Поворот не туда

Горячая вода и чай — подумала я, — предметы первой необходимости во всех чрезвычайных обстоятельствах. Алан Брэдли. Копчёная селёдка без горчицы

Погода снова не подкачала. Артём окончательно втянулся в ритм. Рюкзак уже не тянул к земле, а приятно давил на плечи. Дыхание не сбивалось по поводу и без, а тело налилось новой силой. До того, чтобы бежать в природу, было далеко. Но уже и не беспомощная безвольная мокрица и это радовало. Смена пейзажей не переставала удивлять, байки у Макса, как и карамельки у Дена не спешили заканчиваться. Артём чувствовал себя лет на десять и подозревал, что ведёт себя примерно так же, но его это совершенно не волновало. Ему впервые позволили идти первым, и он шел чрезвычайно довольный собой, как ответственный карапуз, впервые отправленный мамой в магазин. В нужный амфитеатр они попали к обеду. Быстро сообразили его, и Лёня с Тёмой, похватав фотоаппараты, фляжки и пачку орехово-фруктовой смеси, полезли на перевал. Тропинку по склону отмечали менгиры в виде пирамидок из камней. Но идти вместе все равно надо было осторожно — любой камень мог оказаться «живым» и коварно ускользнуть из-под ног. Под любым кусочком мха могла скрываться пустота. На седловину перевала забрались быстро. Оттуда хорошо было видно оставленный лагерь, их спутники уже разбили палатки и наверняка почесывали пузо. С другой стороны лежало идеально круглое озеро, с этого ракурса в нем ничего не отражалось, кроме неба. С трёх сторон его окружали скалы, а с четвертой — отвесный обрыв, стыдливо прикрывшийся кедрачом. За ним были горы, ещё дальше угадывалось Озеро. — Дух захватывает, — только нежелание совсем уподобиться малолетке не дало Артёму открыть рот. Он принялся как бешеный щёлкать фотоаппаратом во все стороны. Лёня посмеивался рядом, тщательно прицеливаясь и вымеряя каждый кадр. Спускаться к озеру было сложно, будь то зима, по этому склону следовало бы съехать, правда, потом не слишком ясно, как забираться обратно. Сейчас тоже можно было съехать, как и на предыдущем перевале, склон состоял из мелких рассыпающихся камней. Путь вниз был быстрее, они периодически чуть скатывались вниз, увлекаемые мелкими камушками, при этом главным было не шлепнуться полностью. Поверхность озера была идеально гладкой, ничто не смело потревожить его покой. Идеально круглое, идеально ровное, в изящной оправе из скал, оно было похоже на зеркало, впопыхах брошенное неведомой красавицей. В этой чаше было темно. Лёня дал свой фотоаппарат и начал лекцию о диафрагме, параллельно демонстрируя, что получается с разным раскрытием диафрагмы на одном и том же объекте. Неспешно они дошли до кедрача, закрывающего долину с четвертой стороны. Увы, заглянуть за него не представлялось возможным. Для этого пришлось бы проползти прямо по нему, а то, насколько он надёжная опора, судить было сложно. Они устроили фотозасаду недалеко от норы бурундука, и не раз поймали его в объектив. Тёма с удовольствием послушал лекцию о влиянии на фотографию разных видов объективов, что лучший зум — шаги вперёд-назад, если вы не караулите диких зверей. Они были в чаше, изолированные от всего мира. Плавали в озере, которое никогда не знало ни рыб, ни водорослей, только ледяное молчание ледника. С удовольствием стрескали сухофрукты и запили ледяной водой. И совсем уже собрались возвращаться. Но уже стемнело. Время было около восьми, но чаша была с восточной стороны надёжно укутана мраком, о том, чтобы в такой темени подняться на крутой склон по курумнику и без света — и речи быть не могло. Артём не на шутку перепугался. После нескольких вечеров у костра он слышал достаточно страшилок о людях, замерзших в горах, причем именно летом. Но Леонид не дал ему времени на панику. Пинками погнал к кедрачу, там, подсвечивая себе экранами телефонов, они наломали хвойных лап и оттащили к паре здоровенных валунов, образующих небольшое естественное укрытие от возможного ветра. Так же, подсвечивая телефонами, они оттаскали к своему укрытию весь хворост, какой смогли найти. Там они устроили небольшой костер. Фляжка у Лёни была алюминиевая, с плоским дном, он налил в неё воды и поставил закипать. