XXI. Коричневый
Голубые глаза Сэди отражали её усталое, покрасневшее от долгого бега лицо, на лбу которого выступила испарина. Горло жгло, отдавая огнём в лёгкие, которые готовы превратиться в пыль. Милли открыла рот, чтобы произнести первую букву, но не смогла. Она думала лишь о черноволосом парне, что только что был перед её глазами. Финн, который дал согласие на операцию, показал своё решение быть с ней, дать ей знать, что он её любит. А она об этом даже и не догадывалась. Они повернулись друг другу одновременно, забыв все свои страхи, обиды, сожаления, переступили через себя, чтобы вместе упасть в бездну. Но эта бездна не была концом, она была только началом. Заглавной строчкой новой главы их книги, первым ингредиентом их общего и особого кофе, который приятной горечью ущипнёт губы и останется сладким и бархатным послевкусием на языке. Милли не заметила, как тёплые слёзы коснулись её щёк. Как подкосились её ноги от ударившей под ним усталости. Как Сэди успела подхватить её за плечи и, говоря неизвестные Милли слова, начала вести её вон из этого коридора, за дверьми которого только что скрылся Финн, парень, которому ещё предстоит своя собственная борьба. Девушка не издавала ни звука, прокладывая на ватных ногах обратный путь в зал ожидания и позволяя раскалённым слезам обжигать её. К ним тут же подбежала искавшая их — а точнее одну только Милли — девушка с регистратуры и начала сыпать пререканиями о правилах посещения пациентов. Но, кажется, она наткнулась на пронзающий и холодный взгляд Сэди, потому что тут же резко умолкла, вернувшись на своё рабочее место. Главные двери больницы открылись, и Милли инстинктивно посмотрела в эту сторону. И что-то сломалось внутри неё. Стержень, который удерживал её всё это время, не позволяя голосу сорваться, с треском разбился на мелкие стёкла. Тот, кто стоял на входе, столкнулся с ней взглядом своих тёмно-карих глаз и выбил землю из-под ног Милли. Заметив девушку, он тут же рванулся к ней, желая как можно скорее оказаться рядом, прильнуть к её тёплому свету и слизать с её красивого лица катившиеся градом слёзы. — Собакам здесь быть нельзя! — крикнула вновь медсестра с регистратуры. — Ему можно! Он — поводырь! — ответил ему басовым голос мужской голос. Ральф мягко прыгнул на осевшую на пол девушку и начал возиться вокруг неё. Золотистый ретривер слышал её всхлипы, чувствовал, как больно она сжимает его шерсть, крепко обнимая. Как подрагивают её плечи. Он хотел её успокоить, узнать у неё, где его хозяин. Ведь где Милли, там и Финн. Верно? Милли почувствовала, как кто-то присаживается рядом с ней на колени, касается её плеча и чуть тянет на себя. Девушка подняла на него заплаканные глаза и больше не смогла терпеть. — Гейтен… Он... Кучерявый каштановолосый парень обнял её. И Милли громко заплакала, едва ли не срывая голос и пугая тем самым других посетителей больницы. Но ей было плевать, ей было всё равно, что о ней подумают. Сильные и раздирающие рыдания срывались с её губ. Она выпускала наружу всё, что копилось в ней столько времени. Месяцы, годы. И один вид Финна на больничной кушетке с расслабленным лицом и закрытыми глазами крестом стоял перед её глазами, царапая зрение. Она не слышала, как переговариваются впервые встретившиеся Сэди и Гейтен. Она лишь чувствовала, как мокрый собачий нос утыкается в раскрытую ладонь, как будто Ральф хотел таким образом забрать часть её боли на себя.***
Её история, что брала начало в тёплом мае этого года, превратилась в целый роман, написанный неизвестным автором, что поставил своих главных героев в такие обстоятельства. Кукловод, дёргавший за ниточки их судьбы, в конце концов, переплёл эти тоненькие проволочки между собой. Милли поведала Сэди и Гейтену их с Финном историю. Парень хотя и знал всю её от начала и до конца, всё равно с упоением слушал версию подруги Финна, что открывала им то, через что она прошла вместе со своим молодым человеком. Синк интересовалась любыми деталями, каждым моментом, который появлялся в этой истории. И молодые люди даже не заметили, как пролетел целый час этого путешествия в прошлое, что ознаменовался первым лучом восходящего солнца. Улыбка не сходила с её заплаканного лица, а любое упоминание золотистого Карманного солнца, что мирно расположилось рядом с девушкой, разливало приятное тепло в душе. У её слушателей не было ни нотки возмущения, ни нотки осуждения, ни нотки злости. Лишь светящаяся радость на смуглом лике и искреннее удивление на бледном веснушчатом. — Прости меня. Именно это сказала ей Сэди, когда они вдвоём отошли чуть подальше от Гейтена, что вальяжно развалился сразу на трёх креслах вместе с Ральфом, за что получил недовольные взгляды от пожилой женщины рядом. — За что? — вздёрнула бровь Милли, смотря на свою подругу, нервно сжимавшую лямку сумки. — За те слова, что я сказала тебе. Тогда на паре у Модайна. «Такой как тебе, не понять, Браун. Тебе не нужно ни о чём париться». Милли поймала себя на том, что вспоминает этот момент с лёгкой радостью и даже смехом внутри. То, что когда-то огорчило её, обидело, теперь не вызывало ничего, лишь какую-то ностальгическую улыбку. Она словно вспоминала другую жизнь, совсем другого человека, которым была она сама. Огненная птица обернулась пеплом и восстала маленьким птенцом в новом обличие. — Ничего, — мотнула головой она. — Я на тебя не злюсь. Да и, честно говоря, я сама бы так сказала. — И