XIII. Как мальчишка и как девчонка
Два дня спустя. — Вы точно уверены, что хотите это сделать? Голос русоволосого молодого человека, облачённого в чёрный фартук с надписью одного из самых известных мировых брендов по уходу за волосами раздался позади сидящей на кожаном кресле Милли. Девушка смотрела на своё отражение в зеркале, словно в стекле искала ответ на заданный ей вопрос. И именно это она делала, детально рассматривая саму себя. Под другую сторону напротив неё сидела девушка девятнадцати лет с тёмно-русыми волосами средней длины и сосредоточенными светло-карими глазами. На её одежду была накинута чёрная материя, закрывая её летнюю одежду в виде нежно-голубого платья. Её воображение рисовало ей ожидаемый результат, за которым она и пришла в ближайший салон красоты. Эта, как ей казалось раньше, сумасшедшая идея поселилась в её голове очень давно, но Браун всё никак не решалась воплотить её в жизнь. Но сегодня утром она проснулась с очень сильным желанием… сделать себе каре. Но как только она оказалась в кресле стилиста, с которым она обговорила все детали её будущей причёски, добавив к её задумке ещё и лёгкое осветление кончиков, весь запал внезапно куда-то пропал, оставив место страху, что ей не пойдёт, что всё будет торчать, что волосы станут быстрее грязниться, что их будет невозможно убрать и прочее. «Успокойся. Это всего лишь волосы. Это не зубы — отрастут». Да, отрастут, но только долго и от силы по сантиметру в месяц. А если ей всё-таки не понравится? Ходить потом пугалом? Милли вновь посмотрела на ожидающего её окончательного решения стилиста Дакре и, послав всё к чёрту, кивнула ему. «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть». И началось преображение её волос, которое, казалось, длилось целую вечность. Но смотря на падающие отрезанные тёмно-русые пряди, Браун чувствовала, как ей становится всё легче и легче. Не в том смысле, что волос становится меньше, а на душе. Будто камень, который она носила на своём сердце на протяжении многих лет, начинает крошиться. Её губы безмолвно шептали одно слово: «Уходи», но что именно изгоняла девушка, не знал никто, да и она, наверно, тоже. Когда все концы встали в одну ровную линию, Дакре принялся за не самую приятную часть — осветление. Сиреневого цвета крем был мягко нанесён на её до этого дня незнакомые ни с какой химией волосы, ударив неприятным запахом в нос. Каждую прядку опытный стилист завернул в плёнку и оставил на несколько минут до результата, который не заставил себя ждать на совсем «зелёных» волосах. После началось мытьё головы, которое завершали сначала тонированием, потом маской, потом ещё одной маской и другими средствами по очереди. Никогда до этого Милли не лелеяла свою шевелюру настолько. Ей даже стало интересно, каково волосам тех девушек или молодых парней, которые делают полное осветление? Они живые вообще потом? Покончив совсем этим, Дакре взялся за фен и расчёску, укладывая волосок к волоску, что Браун, кстати, не очень любила, так как казалась себе зализанной. Но деньги плачены, а со всем остальным он сама разберётся. — Ну, всё. Принимайте работу, — улыбчиво сообщил стилист, поворачивая её к своему новому отражению. И Браун затаила дыхание. На неё смотрел совершенно другой человек, с прямыми волосами, осветленные на пару тонов концы которых едва касались её плеч. Милли впервые выглядела даже старше своего возраста без макияжа. Рука вынырнула из-под тёмной материи и прикоснулась к прохладным и таким живым волосам, которые блестели в дневном свете. Улыбка сама собой легла на её губы. — Мне… — прохрипела она из-за долго молчания, что пришлось немного прочистить горло. — Мне очень нравится. Это так… необычно. — Привыкните, — сказал Дакре, довольный своей работой. — Но скажу Вам честно, что каре Вам очень идёт. Думаю, что Вы долго не будете отращивать свои волосы. Милли на это пожала плечами, мол, поживём — увидим. Девушка оплатила парикмахерские услуги и, попрощавшись со стилистом, покинула дом красоты, выходя на свежий воздух летнего Сан-Франциско. Ветер приподнял её уже короткие волосы, и вот тут уже Милли ощутила физическую лёгкость, словно, как бы это странно не звучало, голова стала легче. Ощущение было такое, что преобразили не только её волосы, но и её саму внутренне. И это невообразимо грело душу и заставляло улыбаться практически всем прохожим, потому что только что исполнилась её маленькая мечта. Она проходила мимо торговых центров со стеклянными витринами и не упускала ни одной возможности посмотреть на себя со стороны в небесном платье и с новой причёской. Ей хотелось просто пищать от радости, как маленький ребёнок, и она знала место, где эту радость с ней разделят с большим удовольствием. Встав у обочины, Браун поймала жёлтое такси и назвала адрес кофейни «Stranger Things», где через полчаса начинается её смена.***
