XXII. Несмотря ни на что
Красный. Цвет сочного бутона розы. Успокаивающий цвет заката, опускающегося на Сан-Франциско. Цвет крови, льющейся по венам; бурлящей от адреналина; приливающей к щекам при смущении. Цвет быстро бьющегося сердца, ускорившего свой стук от одного только взгляда на того, кого мы любим. Аллегория страсти, любви. Жёлтый. Цвет яркого солнечного света; главной звезды в нашей Солнечной системе, что королевой вздымалась над всем живым на планете Земля, одаривая своим теплом. Радостный, счастливый цвет, который так и кричал о том, как прекрасна эта жизнь, несмотря на все её невзгоды. Это были именно те цвета, которые всегда мелькали перед глазами Финна, даже когда он не видел совсем ничего. Ненавидимые цвета перед потерей зрения, которые возвращали его к упавшему платью цвета лютика и натянутой улыбке кровавых губ, что шептали ложные заветные слова. Теперь же Финн вновь влюбился в эту палитру двух звёзд. Он увидел её в ярко-красной футболке, что как маяк притягивала к себе один своим светом в этот ужасный шторм; вёл сквозь длинный лабиринт золотистой нитью Ариадны. Он увидел её… Такую красивую, такую живую, такую родную. Такую любимую. Она приходила к нему каждый день. Каждый. А ждать он её начинал с самого утра. Он ждал её голоса, на который ему нужно было обернуться и увидеть её. Финн каждый день сидел на своей больничной кровати, наигрывал любимые песни на гитаре, которые ему принесла Милли из дома. А потом ровно в одиннадцать дня, когда начиналось время для посещения, он слышал слабый стук, поворачивал голову и видел… Свет. Именно это сегодня предстало перед его тёмно-карими, почти чёрными, глазами на пороге в его палату. Дверь открылась, и комнату наполнил ласковый, текучий солнечный поток. Милли стояла перед ним в красивом жёлтом платье. Она как бы демонстративно положила одну руку на дверной косяк, а другую — себе на талию, согнув правую ногу и давая себя рассмотреть. А Финн не двигался, разглядывая её издали. Они оба молчали. Её лицо скрывала светлая дамская шляпка на манер тридцатых годов, что в те времена носили богатые дамы. И тут парень увидел её улыбку. Такую добрую, такую счастливую и такую влюблённую. Финн отложил гитару в сторону и поднялся на ноги. Он сделал всего два шага к ней, но девушка тут же сама молниеносно оказалась рядом с ним, крепко обнимая. Парень склонился, подхватил её под бёдра и поднял немного над собой. Несколько прядок её волос упали ей на лицо, но девушка совершенно не обращала на это внимания. Вместо этого она опустила своё лицо к Финну и запечатлела на его губах тёплый поцелуй, задерживая прикосновение всего на несколько мгновений. Черноволосый парень оторвался от неё и вгляделся в её лицо. Он всё ещё не привык к тому, что видит её. Каждый день он открывал для себя что-то новое в её внешности. Например, её едва заметную родинку на ярёмной ямке, её немного завивающиеся кончики волос. Всё это было для него неизведанной книгой, которую он жаждал прочесть. Вдруг Финн замер, остановившись на её глазах. На них едва-едва падали лучи дневного солнца, что приветливо склоняло свои руки из окна. Парень отошёл назад, всё ещё держа девушку в своих руках. Потом сделал шаг в сторону и остановился. А Милли не отрывала от него своего взгляда. Финн медленно поставил её на землю, и девушка уже потянулась к нему, чтобы ещё раз поцеловать, но он мягко остановил её, коснувшись её подбородка. Милли ощутила, как солнечные лучи теперь полностью легли ей на лицо, но она даже не почувствовала дискомфорта в глазах, словно на ней были надеты тёмные очки. Финн плавно начал отдаляться от девушки, не нарушая с ней зрительного контакта, с каждым шагом его губы всё сильнее раскрывались в немом изумлении, которое было ясно только ему одному. Наконец, он вновь присел на свою кровать и с благоговейной улыбкой посмотрел на свою подругу. Всё её тело «целовало» солнце, заставляя яркую жёлтую ткань светиться ещё сильнее. Смуглый загар здоровым блеском переливался в лучах. Никогда ещё музыка жёлтого цвета так не радовала его слух. Никогда ещё этот оттенок не искрился в его глазах бьющимся сердцем. Он рассматривал своего Логика, и одни только мысли о том, что эта девушка была его и только его, грели душу. И что она никуда не уйдёт, не исчезнет, не погаснет во тьме. Да, тьма способна поглощать свет. Но свет способен разогнать тьму. — Здравствуй, незнакомец, — наигранно низко и томно сказала Милли, подходя к Финну и садясь с ним рядом. — Ну, здравствуй, незнакомка, — парень усадил девушку к себе на колени и позвоил себя ещё раз поцеловать. Милли начала любовно перебирать его смоляные кудри, любуясь его острыми чертами лица и цветом его глаз. — Тебе бы пора уже и постричься, Финн, — сказала она ему, оттягивая одну прядку. — А то уже скоро составишь компанию Ральфу. — Ральф не нечёссаная собака, как и я, — нахмурился парень, усилив хватку на её талии. — Да ещё какая, — закатила глаза девушка. — Я уже устала везде собирать по полу его шерсть. Вы с ним одной породы. — Смотри, берёшь пылесос, пылесосишь и вау-эффект. Шерсти нет! — М-м-м, смотрю, после операции ты прям достиг катарсиса, — усмехнулась девушка. — Почему ты не даёшь мне его отсричь? — Потому что ты превратишь его в нечто очень страшное, — парень притянул обиженно надутую девушку к себе ближе. — Просто кто-то всё никак артачиться не может прекрать, — буркнула она. — Ты знаешь, сколько стоит собачья стрижка? Просто как крыло самолёта! — Я не артачусь. Просто, Логик, руки