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели на огонь. В неверных языках пламени мелькали фигуры, иногда выстреливали искры. Словно костер стремился показать рыжий фильм, но кусками из разных мест. Когда вода закипела, Лёня хмыкнул и закинул внутрь вытащенную из кармана заварку и несколько зелёных листиков. — Не смотри так удивлённо. У Дениса нет монополии на чай. Когда Лёня посчитал, что напиток заварился, он отлил часть в Тёмину фляжку, а остальное поставил недалеко от костра, чтобы не остывало. На вкус чай был горький и терпкий, его резкий вкус моментально смывал любой намек на сон. Артём даже хотел отказаться от напитка, но тепло, которое он давал, было важнее вкусовых качеств. — Черный чай с Саган Далей. Бодрит. По ней с ума сходят многие из-за ее свойств. А я не люблю все горькое, — признался Лёня. — Но в нашем случае лучше напиток придумать сложно. До рассвета ещё долго, а ночью, особенно под утро, когда будет туман, будет очень холодно. Они сидели у костра, тесно обнявшись, протягивали чай, любовались попеременно огнем и звёздами, обменивались историями. Было страшно и спокойно одновременно. *** — Извини, что спрашиваю, наверное, это бестактно. Но до этого лета Ден не упоминал о ещё одном брате. — Лёня неловко замолк. — А Миша, кажется, погиб. Или я что-то путаю. Если не хочешь, не отвечай. — Все в порядке. Миша — это мой старший брат. Его сбила машина. Они были очень близки с Денисом. Я, когда был маленький, постоянно хотел играть с ними, за это они меня не очень сильно любили. — Артём замолчал. — Я даже удивлён, что этот поход состоялся. Мы не виделись и не общались после того, что произошло, — неуклюже закончил парень. — Да ладно, Ден нередко берет новичков, и брату уж точно бы не отказал. — Наверное. Я пока не слишком хорошо его знаю. Они замолчали. Над озером начали появляться первые лёгкие завихрения тумана. Стало ещё холоднее. Лёня подкинул в костер ещё хвороста и поставил следующую партию чая на костер, после чего заставил себя и Тёму попрыгать вокруг. Стало повеселее. Они пили чай, обнявшись, прыгали у дурачились вокруг костра. Холод не исчезал совсем, но покорно отступал на дальние позиции. Когда ещё чуть посвежело, Леонид потащил Артёма к краю мира, и с воплями «раскрывай дырку шире» заставлял фотографировать рассвет. Они смеялись как чокнутые. А после стало достаточно светло, и можно было карабкаться обратно. Причем карабкаться в прямом смысле. На двух ногах они постоянно соскальзывали вниз. Но горячая еда и чистая сухая одежда были достаточным стимулом для того, чтобы проявлять осторожность. Когда они забрались в седловину перевала, им представился изумительный контраст. Хорошо освещённая чаша, которую они покинули. В предрассветных сумерках — чаша, в которую предстояло спускаться. К их большой радости менгиры были уже достаточно различимы. Они почти без происшествий спустились вниз, исключая маленький эпизод, когда они съехали задницами по ручью. На память об этом на заднице Теминых штанов четко отпечатался эдельвейс. Около семи часов утра они вышли в лагерь. Там никто не спал. Ярко горел костер. Макс готовил, а Денис упаковывал в клапан рюкзака аптечку и воду. — Явились. Живые. Марш переодеваться. Чай будет через пять минут еда через десять, потом можно отсыпаться, — на одном дыхании выпалил Ден и словно сдулся от облегчения. Макс просто встал и молча обнял обоих.