Главная и, пожалуй, единственная улица на Оушен-Бич была сегодня не слишком многолюдна. Всему виной был вторник, который разогнал жителей Сан-Франциско по рабочим местам и делам, заставляя их головы продолжать грезить о следующих выходных. Сегодня Браун решила позорно для преподавателей, но не для самой себя, прогулять пары, чтобы подготовиться к предстоящему испытанию, которое хуже девятого круга Ада. Сессия начиналась в июле, и студенты уже считали дни текущего месяца, закрывая все свои долги, пропуски и прочие косяки. Единственное, за что Браун любила сессию, — это отсутствие занятий. Впереди её ждала зачётная неделя, а после наступят экзамены, забирающие практически весь второй летний месяц. Милли спокойно шла по асфальту, поднимая пыль и песок подошвой своих босоножек. В наушниках играла по истине летняя музыка, под которую хотелось пуститься в пляс. Она кивала в такт, слегка пританцовывала и беззвучно одними губами подпевала словам, совершенно не беспокоясь о том, что на неё могут смотреть люди. Ей было всё равно. Ей было весело. А люди в свою очередь и не видели в этом ничего зазорного: большинство улыбалось, смотря в след девушке, чьи подстриженные и слегка местами осветлённые кудри подпрыгивали от одного её движения. Что плохого в том, чтобы не скрывать своего хорошего настроения? Что странного в том, что душа поёт? Что? Правильно! Ни-че-го! Браун посмотрела влево, где прохладные волны Тихого океана поднимались и, дойдя до берега, исчезали белой пеной, целуя песок на берегу. Его шум и крики чаек были слышны даже сквозь наушники. Девушка остановилась и проверила время на своих наручных часах. У неё ещё было в запасе около пятнадцати минут, поэтому она, вытянув провода, тем самым оборвав песню на половине, направилась в сторону океана. Чем ближе она подходила, тем сильнее в нос ударял запах воды, а кожа ощущала на себе лёгкое прикосновение бриза. Солнце ещё было высоко, ярким и белым диском освещая землю. Песок неприятно щекотал ей ступни, залезая в её обувь. Плюнув на это, она сняла свои белые туфельки и пошла босиком, зарываясь пальцами в сыпучие крупинки. Наверное, разумно задать ей вполне логичный вопрос: а чего ей не сиделось дома за зубрёжкой вопросов к предстоящим экзаменам, ведь одним из первых шла «Национальная экономика» мистера Модайна. И ответ есть: она занималась этим сегодня с самого утра в окружении огромной тучи открытых вкладок в браузере, книг и конспектов лекций. Да, всё это было. Но не дома. Опять же разумный и вполне логичный вопрос: а почему? И вновь ответ есть: она не могла. Она не могла смотреть в глаза Джейкобу. Причиной её раннего подъёма, когда молодой человек ещё крепко спал, утомлённый долгой поездкой, а после посещения библиотеки в секунды её открытия был именно Джейкоб Сарториус, её парень, который вернулся из триннадцатидневной командировки. Он держал в руках жёлтые хризантемы, стоя в зале встречи и ища глазами знакомую фигуру и лицо. Да, он вернулся. Но был встречен не так, как ожидал сам. И даже не так, как ожидала сама Милли Бобби Браун. Находясь тогда днём в аэропорту и считая минуты до его появления, она прокручивала сценарий их предстоящего разговора. Разумом она понимала, что им нужно будет поговорить, но позже, не сразу по прилёту. Она осознавала, что ей пока придётся играть ещё одну и, пожалуй, самую сложную роль в своей жизни — любовь, когда в голове совершенно другой. Всё воскресенье её мозг прокручивал то, что случилось на палубе поздно вечером, жужжа не хуже самой лучшей кофемашины. Она поцеловала его. Финна. Хотя логичнее было бы сказать, что они поцеловались, потому что парень первым проявил инициативу, хоть и не совсем удачную, но такую нужную. В тот вечер они, приплыв на пароходе к берегу, разошлись практически молча, потому что их выражения лиц были красноречивее любых слов. Она не отпускала его руки, даже когда села в салон такси. Парень слегка сжал её пальцы, а потом сказал, что с нетерпением будет ждать её в кофейне с её замечательным авторским напитком. И впервые от этих сказанных парнем слов она покраснела, шепча, что это взаимно. Она ехала домой в окружении огней ночного Сан-Франциско, смотря в окно на проплывающие мимо разной высоты здания и легко улыбалась, чуть