у тебя крюки. Ты даже подарки запаковать нормально не можешь, — по-доброму посмотрел он на неё, хотя смешника из глаз стала лишь ярче. — Зато рот тебе заклеить скотчем — всегда пожалуйста, — Милли продолжила свои мягкие массирующие движения у корней его кудрявых волос. — Ну, предпочту другой способ, — забавно скривился он. Финн, не теряя ни секунды и не давая своей подруге ответить, подался вперёд, увлекая её в настойчивый поцелуй. Милли в шутку начала сопротивляться, но продолжала отвечать, улыбаясь сквозь прикосновения губ. Скоро он покинет эту больницу и уже навсегда. Скоро они останутся только вдвоем в своей маленькой квартирке на двадцать третьем этаже. А потом они и вовсе оставят этот город. Сожгут свою прежнюю жизнь и начнут новую, настоящую, счастливую, живую. Ведь разве для того, чтобы им быть вместе, нужно обязательно оставаться здесь? Это смешно! — Финн, откуда они? — спросила девушка, когда парень начал оставлять невесомые поцелуи на её шее. Он прервал своё занятие и проследил за взглядом Милли, который указывал на букет жёлтых цветов. Отвратительных, тревожных. И в каких-то местах именно эти цветы появляются первыми после зимы. — Честно, не знаю, — пожал он плечами. — Я обнаружил их, когда проснулся. Ни записки, ничего. Только этот букет. Ну, выкидывать я посчитал моветоном. Милли с подозрением посмотрела на цветы. И ей они были приятны с каждой минутой всё меньше. — А тебе они нравятся? — спросила она. Финну, как бы это глупо не прозвучало, показалось, что её голос эхом ударил по стенам палаты. — Нет, — признался он ей. Она поглядела на него удивлённо, а он вдруг, и совершенно неожиданно, понял, что всю жизнь любил именно эту девушку! Вот так штука, а? Любой бы тут же назвал его сумасшедшим. — Ты вообще не любишь цветов? В глазах Милли проблеснула необъяснимая надежда. — Нет, я люблю цветы, только не такие, — сказал он. — А какие? — Я розы люблю. Девушка вдруг страшно обрадовалась, быстро поцеловала его в щёку и поднялась с его колен. Она вытащила противный и болезненный букет из вазы. — Меня совесть грызть не будет, — улыбнувшись, сказала она и выбросила несчастные бутоны в мусорное ведро, предварительно поломав стебли. — Жестоко, — оценил её поступок парень, но на лице не было никакого осуждения. Девушка подошла к краю кровати и подняла до этого им незамеченный длинный свёрток. Видимо, она успела откинуть его, когда Финн её обнял. Милли развернула обёрточную бумагу и вызволила на яркий солнечный свет одну сочную красную розу, что маленьким пламенем вспыхнула в её руке. Цветок тут же оказался в вазе уже со свежей водой и заблестел своими ещё невысохшими каплями. — Красивая, — сказал Финн. И его взгляд был направлен только на его подругу. И с этого дня, с этого момента он будет обращён только к ней. Всегда. Как если бы он её видел.***
Сегодня был последний день. Последний день в больнице и последний день рабочей недели, когда Финн должен покинуть госпиталь Сан-Франциско. Малые вещи были собраны, Милли должна была приехать с минуты на минуту, чтобы встретить его вместе с Ральфом. А далее — такая приятная им обоим неизвестность. Как шагать по лунной дороге навстречу ослепляющему, но такому родному свету. — Финн, пойдём, доктор Кири тебя уже ждёт. Черноволосый парень обернулся и увидел стоящего в дверях интерна Ноа. Молодой начинающий врач дружелюбно ему улыбнулся. — Даже не верится, — заговорил с ним Финн, когда они шли по коридорам больницы. — Да уж, — кивнул Ноа. — Какого это, а? Снова видеть? — Честно? Напоминает какой-нибудь ужастик. Тебе всё время кажется, что что-то или кто-то сейчас выскочит и убьёт, — ответил парень. — И всё. Чернота. — И, наверное, по правилам всех этих ужастиков: герои должны держаться вместе? — украдкой посмотрел на него интерн. Финн понял, на кого именно намекает его спутник. — Ещё иногда мне кажется, что всё это лишь сон, — продолжил черноволосый. — От которого не хочется просыпаться. И от этого даже становится немного страшно. — Тогда переверни восприятие, — тут же сказал Ноа, заходя вместе с Финном в кабину лифта. — Перевернуть? Как? — Представь, что всё, что было до потери зрения, было сном, — объяснил интерн. Кабинет доктора Кири был на пятом этаже. — Игра сознания. Тогда не будет страха проснуться. Могу, если хочешь, дать тебе честное врачебное слово. — Что её не было? — усмехнувшись, спросил Финн. — Нет, — мотнул он головой, а глаза его почему-то улыбались. — Тебе померещилось. — И ты можешь поклясться в этом? — наигранно заискивающе попросил черноволосый. — Клянусь, — ответил Ноа. И оба парня прыснули. — Как будто клятву Гиппократу дал снова. — Если честно, то я эту церемонию, где все божатся в вечной врачебной верности, проспал, — обыденно сообщил интерн. — И что? Не влетело? — спросил Финн. — Ну, как видишь, я всё ещё здесь и всё ещё хочу помогать людям. Да и все эти клятвы — уже не то, что было раньше. Да её уже и не дают сейчас. — А почему нет? — А смысл? — пожал плечами Ноа. — Если ты решаешь стать врачом, то должен дать клятву самому себе, когда только вошёл в стены университета. И учиться, это важно. Финн видел решительность и твёрдость в глазах молодого начинающего врача. И он слышал это в его голосе. Доктор — это та профессия, в которой нет места цинизму. Это не та сфера, где можно будет отсидеться и уйти. Нет, от тебя зависит человеческая жизнь. И от твоих действий решится показатель сердцебиения. Человек, что решил стать врачом, должен осознать одну простую