Он - её жизнь...

— Ооо, отлично выглядишь! — Да пошел ты!       Обменявшись весьма эмоциональными приветствиями, Вася и Женя зло смотрели друг на друга на пороге ее квартиры. — Чего приперся? — К сыну! — Через три месяца? Не рановато ли? Я думала, ты свой отцовский долг уже исполнил как минимум до выпускного!       Ионов и правда исчез из их жизни на целых три месяца. Он просто не мог справиться с осознанием, что потерял ее навсегда. Он снова был раздавлен, убит и зверски растерзан. По сыну скучал страшно, но видеть счастливую, влюбленную в другого Женьку не мог — уж лучше в петлю. Пил, пытаясь забыться — не помогало, отчаянно мочалил грушу, пытаясь выплеснуть ярость — не отпускало. Он думал, что сон, в котором Женя растворялась в густом тумане, был ужасен, но явь, в которой она уходила, забирая с собой еще и его сына, оказалась вообще невыносима. Тем не менее Кот все же заставил себя сесть в самолет и снова оказаться на пороге ее квартиры. Ни ради нее, ни ради себя — ради ребенка, который был не виноват, что мама и папа у него идиоты.       Евгения все эти три месяца не находила себе места. Ни неожиданных появлений, ни звонков, ни улыбающихся смайликов — НИ-ЧЕ-ГО! Она даже не знала жив ли он, а может ранен и в коме, а может в плену, а может… И таких вот «а может» в голове был вагон и маленькая тележка. Она упорно себе не признавалась, но думала об Ионове все чаще. А еще про него постоянно спрашивал Андрюша, и за это Женя была готова вцепиться зубами в глотку нерадивому отцу. У них не сложилось, но ребенка то зачем мучить? Сначала приучил его к себе, а потом выкинул как ненужную игрушку. А она теперь должна отвечать на вопросы: почему дядя Вася не приезжает? почему не звонит? может быть он обиделся на него за что-то или больше их не любит? Ответ был очевиден — дядя Вася просто КОЗЕЛ, но ребенку об этом не скажешь. — А звонить ты перед приездом не пробовал? Я кажется предупреждала. — А это принципиально важно? — Представь себе ДА!       Женя не выдержала и громко чихнула в рукав огромного махрового халата, в который была замотана как в кокон. Она болела. Подхватила где-то этот треклятый вирус и теперь валялась третий день в пустой квартире со всеми, которые только были возможны, симптомами болезни и катастрофически быстро кончающимися запасами лекарств. Именно поэтому Женя с порога накинулась на Кота. Ее раздражало сейчас все, а уж Ионов и подавно, хотя она и решила для себя на тему его внезапного исчезновения обязательно поговорить с ним спокойно и все объяснить. Но он явился как всегда не вовремя. — Андрея дома нет. Аня с Маратом забрали его в Москву на выходные. Позвонил бы — не пришлось тащиться сюда, — зло сообщила Женя. –Все, я тебя больше не задерживаю, — она развернулась и пошла в сторону кухни, ясно давая понять, что приглашать незваного гостя в дом не собирается. — И давно ты болеешь? — не выдержал и бросил ей в спину Вася. — Не твое дело! — она даже не обернулась.       А действительно, не его это дело. Больше не его. Вася был страшно зол на себя за то, что и правда не позвонил, и на нее за то, что в этом бесформенном халате, растрепанная, с красными глазами и распухшим носом она все равно была бесконечно притягательна. Кот сжал кулаки, глядя как Женька, шатаясь и периодически опираясь о стену, идет в кухню.       «Вот ведь зараза, совершенно неисправима!»       