Он - её жизнь...

      Когда Евгения Громова вошла в свою квартиру, стрелки часов показывали половину второго ночи. Девушка осторожно прикрыла за собой дверь и без сил опустилась на пуфик в прихожей. Наконец-то, дома. Она вышла из этой двери два месяца назад, впуталась в серьезную историю, но все же смогла каким-то чудом выкрутиться и вернуться домой. Женя устала, смертельно устала, вымоталась и морально, и физически. Кто бы что не говорил, а хватка теряется, организм, пусть и натренированный, но все равно привыкший к размеренной упорядоченной жизни, уже не так легко переносит суровые условия и специфику работы, ну, а уж моральное напряжение, которое раньше только подстегивало, сейчас и вообще вытянуло последние жизненные силы.       Женька заулыбалась. Она ввязалась в эту авантюру только с одной целью — обрести душевное спокойствие от разбившейся любви, избавиться от боли предательства и снова обрести себя. Ха-Ха-Ха. Экстрим «на грани», о котором она думала, как о волшебной пилюле, в этот раз ни фига не сработал. Громова так привыкла, что ее жизнь движется по кругу: двое сильных мужчин, оба одинаково спасли ей жизнь, два, что уж тут скрывать, побега, две нелегкие беременности, две попытки влиться в мирную жизнь — в общем, все у нее повторялось как под копирку. Вот и сейчас она наивно полагала, что, взяв в руки оружие, сможет, как и тогда с Сашей, пережить и историю с Васей. Однако на этот раз не прокатило. Да и не просто не прокатило — вообще все встало с ног на голову, перемешалось в такую кашу, что мама не горюй.       Жене всегда нравилась теория о том, что мать-природа наделила женщин особым даром — уметь одновременно реализовывать себя в различных ипостасях, и что большинству мужчин подобные чудеса не под силу. Такое гендерное превосходство заставляло задирать выше носик и смотреть на представителей противоположного пола немного свысока. Но то, что у этой медали есть еще и обратная сторона, она совершенно четко прочувствовала только сейчас. И это был просто кошмар. Эмоциональный раздрай, психологический криз и полное сумасшествие в одном флаконе. Женя и сама крайне удивилась пришедшему к ней осознанию, что до этой самой операции она как раз таки жила «по-мужски», всецело отдаваясь только одному делу. Сначала все ее чистые девичьи помыслы занимал мир модельного бизнеса, потом совершенно неожиданно она отрыла топор войны, да так успешно, что большинство мужчин давились слюнями, отчаянно ей завидуя, а дальше жизнь сделала ее мамой, и Женька окунулась в новую свою историю с головой.       Но в ту самую первую минуту, когда шальная пуля прошила ей предплечье на грунтовой дороге, Громова умудрилась так растеряться и неожиданно запаниковать, что чуть не кинулась в настоящую истерику. Сдержалась просто каким-то чудом. А дальше она как будто разделилась на три части: нахальную, уверенно идущую на риск, принимающую молниеносные и безбашенные решения, профессиональную снайпершу, мать, которой во чтобы то не стало нужно было вернуться к сыну живой и невредимой, а значит обдумывать и выверять каждое свое действие десятки и даже сотни раз, и обиженную мужчиной женщину, ищущую правду жизни. При чем две первые Женькины сущности все эти долгие недели плена практически дрались в ней каждый день, побеждая друг друга с переменным успехом. А третья, собственно ради которой все это и затевалось, стояла где-то в сторонке, только иногда напоминая о себе робким «Девочки, а как же я, мне ведь плохо, мне любимый изменил, как быть то теперь». На что тут же получала четкий граничащий с угрозой ответ «Отвали, сейчас вообще не до тебя».       Женька еще раз усмехнулась собственным мыслям. Откровения не случилось, небо над головой не разверзлось и возможности списать ответ как на контрольной в школе не предоставило- какой разобранной она вышла из этих дверей, такой и вернулась. Хотя нет, выходила она убитая и потерянная, а вернулась все-таки счастливая и довольная. Счастливая от того, что завтра, наконец-то, сможет обнять своего маленького сына, а довольная, потому что задание, вопреки всему, выполнила на отлично. Нарыла столько информации, что весь ГЛАВК, наверное, еще неделю на ушах стоять будет. Но вот только вместо расчетных четырех недель Громова застряла там почти на два месяца. Женя из разговоров боевиков знала, что дважды ее пытались вытащить, но в первый раз в ней победила воительница: выходить с таким мизером информации, который был в тот момент на руках, значило фактически провалить операцию, а допустить этого Женька не могла — не для того все это затевалось. А во второй раз не сумела, а если уж не врать хотя бы самой себе, то просто банально побоялась выскочить из кольца. Поэтому и выбираться пришлось самой и совершенно уж неожиданным маршрутом, что заняло еще кучу времени. И все-таки она выбралась, назло врагам и на радость друзьям. Правда и те, и другие уже считали ее погибшей.       