всё же мне очень жаль, — прикусила губу Синк. — Видимо, судить книгу по обложке всегда будет моим кредом. — Да ладно тебе, — улыбнулась Милли. — С Калебом же всё вон как сложилась. А когда-то ты терпеть его не могла, считая полным оболтусом. Сэди кивнула, немного повеселев. — Что ж, как видно, идеальной жизни ни у кого не бывает, — голубые глаза встретились с карими. — Даже если внешне тебе так и кажется. Каждый проходит через своё дерьмо? — Ну, наверное, смотря, какой смысл вкладывает человек в понятие «идеальный», — ответила девушка. — Но да, легко никогда и никому не будет. Наверное, нужно найти то дерьмо, с которым тебе приятно будет иметь дело? Обе девушки вдруг засмеялись, чем привлекли внимание некоторых других людей, находящихся в больнице. Та медсестра с регистратуры подозрительно на них взглянула, но ничего не сказала. — Знаешь, Милли, — Сэди на секунду замолчала, но потом продолжила: — Когда я привела Финна сюда, мы с ним разговорились. Он рассказал мне о своих прежних сомнениях насчёт операции, что он хотел от неё отказаться. Но потом вдруг передумал. Лёгкий укол ревности пронзил грудь Милли, а чувство вины полоснуло по смуглой коже острым ножом. — И я спросила его, что заставило его передумать, — рыжеволосая посмотрела на свою подругу. — И он назвал лишь одно слово, которое было именем. Он сказал: «Из-за Логика». А потом добавил как бы вдогонку: «Девушка, которую я люблю», — Синк осмотрела Милли с ног до головы. — Кто бы мог подумать, что этим человеком окажешься ты. Если это не судьба или магия, то я не знаю, как это по-другому назвать. Милли почувствовала, как сердце приятно застучало, разгоняя кровь и приливая её к щекам. Как долго будет операция? Она молила время идти медленнее, когда она бежала сюда. Теперь она на коленях просит его ускорить свой шаг, лишь бы поскорее увидеть человека, с которым она желала провести всю свою жизнь. Девушка никогда не ассоциировала любовь с фразой «не могу без тебя жить». Ей это было чуждо, а подобные высказывания в соцсетях, в реальной жизни и книг базарного происхождения вызывали в ней лишь насмешку. Она может жить без Финна. Она может представить себе свой мир без него. Она может. Но она хочет жить с ним. Она хочет, чтобы в её мире был он. — Так всё? Ты всё-таки не вернёшься в универ? — спросила её Сэди. — Нет, — безмятежно ответила Милли, мотнув головой. — Мне там не место. Я даже не уверена, что вернусь в этот город. — А как твой отец? — Он… — девушка замялась, — он переживёт, я думаю. Я знаю, что делать. Но, боюсь, что его слова о том, что если я брошу университет и его компанию, то он не будет мне помогать, не были ложью. — Может, он погорячился? Хотел тебя припугнуть. Все знают, что успешные бизнесмены — прекрасные манипуляторы. — Только я — его дочь, а не очередной коллега по работе, — твёрдо ответила Милли. Так, как тогда в офисе своего отца. Сэди бросила взгляд на свои наручные часы. — Ну, могу сказать, что уйдёшь ты в красивый день, — сказала она и, встретив вопросительный взгляд Милли, тут же ответила: — Сегодня же первый экзамен. И как раз у Модайна. Вот он удивится, когда узнает, почему тебя нет. А ведь точно. С сегодняшнего дня у неё начинается сессия. Милли совсем и забыла об этом. — Ну, передавай ему от меня приветствие и прощание. Не думаю, что он будет скучать по такому нерадивому студенту, как я, — улыбнулась девушка. — Ну, печалиться он не будет. У него же ещё остался Калеб, — подмигнула Сэди и вдруг резко обняла Милли. — Позвони мне, когда всё закончится. Я обещала ему, что навещу его после операции. А теперь у меня даже есть привилегия и больше: подружка невесты как никак. И, не дав своей ошеломлённой подруге ничего ответить, Синк выбежала из больницы Сан-Франциско. Её огненные волосы вспыхнули в лучах солнца, создавая «пламя». И именно в этот момент в голове Милли появилась мысль, что всё правильно, что впервые в её жизни появилось то, что иллюзорно жило рядом с ней всё это время. Она вдруг почувствовала себя по-настоящему счастливой.***
Её била лёгкая дрожь. Говорят, что с течением времени даже самый нервный человек в мире находит способ успокоиться перед важным для него событием. Но Милли, видимо, только что открыла для невропатологов новый вид-антонима, потому что чем быстрее стрелки часов оборачивались на триста шестьдесят градусов, тем страшнее ей становилось, и одновременно она желала как можно скорее увидеть в дальнем коридоре какого-нибудь врача, что сообщит новость о Финне. Хорошую или не очень — ей было неважно. Лишь бы с самим парнем всё было хорошо. Ей было страшно, по-настоящему боязно от одной лишь неумелой мысли, что операция может не только не вернуть Финну зрение, но и сделать даже хуже, чем было. Чувство вины вновь начинало съедать её изнутри. Гордость — порок, её личная пуля из направленного в собственный висок дула пистолета. Часы текли как нуга, раздражая один своим приторно-сладким видом. Люди приходили и уходили из больницы. Доктора появлялись и исчезали, даже не взглянув на взволнованную девушку, которая подскакивала каждый раз, когда видела стремительно идущего медицинского работника в её сторону. Гейтен уснул в неудобной позе на трёх стульях и немного похрапывал. Как бы ни уговаривала их сестра Хоук — так звали ту девушку с регистратуры — Браун и Матараццо отправится домой и вернуться к окончанию операции наотрез отказывались; ничего не могло