сжимая губы, на которых ещё чувствовался вкус поцелуя. В радио у водителя играла спокойная неоклассическая музыка, а сам мужчина смотрел на пассажирку с долей ухмылки, по-доброму смеясь про себя: «Влюбилась, как девчонка». А она и есть девчонка. Временами совершающая глупости и ошибки, цепляющаяся за свой холодный разум, иногда чертовски педантичная, но влюблённая девчонка. Настолько влюблённая, что вместо того, чтобы заниматься подготовкой к зачётам и экзаменам, она лежала на своей пылающей, как, наверное, всё её сердце, алой кровати с порхающими птицами, как бабочками в её животе, и смотрела в потолок, всё ещё чувствуя его объятье и горячее дыхание на своей шее. Влюбленная девчонка, которая наутро столкнулась с жестокой реальностью. Отойдя от эйфории, она поняла, что абсолютно не представляет, что ей делать дальше. Бросить Джейкоба? Сказать ему, что она встретила другого, с которым её связывает лишь один поцелуй? Она не могла утверждать точно, насколько сильно повлияло это прикосновение губ на её отношения с Финном: чувствует ли он тоже самое к ней? Милли не знала, ведь они не говорили пока об этом, а поговорить стоило. Промучавшись несколько часов в раздумьях, она решила для себя одно и твёрдо: если тот поцелуй ничего не изменит между ней и Вулфардом (а, может, и вовсе сделает так, что они исчезнут из жизни друг друга), она не останется с Джейкобом хотя бы из-за самой себя: Сарториус не был её человеком, тогда зачем и дальше обманывать и себя и его? Но увидев его в дверях с улыбкой на лице, она в один миг потеряла всю свою уверенность и пыл. Правильно ли будет говорить ему об этом сразу вот так: буквально с порога? Верным ли будет её решение? Готова ли она на такую жестокость? И оказалось, что нет. Милли Бобби Браун не была готова, поэтому оператор навёл на неё камеру, микрофон появился у неё над головой, девушка-ассистентка подняла кинохлопушку, где в названии фильма было написано «Притворись моей возлюбленной», а режиссёр, махнув рукой, крикнул: «Мотор!» Вот только получалось у неё это с рук вон плохо. Она не смогла поцеловать его, неуверенно чмокнув его в уголок губ, когда Джейкоб обнял её при встрече, вручив ей букет жёлтых хризантем. Да, многие считали Браун хорошей актрисой, но есть большая разница между актёрской игрой и враньём, а именно последнее Милли и делала. Она видела, как заметил странность и необычность такого поведения со стороны своей девушки Сарториус, но, видимо, быстро отмахнулся от неё. Но чем быстрее заканчивался день, тем больше было тревожных звоночков. Последний стал поздно вечером, когда они собирались окунуться в объятья Морфея. Джейкоб удивился такой резкой смене цветовой гаммы в их интерьере, но всё же оценил нововведение Браун, повалив её тело в простыни цвета страсти. Но шок настал, когда Милли, с которой он не виделся практически две недели, увернулась от его рук и, сухо поцеловав его в щёку, сказала, что очень устала из-за предстоящей сессии, и пожелала ему спокойной ночи, выключив ночник на своей тумбочке. Она получила от него входящий вызов утром, спустя два часа, как ушла в библиотеку и сообщила ему своё местонахождение и причину раннего ухода. Глубоко в душе Браун эгоистически надеялась, что парень сам начнёт этот важный разговор, потому что Милли по его лицу могла прочитать и даже по голосу, что его это волнует. Но он молчал и вёл себя так, как и всегда: беспокоился за неё; советовал, чтобы она не переутомлялась; интересовался, что приготовить на ужин; говорил, что любит её. И это делало ситуацию ещё сложнее. Так прошёл один день, а затем ещё один. И вот сегодня вторник, и Милли провести его в кофейне-«библиотеке», чтобы встретиться с человеком, которого она не видела и не слышала несколько дней. Финн не звонил ей, а она не звонила ему. И это её пугало больше, чем предстоящее признание Джейкобу. Она боялась, что придёт сейчас в «Stranger Things» и не увидит до боли знакомой кучерявой макушки и не услышит собачий лай. Но, кажется, её молитвы были услышаны. Кофейня встретила её открытой — скорее всего, из-за жары и духоты — парадной дверью, ярко-красной светящейся надписью и веснушатчатым парнем, облачённого в жёлтую рубашку. Браун остановилась, улыбаясь как самый счастливый человек на всём белом свете. Её взгляд сразу же заметил Ральфа, который игрался в песке, закапывая, а потом вновь откапывая свою игрушку, принесённую Финном из дома. Девушка уже сделала шаг, чтобы продолжить свой путь, как вдруг вновь замерла.— Я смогу узнать тебя, даже если ты будешь молча проходить мимо меня.
