В ночи

Эрик Ничего примечательного в его жизни больше не происходило. Дни и ночи проходили как обычно, закаты и восходы то отдалялись, то приближались в зависимости от точки земного шара под его ногами. Случалось и так, что солнце не заявляло на него свои права по несколько суток кряду — самолеты носили его по миру ровно с той же скоростью, с какой ночь движется по планете. Было странно, и с непривычки Эрик решил что может вообще не спать, пока задумавшись не пропорол головой дыру в индонезийском посольстве. Переговоры в тот день пришлось вести Уилле. С использованием «электронных средств коммуникации». А Эрик с неважным успехом учился спать ночью. В постоянном движении имеешь тенденцию забывать свою точку отсчета. И, как когда-то так давно, что даже его стальная память покрывалась дымкой, он снова ощущал себя посреди океана. Ни начала, ни конца. Между толщей воды и воздуха ты должен проложить себе путь к какой-нибудь определенной и недвижимой точке, прежде чем навсегда затеряешься в вечном движении без цели и порядка. Много веков спустя, когда Годрик показал ему мир, греческие книги познакомили его с понятием «хаос». Тогда-то Эрик и понял, что же его так сильно влекло и отпугивало в большой воде. Бессмертие, каким бы неблагодарным это не делало его перед Годриком, словно осушило для него все моря. Он сам стал константой, отправной точкой с которой ни одна хаотическая сила не может ничего сделать, не считая разумеется солнца. Долгие годы он сторонился воды, и в этом бегстве было что-то от боязни взглянуть на неузнаваемо изменившуюся возлюбленную. Хотя все, даже его создатель, провожающийся его зелёным сочувствующим взглядом и он тоже понимали, что изменился он сам. А затем, при странном пособничестве странного короля, в их жизнь вошла Нора. Эрик ни разу за свою шестисотлетнюю жизнь не хотел чего-то так сильно, так глубоко. Она отвергла его посредничество, посчитав оскорблением для себя обменять гордую смерть на жизнь королевской приспешницы, и Эрик предложил ей встречу с иным королём. Их царство на троих простояло дольше чем многие страны, и всё же недостаточно долго. Она пришла в их жизнь так же стремительно как и ушла из неё, немногим опередив своего создателя. И теперь, Эрик снова ощущает себя недвижимой точкой в пространстве, и кажется это не он движется, а просто земля крутится у него под ногами, бесконечно отсрочивая их встречу с солнцем. Самолёт начинал снижение, и Эрик поудобнее передвинутся в дорожном гробу, зная что сейчас будет трясучка. У него отпуск, надо завязать с перелётами на недельку-другую. Нью-Йоркский аэропорт приветствовал его запахами машинного масла, железа, пластика и огромного количества людей. Манипулятор нежно, но твёрдо столкнул его гроб на багажную рею, и одним длинным быстрым движением наклеил зелёный штрих-код на всю длину гроба. Как-то раз он сам встречал «немертвый груз» из сортировочного центра, и доподлинно знал что «их» штрих-код не красный, как логично было бы предположить, а цвета хромакея. Почему зелёный для вампиров — Эрику так и не удалось постичь. Наверно чья-то жалоба на «демонизацию образа», как обычно. Рея потянула дальше по погрузочному лабиринту, считывавшие штрих-код лазеры меняли его направление то в одну, то в другую сторону, пока наконец он не почувствовал как вместо гладкой резиновой поверхности ленты гроб царапнул бетон. Чьи-то руки, слишком сильные для человека чтобы поднять эту махину одному, подхватили его по бокам и понесли куда-то. Эрик напрягся как струна, готовый к атаке. Вампирам запрещено работать в аэропортах и пограничных службах, хоть уборщиками, хоть сортировщиками мусора. — И если хоть один из вас, долбоебов, сейчас нажмёт эту кнопку, от имени Вампирской лиги Нью-Йорка я гарантирую вам, что «случаи видовой дискриминации в Нью-Йоркском