сдвинуть их, даже мнимые доказательства Архимеда. В конце концов веснушчатая девушка с чёлкой сдалась и, смягчившись, предложила им успокаивающий чай. Но Милли ничего не шло в горло; она сидела неподвижно на своём месте, хаотично перебирала золотую шерсть Ральфа и с надеждой озиралась по сторонам. Гейтен не уставал поражаться этой восхитительной девушкой. С самого первого дня их встречи он уже понимал, что эти двое пойдут одной дорогой. Уж слишком они были похожи, несмотря на свои первоначальные различия. Матараццо никогда не верил в глупую теорию о том, что противоположности притягиваются. Уж слишком она слаба и обратно доказуема. Сравнивая отношения с полюсами прибора для притягивания металлических предметов, люди упускают одну очень важную деталь — и северный, и южный полюса обладают магнитизмом, а это — важная их общая особенность, без которой не было бы никакого притяжения. Человек не долго сможет общаться с полной своей противоположностью. Гейтен считал, что общих черт должно быть больше, чем различных (или хотя бы в равной степени). Отличительные черты характера или интересы должны лишь придавать свежесть отношениям, какую-то изюминку, желания друг другу. Потому что если вглядеться хорошенько, то у, казалось бы, совершенно разных людей, которые смогли сойтись, гораздо больше общего. Просто выясняется это лишь со временем. И Милли с Финном были идеальным тому примером. Да, у них совершенно разные темпераменты. Вся жизнь Вулфарда сосредоточена на эмоциях, он — настоящий сорвиголова, горящее пламя, опаляющее всех вокруг. Милли же живёт разумом, руководствуется логикой; вода, что успокаивает своим течением. Порой совершенно маленький, ведущий себя как ребёнок Финн и слишком серьёзная и временами дотошная Милли. Рок и поп. Комедия и детектив. Но ошибочно и смехотворно мнение, что вода тушит огонь. Греческое пламя восстаёт яркими языками красных и оранжевых оттенков, разгораясь до уничтожающей силы на водяной глади. Огонь не убивает лёд. Он лишь возращает ему его истинный облик — текучей прозрачной жидкости, что ярко блестит в лучах солнца. Они оба видят эту жизнь во всей её красе. Они оба любят музыку, они оба любят танцевать. Как и Финн, Милли любит дурачиться. Как и Милли, Финн ценит свободу, дружбу. Они оба любят просыпаться с чашкой вкусного кофе. Оба готовы подкалывать друг друга в своей излюбленной манере. Для обоих любовь — не простое слово, а что-то очень интимное, что-то, что должно быть только между ними. Оба ценят эту жизнь, понимая, что она дана лишь единожды и она слишком коротка, чтобы жить по другим правилам, которые тебе чужды. Они не меняли друг друга, они не менялись сами. Они лишь показали друг другу свои истинные лица, открыли свои души, что не скроет никакая маска. Они приняли друг друга такими, какие они есть, порой в шутку спрашивая самих себя, как же их так угораздило. «Скотина ты, Финн, такое счастье себе отхватил», — так постоянно думал Гейтен, лёгкой белой завистью смотря на своего лучшего друга. Солнце опускалось всё ниже и ниже, приближая свои длинные лучи к Тихому океану Сан-Франциско, что на глазах переворачивался и уходил в иной мир Изнанки, где всё меняется. Ветер поднялся над всегда веселящимся городом, развивая ветви пальм. Ральф, лежащий на коленях Милли, вдруг проснулся и начал принюхиваться, будто наконец-то учуял то, что давно искал или то, что было очень знакомым, слишком родным, чем-то уходящим далеко в детство. Парадные стеклянные двери отворились. Золотая мордочка повернулась на звук. Милли почувствовала шевеление Карманного солнца и обеспокоенно посмотрела на засуетившееся существо, чей длинный хвост радостно велял. И Ральф залаял. Весело. Любяще. Видно было, что он хотел сорваться с места, но нежелание оставлять Милли было сильнее. Девушка подняла голову и увидела совершенно незнакомых четверых людей, что направлялись к ним. Гейтен проснулся от шума, потёр глаза, осмотрелся и, тоже удивившись появившимся, резко встал и подошёл к ним. — Где мой сын? Этот вопрос и мягкий взволнованный голос принадлежал женщине в очках и со слегка седыми волосами. В её заметно постаревшем лице Милли увидела знакомые острые черты. Финн был очень похож на свою маму, что сейчас стояла здесь и смотрела на Гейтена. Её светло-карие глаза были на мокром месте. Рядом с ней стоял рослый мужчина с густыми кудрявыми чёрными волосами. Его полуседая борода придавала ему суровости, но тёмные глаза светились добротой и надеждой. Красивая шевелюра Финна досталась ему от отца, и почему-то Милли казалось, что и этот добрый взгляд с лёгкой искрой — тоже. Но чей цвет глаз нашёл свой дом в глазах их младшего сына? — Мэри, с ним всё хорошо. Операция задерживается. К нам пока не выходил доктор Кири, — объяснил Гейтен, пожимая руку другому молодому человеку, что обнимал темноволосую и смуглую девушку. — Мы приехали как только всё узнали, — сказал черноволосый кудрявый парень. — Почему Финн ничего нам не сказал? Почему не предупредил? — Я не знаю, Ник, — мотнул головой Гейтен. — Я сам узнал только сегодня, перед его операцией. Он мне позвонил. — Он напугал нас до смерти, — нахмурился Ник (вот как выглядит старший брат Финна. В отличие от младшего сына, он пошёл больше в отца). — Клянусь, как только я его увижу, он у меня таких пиздюлей отхватит. — Ник! — одёрнула его мать. — Следи за языком! — Да ты сама, мама, его взглядом одним трехэтажным матом