Браун хитро прищурилась, чуть вытянув губы трубочкой, и направилась в другую сторону, чтобы обойти кофейню и впервые зайти с чёрного входа.***
Counting Crows — Accidentally In Love
Милли прошла к заднему дворику, где стояли мусорные баки с уже положенными в них пакетами. Девушка подошла к двери и толкнула её на себя. Дерево заскрипело и пропустило внутрь баристу, которая аккуратно закрыла её за собой, чтобы не создавать лишнего шума. В подсобке было пусто, только женское платье и сумка говорили о том, что хозяйка заведения сейчас на работе. Милли принялась быстро переодеваться, натягивая поверх своего летнего наряда тёмно-синий фартук работника кофейни. Подойдя к зеркалу, девушка уже хотела убрать свои волосы в привычный пучок, но, проведя расчёской по своим волосам, которые непривычно быстро закончились над её плечами, она лишь легко засмеялась. С распущенными волосами было работать нельзя, потому что это в первую очередь негигиенично да и неудобно. Убрать в хвостик не получится, ибо резинка была толстоватой и просто напросто могла свалиться с её волос, а заплетаться Милли, в позор самой себе, не умела. Поразмыслив немного напротив отражённой самой себя в зеркале, Браун решила убрать лишь половину часть волос. Она зачесала свои осветлённые и ещё пахнущие профессиональными шампунем, бальзамами и масками волосы назад, немного руша созданные плойкой кудри, а потом, проведя ноготками линию от области над ушами до практически самой макушки, собрала волосы в высокий хвост, зафиксировав синей жёлтой пышной резинкой, тем самым создав небрежную и детскую причёску. И в таком виде бариста вышла из подсобки, замечая удивлённо застывшую с холдером в руках Наталию. — Привет, Нат, — поздоровалась Милли, проходя в свою рабочую зону. — Привет-привет, — медленно растянула приветствие Дайер, рассматривая свою подругу и коллегу с ног до головы. — Что за такие изменения? — спросила она. — Да вот захотелось чего-то нового, — пожала плечами Браун, дотрагиваясь до своих волос. — Давно об этом думала, вот и решилась. — Я не о причёске, хотя она тебе очень идёт, — Наталия нажала на кнопку на кофемашине, которая принялась доставать из кофейной таблетки эспрессо. — Я об улыбке и цветочках счастья, которые с тебя прям и сыпятся. Браун лишь мотнула головой, мол, какая разница. А разница была, и она была слишком очевидной, что не скрылось от наблюдательных глаз Дайер: обычно приходящая с хмурым и холодным выражением лица, которое лишь спустя несколько часов начинало оттаивать, выпуская улыбку, студентка факультета «Бизнеса, управления и экономики» стояла перед ней в лёгком голубом платье (а не в любимых брюках и блузках), новой причёской и просто вся светилась от счастья от макушки до пяток. — Что произошло вчера, когда ты уехала на набережную Эмбаркадеро с Финном? — поинтересовалась Наталия, добавляя молоко в кофейную гущу, чтобы сделать капучино. — Ничего такого, — соврала она, доставая из холодильника пакет апельсинового