После того как Громова не вышла к устроившим прорыв регулярным войскам, Пригов и Одинцов с вымученными лицами доложили начальству, что потеряли четвертого агента. Расчет на то, что Громова объявится в какой-нибудь другой стороне и даст о себе весточку таял с каждым уходящим днем. Группа «Смерч» все еще, конечно, надеялась, но, увы, факты наводили на грустные мысли. Багира так и вообще повела себя абсолютно ей не свойственно — позвонила Коту и разрыдалась. И Ионов впервые в жизни на нее накричал и приказал взять себя в руки, потому что пока не было доказано обратное, они должны были верить.       Именно поэтому нужно было видеть ошалевшие глаза генерал-майора Пригова, когда Евгения Громова ввалилась к нему прошлой ночью прямо домой и всучила всю добытую ей информацию. Женя намеревалась тут же уехать в аэропорт, но мечтам ее сбыться было не суждено, спецбортом они в срочном порядке были доставлены в Москву, проторчали там практически весь следующий день, пока из Женьки буквально вытряхивали всю возможную и невозможную информацию. И вот, наконец-то, она добралась до дома.       Женя еще раз глянула на часы, и еще раз себя одернула. Если она сейчас заявится домой к Гараевым и перебудит всех его обитателей, то они точно ее прибьют. Но как же ей хотелось обнять своего сына. Материнское сердце, с каждым разом побеждавшее все чаще и чаще, разрывалось от осознания, что ее мальчик, пусть и под надежным присмотром Ани и Марата, но все же один, без маминой любви и ласки. Так надолго Женя не оставляла сына еще ни разу и мучилась, чувствуя свою вину и безмерно по нему скучая. Громова шумно выдохнула, пытаясь успокоиться. Утром она снова обнимет свое маленькое счастье, увидит его сияющие глазки и поцелует вздернутый носик. Но блин, как же долго еще ждать утра.       Геша приклонила голову на вещи, висевшие на вешалке, и устало прикрыла глаза. Знакомый запах одеколона заставил ее улыбнуться одними уголками губ. Она так любила подобные наваждения, когда какой-то едва уловимый запах или незначительный жест напоминали ей о самых приятных моментах жизни. Женя вдохнула этот запах посильнее и сладко потянулась, но тут же резко подскочила и широко распахнула глаза. По всем правилам галлюцинаций аромат парфюма, примерещившийся девушке, должен был исчезнуть, оставив о себе лишь слабое напоминание, но он не только не исчез, но и сделался еще сильнее. А что еще хуже она почувствовала и другие запахи, на которые просто не обратила внимание, когда вошла. Ну точно, в ее доме пахло едой. Жареным мясом и, кажется, гречкой. Девушка судорожно сглотнула и присобралась. Ее не было дома два месяца, ребенок неполных пяти лет самостоятельно все это время проживать здесь не мог, Аня свою кухню на ее не променяла бы ни за что, а значит…       Женя потихоньку скинула ботинки и бесшумно понеслась в детскую. Ну точно, в своей кроватке, сладко посапывая, спал Андрюша. Из глаз счастливой матери тут же в два ручья хлынули слезы. Она опустилась перед сыном на коленки и ласково погладила его щечку, боясь потревожить детский сон. Вот он, ее маленький любимый единственный мальчик, ради которого стоит жить на этом свете. Женька думала, что осталась прежней, но на самом деле мать давно уже победила в ней все другие начала. Нравилось ли ей это осознание? И да, и нет. Будучи там она поняла, что подчинять свою жизнь только ребенку, видимо, не совсем ее вариант. Как бы убийственно это не звучало для других, но тот ежесекундный выплеск адреналина, та яростная охота, то чувство победы были такими же всепоглощающими и опьяняющими, как и объятия вот этих вот маленьких ручек. Просто теперь Женя точно знала, что ей положить на обе чаши весов, чтобы принять правильное решение. И от этого стало как-то легче и спокойнее. На необдуманный риск, как раньше она не пойдет больше никогда. Женя еще раз поцеловала маленькие пальчики, потерлась носом о нежную щечку, поправила одеяло и буквально заставила себя выйти из детской. Прикрыв дверь, она уверенно направилась в свою спальню.       В ее постели мирно спал мужчина. И как всегда он не задернул шторы, и теперь свет почти полной луны заливал комнату своим сиянием. И снова он спал, скомкав под собой одеяло, потому что ему было жарко, и в серебристом ночном сиянии его сильное закаленное годами упорных тренировок тело было бесконечно притягательно. И опять он во сне обнимал ее подушку, как делал раньше, когда она задерживалась на заданиях или уезжала. Женя широко улыбнулась и прикрыла рот рукой, пытаясь сдержать смех. Такой дурой она себя еще никогда не чувствовала. Решила подставиться под пули, чтобы, наконец-то, понять, как ей жить дальше. А что в итоге? А НИ-ЧЕ-ГО. За эти два месяца она даже ни разу не вспомнила, что Ионов ей изменил, что от этого было так больно и плохо и что она тут