покрывала, — закатил он глаза. — Шутник хренов. То он все мозги нам мозолит, что не будет делать эту операцию, несмотря на наши уговоры и труды. То вот тебе, твою налево, втихушку всё решил сделать. — Он сам решил это в последнюю секунду считай, — вступился Гейтен. — Самое главное, чтобы у него всё было сейчас хорошо. — В последнюю секунду? Этот придурок ночью, без Ральфа попёрся по ночному городу в больницу! — бледное лицо Ника покраснело. — А если бы с ним что-нибудь случилось? — Ему помогли, всё обошлось. — Нихрена он не изменился за эти полтора года. Как действовал опрометчиво, так и до сих пор делает так… Милли молча слушала перепалку Гейтена и старшего брата Финна. Она нервно прикусила нижнюю губу, не зная, что делать. Никто и не заметил её присутствия, потому что никто её здесь, кроме Гейтена, и не знал. Не так она представляла себе встречу с семьёй Финна, которая даже не обратила внимания на то, как мирно и доверительно лежит на её коленках Ральф. Ей вдруг снова стало страшно. Что будет, если они узнают, что причиной, по которой Финн так оказался здесь, была именно она. Эта совершенно уставшая, растрёпанная девушка со спутанными и немного грязными волосами. Чем она окажется лучше Айрис, из-за которой Финн тогда бездумно поднялся по горному склону. Девушка, что ушла от него, разбив ему сердце. Но ведь она вернулась, так? Поймут ли это они? Примут ли это они? И самое главное — примет ли её Финн в свой мир обратно? Из длинного коридора показалась фигура в белом халате. Милли уже инстинктивно повернулась в сторону, усилив хватку в собачьей шерсти. Молодой врач с каштановыми и объёмистыми волосами подошёл сначала к сестре Хоук, передал ей какие-то бумаги и что-то сказал. Девушка на это кивнула и указала в их сторону. И сердце Милли было готово вырваться из груди, разбивая рёберную клетку, как заключённая в ней птица. Медицинский работник приблизился к ним с невозмутимым выражением лица, по которому совершенно ничего нельзя было определить: ужасен ли исход или нет? Он привлёк к себе внимание переполошившихся родственников с Гейтеном одним вежливым покашливанием. — Вулфарды, — позвал он их. Мэри вздрогнула и схватила за руку своего мужа, чьи густые чёрные брови нахмурились. А Милли сидела как заледеневшая. Она так долго ждала появления этого человека, видела, как она тут же сорвётся к Финну, наплевав абсолютно на всех. Но приход всей четы Вулфардов что-то отнял у неё. И внутри неё зародился червячок, что говорил ей: «Ты недостойна». — Доктор Кири, как он? Операция закончена? Когда я могу его увидеть? — подошла Мэри. Браун видела, как дрожат пальцы её рук. — Успокойтесь, — попросил её врач. — Операция закончилась около полутора часов назад. Нам нужно было время, чтобы Финн отошёл от наркоза и находился в полной темноте. Милли до боли прикусила нижнюю губу, ощутив металлический привкус на языке. Грудная клетка болела. Колотящееся сердце дробило её изнутри сотнями выстрелов пулемета. — Что это значит? — подал голос Ник. — Это означает, — он обвёл глазами каждого из окруживших его. И тут его безэмоциональное выражение лица осветилось улыбкой. — Что операция прошла успешно. Она поднялась со своего кресла слишком резко. Ральф не ожидал такого движения и, скульнув, упал на пол с лёгким шумом, что был заглушен радостными возгласами и слезами счастья, покатившимся по бледной коже Мэри Вулфард. Милли никогда не слышала, чтобы Гейтен мог так кричать, разнося свой голос, кажется, по всему Сан-Франциско. Успешно. Успешно. Успешно. Успешно. Операция прошла успешно. — Вы простите, что я сразу не вышел к вам после окончания, — сказал доктор Кири. — Пациенту нужно было время, чтобы прийти в себя. К тому же целый час ему нужно находиться в полной темноте, чтобы глаза привыкли делать то, для чего они созданы. Видеть. Поскольку Финн был не полностью слеп, то времени ему не нужно было так много. Мы думали, что будет дольше. — Мы можем его увидеть? — спросил улыбающийся Эрик Вулфард. — Да, вы можете, он вас уже ждёт, — кивнул доктор. — Только есть кое-что у меня… Он вдруг вновь осмотрел каждого из членов семьи. Сначала его взгляд замер на черноволосой девушке, что стояла в обнимку с Ником, но потом врач мотнул головой, как будто отогнал какую-то мысль. — Кто из вас мисс Браун? — спросил он. — Я. Голос ей не принадлежал. Иная сущность поселилась в её теле, заставляя сделать сначала один шаг вперёд, потом второй, следом третий. Милли вышла из-за спин уставившихся на неё близких людей Финна. Все, кроме Гейтена, смотрели на неё недоумённо, только теперь замечая золотистого ретривера, что покорно следовал за этой незнакомкой. И одно присутствие Ральфа рядом с этой девушкой начало закладывать в их головы догадки о том, кто именно сейчас вышел из тени на свет. — Прошу Вас, больше не бегайте так по коридорам больницы. Особенно без халата, — пожурил её доктор Кири, как маленькой потреся указательным пальцем. — И не бейте наших сотрудников. А то у нас их совсем не останется, — пошутил он. — О том, где находится Ваш возлюбленный, Вам бы сказала сестра Хоук. Милли на это смогла лишь молча кивнуть. Ральф уткнулся мокрым носом ей в раскрытую ладонь, оставляя влажный свет своей искренней любви. — Пойдёмте, — поманил рукою их доктор Кири. — Все, — он бросил ещё один взгляд на Милли. — Только заходите не всей толпой. Он и так там испытывает целый шквал эмоций.***