сока. — Мы просто погуляли. — Просто погуляли, значит, — многозначительно вторила ей блондинка. — И во что это «просто погуляли» вылилось в итоге? Браун мягко улыбнулась, а потом перевела взгляд за окно, где открывался вид на летнюю террасу с сидящим за привычным столиком Финном Вулфардом, который, как и при их самой первой встрече, смотрел вдаль на океан и о чём-то явно размышлял. И только Богам было известно, какие именно мысли метались в его голове. — Во что-то очень странное, — ответила она на выдохе, всё ещё не сводя с него глаз. — Я не знаю… Я не понимаю, как он мыслит. Я не знаю, что творится у него в голове. Я не знаю, что он… — девушка немного замялась, — чувствует ко мне. Иногда мне кажется, что он приехал не из Ванкувера, а из кого-то Неверлэнда. А тут я. Такая обычная, такой… — лёгкий смешок слетел с её губ, — Логик. — Может, ты и обычная, Милли, — Дайер поставила чашку с приготовленным напитком. — Но вряд ли для него. — Что? — приподняла бровку девушка. — Весь его вид так и кричит об этом, — уточнила она. — Я спросила у него всего один раз, как прошла ваша прогулка, — продолжила Наталия. — Он ответил так же, как и ты. И выглядел всё это время так, как выглядишь сейчас ты. На эту новость Милли не знала, как реагировать, поэтому просто смущённо опустила голову. — И как же? — спросила Милли, поднимая голову. — Влюблённый, как ребёнок, — просто ответила она. — Как мальчишка. А там уже дело за малым. — О боже, — прошептала Браун, ставя сок на стол и пряча своё лицо в ладонях. — О боже. Я даже… — Иди поговори с ним, — кивнула в сторону выхода блондинка. — Сегодня я снимаю тебя со смены, — сообщила ей Дайер. — Но завтра ты должна быть здесь как бариста, хорошо? Без всяких соплей, договор? — Спасибо, Нат, — темноволосая подбежала к подруге и обняла её. Браун почувствовала уверенность и какое-то облегчение после этого диалога. Она принялась за приготовление двух порций «Апельсиновой косточки». Напиток уже числился в новом летнему меню, что очень обрадовало её создательницу, которая с гордой улыбкой смотрела на выставленный цветастый лист, где прописными буквами была красивая надпись в окружении небольших нарисованных апельсиновых долек. Девушка поставила два прозрачных стакана, в которых горячий эспрессо и холодный апельсиновый сок уже постепенно смешивались друг с другом, отдавая и забирая новые нотки: маленькие коричневые дымные змейки поднимались вверх по стеклу, встречаясь с такими же оранжевыми в танце красивого кофейного узора. Милли аккуратно опустила несколько кубиков льда в каждый напиток, а края каждого украсила цитрусовыми дольками. Посмотрев на своё творение, Браун взяла поднос в руки, чтобы отнести его на летнюю террасу, как снова остановилась, подняв взгляд на открывающийся вид из окна.— Звук твоей походки, во-первых.
Летние туфельки белого цвета были отброшены в сторону. Холодного пола коснулись босые ступни, которые перенесли вес на полупальцы.— И от тебя всегда пахнет кофе, Логик.