вещь. Опасность — это не просто слово. Финн распрощался с Ноа возле ординаторской, за которой его ждал доктор Кири. Интерн пожелал парню удачи и наилучшие пожелания. — Привет, Финн, рад тебя видеть. Доктор Кири сидел за своим письменным столом. Опытный медик с улыбкой встретил своего пациента, который через несколько минут покинет их больницу и заживёт новой жизнью. Пациент, которому провели сложную экспериментальную операцию по восстановлению зрения. Той, что давала гарантий на удачу лишь наполовину. И Финн переступил черту, оказавшись в числе счастливчиков. Но люди порой забывают, что после числа пятьдесят есть и другие числовые значения. — Как твоё самочувствие? — спросил доктор Кири. — Я в полном порядке, — заверил его юноша, присаживаясь напротив. — Лучше не бывает. — Рад слышать, — улыбнулся молодой мужчина. — Должен сказать тебе, Финн, что твоя ситуация была очень сложной. И первой для меня. Такую операцию мы проводили впервые, последствия могли быть разные. Но тебе повезло. Зрение вернулось. — Видимо, Фортуна встала на мою сторону, — парень крестил пальцы ладоней. — Я очень благодарен Вам, доктор Кири. — Финн, я же просил тебя называть меня просто Джо, — погрозил ему пальцем доктор, а сам улыбался. — Не могу, док, — Финн поёрзал на месте. — Всё же Вы мой врач. — Ну, как угодно, — спокойно ответил он. — Так, стало быть, теперь обратно в жизнь? С твоей девушкой? — С подругой, — тут же поправил его Финн и почему-то немного пожалел об этом. — Подругой, — улыбчиво исправился мужчина, в голосе не было ни капли обиды. — Вы нравитесь мне. Ты и Милли. Вы такие… странные. В хорошем смысле этого слова. — О чём Вы? — изогнул бровь парень. — Вы не называете друг друга парнем и девушкой. Ты зовёшь её своей подругой, а она тебя — другом или молодым человеком. Немного странно для нынешней молодёжи, — сказал доктор Кири. — Вы не выставляете свои чувства напоказ через поцелуи. И это похвально. И не кричите друг другу слова любви. — Мы просто… — Финн прикусил нижнюю губу. — Мы просто знаем это. И знали с самого начала. — И это хорошо. Знаешь, почему? — спросил мужчина, а когда получил отрицательное покачивание головой, склонился к своему пациенту: — Потому что это видно со стороны. Вам не нужно об этом кричать всем и вся. Говорить лишь друг другу об этом, и никому больше. А окружающие это увидят сами, если всё это — истинное. — Вы так рассуждаете об истине, — мягко сказал парень. — Неужели всё так очевидно? — Более чем, — кивнул доктор. — Да и к тому же. Я — хирург. У меня на руках умирали люди. Поверь мне, я знаю, что говорю, хоть я и не глубокий старец, — доктор Кири прервался, шумно выдохнул, но потом продолжил: — Итак. Ты говорил, Финн, что Милли до самого конца не знала об операции. — Да. — И… Вы были с ней счастливы? Ну, Милли была с тобой счастлива? До того, как узнала, что есть шанс вернуть тебе зрение? — Доктор Кири, к чему эти вопросы? — спросил Финн, немного не улавливая логику их диалога. Мужчина сжал губы в тонкую линию, отчего его щетина стала ещё сильнее выделяться. Он встал с кресла и подошёл к парню, оперевшись о край стола. — Финн… Думаю, у тебя возникали вопросы, почему мы держали тебя здесь две недели. Даже больше. Ведь операция прошла успешно, к чему не выпустить тебя через денёк-другой. — Ну, бывало, конечно, но ведь Вы сами сказали: операция была впервые, да и не самая простая. Нужно было время, чтобы убедиться, что со мной всё хорошо, — ответил парень. Внутри вдруг что-то заскреблось. — Всё так. Нам нужно было провести анализы и обследования, — подтвердил он. — Как ты знаешь, твой случай потери зрения был в результате травмы затылочной доли. Той, что и отвечает за способность человека видеть. Операция состояла в том, чтобы другие части головного мозга переняли на себя эту способность. А это очень рискованно. Выражение лица доктора посуровело. А в глазах почему-то читалась то ли печаль, то ли отравляющая душу тоска. — И всё же Вам… — Удалось, да. Но удача не бывает только стопроцентной, Финн. И это, к сожалению, про тебя. Хотя даже такой процент удачи мог бы с лёгкостью ускользнуть, — доктор посмотрел на своего пациента и, увидев в его тёмно-карих глазах непонимание, решил выложить всю правду сам. — Финн, операция удалась на семьдесят процентов из ста. Твоё зрение восстановлено, но не полностью. Некоторые клетки мозга не способны к такой нагрузке, которая им не положена. Они смогут выполнять функцию зрения лишь некоторое время. — Что это значит? Финн уже понимал, к чему клонит его врач. Он понимал это по его словам. По его фразам. По его жестам, мимике, тембру, глазам. Всё становилось логично. Но ему хотелось услышать это прямо. — Это значит, что через некоторое время ты снова потеряешь зрение, Финн, — закончил свой приговор доктор Кири. — И на этот раз уже навсегда. Не было того удара молнии, который обычно вставляют для усиления сцены в фильмах. Ничего не разбилось внутри парня, когда он услышал эти роковые слова. Нет, солнце светило так же ярко, как и несколько минут назад. У него было всё то же ровное дыхание, спокойный пульс и прямой взгляд на того, кто дал ему шанс, пусть и не совсем полный, но шанс видеть этот мир снова. И увидеть наконец… — Мисс Браун? Голос доктора Кири не был удивлённым, он был мягким. Да, он знал, что она весь этот разговор стояла в дверях тихой мышкой. Финн повернулся и увидел её испуганные глаза. Она стояла в своей любимой фиолетовой юбке с удлинённым подолом сзади. Слёз не было. Милли