ли ты, в чём разница между нами как страйкерами? — спрашивает он и, не дожидаясь её ответа, продолжает: — Ты играешь в команде, которая действует сообща. Я же — с четырьмя людьми, которые в половине случаев скорее в буквальном смысле бросят игру, чем будут сотрудничать, да с ещё одним парнем, который не в состоянии выполнять свою чёртову работу — слишком беспокоится, как бы кто на кого не обиделся. Конечно, мои партнёры по команде играют прекрасно, но стараются они скорее ради собственных рейтингов, а не во имя общего успеха. А значит, в моём случае выиграем мы или проиграем, всегда зависит от меня. Рей хлопает глазами, приоткрыв рот. — Если у тебя как страйкера и есть проблема, то она в том, что ты не находишь взаимопонимания со своей командой, — говорит он в лоб. Слова резки, но тон — нет. На миг у Рей возникает странное желание ударить его, а ещё она чувствует, что для неё что-то сложилось воедино, что не могло прежде. Она думает, это и пытался донести до неё Люк. Он просто облекал это не в те слова. — Ох, — выдыхает она тихо. — И в третьих, — говорит он, и выражение его лица наконец немного смягчается, когда он добавляет безымянный палец к первым двум, — мне лучше здесь, с тобой, чем там, с этим кошмарным видом из окон конференц-центра семь дней в неделю. Это вырывает у неё смешок, что провоцирует очередной порыв заплакать. — Прости, прости, — говорит она, утирая слёзы салфеткой. — Я правда не собираюсь больше реветь. Всё это… просто чересчур. И последние недели выдались сложными. Но спасибо. Она тянется над столом, накрывает его руку своей, и его крупные пальцы переплетаются с её, деликатно сжимая. Бен проводит по костяшкам её пальцев туда-сюда, и от этого неторопливого движения у неё внутри что-то приятно сжимается — ощущение, подобное тому, что возникло в гондоле, когда он держал её за талию. Для Рей всё это — странная, неизведанная территория. Она не знает, как быть с колотящимся сердцем или с тем, что всё в Бене взывает к чему-то внутреннему, примитивному. И она не знает, как связать все их разговоры за последние два месяца с тем, что происходит прямо сейчас. Подумать только! Тот, кто написал ей злобное сообщение и обвинил в читерстве, теперь держит её за руку и приводит в чувства, говоря, что она чего-то стоит и просто должна сама в это поверить! От этого голова идёт кругом. — Слушай, — говорит она. Мысль, которая последние несколько недель крутилась на задворках сознания, внезапно просится на язык. — Почему ты всё время так добр ко мне? Ты вроде сказал, «КайлоРен не бывает милым». Если учесть, как всё началось и что мы в прямом смысле соперники, ты должен меня ненавидеть. Бен вздыхает, и его палец на её костяшках замирает. — Я и правда должен, — говорит он просто, глядя вдаль, на океан, — но не ненавижу. Жар начинает расползаться по её щекам, спускается к шее. — Ты умная, ты чумовая геймерша, интересная, приятная в общении. Ты нравишься мне гораздо больше, чем любой известный мне профессиональный игрок в СтарКиллер, — его взгляд возвращается к ней, — пусть ты и… э-э… Он умолкает, а уши слегка розовеют. — Что — я? — спрашивает Рей. — Красивая, — выдавливает он, впериваясь взглядом в стол, и его щёки вспыхивают тем же оттенком, что и уши. — Ох! — вырывается у неё, а сердце в груди будто спотыкается. Её лицо так горит, что можно сейчас, наверное, на нём яичницу поджарить. Он покашливает и чешет затылок. — Так что э-э… да, мы соперники, но, думаю, можно спокойно сказать, что мы ещё и друзья. И, честно, если я собираюсь тебя обставить, то предпочёл бы сделать это потому, что играю лучше, а не потому, что кто-то залез к тебе в голову и заставил почувствовать себя дерьмом, — говорит он и пожимает плечами. И это… Это прямо-таки мешает вздохнуть. Разумеется, он мог и врать. Но Бен никогда не казался ей хитрецом. Он носит злую, кричащую личину говнюка, как маску. И всё же, если на то пошло, маска эта не так сложна, как человек под ней. Вот он сидит здесь, открытый и беззащитный, держит её за руку и краснеет, и она ему верит, верит по-настоящему. Совсем скоро после этого приносят еду. Они неохотно расцепляют руки. Тако бесподобны; хрустящая жареная рыбка в кукурузных лепёшках, с капустой, крем-фрешем, свежей сальсой, щедро политая соком лайма. С каждым куском затянувшиеся грусть и меланхолия тают, и она, как обычно, просто поражена целительными свойствами вкусной пищи. Пообедав, они