Женская рука опустилась в карман фартука. Недавно купленный и ещё совершенно не испробованный маленький флакончик на три миллилитра арабских масляных духов коснулся своим шариком кожи в районе шеи и за мочкой уха, отдавая свой новый сладковатый запах бабл гама. Парадная дверь медленно отошла в сторону, пропуская в помещение свежий летний бриз и выпуская баристу, чьи босые ноги бесшумно коснулись сначала нагретого на солнце камня, а потом и песка. Ральф, увидевший приближение хорошо знакомого — горячо любимого — человека, уже собирался радостно встретить его громким лаем, сообщив прекрасную новость своему хозяину, который не отрывал своего взгляда от океана. Заметив это, Милли поднесла указательный палец к губам, и ретривер понял её сигнал, дружелюбно выпустив язык. Пальцы ног коснулись деревянного пола одной единственной ступеньки. Браун максимально тихо начала подходить к Финну со спины. Ветер как будто тоже встал на её сторону, заглушая своими порывами её шаги, буквально сливая её с собой. Ещё пару маленьких касаний деревянного пола, и Браун оказалась на расстоянии вытянутой руки от кучерявого затылка черноволосого парня, который даже ухом не повёл, всё ещё смотря вперёд себя. Девушка начала плавно склоняться, отведя поднос в сторону и вдыхая аромат мужского парфюма. Ральф наблюдал за этим снизу, сверля любопытными глазками движения подруги своего хозяина. И когда её губы оказались в паре сантиметров от его уха, она прошептала: — Демогорган. И резко выпрямилась, потому что в следующую секунду Финн вздрогнул и резко повернул свою голову на источник звука, едва ли не матом выругавшись. — Логик, чёрт тебя… Но его недовольство потонуло в смехе девушки, которая поставила напитки на стол от греха подальше, чтобы не уронить. — Прости, не смогла сдержаться, — извинилась она. — Опять. — Я же просил тебя так не делать, — напомнил он ей, поправляя воротник жёлтой рубашки, не застёгнутую на две верхние пуговицы. — Ну, прости, — повторила она. — Спасибо, Ральф, — обратилась она уже к собаке, который гавкнул ей в ответ. — И чем ты его подкупаешь всё время? — Вулфард, отойдя от небольшого испуга, потянулся рукой к стакану, касаясь влажных стенок от разницы температур. — Женским обаянием, — по-детски высунула язык девушка, садясь рядом с ним. — Пф, подкаблучник, — хмыкнул парень. — Не завидуй, — кареглазая поднесла напиток к губам. — И вообще, говорят, что собаки похожи на своих хозяев. — Поверь мне, эта черта — сугубо его индивидуальность. — Оправдывайся-оправдывайся. — Правду не оправдывают, — слетела тавтология с его языка. — А если к теме похожести собак и их хозяев, то что насчёт реальных черт? — спросил он. — Мы с Ральфом похожи? Милли посмотрела на ретривера, который смотрел куда-то в сторону и совсем не вслушивался в разговор двух молодых людей. Его тёмно-карие глаза следили за волнами океана, а розовый язык ловил дыхание бриза. — Да, — кивнула она. — Оба такие же взбалмошенные, с шилом в одном месте и открытые, — Браун заправила кудряшку за ухо. — Полная моя противоположность. — Ну, судя по тому, что ты, Логик, его чуть ли не в хвост целуешь, — парень вытянул руки за головой, растягивая спину. — Ненависти или отвращения это во мне у тебя точно не вызывает. — Поверь мне, Финни, — девушка мягко и неуверенно улыбнулась, будто не решалась произнести следующие слова: — Я бы не смогла поцеловать того, кто мне противен. Её слова подхватили порывы ветра, поднимая их и растворяя в тишине, образовавшейся между парнем и девушкой. Финн молчал, всё ещё не поворачивая к ней своего лица, а Милли затаила дыхание, наблюдая за тем, как кончики кудрявых волос парня поднимаются и опускаются на его тёмные очки. — Финн, я… — начала она, уже не в силах терпеть это давление. — Нам нужно поговорить. То, что случилось тогда вечером. Я… — Логик, — вдруг позвал её, останавливая её нервный поток слов. — Я знаю, — просто слетело с его губ. — Я думал об этом все эти дни. Порой я даже ненавидел себя за то, что сделал, потому что боялся, что ты больше не захочешь меня видеть и твой голос просто исчезнет, и я его больше не услышу никогда. Девушка вслушивалась в каждый звук, а её губы практически беззвучно прошептали во влюблённом тоне: «Дурак». Она заметила, как его правая рука чуть потянулась в её сторону, и Милли, не совсем уверенная в том, что правильно поняла его