У Ионова аж скулы свело от бешенства. Он прекрасно знал, что болеет она редко, но всегда тяжело, а еще тяжелее ей просить у кого-то помощи. Нет, она сначала будет всех убеждать, что все у нее хорошо и это просто обычный насморк, а потом, когда будет уже совсем невмоготу, уползет в какой-нибудь укромный уголок, чтобы умереть в одиночестве. Впрочем, он болеет точно также. Терпеть не может, когда вокруг него носятся с таблетками, бульончиками и примочками. И пусть такая забота их обоих бесит до невозможности, но он точно знал, что именно в такие моменты рядом должен быть близкий человек, который поможет «по умолчанию», без просьб и жалости. Раньше и у него, и у нее был такой человек — они сами, а теперь…       Вася, стоя в дверях, колебался. С одной стороны, она девочка взрослая и пусть сама выкручивается, с другой — она всегда была, есть и будет его девочкой. Неожиданный грохот, раздавшийся из кухни, решил эту дилемму в один момент — Ионов рванул на помощь.       Женька лежала на полу в весьма неестественной позе. Вася бухнулся перед ней на колени и осторожно приложил пальцы к шее — пульс есть. А он то за эти несколько секунд чего только себе не напридумывал. Приложил ладонь ко лбу — ну точно температура под сорок и шишка теперь на полголовы. — Вот же дура, дотянула до обморока! — выругался Кот.       Он слегка похлопал ее по щекам, и девушка тяжело застонала, находясь где-то на самом краю сознания. — И где только твоего итальянца носит, когда он тебе так нужен, — процедил сквозь зубы Ионов и, подхватив бесчувственное тело, понес ее в спальню.       Бережно уложив свою ношу на постель, Кот потянулся за телефоном, но замер. Если он вызовет Скорую, то медики без сомнения заберут ее в стационар. Если Женька придет в себя в больнице, то, как пить дать, открутит ему голову, а лишний повод для скандала ему был не нужен. Поэтому он уверенно набрал Багиру и, обрисовав ситуацию, попросил ее соединить с главврачом КТЦ. Сначала выслушав от Виктора Ивановича все, что он думает о их любви к занятиям самолечением, а потом уже подробные инструкции, Ионов записал названия препаратов и двинул в аптеку.       Позже, стоя с капельницей в руках, Вася все же начал сомневаться в правильности своего решения. Нет, его, конечно, учили ставить уколы в вену, и он вроде даже неплохо в нее попадал, но на специальном тренажере. А вот когда он это в последний раз делал на живом человеке, Ионов припоминал смутно. — И вот скажите, на кой-черт мне все это надо. Сдал бы ее в богадельню и дело с концом. Сейчас бы уже на полпути к Москве был, — бубнил Вася, стягивая с Женьки халат, чтобы освободить руку.       Но вдруг он замер. То, что Вася увидел под халатом, повергло его в шок. Он осторожно протянул руку, касаясь выцветшей ткани. Нет, он не мог ошибиться. На ней сейчас точно была надета его старая футболка. Что это? Издевка? Случайность? Может не его? Нет, точно его. Вася дотронулся до рукава — пуля тогда ему только кожу оцарапала, а ткань прошила насквозь. Но зачем? Зачем хранить, а тем более носить его старую потрепанную полинялую футболку? Ответ напрашивался сам собой. — Сучка! — выдохнул он и подскочил. — Злобная, вредная, наглая, фальшивая… зараза!!!       Ионов материл Женьку на чем свет стоит, но сердце его не просто пело, оно буквально кричало во весь голос. Она все еще его любит. Любит!!! Ладно, может быть и не любит, но она не забыла! Она Его не забыла! Не забыла ничего, что было между ними. А значит есть шанс. Пусть маленький, но шанс. Вася, поддавшись порыву, прижал ее к себе со всей силы, и девушка лишь слабо застонала в ответ. Он убьет ее. Точно когда-нибудь убьет эту самую невыносимую, самую любимую женщину на свете.       