слоняются по Третьей улице Променад, останавливаются, чтобы купить мороженое с причудливым названием «Кримс энд Дримс» («Сливки и Мечты», прим. пер.), а после разворачиваются и идут обратно к пляжу. На этот раз они не заходят на пирс, а спускаются к песку. Рей притормаживает сразу, как они сходят с пешеходной тропы, и расстёгивает свои коричневые ботильоны. Она разувается, затем стягивает и носки тоже и ступает босыми ногами в песок. Бен смотрит на это с сомнением. — Знаешь, в носках будет песок, когда ты потом обуешься, — говорит он, глядя на вышеупомянутую субстанцию как на нечто прямо-таки оскорбительное. Она улыбается. — Для этого на пляжах и существуют душевые кабинки, — произносит она, цепляя ботильоны пальцем за кожаные петли для переноски. Бена это, похоже, не убедило; он не разувается. Они проходят вдоль пирса, мимо его деревянных опор, к океану. Прямо перед водой взгляду открывается брюхо пирса, которое создаёт под собой тень в окаймлении широких деревянных свай. Рей с Беном шагают под них, останавливаются там и смотрят, как волны то накатывают, то отступают, беззубо разбиваясь о деревянные столбы, что удерживают это громадное сооружение в воздухе. — Должен признать, я сомневался насчёт этого места, когда ты предложила, — говорит Бен и поворачивается к Рей так, что они оказываются лицом к лицу. — Но это был грамотный выбор. Рей стоит немного выше него, поэтому их головы оказываются на одном уровне. Она смеётся. — За это скажи спасибо моим товарищам Гуглу и Йелпу, — откликается она. — Садясь утром в поезд, я как-то не думала дальше, чем «добраться до Эл-Эй». Он протягивает руку и заправляет ей за ухо выбившийся локон. — Ну мы, блин, и придурки, да? — произносит он, и от веселья его губы растягиваются в кривобокой ухмылке. — Круглые идиоты, — соглашается она.***
Они ужинают в крутом суши-ресторане, который называется «Суши Зо». Бен бывал в таком же в Нью-Йорке и остался доволен. Он радуется шансу поесть наконец в знакомом месте, а потому, особо не думая, предлагает Рей зайти, и она тут же эту идею поддерживает. Бен не успевает упомянуть, что место это ужасно дорогое, а после мучается чувством вины за то, что потащил её с собой. Он знает, билет на поезд и так обошёлся ей в кругленькую сумму. Бен пытается настоять на том, чтобы заплатить самому, апеллируя даже к тому, что он, в общем-то, наверное, проиграл их соревнование в галерее игровых автоматов, а счёт за обед они уже поделили, но его доводов она не приемлет. Она грозится съесть все его пельмени гёза, если он не оставит этот вопрос, и в итоге он бросает затею за неё заплатить. Они делят тарелку с суши и сашими и между делом травят друг другу байки о конвентах. — На «Е3»* в том году был один парень, с какого-то перепугу решивший, что я Кира Найтли, — рассказывает Рей. — Он ничего не хотел слышать и позвал всех своих друзей, чтобы те тоже со мной познакомились. Что бы ей вообще было делать на «Е3»? Но их это почему-то не напрягло. Ну, теперь в мире есть кучка людей с фальшивыми автографами Киры Найтли. — В прошлом году на «Дримхаке»* мы на три часа потеряли Митаку, а когда наконец нашли, выглядел он убойно. Взлохмаченный, с засосами на шее, футболка задом наперёд надета. А потом пришла, блин, Люси Мирай — ну, знаешь, Люся Пушка из Ночных Сестёр, — смачно шлёпнула его по заднице, поблагодарила за прекрасно проведённое время и ушла, — говорит Бен. — Я думал, Хакса удар хватит. Он по ней загонялся ещё с тех пор, как они вместе профессионально играли в Саншоте, но на него она — ноль внимания. Ресторан они покидают уже на закате. Рей дрожит. Вязаное платье без рукавов идеально подходило для дневной погоды, но без солнца и из-за океанского бриза, в сочетании с вечерней пустынной прохладой, температура быстро падает. Заметив, что она озябла, Бен снимает с себя куртку и накидывает ту ей на плечи. Видно, ей и правда зверски холодно, раз она даже не возражает, а просто продевает руки в рукава и застёгивает молнию. Его куртка Рей непомерно велика, и выглядит она в ней откровенно нелепо. Бену хочется подарить ей эту грёбаную шмотку и смотреть, как она носит её, вечно. Взявшись за руки, они идут к метро и садятся в поезд, который идёт обратно в центр ЛА. — Рядом с вокзалом есть ботанский бар, я хожу туда каждый раз, когда приезжаю на конфу, — говорит она. — Называется «Низость и злодеяния». Интерьер оформлен в злодейском