действие, неловко коснулась его ладони, и парень, только почувствовав тепло её кожи, медленно переплёл их пальцы. — Но ты здесь, ты пришла, — сказал он, чуть поглаживая её фаланги, натыкаясь на холод двух колец. — И я не буду тебе врать, Логик, ты мне нравишься. Боже, ты понятия не имеешь насколько сильно. И я не жалею о том, что произошло тогда, потому что… — он замолчал, облизнув свои губы, а потом сказал то, что навсегда отпечаталось в памяти Милли его низким и уверенным, но мягким тембром: — Потому что я очень давно хотел поцеловать упрямого Логика с самой красивой улыбкой, которую я когда-либо слышал. И внутри неё рухнуло буквально всё, с характерным звуком падая куда-то глубоко в бездну, в темноту, откуда нет возврата. Прозрачная и солёная водяная гладь окутала радужку её глаз оттенка горячего эспрессо, добавляя блеска, в которых отразились солнечные лучи. И две дорожки мягко коснулись её скул, медленно соскальзывая вниз, подобно стебельку цветка. — Что ж ты делаешь, — только и смогла прошептать она, опуская голову, как будто боялась, что он может увидеть её слёзы. Но он их не увидел, зато услышал. — Логик? — взволнованно слетело с его губ. Рука, держащая её за пальчики, покинула захват и плавно проследила путь, касаясь руки, плеча, шеи, до её щеки. — Хэй, ну, чего ты расплакалась? Неужели моя правда настолько сильно тебя задела? В ответ на это он услышал шмыганье носом и подушечками пальцев почувствовал, как приподнялись уголки её губ. — Ну, матрос, не реви, капитаном будешь, — он провёл большим пальцем по её коже, ловя и стирая новую слезу. — И ты как всегда в своём репертуаре, — сорвалась ирония вперемешку со смехом. — Даже в таких ситуациях умудряешься что-то ляпнуть. — Но подействовало же, — ухмыльнулся Финн, убирая ладонь. — Думаю, мне можно спокойно идти в аниматоры. — Да, клоун из тебя получится что надо, — Милли утёрла другую щёку и глаза, стараясь не размазать тушь. — Дети будут в восторге. — Ну, современные дети вряд ли, — сказал Вулфард. — Клоун теперь самый популярный персонаж на Хэллоуин. Иронично даже: тот, кто должен дарить радость и смех, убивает хладнокровно. — А ты возьмёшь и вернёшь этим горе-аниматорам их истинное предназначение. — Хах, а вдруг я стану вторым Джокером или вторым Пеннивайзом? — глупый вопрос, заданный в наигранно-серьёзной форме. — Ой, Финни, у тебя слишком милая мордашка и оптимистичный характер, чтобы кого-то хотя бы напугать, — пожала она плечами. Он-то и жестокость? Как небо и земля. Если брать фильмы, то девушка больше видела его в каких-нибудь комедиях, нежели в ужастиках. Максимум — жертва, но никак не вселяющий страх убийца. — В тихом омуте, как говорится, черти водятся, — он чуть наклонился в её сторону. — Не боишься, что нападу где-нибудь в темноте? Тёмные очки из-за яркого солнца, казались, стали ещё чернее, придавая контраста. — Я не хожу по тёмным переулкам, у меня ещё есть голова на плечах, а дома ночью всегда горит ночник, — и всё здесь было правдой. И нет, Браун не была трусихой, просто наличие маленького источника света ночью гарантировало ей то, что ночью она не во что не врежется по дороге на кухню или в ванную. — Ох, Логик, Логик, я тебе сейчас расскажу одну великую тайну. Парень чуть поманил её наклониться ниже, что Браун послушно и сделала, приблизив своё лицо так, чтобы его губы были всего в нескольких сантиметров от её уха. — Включённый свет не спасёт тебя, — низко прошептал он, пуская волну мурашек по её шее своим дыханием. — И я знаю, чего ты боишься. Он был непозволительно близко, ступив за границу, которую уже пересекал однажды, но всё сейчас казалось так, как в первый раз. И последние его слова вернули её в реальность, напоминая, с чего начался их разговор. — Так, я уже постепенно начинаю тебя ненавидеть, Финни, — произнесла она, чуть отстраняясь от его лица. — А что я говорила насчёт тех, кто мне противен? — Что ты их не целуешь, я помню, — Вулфард вновь откинулся на спинку, возвращая их привычную дистанцию, которая, кажется, с каждой их встречей становилась всё меньше и меньше. — Умница, хороший мальчик, — она протянула руку и запустила свои пальцы ему в волосы, чуть взъерошив их. — Так, я тебе не собака, — отмахнулся он от неё лишь словесно, хотя всё его выражение лица говорило, что её прикосновения были ему приятны. Милли легко рассмеялась, перебирая его кудри и откидывая