Капельница и парочка уколов сделали свое дело. Температура спала, Женя перестала стонать и метаться в кровати и, видимо, провалилась в глубокий сон. Ближе к полуночи Вася снова зашел ее проведать. Она свернулась клубочком под одеялом и мелко дрожала, на лбу выступила испарина, отчего волосы на висках завернулись в мелкие локоны, а подушку и футболку, вообще, можно было смело отжимать. Ионов понимал, что если Женя проснется в тот момент, когда он будет ее переодевать, мало ему не покажется, но выбора не было. Тем более в его голове уже созрел план маленькой мести за все его страдания. Вася стянул с себя тельняшку и осторожно начал переодевать в нее девушку. Пусть завтра краснеет и придумывает оправдания за непрекращающуюся любовь к его вещам. Но от хитро-злобных мыслей его отвлекли собственные прикосновения рук к обнаженному женскому телу. Шея, ключица, здесь точно был шрам от ножа — он видел, как ее ранили тогда, но на выручку прийти не смог, плечо — он тогда нагрубил ей, сказав, что она любовница Ворона, ниже к левой груди — здесь шрам от операции на сердце и легком, пробитых осколком ребра — он так боялся, что она не выживет, ниже, здесь осколочное, ниже, ниже… На ее теле больше не было шрамов, это он заметил еще тогда, когда Женя носилась по квартире в одном нижнем белье, опаздывая к своему итальянцу. Губы от воспоминания об этом сжались в тонкую линию, и Вася, чуть дыша, протянул руку к шраму за левым ушком. Не забыла… Хотела бы по-настоящему вычеркнуть его из своей жизни, в первую очередь избавилась бы от этой связавшей их навсегда отметины. Но теперь Кот точно знал, что Женька так и не смогла погасить искры пожара, полыхавшего между ними, а значит он попытается разжечь их заново.       Вася осторожно прилег рядом, пытаясь своим теплом согреть девушку. Женя, как и раньше, доверчиво прижалась к нему, удобно устраиваясь на его плече. Он прикрыл глаза и пальцы плавно заскользили по изгибам ее тела. Никто и никогда больше не увидит шрамов на ее коже, но он всегда будет помнить каждый из них…       Женя проснулась среди ночи. Свет луны пробивался в комнату яркой полоской между задернутыми шторами. Девушка не спешила открывать глаза, ей было так комфортно, так тепло и уютно в кольце сильных мужских рук. Она знала, кто ее обнимает. Знала, не потому что последним ее воспоминанием был Ионов, стоящий в дверях, и даже не потому что чувствовала навсегда врезавшийся в память запах его тела, знала, потому что только в его нежных объятиях ей было так до одури хорошо. Нужно было немедленно выбраться из постели, ни в коем случае не позволять себе расслабляться, но Женя не могла себя пересилить.       Дыхание мужчины было ровным и спокойным. Женя приоткрыла глаза и осторожно повернулась на бок. Мозг буквально кричал «Стой! Не трогай! Беги!», но руки отказывались его слушаться. Она робко прикоснулась к его лицу, на уровне рефлекса вспоминая любимые черты. Пальчики невесомо ласкали шею, плечи, широкую грудь, руки, спину, каждый раз невольно вздрагивая натыкаясь на новые боевые отметины. Нужно, нужно было остановиться, но она не могла. Чувствовала себя наркоманкой, наконец-то, добравшейся до своего «личного сорта героина». Сколько за это время было случайных прикосновений, сколько раз их тела были так опасно близки, и эмоции готовы были выплеснуться наружу, сколько сил отнял годами натренированный самоконтроль, сколько раз хотелось заплакать, уткнувшись лицом в подушку, завыть в голос, но Женя себе не позволила. Не могла она снова сломаться, просто не имела на это право. У нее сын, которому нужна сильная и уверенная в себе мать. Женя запретила себе выпускать Ионова из его маленькой коробочки в самом дальнем шкафу в самой дальней комнате. Но с каждым разом сдерживать себя становилось все труднее. И вот он лежит перед ней, из мизерного становится большим, ее руки возвращают ему его силу, его власть над ней. Он обретает форму, становится живым, настоящим, теплым, дурманящим… любимым.       