аэропорту» будут завтра самой горячо обсуждаемой темой отсюда до блядских Кариб, с вашими блядскими рожами на первой странице… Эрик выругался про себя и хорошенько пнул ногой в ту часть крышки, где должна была быть Пэм. –…Однако мне нужно спешить, так что шевелите своими жабниками и врубайте ваш чертов сканер. — рявкнула она, и судя по возгласам ужаса, не забыла про клыки. Кто-то позади прошептал о жалобе в Новый Совет, на что Пэм буркнула «валяйте» и зацокала на шпильках к смотровой. Его гроб прогнали через все пять ступеней сканирования, сопровождавшихся попеременно то гулом, то треском, пока в кромешной тьме его убежища не загорелась наконец заветная кнопка «выход разрешён», и Эрик не потянул на себя рычажок изнутри. Гроб с лугошевским шипением приподнял и отодвинул крышку, и Эрик наконец увидел перед собой полное радости и доброжелательности лицо Пэм. — Привет, папочка. Эрик отжал место водителя, Пэм глядя на его довольную рожу хмурилась и становилась похожей на лысую белку. Эрик протянул руку к её креслу, предлагая перемирие, на что она чисто по-беличьи фыркнула. Все это уже начинало надоедать Эрику, как вдруг он почувствовал тонкие, тёплые после недавней кормежки пальчики на его сухих ладонях. Пэм отвернулась к окну чтобы спрятать улыбку, Эрик сделал то же самое. Их Нью-Йоркский дом находился на окраинах Квинса, огороженный каменной стеной в десять футов, воздушной зоной в сорок ярдов от дома до забора, и охранной системой в десять ступеней. Плюс четверо часовых по периметру сменяются каждые шесть часов. Безопасность, особенно после сокрушительного падения первого режима, стала приоритетом номер один. По этой же причине машину они оставили на попечение охраны. Эрик на минуту задержался в холле, оценивая работу проделанную Памеллой. С момента покупки он ни разу здесь не был. Он всегда был дотошным ублюдком, но тут даже его тысячелетнему носу не за что было зацепиться. Всё как они оба любили — много воздуха, много камня и металла, мало дерева которое можно оторвать и воткнуть тебе в сердце. Короны и меча его отца не было видно, скорее всего Пэм припрятала их в сейф, или опять повесила в какой-нибудь на стену в старом добром стиле. В огромном камине без потолка уютно потрескивали прессованные брёвна из ИКЕИ. Эрик оценил шутку. — Всё что слева — моя территория, всё что справа — твоя, — донеслось с верхних этажей. Эрик улыбнулся уголком рта и как можно тише прошёл в левое крыло от лестницы. Все равно что махать сырым мясом перед голодным львом. — Ну и кто бы сомневался, — глядя на его застывшую фигуру, посмеялась Пэм. Эрик предполагал наличие каких-то ВЕСКИХ причин для тотального разделения, кроме очевидного «пошёл с моей земли», но к этому его старое сердце было не готово. На дворе стоял 2019 год, Нью Йорк вовсю пылал ностальгией по 80-м, и переезжая через Бруклин, он готов был поклясться, они видели парня с бумбоксом (оригинальным, судя по страдальческому выражению тощего подростка) на плече, но Пэм…у Пэм есть какое-то пристрастите к датам, которые кончаются на 09. В девятьсот девятом начиналась её новая не-жизнь, в белизне французских кружев и шелке силуэтов Поля Пуаре. В две тысячи девятом Фэнгтазия официально побила рекорд как самый прибыльный бар Америки, и Пэм пошла в такой разнос, что за две недели спустила на шмотки и мебель всю часть своей выручки, и даже в его долю успела залезть. У него глаза заволокло красной дымкой когда он узнал, эти деньги Эрик уже обещал строителям на этот самый дом. Он бы и добрался до Пэм, но в тот самый день Билл принёс на руках задыхающуюся Соки со рваной раной на спине, и всем более приятным планам пришлось подождать… Да, подумал Эрик, глядя на этот розовый рай от Пэрис Хилтон, это или любовь, или он не знает что. Он ведь потом пробрался в её логово, и лично пересчитал