Кап. Кап. Кап. Кап. Таким звуком секундная стрелка на настенных часах отсчитывала единицы для Милли. И это сводило её с ума, как капли не до конца выключенного крана. Каждый удар заставлял её сильнее вжимать ногти в ладонь. И каждый удар заставлял её мысли улетучиваться, а мир — сужаться до размера маленького коридора, где в самой дальней палате находился человек, что сегодня впервые увидит её. Увидит своими глазами. А время вновь смотрело на неё сардоническим взглядом. Кап. Кап. Кап. Ральф с интересом наблюдал за ней, так и не отойдя от неё ни на шаг. Он пытался вилять хвостом, облизать её щёку, но девушка никак не реагировала, уйдя в свой собственный мир, в котором царила лишь одна серая мораль. Она глядела в одну точку на стене, словно хотела снести её одним только усилием своих глаз. Кап. Кап. — Милли? Девушка повернула голову, и поле зрения у неё немного помутнело. Перед ней стоял Гейтен и широко улыбался. Настолько широко, что Чеширский кот обидчиво испарился рядом с ним. Парень молча поманил её к себе. — Иди. Он ждёт тебя там, хотя и не ожидал узнать, что ты всё это время была здесь. Сердце возобновило свой обстрел, словно почувствовало приближение к источнику своей жизни. Позади остались всё: Ральф, Гейтен, семья Вулфардов. Её прошлая жизнь с ненавистной учёбой, отцом, что не признал за ней права на собственную жизнь. Нелюбимый Джейкоб, что не был предназначен ей, но которому она всё равно была благодарна. Сан-Франциско окрасился в умиротворяющий приглушённый красный цвет заката. Никто больше не ослепнет от солнечного света. Один шаг. Что он подумает, когда увидит её? Какими будут его первые мысли? Как он её лицезреет? Как он воспримит её? Какова будет его оценка? Что он будет испытывать: симпатию или отвращение? Ведь до этого он видел лишь темноту. И прислушивался, чтобы услышать её голос. Одно сжимание пухлых губ. Она грезила об этом моменте. Воображала, каким бы он мог быть. Но реальность зачастую отличается от полёта фантазии. Что если различие между ними будет существенным? Что если оно будет со знаком минус? Один взмах ресницами. Милли вспомнила их прогулку по набережной Эмбаркадеро. Тогда она спросила его, как он себе представляет девушку, что сейчас идёт с ним под руку. Он угадал с цветом волос, не ошибся в росте, был прав в цвете глаз. Но о внешности он умолчал, скинув всё на то, что здесь его воображение не имеет силы. Но Милли понимала, что он слукавил. Конечно, он представлял её лицо. Черты. Изгибы. Ведь он в тот же вечер впервые поцеловал эти губы. Впервые коснулся этих щёк. Впервые вдохнул кофейный аромат, что гнездился в изгибе этой шеи. Одно касание холодной белой стены. Он держал её руки. Он целовал её. Он показывал ей свою любовь, даже не называя её тем самым абстрактным словом. Он танцевал с ней, стоя в воде Тихого океана и доверив всего себя в её хрупкие руки. Он пел с ней её любимые песни. Он подшучивал над ней. Он спорил с ней. Он узнавал её. Он вытаскивал её из тьмы. Он разделял с ней уютные вечера в кофейне «Stranger Things». Он называл её Логиком. И он ни разу не видел её. Милли остановилась у раскрытой во внутрь двери, что вела в палату. В комнате было тихо, ни единого звука. Один шаг. Один долгожданный шаг отделяет её от столкновения с тем, чего она тайно боялась. Влюблённые видят друг друга несколько раз на дню. Встречаются впервые по взгляду. А Финн встретил Милли впервые по голосу. И сейчас он увидит то, что ему не удалось лицезреть в один из дней тёплого мая. Один глубокий вдох. Отступать уже бесполезно. У неё нет даже права на это, потому что она себе лично его не дала. О чём он сейчас думает? Знает ли он, что она совсем рядом? Здесь, стоит около двери? Один глубокий выдох. Милли почувствовала лёгкий толчок сзади по правой ноге и чей-то голос, доселе ей незнакомый, но внутренне она догадывалась, кому именно он мог бы принадлежать, мягко и солнечно произнёс: «Иди. Он там. Он хочет тебя увидеть». Ещё один шаг. Комната была маленькой, рассчитанной всего на одного пациента. Милли тихо, совсем бесшумно, как тогда босыми ногами по песку Оушен-бич, ступила на белый кафель. И замерла. Финн сидел на больничной кровати к ней спиной. Он смотрел на заходящее солнце за окном, что отражалось в водной глади океана. На нём уже не было больничного халата, лишь привычная однотонная футболка и чуть потёртые джинсы. Милли видела только его затылок чёрных тугих кудрей, которые, казалось, развивает океанский бриз. Она как будто вновь, как в день их первой встречи, наблюдает за ним со своего любимого места в кофейне у окна, с интересом рассматривая отличающегося от других людей этого человека. Не хватает лишь верной собаки-поводыря и… Тёмных очков. Она медленно приближалась к нему, но ближе он не становился. Как будто неведомая, тёмная, нечистая сила обернулась мистификацией. Как будто она бежала за ним, а догнать его не представлялось возможным. Завлекал, но не давал себя коснуться. Милли нечаянно споткнулась о собственные ноги, но устояла, ухватившись за находящуюся рядом тумбочку, что с лёгким скрипом отъехала чуть вперёд. Но этого звука было достаточно, чтобы разрушить царствование полной тишины. Его было достаточно для человека, что больше года прожил в одних звуках. И Финн резко обернулся на эту музыку. Тёмно-карие. Таким цветом посмотрели на Милли эти глаза, сверкнув против солнца. Таков был цвет зеркал его души, что были скрыты от неё за линзами