просто сходила с ума. Да и сейчас по этому поводу она вдруг неожиданно ничего не почувствовала. Выдохнула. Прислушалась к себе. Не болит? Эх, Ионов, какая же ты все-таки скотина…       Конечно, что уж лукавить, она думала о нем. Но все ее мысли сводились только к двум моментам. Он так уверенно говорил ей, что готов отказаться от них с сыном, лишь бы они были счастливы, что Женька невольно улыбалась. Кот, самоуверенный, по-хорошему нахальный, по-мужски эгоистичный, бесконечно ревнивый — и вдруг такое самопожертвование. Он был в свое время на многое готов ради нее, даже пулю получить — она точно знала, Ионов бы умер за нее не задумываясь, но чтобы собственноручно сломать себе жизнь… Нет, Котик на это не пойдет, найдет способ выкрутиться. Так что в эти его слова верилось с трудом. А вот другие были им полной противоположностью — когда было совсем уж невмоготу, Женя вспоминала его сильное плечо и приказное «Не смей!» В два слова Ионов сумел вложить все, что хотел и должен был ей сказать не только как любящий мужчина, но и как самый верный и надежный друг. Не смей умирать, не смей расслабляться, не смей ныть, не смей сдаваться, не смей оставлять нашего сына. Она так явственно чувствовала его поддержку, что покрепче сжимала зубы и упрямо продолжала просчитывать варианты собственного спасения.       И вот он снова спит в ее постели, а она, кажется, снова, не знает, что ей делать. Женька, не отдавая себе отчета, подошла и присела на краешек кровати, осторожно касаясь пальцами мускулистой спины. Живущая в ней чувственная и страстная женщина совсем забыла, как это волшебно засыпать и просыпаться рядом с любимым мужчиной, который знает все ее повадки и причуды, как приятно знать, что рядом есть сильное мужское плечо, на которое можно опереться в любой момент, поплакаться или поделиться хорошим днем, как дурманяще видеть его глаза, которые смотрят только на нее и больше не видят никого и ничего. Женя осторожно коснулась губами его шеи и повела влажную дорожку поцелуев вниз, полностью отдаваясь своим чувствам. Она забыла какое удовольствие могут приносить простые касания к его телу. А еще она совсем забыла, что в ее постели лежит не просто мужчина, а спецназовец, приученный молниеносно реагировать на любую угрозу, и уже через секунду отлетела к стене и больно ударилась рукой о туалетный столик.       Вася спросоня лихорадочно пытался понять, что происходит, кто перед ним и кого ему нужно обезвредить. Он судорожно хлопал ресницами, пытаясь привыкнуть к лунному свету. Женька? Не может быть. Перед ним на полу действительно сейчас сидит Женька или все это ему мерещится? Но образ не исчез. Чертыхаясь и потирая ушибленную руку, девушка поднималась на ноги. Вася не верил своим глазам и поэтому застыл в оцепенении. Застыла и Женя. Если бы Ионов еще минуту назад опрокинул ее на кровать, она бы отдалась ему без слов, а на утро снова, наверное, начала бы терзаться, но Ионов — молодец, одним ударом снес ее интуитивный порыв, разрушил очарование момента, заставив осознанно принимать решение. В этом весь он: сначала на эмоциях делает — потом остатками мозгов думает. А она почему-то должна после его поступков расхлебывать последствия, страдать, разбираться, искать выходы и изнывать от мук совести, сердца и души. В голове что-то как будто щелкнуло, и она совершенно точно поняла, что ей все это смертельно надоело. Надоело обострять негативные моменты, копаться в себе и в других, спать, в конце концов, одной в этой дурацкой большой постели ей надоело. Она сильная — да, она может все — да. Только ради чего? Чтобы в старости всем гордо сообщать, что она была права, но при этом несчастна. Нет уж. У нее только одна жизнь, и она просто обязана прожить ее так, чтобы потом было над чем посмеяться, а не поплакать. А Ионов? Ну, а что Ионов — сам виноват, не надо было влюбляться в нее…        Не отводя взгляда, Женька решительно потянула вниз молнию камуфлированной куртки, следом за ней на пол полетели штаны, майка, белье. Она, осторожно ступая, подошла к Васе и обняла его за шею, стараясь как можно крепче прижаться к его телу. Женя целовала его медленно, тягуче, лаская руками затылок, плечи, грудь, а он так и стоял, не в силах пошевелиться. — Ионов, не тупи, — со смехом прошептала девушка и толкнула его на кровать, тут же опускаясь следом и настойчиво приникая к его губам.       Ее голос словно вдохнул в него жизнь, и Вася практически зарычал, сжимая в объятиях любимую женщину. Их единство было теснее, чем просто прижавшиеся друг к другу тела, подходящие каждым изгибом как пресловутые инь и ян, глубже, чем жаркие вдохи, нежнее, чем тихие и страстные мольбы, срывающиеся с губ и тонущие в сладких поцелуях, и безудержнее, чем гортанные хрипловатые звуки несказанного наслаждения. — Господи, Кисуля, как же хорошо, что ты неисправим.       