смотрела лишь на Финна, сжимая поводок Ральфа, что ждал своего хозяина у её ног. И парень увидел, что она, как он, тоже всё поняла с самого начала. — Сколько… — подала охрипший голос девушка. Она прочистила горло, а потом твёрдо спросила: — Сколько времени у него есть? Её спина была прямой, она, хоть и была намного ниже доктора Кири, смотрела на мужчину горделиво и настойчиво. Волосы упали на её лицо так, что создавали иллюзию косого взгляда. — Лет девять, может, чуть меньше или больше, — сдержанно ответил доктор Кири то ли на её вопрос, то ли на её взгляд. — Потеря зрения будет медленной, постепенной. Никакого резкого погружения во тьму. — У него есть какие-либо противопоказания? Девушка встала позади парня. И от одного её близкого присутствия, от одного её родного запаха кофе на душе Финна стало легче. — Никаких. Он может заниматься чем угодно. Только, конечно, в шахтеры или подобное я бы идти не советовал, — попытался разрядить обстановку доктор, но вышло нескладно. — Я слышал, что вы хотите уехать в Лос-Анджелес. У меня есть там хороший друг. Мы учились с ним вместе и вместе выпустились. Я могу сообщить ему о тебе, Финн, и оставить тебе его контакты, чтобы у тебя всегда была помощь. Но ничего страшного произойти не должно. Ваша встреча будет лишь через девять лет, чтобы он зафиксировал твою полную слепоту. Парень понимающе кивнул. Он инстинктивно откинул голову чуть назад и положил её девушке на живот. Финн сделал глубокий вдох и выдох. — Хорошо, — сказал он. — Финн, мисс Браун, мне правда очень жаль, что операция закончилась с таким результатом… — Не вините себя, и я Вас не виню. Я всё понимаю. И я Вам благодарен. Вы дали мне возможность видеть снова, пусть хоть и на девять лет, но о большем я до операции и просить не мог, — улыбнулся парень и поднялся со своего места. Его улыбка была искренней. — Тогда ладно. А вы, мисс Браун, — доктор обратился к девушке. — Имеете ли вы ко мне какую-нибудь претензию? — Что Вы, доктор Кири! — воскликнула Милли, чьи черты лицо мгновенно смягчились. — Рад, — уголки губ доктора Кири дронули. — Ну, желаю вам счастья. Он отдал Финну его карточку и другие бумаги. Парень обнял уже не своего доктора, вновь поблагодарив его. — Прощайте. Они с Милли шли по длинному белому коридору, чтобы выйти вместе, держась за руки, в жизнь, которая начиналась только для них. Их пальцы были переплетены. Ральф радостно шёл впереди них, как самый настоящий поводырь без специальной экипировки. Несмотря на всю больничную суету и шумиху, они слушали беззвучие, как будто это было то, что дано им в награду и чего им не доставало в жизни, — тишины.***
Горячие струи душевой воды ударились о кожу Финна с сильным напором. Густой пар затуманил стеклянные стены кабины, в которой стоял парень. Его мокрые волосы лёгкими волнами в хаотичном порядке были разбросаны по голове и откинуты с лица. Он чувствовал, как по разгорячённой коже стекают щекочущие водные змейки. А парень неподвижно стоял под водой, совершенно потерявшийся в своих собственных страхах. Девять лет. Ему было дано девять лет, чтобы успеть сделать всё, что он хотел сделать. Чтобы успеть сделать всё то, что ему хотелось увидеть, прежде чем, блаженно закрыв глаза, погрузиться в темноту вновь. И на этот раз это будет та темнота, что не была создана им самим при помощи очков. Он так боялся неудачной операции. Боялся открыть глаза и снова оказаться в кошмаре своей прошлой жизни. Но, наступив на горло всем своим страхам, что цепкими лапками паука хватали его, он пошёл на риск. И вот теперь, когда ему всего на секунду показалось, поверилось, что всё стало так, как было до того злосчастного вечера, который навсегда остался у него в памяти ударом, вспышкой и болью, другая правда обрушилась на него. Ведь никогда не бывает, чтобы стало так, как было. Теперь им обуял новый страх, который тарантулом тянулся к его горлу, намереваясь вонзить свои зубы. Страх не успеть. Да, девять лет. На первый звук кажется, что это очень длительный срок, что у него полно времени. Но он понимал, что это время пролетит незаметно, оставив после себя лишь фотоснимки воспоминаний и сожалений о том, что не смог сделать. И в этот момент в голове поселилась другая мысль. Лос-Анджелес. С Милли. Но ради бога. Как и на что они будут там жить? Прекрасный и величественный город ангелов, манящий своими перспективами, вынуждал приходить к большим жертвам и испытаниям, которые не каждому под силу. Как Логик будет это всё воспринимать? Да, он верил её любви к нему, он верил её словам, что всё будет ослепительно хорошо, что она не уйдёт от него. Но сделает ли сам Финн её несчастной? — Финн? Голос Милли набатом прозвучал в его голове, что парень даже дёрнулся от неожиданности. За вспотевшими стенами кабины он видел очертания фигуры девушки. Парень немного приоткрыл дверцы, выпуская в прохладную от работы вентилятора (сегодня выдался очень жаркий день в Сан-Франциско!) ванную комнату пар. Милли стояла перед с ним в его поношенной футболке кирпичного цвета с эмблемой одной из его любимых рок-групп — PUP. Вещица была ей большой и длинной, что скрывала бёдра. — Да? Капли падали с его волос и подбородка на мягкий старый коврик. Девушка улыбнулась и немного изогнула тонкую бровку. — Ты уже там двадцать минут стоишь. Всё в порядке? — Да, я просто… — замялся парень. — А что? — вдруг с какой-то лёгкой игривой усмешкой в глазах и на губах посмотрел на неё. — Помочь хочешь? — Может и да, — в манер ему ответила она. — Составить