стоимость каждой блядской тряпки, просто чтобы понять, сколько дорогой одежды может поместиться в 79 миллионах долларах. Примечательное, вашу мать, количество, он должен заметить. Пэм, глядя на его слегка осатанелый вид, довольная собой разлеглась на софе из розового бархата, держа полный бокал парфюмированной розовой эссенцией крови, на греческий манер. Второй стоял на розовом же столикие справа, и Эрик, с превеликим предосторожностями, осторожно взял его кончиками пальцев — Чувствуй себя как дома, кровь всегда тёплая, как и приём, — рукой она обвела окружающее пространство, — Всё здесь пропитано абсолютом баварской розы, кроме того что в ТВОЁМ бокале, разумеется. — Спасибо. — кратко ответил Эрик. Эта бестия знала как он терпеть не может розовый цвет, если конечно это не женское нижнее бельё, хотя и там он предпочитал красный. Всю подвину дома нужно было бы очистить святым огнём, прежде чем Эрик захочет иметь к ней какое-то касательство. Пэм похлопала пальчиками по стоявшему напротив розовому меховому пуфу, и Эрик, мысленно попросив прощения у всех своих богов, обречённо опустился на скользкий пан-бархат. Ножки подозрительно скрипнули. — Тебе стоило начать со своей половины, — пожурила его Пэм, — Я превзошла сама себя; и тебе вообще стоит быть особенно благодарным что твои боги послали тебе такую дочь как я! — Я благодарен. — осторожно заметил Эрик, снова обращаясь к богам, на этот раз с мольбами послать молнии и скоропостижный пожар на правую половину. Пэм посмотрела-посмеялась над его душевными страданиями, достала из обивки планшет, щелкнула и протянула ему светящийся экран. У него не было времени даже на предсмертный вдох. …прилично. Даже более чем прилично, с досадой заметил про себя Эрик, рассматривая выдержанные в строгих линиях немного мрачноватые комнаты. Пэм знала его ненависть к люстрам, все освещение было выведено под потолок, как можно меньше древесного массива как и в основном холле, но огромное панно из среза корней эбена заставило его забыть даже о том, что оно висит над его собственной кроватью. — Оно ни за что на свете не свалится, — добавила Пэм, читая его выражение, — Три слоя бронированной смолы с двух сторон, графеновый обруч поверх всего безобразия. Стальное армирование во все стены рядом по десять ярдов в каждую сторону. Слишком тяжело для молодого вампира, слишком велик шанс лечь рядом с тобой вампиру постарше. Придумывали вместе с выжившими ребятами из АВЛ. –…прилично. — наконец выдавил из себя Эрик. Ему страшно не хотелось давать Пэм и без того огромное преимущество, но так уж оно и было. Папина дочка, до краешка ногтя. Он с отвращением отпихнул от себя ужасный пуфик, уселся на полу, подтянул к себе голову Пэм и нежно чмокнул в щеку. Они болтали и ржали и прикалывались, так просто и легко, будто бы и не было между ними ледяной стены последние шесть-семь лет. И впервые за долгое-долгое время, он не ощущал себя недвижной точкой в пространстве. Кровь в его рту снова стала кровью, и каждый миллиметр кожи обдало изнутри живительным теплом, к онемевшим конечностям вновь возвращалась чувствительность. Есть раны которые не затягиваются, воспоминания за которые ты отдашь душу, неважно сколько боли в них зарыто. Он может быть и потерял большую часть дорогих ему людей, но у него все же кое-что осталось. И то, от чего смертных освобождает смерть, для них со временем становится лишь очередной поворотной точкой на пути без конца и направления… Пока земля вращается под твоими ногами. Он знал наверняка, знал ради Годрика, Норы, Сильвии и Тары, что ему снова хотелось ходить, говорить, есть и наслаждаться… Впервые за долгое время ему по-настоящему захотелось жить. Пэм что-то тараторила о своих обязанностях шерифа, о том как стравила двух олдскулов метивших на её место в Луизиане, и добилась