Женька все еще тяжело дышала, наслаждаясь тяжестью его тела и запуская руку в его русую шевелюру. Вася подавил смешок, «Кисуля, ну-ну…». — На себя посмотри, Муренок, — ответил он ей в тон, и Громова тут же оцарапала ему спину острыми ноготками — значит подкол засчитан. Она терпеть не могла, когда он так ее называл.       Кот выгнулся под ее руками, и девушка неожиданно заразительно рассмеялась, чувствуя свою власть над ним и заставляя и его поддаться этому безудержному порыву, сметающему остатки напряжения между ними. Все еще смеясь, Вася перекатился на другую половину кровати и, тут же притянув к себе Женьку, крепко ее обнял. Смех прекратился так же резко, как и начался. Ионов позволил себе еще несколько минут блаженства от близости любимой женщины прежде чем выполнить свое обещание. Он глубоко вдохнул запах ее волос и решительно сел на кровати. Женя машинально поднялась за ним, обнимая его со спины и прижимаясь щекой. Вася притянул к губам ее ладонь, нежно поцеловал и тихо прошептал: — Спасибо тебе. — За что?       Кот молчал пытаясь подобрать слова. — За то, что дала возможность побыть с сыном, за то, что вернулась, за эту ночь. Я люблю тебя, Женька, и всегда буду любить, помни об этом, — он замолчал. Его грудь тяжело вздымалась и было видно, что слова даются ему с трудом. — Я Андрею все объяснил. Он знает, что мы не сможем быть вместе и что я должен буду уехать, как только ты вернешься. Он еще будет грустить по этому поводу, но смирится, так что дай ему время, — Женька вытаращила глаза — таких слов от него она никак не ожидала, а Вася уверенно продолжил. — Я исчезну навсегда, но перед этим пообещай мне, что больше никогда ты не ввяжешься в подобную авантюру, не поставишь под угрозу судьбу нашего малыша. Ты его мать, и ты нужна ему больше чем кто-либо.       Вася осторожно убрал ее руки и встал с кровати. Пока он одевался и собирал вещи, Женька неподвижно лежала, наблюдая за ним. Вот так новость! Неужели Ионов не шутил? Неужели он действительно готов ради ее счастья уйти навсегда, ради нее сломать свою жизнь, ради нее отказаться от сына? От этой мысли на душе стало тепло и совершенно по-кошачьи «няшно», а вот в голове — злобно и «возмущательно». Дурак! Подлец! Идиот! Повзрослел? — Молодец! Научился нести ответственность за свои поступки? — Прекрасно! А ей опять страдать от этого? Ну уж нет, она больше не позволит ему рушить ее «очаровательные моменты». Сейчас будет ему взрыв мозга, чтобы больше и мысли не возникало ее обижать. Зря она что ли вернулась… — Я жду, Женька, — его голос отвлек ее от собственных мыслей, — Обещай! — И что? Вот так просто уйдешь и оставишь возможно уже беременную от тебя женщину одну?       Вася от ее слов совершенно растерялся, потерял дар речи и всякую возможность двигаться и вообще хоть как-то реагировать на происходящее. Он тут прощается с ней навсегда, а она несет какую-то чушь про беременность?!! Женя же поднялась с постели и, замотавшись в шелковое покрывало как в тогу, как ни в чем не бывало вышла из спальни. Ионов не знал, сколько времени он простоял прежде чем смог, наконец-то, пошевелиться. Женьку он нашел на кухне. Она совершенно буднично колдовала над бутербродами и чаем. — Громова, ты что там сейчас несла? Тебя контузило что ли? — Почему сразу контузило то? — ответила она ему с набитым ртом. — Биология. 9 класс. Напомнить откуда дети берутся? — Какие дети? — Маленькие, вечно орущие и страшно красивые, — Женька подавилась смешком. — Если ты не хотел, то час назад думать надо было. Для таких случаев специально придумали правила контрацепции. Хотя, конечно, думать, Ионов, это не твое, ты у нас спец по действиям. Ну ничего, не переживай, твоих детей воспитает кто-нибудь другой. Иди, мил человек, куда шел.       До Кота, наконец-то, начала понемногу доходить суть происходящего — еще час назад они любили друг друга без ограничений и условностей, ничего не планируя, не загадывая, да и вообще ни о чем не думая. А теперь… Оставить сына — эта ситуация итак давалась Васе, мягко говоря, нелегко. У него сердце разрывалось при мысли, что он никогда больше его не увидит. Но оставить Женьку, зная, что она может быть снова от него беременна — это уже сверх его душевных возможностей. Тут в пору волком на луну выть: он без них не сможет, она его не простит, его детей будет воспитывать чужой мужик — от этого так вообще скулы свело, аж зубы крошиться начали — а ЭТА сидит себе спокойненько бутерброды трескает. Нашла время в игры с ним играть!!! — Женька, скажи, что ты сейчас пошутила, — угрожающе произнес он. — Сам подумай, до шуток ли мне теперь. Вот где я мужа себе найду с двумя твоими детьми? — Громова, я серьезно с тобой разговариваю! — загрохотал уже до предела взбесившийся Кот. — А если серьезно, Ионов, — Женя замолчала, усаживаясь на кухонный стол.       