тебе компанию? — В душ вообще-то раздетыми заходят, — как бы предупредил её Финн. И в глазах пробежал блеск. — Я знаю, — девушка сделала маленький шаг вперёд. — Чего я там у тебя не видела, господи. — Ну, я-то тебя не видел, — напомнил он ей. — Ну, тогда посмотришь, что уж тут говорить, — закатила глаза она. — Надеюсь, что понравится хотя бы на пятёрочку из десяти. Милли взялась за подол и спокойно стянула его через голову. Ни единого намёка на стеснение или смущение не было на её лице. Футболка опустилась на пол, оставив девушку (которая не имела привычки носить дома бюстгальтер) в одном лишь нижнем белье, но и трусики полетели слетом за вещицей кирпичного цвета. Милли посмотрела на Финна с лёгкой поволокой и уверенно ступила к нему в душевую кабину, закрывая за собой дверцы. Тот взгляд, которым он её одарил, конечно, был красноречивее всяких слов. Девушка встала под горячий поток воды. Её короткие волосы тут же потемнели, выпрямляясь до идеального состояния. И она была просто прекрасна в своей наготе и природной красоте. Нет, её тело не было «идеальным» по современным меркам, оно было просто красивым, оно было живым, здоровым. Финн влюбился в её душу, а её тело и внешность были для него столь восхитительными лишь из-за того, что сердце давно уже принадлежало ей одной. Что любовь делает с людьми? — Одиннадцать, — сказал он в густой пар. — Что? — повернулась к нему Милли, предварительно выплюнув набранную в рот воду. — Мне нравится на одиннадцать, Логик, — пояснил он, вставая к ней и кладя свои руки ей на талию. Она дрогнула от этого прикосновения и послушно прильнула к нему, прижимаясь своей оголённой грудью к его. Девушка утянула его в долгое объятье, склоняя его к себе за шею. Сильные удары воды смягчились при столкновении с их кожей, обволакивая каждую клеточку. И Финн впервые за целый день облегчённо и расслабленно выдохнул, посылая волну мурашек по чуть изогнутой спине Милли. — О чём ты думаешь? — спросила она, лаского прикасаясь к его спутанным волосам. — Ты и сама знаешь ответ, — ответил он, чуть отстраняясь. — О будущем, которое нас ждёт. — Ты боишься его? — её голос звучал взволнованно. — Скорее оно меня беспокоит, чем страшит, — Финн провёл рукою по её пояснице. — Когда доктор Кири сказал, что у меня есть девять лет, чтобы успеть всё сделать, я вдруг подумал, что не знаю, что именно мне делать. — Тебе есть, что делать, — тут же сказала Милли. — Помнишь? Твоё то место в Калифорнийской киноакадемии? Они готовы будут вновь рассмотреть твою кандидатуру. Тем более, ты же закончил свой проект «Ночная смена», Финн. — Ну, а если провалюсь? Есть вероятность, что я выйду в жизнь со своим фильмом, и на этом жизнь моя кончится, — печально проговорил парень. — Эй, — она положила ему ладони на лицо. — Я верю, что ты пройдёшь. Они тебя помнят, я уверена. А если провалишься, то мы провалимся вместе. Как будто я не сомневаюсь в своих попытках в актёрском искусстве. — У тебя получится. Будет для них роковой ошибкой — не взять такую талантливую актрису, — Финн протянул руку к крану и ослабил напор воды вместе с температурой. В кабине становилось слишком душно. — Так верь в себя так же, как и в меня, Финн, — девушка встала на носочки и поцеловала его в лоб. — Всё будет хорошо. Ты ведь сам меня учил никогда не отчаиваться. — Кажется, ученик превзошёл своего учителя, — парень успел оставить поцелуй на удаляющейся ладошке Милли. — Мне положена за это награда? — спросила она, одаривая его озорной улыбкой, что медленно перешла в покусывание от ожидания нижней губы. — Думаю, что да, — низко прохрипел парень, склоняясь к ней и увлекая свою подругу в глубокий поцелуй, что постепенно стал переходить в дразнящее оттягивание губ. Близость такого желанного тела дала свой распаляющий эффект. — Логик, — позвал её Финн, нехотя отрываясь от сладких губ. — Да? Он посмотрел на неё: обнажённую, зардевшую и такую красивую. Его взгляд тут же переметнулся к её светло-карим глазам. И мысленно Финн поклялся. Он поклялся, что эти глаза будут последним, что он увидит, прежде чем уйти в тёмноту. И эти глаза будут счастливы, светясь тем блеском, что разгорал её природный огонь. — Я хочу кое-что сделать, прежде чем мы улетим в Лос-Анджелес, — сказал он. — Я хочу съездить домой, в Ванкувер. Хочу побывать там немного, да и встретить Бруклинн. Пока Финн лежал в больнице, они с Милли вместе пытались разыскать ту самую девочку по красивой фамилии Принс. И совсем недавно парню удалось выйти на то самое агентство, которое предоставляло услуги домашнего обучения. По телефону сказали, что мисс Дэвис — та, что была учительницей у девочки, — уволилась полгода назад и сменила номер. Но место жительства, который, к счастью, сохранился у менеджера, не изменила. Это был его шанс. Увидеть этого маленького человечка, с которым он знаком едва ли полчаса, но который оставил неизгладимый след в его душе. — Конечно, — кивнула девушка. — Я возьму тогда завтра билеты после работы. — А что тебе мешает сделать это сейчас? — спросил он, хотя ответ прекрасно знал. — Я всё ещё хочу получить свою награду, — подмигнула она. И никаким словам больше не было места. Никаким пугающим и дурным мыслям, что заводят в дикий и непроглядный лес. Лишь блуждающие по телу руки, лишь наполненные глубокими, сильными и неподдельными чувствами поцелуи на каждом участке тела, лишь рваное дыхание и тихие стоны, порождающее желание. И обещание Милли, которое так же, как и клятва Финна, останется с ней. И ни один из них не собирался его нарушать.***