изгнания обоих из штата, а её пальцы зарылись в волосы на макушке Эрика. Он вдруг вспомнил 94 год, когда они ещё обвыкались с их новым статусом, и доведённый до бешенства бесконечными тупыми вопросами и невозможностью кого-нибудь убить Эрик заперся в человеческом туалете с электробритвой, и побрился налысо. Когда он вернулся в кабинет, даже обнаглевшие мексиканцы умолкли. Он с треском провалил переговоры, провалит и разбирательство с Магистром две недели спустя, и всё это время Пэм будет смотреть на него так будто он изнасиловал электробритвой её дедушку. Если бы у Пэм при жизни был любимый дедушка, а Годрик хоть бы раз за сто лет захотел увидеть Пэм. После слушания, она не посмотрела на его растрепанное настроение, она заперлась с ним в кабинете и заставила поклясться что он никогда в жизни больше не притронется к своим волосам, иначе он сменит прозвище с Северянина на Гребешок. Он месяц с ней не разговаривал. Сейчас её пальцы кружили именно на высочайшей точке его треугольного черепа, возможно вспоминая ту же самую историю. Он вывернулся из-под её руки и ласково поцеловал нежное место где должен быть пульс. Её волосы щекотали ему лицо, а запястье пахло хорошей кровью, дурацкими розами, и Пэм. — Я феерический мудак. — он впечатывал слова прямо ей под кожу, — Я не знаю, чем заслужил тебя. — Каждый раз когда ты произносишь нечто подобное, случается какой-нибудь пиздец. Так что иди выкладывай или заткнись. — прошептала Пэм. Её палец остановился у его приоткрытых губ. Эрик поймал его зубами и заглотил, насколько смог. Они начали бы прямо на софе, если бы Пэм не начинала орать каждый раз когда раздавался очередной скрип, а деревяшка издавала их при каждом движении. Тогда Эрик просто стащил их обоих на мраморный пол. Она или слишком много думает под ним, или он стареет, подумал Эрик, и одним красивым движением разорвал на ней шелковый пеньюар. Пэм бережлива во всем, что не касается её собственного удовольствия. Оттягивая удовольствие, он провёл рукой с отросшими ногтями по знакомому как его собственное телу, остановившись на крупных сосках, дьявольски чувствительных после свежей крови, клыками и языком обещая все то что последует за этим. Пэм стонала под ним во весь голос и пыталась деть свои руки куда-нибудь, куда-нибудь где они бы имели значение, но Эрик резким движением заломил их ей за голову. Она всегда была умной девочкой, быстро поняла правила игры и позволила ему делать что он пожелает. Эрик смог наконец найти применение второй руке, и дать ей настоящую причину искать за что хвататься. Перемолотые в труху ножки софы, например. Им обоим нравилось жестко и долго, что увы получается далеко не всегда. Они только собрались насладиться Эриковой половиной, когда солнце вдруг вышло из горизонта и заявило свои права. Из Эрика будто вытянули обратно всю кровь, оставив лежать на полу как игрушку без батареек. Вывела его из ступора только острая боль в носу и запах собственной крови. Пэм, голая, покрытая исчезающими на глазах засосами, с кровоточащими глазами, его Пэм с безумным видом колотила его куда придётся. Плохо слушавшимися конечностями трудно защищаться от столетней вампирши, но он справился. Видно, до Пэм не сразу дошло что он очнулся. Она замерла с занесённым кулаком, а потом вдруг вся обмякла и свалилась ему на грудь. — Блядь, ты смеёшься надо мной, блядь, ты убить меня хочешь… — последние слова смяло в подступающем рыдании. — Эй, эй, это же я, успокойся. Посмотри, ты же спустила добрую пинту органической второй отрицательной… Особенно болезненный удар под рёбра заставил его прикусить язык, и Эрик просто молча гладил её по голой спине пока она не пришла в относительную норму. С её помощью Эрик смог наконец сесть, и всем чем мог прижал своего ребёнка к себе. Ему вдруг стало очень страшно, не за себя, а за