чёрных очков. Девушка застыла под невидимым запущенным в неё заклинанием. Дыхание остановилось. Застыло время. Финн медленно поднялся с матраца кровати-каталки во весь свой рост. Его веснушчатое очерченное лицо с глубокими скулами выражало лишь изумление. Пухлые губы были чуть приоткрыты, а грудная клетка, как и у девушки, перестала вздыматься и опускаться. И он сделал шаг вперёд. Потом ещё один, и ещё один, уверенно приближаясь к ней. Он не опирался о мебель, не старался ненароком врезаться во что-нибудь. Он плавно шёл к Милли, не сводя с неё своих тёмно-карих глаз. А девушка стояла без слов. Она должна была что-то сказать. Дать ему голос, который он всё это время слышал. Но она не могла. Вместо этого она молча протянула ему дрожащую ладонь, которую Финн, немного помедлив, взял в свою, наконец-то вплотную вставая к ней. Никогда на неё ещё так не смотрели. Карие, оттенка самого крепкого кофе глаза изучали её, вглядываясь в каждый изгиб, в каждую ресничку. А Милли лишь глядела в эти коричневые омуты, видя в них своё отражение. И на секунду ей показалось, что она уже видела эти глаза раньше. У кого-то, кто меньше ростом. У кого-то, кто всегда оборачивался на её зов. У кого-то, кто смотрел на неё с любовью, преданностью, доверием. Ладонь Финна, которая держала её собственную, вдруг ослабила хватку. Парень закрыл глаза и шумно выдохнул. И тут же эта же ладонь начала прокладывать знакомый путь наверх. Кисть, предплечье, локоток, плечо, изгиб шеи, подбородок. Когда она легла на её щёку, густые брови Финна дрогнули, а большой палец провёл по скуле, чувствуя, как на неё опускается первая слеза. — Но это ты, Логик? Его голос был чуть приглушённым, но никогда он ещё не звучал так красиво для неё. Казалось, она всю свою жизнь ждала этого вопроса. Финн открыл глаза, вновь увидел её, и губы Милли искривились в радостно плачущей улыбке. — Не сомневайся, это я, — ответила она. С лица Финна сошла невидимая маска, он что-то неразборчиво прошептал себе под нос, а потом резко притянул к себе эту девушку, что была одета в простые джинсы, ярко красную футболку; совершенно без макияжа, с растрёпанными волосами, но такими счастливыми прекрасными светло-карими, медовыми глазами. Его длинные руки обернулись вокруг её талии, приподнимая над землёй. Милли в свою очередь обняла его за шею, зарываясь носом в его шею. Её солёные горячие слёзы падали на мужскую футболку. Финн вдруг поднял её совсем высоко закружил, пугая девушку. — Финн, поставь меня, у тебя же голова закружится, ты же ещё непривык… — Плевать, — отрезал он, лишь сильнее прижимая её к себе. Когда голова у него и правда немного пошла кругом, парень поставил Милли на землю и вновь начал жадно вглядываться в её лицо. Он начал собирать её слёзы пальцами, не замечая, как у самого по щекам покатились две влажные дорожки. Ладони девушки хаотично перемещались с волос на шею, потом к плечам, будто бы проверяя, всё ли с ним в порядке. Финн смотрел на эти длинные ресницы, на эти тоненькие бровки, на два небольших шрама на немного широком лбу, на аккуратный нос и пухлые губки бантиком. — Ты… — начал парень, заставляя Милли замереть. — Ты такая красивая. И тут сердце девушки начало успокаиваться, довольным котёнком, которому только что дали миску сметаны, сворачиваясь в клубочек и урча. Она переместила свои ладони ему на скулы и потянула его лицо на себя. — Подожди, — остановил её он. Девушка недоумённо посмотрела на него, но Финн лишь слегка улыбнулся. Он заботливо заправил выбившиеся прядки волос за уши. Его взгляд опустился на её губы, что приоткрылись на выдохе и умоляли его лишь об одном. Парень склонился, прикрыв глаза, и с головой ушёл в ощущения, наконец-то впервые первым целуя любимую им девушку. Он чувствовал знакомый угол, знакомый вкус, которым был готов упиваться, принимая его сверхдозой, как наркотик. Он так боялся её потерять. Он так желал её увидеть. Он намеревался сразу же после операции броситься к ней, но какого же было его счастье, когда он узнал, что Милли тоже вернулась к нему, просидев все эти часы здесь, рядом с ним. — Так это тогда был не сон. Он сказал это ей, оторвавшись от её губ. Девушка, решив помедлить с ответом или вопросом, склонила его лицо к себе ещё ниже и оставила два коротких, но горячих поцелуя на тут же прикрывшихся веках парня, про себя благодаря всех и вся за это счастье. — Какой сон? — спросила Милли, опустившись и взглянув в его тёмно-карие, почти чёрные, глаза. — Твой голос. Перед операцией, — ответил он, любовно перебирая её короткие волосы. — Ты тогда действительно кричала мне это. «Я умоляю тебя, не бойся ничего! Я с тобой!» Милли слегка рассмеялась и поправила несколько его кудряшек. — Ох, Финн, последнее, что я буду делать в твоих снах, это кричать, — девушка забавно щёлкнула его по носу. — Ну, в моих снах ты не только кричишь, хотя и это тоже бывает, — лицо Финна приобрело знакомую смешинку, что теперь плясала в его красивых глазах озорным блеском. — О господи, надеюсь, что там меня не колечат. — Нет, там… — он вдруг посмотрел на неё своим типичным взглядом. Тем, после которого следует его очередная подколка. — Там хорошие крики. От удовольствия. — Извращенец! — девушка пихнула его плечо, а Финн уже не стал сдерживать смех. — Правильно твой брат сказал: ты совсем не меняешься. — Ну, какой есть, такой есть, я и не президент США, чтобы каждые четыре года меняться, — усмехнулся