"Твою ревизию!" или Как научиться доверять этикам

(май 2018) Донна трясётся в битком набитом автобусе, каким-то чудом забившись на единственное свободное место в углу. У Донны в руках тяжеленный пакет, до отказа набитый историческими монографиями. Вообще-то книженции, причиняющие логику такие мучения, должны были бы лежать в университетской библиотеке, но так уж вышло… «Да и что на меня нашло?» - устало размышляет Ламанчская, не находя сил даже удивляться собственной дурости, - «Так ведь половина моей домашней литературы в институт перекочует…» У Ламанчской бардак что в вещах, что в голове. Избавиться от сего досадного явления у неё не получается уже почти полгода. Сейчас она не уверена, что получится вообще. Вот кажется иной раз, что скоро всё наладится, что больше не будет никакой нужды тратить астрономические суммы на пустырник и ругаться через слово на языке самого известного тождика – а потом всё по новой. И от этой напасти, кажется, не способен изобрести лекарство даже Достоевский. Сегодня логик убедилась в этом окончательно. Буквально полчаса назад. Ведь это от Достоевского и старой компании она едет сейчас на вытрясшей из неё почти всю душу дребезжащей переполненной махине. Надеялась в очередной раз, что от встречи с людьми из прошлого ей станет легче, а на деле… А на деле будто кожей чувствует, что здесь, где когда-то был её мир, для неё больше нет места. Нет, сегодня никто и не думал упрекать упрямую патологически верную Искательницу в визитах на чужой курс, как на работу, даже бывшая староста извинилась за давнюю невольную грубость при их последней встрече – но это ничего не меняет. Донна, как в скверной видеозаписи, прокручивает в голове кадры – события сегодняшнего вечера. Она среди своих, она что-то рассказывает, кто-то интересуется у неё планами на будущее – но сейчас хочется выть от осознания фальшивости всех этих светских разговоров. Какое, к чёрту, будущее, когда собственный руководитель топит заживо в вязком засасывающем болоте, когда через полтора месяца она просто уйдёт отсюда насовсем и не вернётся даже на полчаса? Достоевский молчал, понятное дело. Кому-кому, а уж ему до её страхов, разрушенных иллюзий и мелких потерь точно никогда никакой печали не было. Это и понятно – глупо ждать хоть какой-то реакции от совершенно постороннего по факту человека. Донна уже давно и не ждёт, и не обижается – просто кладёт, будто в копилку, ещё один аргумент: в этом НИИ она лишняя, чужая и беспокоиться о ней нечего. «Ещё месяц до защиты диссера,» - Искательница будто подытоживает последние… что? Полгода метаний и сумасшествия? Два года магистратуры? Почти восемь лет факультетской жизни? – «Месяц холодной войны с дурацким научным Штирлицем, месяц видеть заумные физиономии кафедральных логиков и ни одного лица из прошлого. А и не всё ли равно? Меня так и так больше здесь не будет» Автобус останавливается почти что напротив дома логика. Ламанчская, морщась, с усилием выталкивает из кишащей пассажирами консервной банки на колёсах своё бренное тело и надоевший, кажущийся совсем уж непреподъёмным пакет с монографиями. В кои-то веки дышит полной грудью – теперь можно и домой. В квартире тихо и пусто – родные снова умотали в командировку. Сегодня это радует как никогда. Разобрав тяжкую ношу и расставив чудом не пострадавшие в транспортной толкучке советские издания по полкам, она совершенно без сил падает на кровать. «Я ни шиша за сегодня не сделала по диссеру,» - эта мысль приносит ей какое-то мрачное удовлетворение, - «Была бы понаглее – вообще не пришла бы на предзащиту и пусть чёртов Администратор выкручивается как может» Конечно, Донна так не поступит – всё-таки у неё слишком много совести: привыкла за два года быть хорошей, пусть и не блестящей, студенткой и не подставлять даже самого чёрствого и безразличного научного руководителя. Да и завтра ещё опять в НИИ тащиться… Может быть, её бывшая бакалаврская