неё. Он больше никогда не почувствует что ей больно, пока она не закричит, не предупредит об опасности, если для него будет уже слишком поздно… — Я кажется знаю, что это, и тебе это не понравится, — Эрик сию же секунду пожалел о выборе фразы, видя как в глазах его дочери открываются все затянувшиеся раны, — Я уже две недели как постоянно летаю, а в последние три дня…прямо по Гринвичу. Пэм резко выпрямилась и вытаращилась на него. — То есть как по Гринвичу? — Ну, — замялсяЭрик, — Я летал…вместе с часовыми поясами. Контрагенты ставят встречи один за другим, мы же не люди, спать нам не надо. Ещё и этот прихвостень от Невады, так ловко всё организовал, мы облетели тринадцать стран за десять дней… Пэм замерла, потеки крови на левой груди становились бурыми, трескались и отпадали, а она все пялилась на него, как зависший компьютер. Наконец осмыслив сказанное им, другую пару минут перевела дух и вмазала ему ещё два раза по носу. — Еблан. Они вместе зашлепали босыми ногами по огромному холлу, и не было почему-то никакого желания переходить на вампирскую скорость. Пэм, сперва опережая, спохватилась и старалась незаметно поравняться с ним, Эрику быстрое надоели эти игры, и он обнял её правой рукой. Ни слова не было сказано о том, что ему нужна поддержка, ни слова не было сказано, что ей нужно было плечо. — Запасной гроб есть? — За кого ты меня принимаешь? — Пэм презрительно фыркнула, она всегда быстро возвращалась в строй, — Два одноместных в каждом крыле, другая десятиступенчатая система защиты, каменный мешок на тридцать человек под домом, и бронированные ставни на окнах. — В мешок. — решил Эрик. — В мешок. — согласилась Пэм, зная что сейчас не время спорить. — И все-таки, мне интересно, как такое вообще возможно? — наконец она разрушила тишину когда они спустились в самый низ, — А что тогда на полюсах, во время полярной ночи? — А сколько вампиров там по-твоему живёт? — спросил Эрик. — Ну хотя бы парочка ученых, с появлением Заменителей, — не сдавалась Пэм. — Не слыхал о таких. Да и не логично ли, если мы истекаем кровью за лишнюю минуту бодрствования днём, предположить, что произойдёт нечто подобное и в случае депривации. — Напомни мне, я уже говорила тебе сегодня, какой ты мудак? — спросила Пэм, — Я думала, я видела всё что может произойти с нашим братом ещё когда…вы с Биллом сидели на крови Соки. Пэм замялась, будто помянула черта. — Нам обязательно говорить об этом сейчас? — проворчал Эрик. — Я просто провожу параллель, на нас действительно странно действует кровь фейри, и черт его знает, что может произойти если выпить чистокровную, может у тебя хрен отвалится… — Я пил чистокровную фейри, — ответил Эрик, — и ничего у меня…не отвалилось. — Избавь меня от продолжения. — Пэм сморщила нос, — Да и когда это ты пил чистокровную фею? Насколько я помню, Эдлин… — Её звали Клодин. — коротко ответил Эрик, — Крестная Соки. Последовало долгое молчание. — И? — нетерпеливо подначивала Пэм. — Что «и»? До каких времён ты будешь делать из моей личной жизни предмет для психоанализа? — Не спрыгивай. — прижала его Пэм. После того что он учудил Эрик чувствовал себя особенно виноватым. Он сам обучал её всегда использовать свою выгоду. — Она появилась перед домом Соки когда я жил у неё, и видимо говорила что-то что той очень не понравилось, я решил вмешаться, но… Красноречивое молчание Пэм нисколько не остановило. — Ты её…с концами? Залпом? — видит Бог, выбор выражений однажды или спасёт ей жизнь, или будет стоить ему собственной. — Да, Памела, я осушил крестную тётушку Соки прямо на её пороге, прежде чем она… — Блядь, не тяни же. — подначивала его Пэм. — До того как она рассыпалась в блестки. И да, чистокровные феи умирая превращаются в блестки. На Пэм сия анатомическая особенность почти вымершего вида не произвела никакого