их назад, но те всё равно падали ему на лоб, скрывая бледную кожу. — Финн, — вдруг позвала она его, убирая руку. — Всё, что ты мне сказал. Это… Это всё взаимно, — выдохнула она, на что Вулфард не смог скрыть улыбки. — И ты сам не представляешь насколько сильно. Я пришла, хотя боялась, что больше тебя не увижу. Но мне нужны были ответы, — она сжала пальцы, загребая ткань своего платья. — Я не буду скрывать от тебя: Джейкоб вернулся. И всё, что делала я, — это лгала ему, потому что каждый раз я слышала твой голос, я видела тебя, и это буквально съедало меня, потому что я нахожусь рядом не с тем, с кем хочу быть. — Милли, — её имя, которым он пользовался, когда был серьёзен. — Я понимаю, к чему ты клонишь. И... - он замолчал, сжимая губы в тонкую линию. - И мне очень хочется сказать тебе, что всё будет хорошо, но… — парень нашёл её руку, словно не мог говорить ей всё это без телесного контакта. — Логик, моя жизнь не так проста, как может казаться. Общаться со слепым — это одно, но совсем другое — хоть как-то связать свою жизнь с ним. Я не хочу рушить твою жизнь. Я много никогда не смогу тебе дать, как бы сильно этого не хотел. — Финн, это… — Нет так, — закончил он за неё, а по его губам скользнула печальная улыбка. — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Я восхищаюсь твоей уверенностью, Логик, — его рука, чуть подрагивая, медленно потянулась к её лицу, прерывисто останавливаясь, чтобы не причинить ей вреда. Холодные пальцы коснулись подбородка и костяшками заскользили вверх, заправляя чуть осветлённую и подстриженную прядку за ухо. Брови Финна чуть нахмурились, а потом он шумно выдохнул: — Я не смогу первым увидеть и сказать тебе, как красива твоя причёска. Я не смогу оценить твой наряд. Я не смогу подобрать тебе подарок в цвет твоих глаз. Я не смогу увидеть перемены твоего настроения, пока не услышу твой голос. Я не смогу поймать тебя, если ты вдруг упадёшь. Я не смогу помочь тебе, если с тобой вдруг что-то случиться. Эти простые вещи я не смогу тебе дать. — Финн, к чему ты клонишь? — со страхом спросила она, голос задрожал. Почему его слова звучат как прощание? — Просьба, Логик, — ответил он, большим пальцем касаясь её серебряной серёжки в виде маленького паучка. — Впервые я взываю к твоему хвалёному и холодному разуму. Не торопись. Дай себе неделю, может, другую, столько, сколько тебе нужно. Пожалуйста, сделай это ради меня. Я буду ждать, я буду рядом. И если ты поймёшь, что это тот мир, который тебе нужен, я заберу тебя, — его пальцы чуть нырнули в её волосы. Нанесённый фальшивый аромат бабл гама вытеснился родным и пробирающим до мурашек запахом кофе. — И никому не отдам. Милли сидела ни живая ни мёртвая, вцепившись взглядом в его тёмные очки, сквозь стёкла которых, казалось, промелькнул луч света. Дыхание было тихим, губы — чуть приоткрыты, ладони — на коленях. Финн мягко выпутал свои фаланги из её волос, возвращая руку обратно, но тут его ладонь резко схватили чужие тёплые пальцы, даря родной контраст температур, которые так не сходились с их характерами. — Обещаешь? — только и спросила она. — Обещаю, — ответил он ей через несколько секунд молчания. И их клятва птицей взметнулась в небеса к Солнцу. _____________________________________ Уголок автора. Знаете, я сейчас как типичный видеоблоггер с ютуба: хочу выложить проду на +100, но, как всегда, опаздываю на несколько плюсов. Но лучше поздно, чем никогда, правда? Гайс, только не бейте, plz %) У меня были небольшие неприятности в жизни, которые я разгребала, поэтому настроя писать о счастье не было совсем. Но сейчас всё более-менее стало налаживаться, поэтому я вернулась. Сегодня ровно год, как существует эта работа. Ровно 365 дней назад я, сидя в автобусе и отправляясь на пары в свой универ, убрала галочку с "Черновика", на свой страх отправляя первую главу в свет. И на моё удивление её приняли, поэтому глава посвящается этим людям, которые самые первые оставили свои отзывы, давшие мне надежду: Heart of Shipper, Полуночная анимешница, Ill_find_you_everywhere, Муд (Незарегистрированный пользователь). И я до сих пор в шоке, что рядом с названием работы красуется уже трёхзначное число. Это первый раз, когда работа именно моего авторства собрала такую долгожданную цифру. Просто огромное спасибо Вам ребята, что сделали меня счастливой. I love u, guys, you have no idea.