он, одаривая её своим тёплым и родным взглядом. Милли оставила это без комментария. Вместо этого она вновь обняла парня, что тут же ответил на её прикосновение. Девушка только сейчас поняла, как сильно по нему скучала. Как ей его не хватало. Как он ей был нужен. — Прости меня, — прошептала она ему в ухо, пропуская через свои пальцы его кудри. — Не бери в голову, Логик, — он понимал, о чем она ведёт речь. — Я не виню тебя не в чём. — Я ушла. — Но ты вернулась, — он немного отстранился и посмотрел ей прямо в глаза. — К тому же, я и правда был трусом. Ты ради меня стольким пожертвовала, а я… слабину дал. — Но ты решился, — Милли лаского провела пальчиками по его шее, пуская мурашки. — Я бросила университет. Встретилась с отцом и призналась ему во всём. — Ты что? — удивился парень. — Прям… во всём? — Да, чего уже скрывать, — пожала она плечами. — Я хочу быть с тобой. Я люблю тебя. Я собиралась вернуться к тебе до того, как узнала, что ты в больнице и ждёшь операции. О чём ты думал, Финн, когда один пошёл по улице? — девушка немного посуровела. — Могло же что-нибудь случиться. — Честно сказать, я не думал об опасности. Я… — он вдруг притянул её к себе ещё ближе. — Я боялся, но уже ни ужасного исхода операции. Я боялся потерять тебя. И я больше… не хочу этого. — Ты не… — Мне нужно было тебя вернуть, найти тебя, но я не мог этого сделать так, как… ну, все привыкли, — Финн слегка помрачнел, но потом вновь поднял на неё свои глаза. — Тогда нужно было придумать другой план. Потому что я люблю тебя и не мог тебя потерять. Мне нужно было пойти на эту операцию. И даже если бы она закончилась моей слепотой, я бы всё равно тебя нашёл. — Почему ты так уверен в этом? — улыбнувшись, мягко спросила Милли. — Потому что однажды мне это уже удалось, — ответил он. Котёнок внутри Милли сладко потянулся и перевернулся на другой бок, блаженно закрывая свои маленькие глазки. Девушка подавила в себе желание прикоснуться к его губам и подарить пылкий поцелуй. — Знаешь, — начала она, — мне всё это кое-что напоминает. — Что? — сощурился Финн, рисуя незамысловатые узоры на её пояснице. — Тот день, когда мы с тобой помирились, — ответила она, немного посмотрев наверх. — Наша с тобой вторая попытка познакомиться. Как в песочнице. Парень взглянул на неё с ностальгическим огоньком в глазах. — Помню. Видимо, мы и дальше будем с тобой вместе оступаться и вместе идти друг к другу навстречу. Вечные дети, так? — Дальше? — с девичьей надеждой и гулким стуком сердца спросила Милли. — Да, — кивнул он. — Потому что я тебя никуда не отпущу. И никому не отдам. Я этого хочу, и я тебе это обещал. Милли покачала головой, нервно и счастливо захихикав. Финн приблизился и сомкнул свои губы на её лбу, с удовольствием зажмуривая глаза. Девушка прильнула к нему, обвив его шею и склоняя к себе. — Кстати, насчёт «дальше», — подала она голос. — Боюсь, мне придётся тебя немного разочаровать. Ты берёшь девушку совсем без приданого. — О чём ты? Лучи закатного солнца кидали на его лицо красивые лучи, затемняя нужные углы и делая его только краше. Может, гормоны так ударили в голову Милли, но она была готова поклясться, что никогда не встречала мужчины краше, привлекательнее. — Мой отец… Я думаю, он тогда не врал, когда сказал, что совсем не будет мне помогать, если я откажусь от учебы и от работы с ним. И от той жизни, которую он для меня распланировал, — пухлые губки сжались, а тонкие брови нахмурились. — Так что… Как-то так будет. И не дай бог ты ему на глаза попадёшься, твоей жизни лучше не станет, потому что он не принимает моей любви к тебе, — девушка сжала пальчики на хлопковой ткани его футболки. — А, признаюсь, что после того, как я тебя не видела эти два дня, она стала сильнее. Финн усмехнулся, явно довольный сказанными словами. — И почему ты меня стала любить ещё больше? — спросил он, глядя на неё гордым взглядом. — Серьёзно? — изогнула бровь Милли. — Ты это хочешь знать? Не то, что мой отец тебя чуть ли не убить готов, если захочет? — И как же? — спросил Финн. — Подсыпет мне яд в кофе? — О господи, Финн, — закатила глаза она в насмешливой манере. — Ты слишком несерьёзный. — Прям как ты, если реально думаешь, что твой отец готов меня убить, — парень прикоснулся губами к её щеке. — Он этого не сможет сделать, потому что он нас не найдёт. — В смысле? — замерла Милли. — Ну, после всего, что случилось, не думаю, что нас с тобой что-то удерживает в Сан-Франциско, — он склонил голову и посмотрел на неё с лёгким вызовом. — Ты имеешь в виду… — девушка задержала дыхание, а потом произнесла заветное слово: — уехать? — Да, — кивнул парень. — Разумеется, если ты не хочешь остаться, — он произнёс это предложение с пародийным британским акцентом. — Прекрати изображать Хагрида! — наигранно возмутилась Милли. — Канадским маглам это не дано! — Гарри Поттера вообще почти каждый год в Хогвартсе убить пытались, — начал в шутку глумиться Финн. — И он всё равно каждый год мечтал о возвращении в школу. — Ну, ближайшие две недели ты даже до ближайшего магазина сходить не сможешь, Финн, — произнёс другой голос, на который молодые люди обернулись. В дверях палаты стоял доктор Кири вместе с другим медицинским работником, только гораздо моложе, скорее всего, ещё интерном. Молодой парень с немного красиво-смазливой внешностью, тёмно-русыми волосами, подстриженными на современный манер, стоял рядом с доктором Кири и просматривал