Мужчина перед ней так сверкал глазами, что в кухне стало почти светло. История «про чужого мужика», как всегда, сработала безотказно. Только вот нужен ли ей самой этот мужик. — Я сейчас не буду врать и говорить, что я не могу жить без тебя, — она смотрела на него в упор. — Я могу жить без тебя, я научилась дышать без тебя, я знаю, что смогу стать счастливой без тебя и вырастить твоих детей я тоже смогу без тебя. Я могу жить без тебя! — она замолчала и осторожно выдохнула. — Но я этого не хочу. Я не хочу жить без тебя. В конце концов, посмотри на свое выражение лица — без тебя будет заурядно и скучно, так смешно больше никто не бесится.       Девушка засунула в рот остатки своего нехитрого ужина и по-детски начала болтать ногами, а Ионов пытался переварить то, что только что услышал. Он прислонился плечом к косяку, потому что начал реально бояться, что ноги его не удержат. — Женька, ты больная? –спросил он, не зная смеяться ему или плакать. — Да, — ответила она честно и открыто. — Ты — моя болезнь: иногда хроническая и ничем себя не проявляющая, иногда с острыми приступами боли, которые физически ломают кости и разрывают мышцы, иногда словно медленная, ноющая, непрекращающаяся мигрень — но я не хочу лечиться, — она распахнула покрывало и поманила его пальчиком. — Ты моя болезнь. И ты же единственное мое лекарство. Иди сюда, Ионов, мне срочно нужна еще одна доза обезболивающего.       Кот сделал шаг к ней, но вдруг остановился. — Не Ионов! Хочешь обезболивающего по имени меня позови. — Кисуля, — она хотела прошептать это ехидно, но совершенно неожиданно для себя самой смутилась. Он только покачал головой. — Кот, — чуть громче, но все также неуверенно. Мужчина не двинулся. — Вася, — голос дрогнул. Произнося его имя, она как будто снова осторожно впускала его в свою жизнь. — Васьк… — уже счастливо, но договорить Женя не успела, Ионов уже отчаянно ее целовал.       Женька проснулась и сладко потянулась. Не открывая глаз, пошарила руками по второй половине кровати — пусто. Она уткнулась носом в подушку, все еще хранившую Васин запах, и блаженно заулыбалась. Они уснули только под утро, но девушка все равно чувствовала себя бесконечно отдохнувшей. Ночь с любимым мужчиной способна вылечить любой недуг: и душевный, и телесный. Повалявшись еще несколько минут, Женя натянула оставленную Васей футболку и пошла на его поиски. — Батюшки святы, Кот и блины. Прям басня, — Женя оперлась на косяк, наблюдая как Кот мастерски переворачивает блин на сковороде. — Как же много я пропустила. — Прикинь, мой сын терпеть не может кашу, — он заулыбался. — Весь, оказывается, в отца, — передразнил он Женьку. — Твой? — Женя хмыкнула. — А мой? — Твой, надеюсь, уже живет вот здесь. Не зря же я всю ночь старался, — Вася подошел к любимой и осторожно сжал кожу на ее животе, прикусывая жилку, бьющуюся на шее. — И то твоим он будет пока не родишь, потом и его заберу. — Вот так прям сразу взять и родить от тебя? — Женя забрала у Васи его кружку с кофе и, мастерски уворачиваясь, сперла испеченный блин с тарелки. — Ну не знаю… Во-первых, мы слишком мало знакомы, всего-то одна ночь вместе. Во-вторых, мне однажды сказали, что я буду самой ужасной матерью на свете. — Тот, кто это тебе сказал — дурак каких мало, — Кот отвернулся к плите, пытаясь скрыть румянец. — Я ему передам. Тем более стоит ли рожать от дурака, нужно поискать генофонд подостойнее.       Женька едва сдерживала смех, а Ионов шутку не оценил: тут же поджал губы и на полном серьезе пригрозил ей сковородником. — Я тебя сейчас покусаю!       Но выполнить угрозу ему не удалось. — Папочка…       До их ушей донесся топот маленьких ножек и сонный Андрюшин голосок. У Женьки защемило сердце, и где-то очень глубоко в душе даже зашевелилась ревность. Никогда еще из уст своего сына она не слышала этого слова. Вася опять отвернулся к плите, чтобы дать им возможность только вдвоем прочувствовать момент долгожданной встречи. Но вопреки ожиданиям родителей малыш, увидев маму, смутился и кинулся к отцу. Вася подхватил его на руки, и Андрюша тут же спрятал лицо у него на плече. А у Женьки по щекам потекли горькие слезинки — ее мальчик перенес ее отсутствие намного тяжелее, чем она надеялась. — Сынок, — Вася крепко прижал к себе ребенка, пытаясь его подбодрить, — наша мама приехала. Пойдем ее целовать, как мы с тобой и хотели.       