The Satellite Station — Shelter
Ванкувер. Как много всего было в этом канадском городе. Это было родное место Финна. Место, где он родился и вырос. Место, где он полтора года назад потерял зрение на снежном склоне. Милли впервые была здесь, но не в самой Канаде. Она много раз ездила со своим отцом и матерью в Торонто — город эмигрантов и продвинутых умов. Тогда бизнес отца стремительно шёл в гору, заставляя СМИ шептаться об этом человеке, покорившем Кремниевую долину. Тот мир, в котором Милли чувствовала себя чужой и, наконец-то, обрела долгожданную свободу рядом с простым парнем, родом из небольшого города Ванкувер. Парнем, что нисколько не смыслил в экономике, бизнесе, юриспруденции. Парнем, что жил творчеством и искусством музыки, камеры и режиссёрской работы. Парнем, что был одновременно ей противоположен, но в то же время так схож с ней. Они прибыли рано утром, лицезрев ещё едва проснувшихся жителей, спешивших на работу. Милли наблюдала за тем, с каким тёплым и ностальгирующим взглядом смотрит Финн чуть ли не на каждый куст. По дороге в своём районе он комментировал каждый их шаг, указывая на места своего детства. Вот его начальная школа, вот средняя, а вот и старшая, где он вместе с Гейтеном переходил из класса в класс. Вот двор, где он со своими друзьями проводил своё свободное время, гоняя на скейте. Он показал ей дом его давнего близкого друга Айлы, что была гитаристкой в группе Calpurnia. Именно там они репетировали и сочиняли все свои песни. Это была самая настоящая лаборатория их творчества. Им даже удалось найти дом Гейтена и тот злосчастный магазин, в котором маленький Финн вместе со своим лучшим другом проходили обряд инициации, неудачно своровав шоколадный пудинг и упаковку тампонов. — А вот и мой дом. Светлое построение с двумя этажами находилось на окраине тихого спального района пригорода Ванкувера. Финн привёл свою подругу к дому, где раньше жила его семья, но которая была вынуждена оставить его, перебравшись вместе с попавшим в трудную ситуацию сыном и братом. Находившийся рядом с ними Ральф вдруг, до этого принюхавшись, громко залаял. — Что, друг, узнаёшь это место? — спросил его Финн, потеребив по макушке. Конечно, Ральф узнал этот знакомый запах, дворик и высокую парадную дверь. Именно сюда его привезли совсем маленьким щенком от предыдущих хозяев. Золотистый ретривер слабо помнил свою прошлую семью, поскольку он был тогда ещё совсем малышом. Но что-то навсегда отпечаталось в сознании Карманного солнца. То, что корнями уходило в далёкое прошлое, в другую его собачью жизнь. Это были длинные блондинистые и вкусно пахнущие волосы, заливистый девичий смех и радостные зелёные глаза. — А что с ним сейчас? — спросила Милли, указывая на дом. — Мама с папой сдают его другой семье. Говорят, что всё равно вернутся обратно сюда, так как жизнь в большом городе явно не для них, — ответил парень. Девушка на это улыбнулась. Она искренне восхищалась родителями своего молодого человека. Она их уважала, а они — уважали её. Особенно это касалось Мэри. Тот их разговор был долгим, очень долгим; Милли страшно боялась реакции мамы Финна на их историю, да и на саму неё. Она боялась ей не понравиться. Но какого же было её приятное удивление, когда милая женщина не только крепко обняла тогда растрёпанную девушку, но и настояла на том, чтобы сегодня она переночевала у них. Отказы, конечно же, гостеприимной Мэри Вулфард не принимались. Милли удалось подружиться с весельчаком Эриком Вулфардом и даже найти общий язык с рассудительным Ником, который первоначально немного скептически отнёсся к новой избраннице своего младшего вольнодумного братца. Милли чувствовала комфорт и тепло, исходившее от этой семьи. Семья. Именно так она могла их назвать. Самой настоящей семьёй, где все друг с другом считаются, нет места унижениям, глупым запретам. В ней царила любовь абсолютно ко всем. Любовь и поддержка. Ник рассказал ей, что их мама и папа никогда не настаивали ни на чём, не требовали от них высоких оценок, сногшибательных успехов, обязательного поступления в высшее учебное заведение и пути по стопам родителей. Они не пытались сделать из своих детей себя, они не старались заставлять их заниматься тем, что у когда-то не получилось у них. Мэри и Эрик доверяли своим детям, поддерживали их, шли рядом (даже немного позади), признавая за своими сыновьями право на эту жизнь и проживание её так, как они сами того хотят. Что их дети сами знают, что им делать. И их теория ни разу не давала сбоев. Потому что то, что правильно заложено и верно построено, не может рухнуть. — Кстати, мама мне рассказала, что ты, оказывается, сразу тогда к ним поехала аж с ночевой, — Финн будто прочитал её мысли. — Правда, что ли? Или она мне уже приукрашивает? — Нет, — отрицательно мотнула головой она. — Это правда. Я была у твоей семьи. — И… как? — спросил он, немного нахмурив брови. — Всё прошло нормально? — Всё прошло замечательно, Финн, — заверила Милли его. — У тебя замечательные родители и брат. Думаю, я им понравилась. — Шутишь, что ли? — вдруг оживился парень. — Да моя мама в тебе души не чает! Уже уговаривает меня повременить с переездом в Лос-Анджелес, чтобы побыть с ними. — Ну, может, она и права, — пожала плечами девушка, беря за руку молодого человека, чтобы совершить променад. — Может, но не хочу я терять времени, — Финн переложил ладонь девушки себе на сгиб локтя. В голове сразу же возникли воспоминания об их подобных