научница-Гюго проявит человеколюбие и примет обратно под руководство? Нельзя ведь Ламанчской быть без института, а институту – без Ламанчской… Решив отложить работу над магистерской диссертацией до завтра, привычно копается в буфете, вытащив на свет божий полупустую банку с растворимым кофе и только-только начатый блистер с пустырником. Может быть, написать Достоевской, излить душу? Или подождать до утра? Достоевская просыпается на следующее утро на съёмной квартире Гюго – вчера после последнего экзамена так вымоталась, что возвращаться в родные стены к домашним хлопотам не хотелось ни разу. Да и староста только рада – «ну давай, оставайся, хоть отметим по-человечески возвращение наших блудных стипендий». Отметили, да уж. Нет, в рамках приличия и без пьянок, конечно, но свою дозу жизненно необходимого раздолбайства и праздности они определённо заслужили. Вечером напились кофе (на ночь-то глядя!), опустошили почти весь холодильник и смотрели чуть ли не до утра «Импровизацию» в онлайн-записи, подняв совершенно идиотский ржач на всю квартиру. Как ещё соседи за стенкой полицию не вызвали? «А Донна моя «этих извращенцев» не любит,» - ни к селу ни к городу проносится в голове только-только проснувшейся Досточки. Гюго с блаженной улыбкой растянулась на раскладном кресле – это в её-то квартире! Но Энтузиастка всегда такая: всё лучшее – гостье, ей и кровать, а сама хоть в кресле, хоть на подоконнике в такой немыслимой позе разляжется, что диву даёшься. «Надо хоть сообразить что-нибудь на скорую руку,» - решает Гуманистка и на цыпочках, стараясь не разбудить умаявшуюся старосту, пробирается на кухню. Вообще-то при любом другом раскладе ей было бы неловко хозяйничать в гостях, как у себя дома, но их с Гюго не один год дружбы связывает, и золотое правило «кто первый встал – тот и кок на корабле» работает в их случае в полную силу. Соорудив без особого труда бутерброды с сыром и заварив откопанный в загашниках зелёный чай, этик возвращается в комнату и так же бесшумно ищет свои вещи. Энтузиастка ещё спит. Но, скрывшись в ванной и выйдя оттуда минут через пятнадцать облагороженной версией человека разумного, Досточка обнаруживает миражницу вполне себе бодрой и чему-то в голос смеющейся. -Доброе утро, - не понимая причину такого веселья, Достоевская удивлённо улыбается, - Что такое? К нам приехал цирк? -У тебя на страничке, судя по всему, скоро начнётся цирк, - фыркает Гюго, напоминая довольно прищурившегося тюленя, - Твой телефон скоро разорвётся от сообщений. Сама понимаешь, кто может тебя так настойчиво искать с утра пораньше. -Ламанчской что в лоб, что по лбу, - ирония старосты передаётся Гуманистке, которая, едва взяв в руки забитый сообщениями аппарат, действительно обнаруживает там целый ворох криков о помощи: Loca de la Mancha (8:53): -Досточкам привет и доброе утро. Извини, что в такую рань – у меня засада. Loca de la Mancha (8:55): -Час обиваю институтские пороги. Мне отказала даже бывшая научница. Кому я там вообще сдалась в аспирантуре? Loca de la Mancha (8:57): -Ой, прости, я к тебе со своей ерундой, а у тебя у самой сессия… Как сдалась хоть? И куда вчера вечером подевалась? Loca de la Mancha (8:58): -Хотя если вы с Гюго зависли у неё в берлоге и до утра залипали на ваших извращенских импровизаторов – беру свои слова обратно. «У всех авторы как авторы, у меня Кассандра доморощенная,» - Досточка неподдельно поражается интуиции этой ненормальной, - «Хотя её дела и правда труба. Ой-ёёёёё, и что же делать?» Решив, что для начала не помешает выпить чаю и посоветоваться с «палочкой-выручалочкой» Гюго, растерянная Гуманистка идёт на кухню с мерцающим мобильником в руке. Вот будь она из институтской администрации – точно взяла бы Донну в аспирантуру и дело с концом. Может быть, хоть Энтузиастка сообразит, куда ещё обратиться Искательнице? «Вот бы она ко мне приехала,» - ностальгически вздыхает этик, - «Как тогда…»