какие-то бумаги у себя в руках. — Мне так долго придётся пробыть здесь? — спросил Финн, всё ещё не отпуская девушку из своих рук. — Боюсь, что да, — ответил доктор Кири. — Нам надо будет понаблюдать за тобой. Провести некоторые обследования, чтобы посмотреть, как работает мозг и хорошо ли он будет справляться с вновь возложенной на него функцией. — Доктор Кири, вот тут все документы и направления, — интерн протянул планшет врачу. — Да, спасибо, Ноа, — поблагодарил он парня, который сразу же покинул палату. — Финн, думаю, на сегодня визитов достаточно. Тебе нужен покой. Да и время для посещений уже давно прошло. Я только ради тебя сейчас начальство успокаиваю и сестру Хоук. — Я смогу навестить его завтра? — Милли вышла чуть вперёд, потому что Финн не хотел терять с ней этого физического контакта. — Да, конечно, — кивнул доктор. — А теперь Вам уже пора, мисс Браун. Вы… — Я думаю, что ещё один визит никому не помешает, — сказал высокий и мудрый женский голос. В палату вошла Мэри. Она так и не смогла перестать плакать, всё ещё собирая редкие слезы своим белым платком. Она прошла вперёд, а рядом с ней шёл… — Ральф! Услышав, как хозяин зовёт его, золотистый ретривер бросился к своему самому лучшему другу. Финн упал на колени перед своим бывшим поводырём, что сразу же начал радостно прыгать на него, облизывать и лаять. — О боже, как же ты вырос, — парень начал осматривать своего верного друга. — Да ты просто красавчик, Ральф! Неудивительно, что Милли тебя чуть ли везде целовать готова была. — Да, точно, ты меня раскусил, Финн. У нас с Ральфом были отношения за твоей спиной, — сложила руки на груди девушка, с умилением наблюдая за Карманным солнцем, что счастливо принимал поглаживания и наслаждался тем, что находился под взглядом своего хозяина, чьи глаза больше не скрыты этими странными чёрными штуковинами, что разбитым стеклом лежали в ванной. Финн продолжал играть с золотистым ретривером, который сегодня точно ни за что на свете не оставит своего хозяина одного. Больше он не допустит такой оплошности. Ведь Финн — его человек, а Ральф — его пёс. И он должен быть с ним, защищать его от всего, что есть опасного в этом мире. И находить его везде. Хоть в маленькой квартирке, хоть во всём Сан-Франциско. Хоть на всём земном шаре. Кто-то мягко потянул Милли за руку. Девушка слегка дёрнулась и увидела Мэри, которая одним взглядом просила её выйти вместе с ней из палаты, оставить этих горе-друзей, что являются просто копией друг друга, наедине. Девушка молча проследовала за женщиной. И страх, который был у неё в зале ожидания, вовсе испарился. То ли потому что она с наконец-то оказалась с любимым человеком, то ли потому что Мэри смотрела на неё по-доброму, ласково улыбаясь. Когда они вышли в коридор, Милли ожидала увидеть и отца Финна, и его старшего брата со своей, судя по кольцу, женой. Но там никого не было, лишь пустота. Мэри присела на диванчик и жестом пригласила девушку последовать её примеру. Милли опустилась рядом и услышала голос мамы Финна: — Думаю, нам стоит поговорить. И этот разговор был долгим. И чем дальше заходила их беседа, и чем больше женщина узнавала эту девушку, которая покорила её материнское сердце своим рвением к её сыну, которая смотрела на её Финна тем взглядом, что должен был быть у настоящей подруги её сына, Мэри Вулфард всё сильнее верила в своё убеждение. «Да. Это оно». _____________________________________ Уголок автора. Ну, что ж, ребята, я думаю, это стоило вашего ожидания. Глава, как уже понятно, очень насыщенная :) Скажу вам, что я как ребёнок пищала, когда писала её. Наконец-то мои дети увидели друг друга в привычном для нас понимании. Догадались, кто тогда подоткнул Милли в ногу у двери в палату? И чьи глаза, которые она видела, так схожи с глазами Финна? : D Да, конец уже совсем близко (как и зима, лол). А это означает, что у нас впереди ещё одна глава, эпилог и часть, в которой выскажусь лично я, оставив все свои мысли, благодарности и прочее. Всё это я планирую выложить в один день с некоторым временным интервалом. :) Очень прошу вас оставлять комментарии, повторяюсь: они для меня очень важны. Тем более после такой значимого поворота сюжета. Ну, тут есть, что пообсуждать, right? И, конечно, я всех сердечно благодарю за тёплые слова, за ваши царские плюсы! : 3 See ya next chap! Love you, Zela. P.S. Гайс, если у вас есть какие-нибудь песни, которые ассоциируются с моей работой, то покидайте мне их, пожалуйста. Буду очень признательна! P.P.S. В этой главе я постаралась сделать реминисценцию не только на сериал «Stranger Things», но и на «Энолу Холмс». Честно скажу: фильм мне не очень понравился. Да, актёры хорошие. Хелена — просто моя любовь. Милли сыграла просто прекрасно. И мне даже понравилась любовная линия Энолы и Тьюксбери, хотя сам Тьюксбери как герой был такое себе. В остальном фильм, по моему мнению, средненький, на 5 из 10. Не понимаю я всех этих визгливых восторгов в медиа вокруг него. Я ожидала от него большего, а получила немного по лицу. Ну, серьёзно, одна только темнокожая учительница джиуджицу чего стоит. Ружьё Бондарчука там тоже есть. В целом, фильм рассчитан на зрителя, который ничего или совсем немного (прям реально совсем немного) знает о Шерлоке Холмсе. Но, а у тех, кто знаком ближе, будет знатно подгорать пятая точка, как это было у меня. Не знаю, зачем я это вставила, просто хотела высказаться. :)