впечатления. — Фейская пыль. Видела такую срань на чёрном рынке в Шанхае, рядом с мочой единорогов. Кто знает, может китайцы и единорогов разводят. — она поудобнее перехватила его за плечо, — И так, у нашей феечки ещё и крестная фея была, тудыть её налево. Судя по количеству пиздецов на квадратный метр её жизни, неважная. — Она пришла за Соки чтобы забрать её. — отрезал Эрик, — Судя по тому, что я слышал, их мир…не такой приятный как в сказках. И закончим на этом. — Хорошо, хорошо, ты завёлся из-за того, что я называю Соки шлюхой. — настала очередь Пэм закатывать глаза. Эрику не хотелось больше говорить на эту тему. Они спускались всё дальше, и Эрик начинал испытывать нечто среднее между клаустрофобией, и дежавю. Тут его осенило. –Это ведь, — он запнулся, — не с подвала Малефисенты? — Кстати о вечном пиздеце. От неё звонили, вчера вечером. — невзначай, на всю ногу заметила Пэм. Сперва он пропустил это мимо ушей. Прекрасно, Северянин, твоё дитя — престарелая проститутка со вкусами тринадцатилетней девочки… — Я говорю, от Соки звонили недавно. — поспешила вернуть его из мрачных мыслей Пэм. — Адвокат. — Я не…что? — переспросили Эрик. — Её адвокат, точнее адвокат мужа звонил. — судя по её тону выражение лица у него не то какого она хотела. — Они хотят официально закрепить право собственности… — Я же дал ей расписку., — простонал Эрик. И почему всё это не может просто исчезнуть на один долбанный день… — Ты дал ей листок домашней бумаги с котятами, исписанный вампирской кровью. — поправила Пэм, — Это может иметь значение для нашего мира, но не для мира человеческих адвокатов. –Завтра же свяжусь со своим дневным… — опять подкатила слабость, вынуждая Эрика плотнее опереться на Пэм. — Завтра, как же. Я прикую тебя серебром к койке если потребуется, а кровь буду вводить через капельницу, если ты куда-то встанешь в течение ближайших четырёх дней. Четыре дня, мать вашу. Он купил им с Пэм билеты в первую ложу на «Армана и Маргаритк»… «Каменный мешок» оказался на удивление комфортной чистой комнатой, только дверь располагалась у потолка. Она подозрительно напоминала ему…подвалы Билла. У охранных компаний совсем нет фантазии. Они сдвинули две койки, Пэм за каким-то чёртом принесла одеяло, но посмотрев на его гневно-скептическое выражение, оставила эту затею. Автоматика выключила освещение, стоило им лечь. — А что за повод? — уже в семи-летаргии спросил Эрик, — Для чего им бумаги? С минуту помолчав, видимо рассчитывая, что он заснёт, Пэм всё же ответила — Они разошлись. Деталей я не знаю, но ребёнка она оставляет мужу, а дом хочет обменять на дом своего брата. С Эрика как каленым серебром сняло весь сон. Даже сквозь закрытые веки, через мертвую связь, он ощущал на себе ждущий, прожигающий взгляд Памеллы. Как родственники смотрят на чужом выкарабкавшегося наркомана, которого долг службы заносит на маковые поля. Он и сам не знал, что сделает. Как никак, а Соки много для него значит, гораздо больше чем ему было бы комфортно. С другой стороны, та его часть которой он не гордился, нередко бравшая всех над его волей в те дни, та его часть вся вдруг встрепенулась и будто бы сместилась на кончик языка, нёбо, и корни ещё человеческих зубов, туда где в своих белых темницах сидят острия клыков. Услужливый разум под натиском вины тут же подсунул ему картинки их последней встречи. Родильная палата и небольшой свёрток, пахнущий как само воплощение сладости. Вместо его несостоявшейся любви — тень бывшего человека, которую он опять покинул. Он плотнее зажмурил глаза, почему-то боясь что чувствительные сенсоры засекут движение крошечных мускулов, и осветят всю комнату, открывая все его чувства и так вдоволь настрадавшейся женщине в его постели. Хотя, с их вампирским чутьем, она наверняка уже почувствовала. Эрик приказал своему разуму заснуть.