прогулках, когда он мог лишь ощущать её присутствие и слушать её голос. — Ну, твоя правда, я сама не хочу задерживаться в ЭсЭф, — кивнула Милли. — Наталия сказала, что в Лос-Анджелесе работает её знакомая. Она может устроить меня в кофейню баристой. Платить будут немного, но, думаю, хватать должно. Финн не нашёл, что сказать ей в ответ. Реальность о жизни в городе мечты давали трещину. Но именно эта неизвестность им обоим казалась слаще продуманной до мелочей жизни в городе в стиле диско. Они отправились в ближайшую кафешку, чтобы перекусить, прежде чем отправиться по данному им агентством адресу, где должна была проживать мисс Дэвис. Ванкувер проснулся, выпуская радостных от летних каникул детей, подростков и смотрящих им вслед с лёгкой белой завистью работающих взрослых, для которых лето уже давно утратило запах детства. Дом мисс Дэвис оказался в соседнем районе от прошлого места проживания Финна, что даже не пришлось ловить такси. Молодые люди решили продолжить свою умиротворённую прогулку с золотистым ретривером. Маленький коттедж с вьющимся виноградом, что поднимался к самой крыше. Венецианское окно с белыми занавесками. Когда Финн и Милли поднялись на крыльцо, то до их слуха стали доноситься слабые музыкальные ноты. Кто-то играл кому-то, кто-то пел кому-то. И это было очень красиво, даже печально. То, отчего в глазах появляются слёзы, вскрывающие болезненные раны каждого человека. Финн немного погодя постучал в белую парадную дверь, тут же прерывая игру. В доме послышались возня и шаги. На крыльцо к ним вышла высокая молодая женщина. Её белые волосы до плеч с ровной чёлкой лежали мягкими волнами. Голубые глаза посмотрели на незваных гостей с приятной теплотой. — Я могу вам чем-то помочь? — спросила она приветливым голосом. — Здравствуйте, — поздоровался Финн. — Не скажите, мисс Дэвис здесь проживает? Светлые брови женщины немного приподнялись. — А вам для чего? — Мы ищем одну девочку, — ответила заместо парня Милли, чтобы обозначить себя. — Её зовут Бруклинн. Бруклинн Принс. Но всё, что нам известно, это то, что мисс Дэвис была у неё учителем на дому. Услышав имя девочки, которую они искали, улыбка на губах женщины дрогнула, а уголки глаз как будто бы немного приопустились. Она немного склонила голову, а потом вновь посмотрела на молодую пару. — Вы пришли к правильному адресу, — сказала она. — Это я. Я была учителем Бруклинн. Тёмно-карие глаза Финна радостно заблестели. Он уже сделал шаг и раскрыл рот, чтобы задать долгожданный вопрос, как его опередили: — Может, пройдёте? — предложила светловолосая девушка, отсупая. Её дом оказался очень светлым и уютным. В гостиной шумел телевизор (вот, откуда было это пение). На кофейном столике одиноко стояла кружка с недопитым чаем, а на бежевом диване был небрежно откинут плед. — Мисс Дэвис, я совсем забыл представиться, — сказал Финн, идя вместе с Милли и Ральфом за хозяйкой дома. — Маккензи, — сразу же сказала женщина, выключив фильм и повернувшись к ним. — Хорошо, Маккензи, — кивнул парень. — Меня зовут Финн, а это — Милли. Видите ли, полтора года назад я встретил Бруклинн на… — Набережной, — закончила блондинка за него. — Ты был тогда с щенком золотистого цвета, — продолжила Маккензи. — Я так думаю, что это он? Она указала взглядом на любопытно озирающегося Ральфа у ног Вулфарда. — Да, — ответил Финн. — Брук рассказывала о тебе. Очень много. Очень испугалась, когда ты упал без сознания тогда на набережной, — сказала женщина, приглашая своих гостей присесть на диван, а сама устроилась в мягком кресле. — Да, я, должно быть, здорово её напугал, — горько проговорил это парень, принимая вместе с Милли приглашение. — Не то слово, ведь ей тогда было всего восемь лет, — улыбнулась женщина. Милли нахмурилась после этих слов, молча изучая сидящую напротив пепельную блондинку. — Да уж… Маккензи, мне нужно её увидеть. Видите ли, я тогда потерял зрение. История очень долгая. Мне сделали операцию, — добавил он, когда наткнулся на её непонимающий взгляд. — Бруклинн была последним человеком, которого я тогда видел. Мне бы хотелось увидеться с ней, поговорить… — Ей тоже очень хотелось тебя тогда увидеть, Финн, — часто заморгала Маккензи. — Она часто звала меня на набережную. Всегда искала тебя. Говорила мне, что у тебя обязательно должен быть красивый золотистый щеночек. Милли не сводила своих глаз с женщины. На её лице не было умиления, как у Финна, и не было какой-то горести, как у Маккензи Дэвис. Горести… — Маккензи, простите, — подала голос девушка, привлекая к себе внимание. — Почему вы… говорите о Бруклинн в… прошедшем времени? Плечи женщины немного поднялись наверх и тут же опустились. Голубые светлые глаза застилились пеленой прозрачной и солёной влаги. — Брук умерла семь месяцев назад, — сказала она. — У неё был рак. Дыхание Финна замерло, а сердце больно ударило в грудную клетку. Он взглянул на сидящую рядом с ним на кресле женщину. Теперь было понятны её опечаленные черты, полные боли льдины глаз, опущенные плечи. И сжимание губ перед тем, как произнести имя своей бывшей воспитанницы, с которой они были очень близки. — Ей диагностировали рак ещё давно, но болезнь развивалась стремительно, — продолжила Маккензи. — Её родители не выдержали и уехали сразу же после похорон. Куда именно, я не знаю. Финн вспомнил ту маленькую смелую малознакомую девочку с длинными тёмными волосами, немного беззубой улыбкой и в красивом тёмном платье в цветочный узор.— Я раньше ходила в школу, но потом я заболела.