Малыш закивал, но головы так и не поднял. А Женька судорожно вытирала мокрое от слез лицо, чтобы еще больше не напугать сына. Вася подошел к Жене и звонко поцеловал ее в щеку. Андрюша, все еще смущаясь, также звонко поцеловал маму в другую щеку и тут же повис у нее на шее. Женя почувствовала, что он плачет только когда мокрая щечка коснулась ее плеча. Ее не было всего два месяца, но она ухитрилась пропустить, наверное, самый важный момент его жизни — он повзрослел. Ее мальчик, которого она все еще считала несмышленым младенцем, совершенно неожиданно стал маленьким мужчиной, и вместо бурной истерики, которая ждала бы ее еще несколько недель назад, сын плакал тихо, по-мужски, стесняясь и пряча глаза. Женька прижала его к себе со всей силы и готова была уже и сама разрыдаться в голос, но Ионов так красноречиво на нее смотрел и так грозно показывал ей кулак, что она едва-едва сумела себя сдержать. Вася обнял самых дорогих его сердцу людей и крепко прижал к себе. Неужели они, наконец-то, все вместе. Кажется, никто из них, включая маленького Андрюшу, в это до конца еще не верил. — Сынок, мама же еще не видела рисунки, которые мы для нее нарисовали, — Вася попытался разрядить обстановку. — Точно. Мамочка, я сейчас, — Андрюша тут же выскользнул из материнских рук и понесся в свою комнату, а Женька уткнулась в Васино плечо. — Не реви! Ребенка мне напугаешь, — строго одернул ее Кот. — Я не реву, — надула губы Женя. — Ну-ну, я вижу. Девчонка!       Геша уже хотела высказать ему все, что она думает по поводу этого замечания, но Вася вовремя заткнул ей рот поцелуем, и мысли возмущаться тут же выветрились из ее рыжей головушки. Рядом с ней два сильных мужчины, так почему бы ей и правда не побыть сейчас слабой девчонкой.       Женя наслаждалась этим шумным, слегка сумбурным утром. Любимый сын наперебой рассказывал ей, чему за это время его успел научить папа, куда они ходили гулять, как папа учился печь блинчики и лечил ему содранные коленки. Любимый мужчина периодически закатывал глаза, потому что ребенок выболтал маме все, о чем они клятвенно договорились молчать. — Да уж, с нашим сыном особо в разведку не сходишь, — прошептал Вася Женьке на ушко, когда ребенок отвлекся. — Ну знаешь, яблоко от яблони недалеко падает, — засмеялась девушка, вспоминая утро, когда Кот впервые появился в ее квартире. — У тебя у самого язык за зубами не очень-то держится.       Вася хотел было возмутиться, но отвлекся на телефонный звонок. — Да, Нюта. Привет. Ну конечно все в силе. Андрюха ждет ее. Вернулась, — Вася посмотрел на Женю, и она поняла, что разговор идет о ней. — Вчера ночью. Целая и невредимая. Да, Марат меня нашел. Ну давай, ждем вас.       Женя слегка опешила. — Я, конечно, дико извиняюсь, но это МОЯ Анька тебе сейчас звонила. — - Да, она просила за Алей присмотреть, пока с Мирой в поликлинику съездит, — как ни в чем не бывало ответил Вася. — Нормально. Меня два месяца не было, а ты уже прибрал к рукам моего сына, моих друзей и похоже всю мою жизнь. Чего еще я не знаю? — Ну, во-первых, не прибрал к рукам, а отлично влился. А во-вторых, я лишь вернул себе то, что и так всецело принадлежит мне. — Надо же какая интересная формулировка. Вообще-то, Ионов, я не вещь, чтобы кому-то всецело принадлежать. — Ты не вещь, но ты все равно только моя и нашего сына. И мы тебя больше никуда не отпустим! — Милый, я у отца с 13 лет не отпрашивалась, не думай, что сейчас начну отпрашиваться у тебя.       Женька ловко уронила Кота на диван, больно прикусила губу в поцелуе и, прощебетав, что соскучилась по сыну, упорхнула наверх. Подтекст «не отпустим» она уловила сразу же. По одному взгляду его голубых глаз было понятно, что касался он не столько «не отпустим из его жизни», из которой Женя итак уходить не собиралась и вроде достаточно ясно дала Коту это понять, сколько «не отпустим на поле боя», куда она сейчас, после такой эмоциональной встречи с сыном, и сама точно не знала хотела или нет. Знала и понимала Геша сейчас только одно — кроме как своему ребенку, больше никому она ничего не должна! Но опять начинать выяснять отношения по поводу того, что ее «не отпустят» — между ней и Васей в данный момент все было настолько зыбко, что очередной скандал мог разрушить их отношения окончательно. Поэтому Громова предусмотрительно ретировалась, решив увиливать от этих задушевных бесед как можно дольше.       Вася же еле слышно выругался и сжал кулаки — она опять от него сбежала, уклоняясь от разговора о том, что будет между ними после того как схлынет эта первая эйфория от их примирения. А им нужно было серьезно поговорить, потому что его подобная неопределенность в жизни больше не устраивала. Надолго у них это видимое перемирие? Действительно ли она его простила или завтра опять устроит истерику и сбежит? Но больше всего его, конечно же, волновал вопрос, собирается ли она снова возвращаться на службу или нет. Все то время, пока Жени не было, Вася гнал от себя мысли о том, что с ней может что-нибудь случится. Он уже однажды пережил ее смерть, и думал, что это было самое тяжелое, что ему довелось испытать, но видеть грустные глаза своего ребенка, каждое утро на его вопрос — не вернулась ли мама? — отвечать, что пока еще не вернулась, и каждый вечер, укладывая его спать, обещать ему, что мама обязательно скоро приедет, знать, что сын обманывал его, делая вид, что спит, а сам тихонько плакал в подушку — было совершенно невыносимо. Поэтому ответы на его вопросы ему были жизненно необходимы, но он чувствовал, что Женька от него закрывается. Не знает, что делать, или знает, но не решается сказать? Ионов упрямо скосился в сторону детской — достала она его своими метаниями, сама не хочет решать — значит он решит за нее и пусть только попробует возразить.              