стиле. Засилье чёрного и красного. Ты оценишь. «Экспо Лайн» проходит над поверхностью, и на обратном пути они коротают время, сидя вплотную друг к дружке и глядя в окно на уличные фонари и проносящиеся мимо машины. Вдруг Рей берёт его руку и кладёт себе на плечо. Он недоумённо на неё смотрит. — Мне ещё холодно, — произносит она и, как ему кажется, пожимает плечом. Он притягивает её ближе, вдыхает нежный аромат цветочного шампуня. Кажется опрометчивым идти в бар в центре Лос-Анджелеса. Он не так уж близко к конференц-центру и не то чтобы в опасной зоне, но даже сам факт, что он «ботанский», существенно повышает риск, что Бена узнают. Но Рей так не терпится показать ему это место, что Бен в конце концов решает рискнуть, лишь бы подольше полюбоваться её улыбкой. Изнутри бар выкрашен в чёрный, и его заливает красный свет, заставляя комнату светиться и при этом вообще ничего не освещая. Стены покрывают картинки и плакаты в рамках, изображающие самых культовых киношных злодеев, и громкая музыка словно вибрирует под кожей. Только начало десятого, а это местечко уже стоит на ушах. Клиентура, по её виду, — тот же народ, что мог бы ходить на СтарФолл. Бен инстинктивно пригибается и старается стать как можно менее заметным. Он огромный, поэтому у него ничего не выходит (впрочем, этот номер никогда не прокатывает), но, слава богу, похоже, все занимаются своими делами и никто не обращает на него внимания. Они занимают столик в дальней части зала, в стороне от танцпола. Столик круглый, кабинка изогнута дугой, и это позволяет им как бы погрузиться в тень. Спустя пару минут официантка принимает у них заказ на напитки, а затем возвращается с водкой и Редбулом для Рей, «двумя пальцами» неразбавленного вискаря «Мэйкерс Марк» для Бена, а также батареей шотов с текилой. Вечер в разгаре, и Рей всё так же уютно жмётся к его боку. Она сняла куртку, когда они садились, и он вдруг понимает, что не в силах перестать вырисовывать пальцами узоры на её обнажённом плечике, пока они неспешно потягивают спиртное и смотрят, как посетители начинают потихоньку выходить на танцпол. — Пьёшь, как алкашка, — говорит Бен, глядя, как Рей осушает уже вторую рюмку — стеклянный шот в форме черепа. — А ты пьёшь, как восьмидесятилетний библиотекарь, — парирует она со смехом, пока он отпивает немного виски. Тот легко ложится и согревает желудок, приятно расслабляя мышцы. Он скорее ощущает, чем слышит, как Рей рядом с ним вздыхает. Оба они разомлели от алкоголя и нового близкого знакомства, при котором спокойно делишь пространство с другим человеком. Рей садится поудобнее и укладывается головой к Бену под подбородок, как это было на колесе обозрения. Это, наверное, самое приятное в личном общении с нею. Она вписывается в его негативное пространство так безупречно, словно была создана для этого. — Вот бы мне не надо было сегодня возвращаться, — говорит она, и у него практически сердце останавливается. Он-то ведь и забыл, что она уезжает. Что она приехала одним днём, и день этот стремительно завершается. Последний «Амтрак» уходит с «Юнион Стейшн» на юг в четверть двенадцатого ночи, и в нём будет Рей. И внезапно весь этот день кажется ему недостаточным. У Бена такое чувство, что он упускает время, словно он провёл день в альтернативной реальности и теперь снова ворвался в своё настоящее. — И не надо, — слышит он свой голос, — не уезжай пока. Рей чуть отстраняется и смотрит на него, будто безуспешно пытаясь осмыслить сказанное. — Что? — произносит она. — Поезжай завтра. Просто… переночуй у меня. У меня большой номер-люкс, места много. Мы могли бы просто… ну, не знаю… посмотреть телик, типа. Всё что захочешь. Просто останься. Он смотрит Рей в глаза, и из-за алкогольного дурмана и непрерывно меняющегося света всё — будто безумный сон, горячечный бред, и он просто не готов её отпустить. Только не теперь, когда он начал открывать для себя, что за человек она — здесь, а не где-то там, по ту сторону монитора, в трёх тысячах миль от него. Не теперь, когда он нежданно-негаданно начинает открывать для себя, что, может, под личиной КайлоРена осталось ещё что-то человеческое, в конце концов! — Останься, — повторяет он. — Пожалуйста. — До ужаса глупая затея, — замечает она. — Знаю, — соглашается он. Рей наклоняется к нему и со стоном утыкается лицом ему в грудь. — Ладно, — говорит она, и он кожей чувствует, как шевелятся её губы. — Останусь.