Она уже была тогда больна. Эта широко улыбающаяся маленькая девочка, похожая на ангела — единственное доброе существо среди потока злых людей. Бруклинн, которая стеснялась своей необычной фамилии, что была подстать ей. Та Бруклинн, что мечтала о собаке, о верном друге.— Но мама сказала, что у меня сердце немножко устало, и поэтому мне нужно дать ему отдохнуть
— Они похоронили её здесь, на кладбище Маунтин Вью, — сообщила Маккензи, незаметно смахнув слёзы. — Я была там вчера. Вы найдёте её могилу по венку из белых роз. Этот венок и правда оказался там, как и говорила женщина, потерявшая свою дорогую ученицу. Маккензи не брала после Бруклинн других детей себе на обучение и воспитание, она оставила агентство, в котором работала, понимая, что сейчас ей преподавание будет приносить только печаль, чем радость. Могила девочки с фамилией Принс была самой маленькой из белого камня. Оставленные цветы красивым кругом свежих бутонов лежали на земле, ещё сохраняя капли утренней росы, блестевшей в лучах солнца. Финн вдруг поймал себя на мысли, что слышит её детский голос, её смех. Видит её тёмно-карие глаза и развевающиеся на ветру длинные тёмно-русые волосы. Эта девочка искала его и наконец-то нашла. Они встретились, но совсем не так, как оба себе это представляли. В памяти парня она останется тем маленьким ребёнком со счастливым взглядом. Ребёнком, который помог ему, несмотря на свой возраст. Милли всё время была рядом, крепко держа его за руку и идя следом, как бы немного отставая. Молодой человек был подавлен, она это видела, словно погрузился в ужасный сон, где не сбываются мечты и надежды. Финн был благодарен своей подруге, глубоко и искренно, ведь одно лишь её присутствие рядом с ним, одного лишь взгляда её светло-корих глаз было достаточно, чтобы кошмар стал умиротворённым сновидением. Как если бы она охраняла и берегла то, что он видит закрытыми глазами в полной темноте. Они без слов покинули кладбище. Финн отцепил длинный поводок Ральфа, но золотистый ретривер не отшагнул от молодых людей, продолжая идти возле высоких ног своего хозяина. Черноволосый кучерявый парень вдруг резко остановился, когда они завернули на Софию-стрит. Милли вопросительно взглянула на него, подмечая появившуюся необъяснимую уверенность в этих тёмно-карих омутах. Финн мягко взял ладони девушки в свои, проводя большими пальцами по тыльной стороне. — По этой дороге? — спросил он её, чуть приблизившись. И девушка, ласково ответив ему улыбкой и маленьким кивком головы, переплела их пальцы. Ей не нужно было повторять, ей не нужно было разъяснять, что именно он имел в виду. Всё было ясно, она понимала его. И понимала, что после её ответа последует переворот с ног на голову. Они покидали Изнанку. — Да, по этой дороге, Финн. Молодому человеку казалось, что слова Милли заструились подобно ручью, и все страхи парня, его искалеченная память, исколотая иглами душа стали потухать. Они оба получили свободу и уходили в бездну, уходили безвозвратно. Как если бы писатель отпускал на свободу созданных им героев. ____________________________________ Уголок автора Предупреждаю ваши возможные не самые положительные комментарии и даже засирания. Мне максимально не плевать на свою работу и на своих героев в первую очередь. Для того, чтобы более точно передать реальную (не забываем, что эта история делает ставку на реализм) ситуацию со зрением Финна, я обращалась ко многим специалистам в области офтальмологии своего города. По их словам, полное восстановление зрения после его потери — особенно в результате травмы головного мозга, — дело очень деликатное и непростое. Мозг — штука очень сложная и непредсказуемая. Мой личный врач сообщил мне, что вероятность и шансы полного возвращения зрения посредством такой операции малы. Крайне малы. Очень много пациентов не получали этого. Меня это настораживало. Я люблю своего героя. Я люблю своего Финна и желаю ему только счастья. И, конечно, ещё на начальном этапе написания работы я вела его к тому, что зрение у него вновь появится. И уже навсегда. Но чем ближе я становилась к этому моменту, тем сильнее понимала, что не могу ему этого дать. Называйте меня слабой или трусливой, но я не могу. Противоречащих факторов слишком много. Моя история — это не история о том, как слепой вновь становится видящим. В первую очередь моя история о том, КАК ЧЕЛОВЕК НАХОДИТ СВОЕГО ЧЕЛОВЕКА; как человек принимает другого человека таким, какой он есть. Это история о том, как Финн встречает Милли; как Милли встречает Финна. И как они вместе идут к тому, что считают правильным. И они счастливы и будут счастливы. В этом я уверена на сто процентов! Если мои слова не убедили вас, читатели, то, увы, значит, сила моего слова недостаточна. Вы вольны высказывать в комментариях всё, что думаете, и называть вещи своими именами. Но повторяюсь: я отвечать буду только на конструктивную критику, а не на хейт. Моя совесть чиста перед собой, перед моими героями, перед всей моей историей и перед вами. Благодарю за понимание! Эпилог выйдет завтра в 7:30 по московскому времени :)