Услышав через пару часов настойчивую трель дверного звонка, все обитатели квартиры собрались в прихожей встречать гостей. Женя, знавшая Анну практически с пеленок, предусмотрительно спряталась «от греха» за широкой Васиной спиной. Судя по информации, полученной «под пытками» от Ионова, подруга знала насколько было опасным Женькино «путешествие» и очень за нее волновалась, а при таком раскладе ей по любому влетит от нее не слабо. Ну так и есть — разгневанная Анна с порога вручила Ионову своих дочерей, выдернула Женьку из-за его спины и практически волоком потащила ее в ванную. Коту, раздевавшему старшую и развлекавшему младшую, оставалось только обреченно поглядывать на оглушительно захлопнувшуюся за девушками дверь. Он предусмотрительно отправил Андрея и Альбину в детскую, а сам же с удовольствием строил рожицы маленькой Эльмире — за эти два месяца он к ней, надо сказать, привязался не на шутку.       Резкий звук пощечины заставил дернуться и мужчину, и ребенка на его руках. Они оба уставились на двери ванной комнаты, из которой практически через секунду вылетела разгневанная Женька, а за ней Аня. — Гараева, ты перегибаешь! — Я перегибаю? Тебя два месяца не было! Мы тут все чуть с ума не сошли! — Вот поэтому я вам ничего и не рассказала в свое время. Чтобы никто не сходил с ума. — На нас на всех тебе наплевать, так хоть о ребенке подумай. Думаешь легко ему было без тебя. Пообещай, что это было в последний раз! — Ничего никому я обещать не буду! Ничего никому я не должна. А со своим ребенком сама разберусь! — Дура!       Анна в сердцах незамысловато подытожила этот скандал, забрала младшую дочь и вылетела из квартиры. А Ионову осталось только осторожно осмысливать услышанное. Признаться, еще пару часов назад он и сам хотел хорошенько наорать на Женьку, надеясь достучаться до нее, но такая бурная реакция с ее стороны несколько остудила его пыл. Если уж Женя Нюту послала куда подальше, то значит рогом уперлась не на шутку. Где-то на краю сознания замаячила мысль о том, что разговаривать с ней на эту тему пока не стоит. Нужно дать ей время остыть и занять ее светлую головушку чем-нибудь совершенно другим.       Женька стояла у окна в кухне и задумчиво смотрела куда-то вдаль. Вася подошел и обнял ее со спины. — Не переживай, остынете и помиритесь обязательно, — прошептал он ей, осторожно целуя слегка покрасневший след на щеке. — Да мы в общем то и не ругались, — также тихо ответила Женя. — Просто …       Женя не договорила, не сумев подобрать нужных слов и вообще не желая начинать этот разговор. «Просто ты боишься и не знаешь, что делать», — подумал Ионов и благоразумно спрятал улыбку в распущенных волосах любимой. У него тоже отсутствовал четкий план действий, но Ионов был страшен своей импровизацией. «Просто все это ни фига оказывается не просто», — подумала Громова, искренне надеясь, что Вася сейчас не будет ей задавать вопросов, на которые она сама пока еще не нашла точных ответов.              К вечеру Андрей вдруг неожиданно раскапризничался, и Женя, к собственному удивлению, никак не могла с ним справиться — все что она пыталась сделать, предложить или чем-то увлечь тут же оборачивалось против нее. Вася, предусмотрительно пытавшийся дать время побыть вместе матери и сыну, наконец-то, не выдержал: Женьку отправил мыть посуду, а сам пошел укладывать ребенка спать. — Ну давай рассказывай, чего вдруг с тобой случилось, — он ласково потрепал влажные после ванны русые волосы сына, помогая ему переодеться в пижаму. — Ты же так ждал маму, а теперь вдруг такое. — Мама приехала, и ты теперь уедешь, — просто и без затей ответил ему малыш, пряча лицо на отцовской груди и хлюпая носом. — А я не хочу, чтобы ты уезжал. — Сынок, мама, когда приехала, хорошо подумала и решила, что пока нам будет лучше быть всем вместе, — осторожно ответил Вася, делая акцент на слове «пока». Обнадеживать ребенка не хотелось, он и сам точно не знал, что на уме у их мамы, поэтому решил не форсировать события. — Так что я еще остаюсь. — Правда? — Андрюша был счастлив безмерно. — Правда, — Вася крепко прижал к себе сына.       Кот дочитывал сонному ребенку книжку, уже практически не вникая в суть. Думал он совершенно о другом. С Женькой нужно что-то решать сегодня же — один только день в раздумьях «что между ними и как» вымотал его до крайности и, Вася скосился на детскую кроватку, похоже не только его. Андрей переживал папины с мамой качели также тяжело. А значит так больше продолжаться не может. И пусть вопрос о том, собирается ли Женька завтра же ринуться в бой с террористами всех мастей пока и оставался открытым — Ионов понимал, что, начав разговор об этом, он ее еще больше запутает и оттолкнет от себя окончательно. Это может и подождать. Сейчас важнее было в их отношениях расставить все точки над «i». Но вот тут уж он с ней больше миндальничать не будет. Хватит! Набегались!       Женька с ногами залезла в любимое кресло в спальне, растворившись на просторах мировой паутины, виртуальных писем и последних новостей. Предшествующие два месяца сии блага цивилизации, на которые западают не только дети, но и взрослые, были ей недоступны, поэтому она наверстывала упущенное. Вася присел перед ней на колени и осторожно отобрал ноутбук. — Нууу, я не дочитала еще. Дай пять минуточек. — Потом.       Вася поцеловал ее ладони и уткнулся в них лицом. Женька слегка напряглась — Ионов совершенно точно хотел с ней поговорить. Она притянула его к себе и начала целовать, надеясь спрятаться от выяснения отношений за сексом, но мужчина не ответил. Кот смотрел на нее в упор, кажется даже не мигая. — Женька, прости меня…       Девушка с шумом выдохнула и откинулась на спинку кресла — она знала, за что он просит прощения. Сейчас, после его слов на нее снова стала наваливаться гнетущая безнадежная тоска, и слезы обожгли глаза. Женя попыталась отнять руки и встать, но Вася не позволил. — Нет, не уходи опять. Поговори со мной. — Вася, это было…больно. Очень и очень больно, — произнесла она после нескольких минут молчания. — Женька, родная, я понимаю, что слова мои уже ничего не исправят, но я не знаю, что мне еще сказать и сделать, чтобы ты меня простила. Я виноват. Я готов каждый день просить у тебя прощения, но мне нужно знать, что ты опять не сбежишь от меня, что не замкнешься в себе, что я не буду снова метаться в поисках тебя и сына. Вы нужны мне, понимаешь.       Женя и знала, и понимала. И соврать сейчас ни себе, ни ему не могла. — Ох, Вася, Вася, какой же ты все-таки дурак, — улыбка получилась слегка грустной. — И я рядом с тобой дура! — она потрепала его по русой шевелюре и посмотрела в глаза. — Я не знаю отпустила или нет, простила или нет, сумею забыть или тоже нет. Мне нечего тебе сказать по этому поводу. И тебе по этому поводу не нужно больше что-то говорить или что-то делать. Вчера ночью ты уже сказал и сделал все, что должен был. — Кот вопросительно на нее посмотрел и ей пришлось пояснить. — Ты готов был отказаться ради меня даже от нашего сына… Это поступок, Вася, взрослый мужской поступок.       Женька еще раз попыталась вырваться из его рук. Слова дались ей крайне тяжело, и хотелось закрыться и защититься от этого неприятного чувства. — Нет, — Кот удержал ее. — Все. Даже не пытайся уйти. Ты так и будешь носиться со своими сомнениями и страхами, а я так больше не могу.Мурашова, — вырвалось по привычке, и он осекся. — Громова, — опять запнулся и зло пробубнил, — Понаразводила фамилий! — он посмотрел ей в глаза и отчетливо произнес. — Короче, ты будешь Ионовой — Вася, — Женька рассмеялась, пытаясь скрыть неуверенность, страх и кучу других, заметавшихся в эту минуту в душе чувств. — Это, наверное, самое романтичное предложение руки и сердца, которое слышала эта вселенная. — Ты не поняла, я тебе ничего не предлагаю. Я утверждаю. Ты будешь Ионовой и точка. Хватит, Женька, ты достала меня уже! — последняя фраза так и вообще прозвучала скорее зло, чем романтично. — Не банально, однако, — девушка слегка закашлялась и, глянув на Кота из-под опущенных ресниц, неуверенно спросила, — что и кольца не будет? — Нет, — он отрицательно покачал головой. — Я же не банальный, да и кольцом тебя не удержишь.       Вася лихо выхватил из заднего кармана джинс наручники и пристегнул к себе Женьку. Потом так же быстро взял ее за руку, потянул к открытому окну и, помахав перед ее носом ключом, зашвырнул его как можно дальше. — Так надежнее. — Ты совсем больной, Ионов? — Женя готова была покрутить ему у виска. — Кстати, шпильки твои я тоже выбросил, так что если захочешь уйти — придется отгрызть руку. — Васька, да ты страшный человек.       Сопротивляться почему-то не было никакого желания, и девушка обняла мужчину свободной рукой, прижимаясь к нему всем телом и целуя его в шею, но Вася пальцами приподнял ее голову за подбородок и, глядя прямо в глаза, насмешливо прошептал. — Ну, а то. Только когда руку отгрызать будешь, помни, что с моими детьми и без руки мужа ты себе найдешь вряд ли. «Ах так. Значит меня моим же оружием», — изумрудные глаза сверкнули в темноте. — Ой, ли? Я и одной рукой такое могу, что очередь выстроится. И не только рукой, — она вызывающе провела по губам кончиком языка, пытаясь при этом не рассмеяться. — Я тебя покусаю!!! — Ионов подхватил Женьку на руки и уронил на кровать, намереваясь на этот раз угрозу свою исполнить на сто процентов.