Ее хваленый самоконтроль растаял, зажатый в тиски его рук. Губы замирают в миллиметре от его лица. Завтра, завтра она обязательно возьмет себя в руки, а сейчас ей жизненно необходимо ощутить мягкость любимых губ. Она целовала его так самозабвенно, что даже не сразу поняла, что он едва-едва отвечает на ее поцелуй.       Вася не спал, дремал наслаждаясь близостью ее тела, поэтому первое робкое прикосновение почувствовал сразу же. Хотелось тут же прижать ее к себе как можно сильнее, целовать до одури, любить до изнеможения, но он сдержался, боясь спугнуть вырывающуюся из холодного безликого образа его настоящую Женьку. Каких усилий ему стоило контролировать свое тело, оставлять дыхание ровным, позволяя ей отдаваться нахлынувшим чувствам, он не мог даже описать. Но ее поцелуй все равно оказался выше его сил. И он ответил. Нежно, ласково, чувственно, ощущая вкус ее губ и чуть крепче сжимая объятия.       Почувствовав, как сильнее сжалось кольцо его рук, Женя не отстранилась, просто не смогла, наоборот, еще глубже раскрылась, позволяя и языку вступить в этот умопомрачительный танец. Она не могла заставить себя оторваться от него, мучительно хотела снова раствориться в его страсти, утонуть в нем, но неожиданно сжалось до размеров грецкого ореха сердце, липкое мерзкое чувство сдавило горло, слезы обожгли глаза, а душу разорвало на мелкие кусочки… — Нет, — выдохнула она и из последних сил уперлась ему кулачками в грудь. — Нет!       Вася почувствовал, как девушка сжалась в комок в его руках. Он не успел схватить ее. Она снова ускользнула от него. Но это ничего. Главное, что она есть. Его настоящая чувствующая любящая Женька не умерла. Просто очень хорошо спряталась. — Хорошо, — чуть слышно произнес он. Завтра он вернет ее обязательно. Завтра снимет все ее маски. Он не забыл, как это делается. — Спи.       И Женя действительно сейчас мечтала уснуть, а лучше и вовсе исчезнуть, снова сделать Ионова ничтожным и ничего незначащим, опять засадить его в ту маленькую коробочку, и в очередной раз превратиться в ледяную статую без души, без сердца, без чувств, без воспоминаний. Она неподвижно пролежала так почти до самого рассвета. В его руках ее лед таял и сил давить на себя практически не осталось. Если она хочет жить, то должна уйти… немедленно.       Кот еще до конца не проснулся, но уже понял — что-то не так. Подскочил и судорожно захлопал ресницами. Он был один. В груди шевельнулось знакомое мерзкое чувство. — Жень, — негромко позвал Вася и прислушался. Но в квартире царила абсолютная тишина. — Женя, — он повысил голос и встал с кровати. — Твою мать, — на обеденный стол обрушились два мощных кулака, и потерпевший заскрипел всем своим деревянным телом. — Сбежала! Она опять СБЕЖАЛА! Маленькая лгунья! Врет даже самой себе! — казалось, еще чуть-чуть и у него из ушей повалит пар, а из глаз посыплются настоящие искры и спалят к чертям ее весьма содержательную записку: «Забудь. Будешь уходить — захлопни дверь». — Ага, сейчас. Хрена с два ты дождешься, чтобы я теперь ушел!       Вечером, стоя перед собственной дверью, Женя молилась. Молилась только о том, чтобы Ионов ушел, понял, как и раньше, ее без слов, и если хочет продолжать общаться с сыном ушел и больше не пытался лезть в ее личное пространство. Она осторожно переступила порог, в квартире было темно и тихо, и Женя упоительно поблагодарила Господа за то, что вразумил непутевого отца ее ребенка. Сейчас она хотела только упасть в свою постель и заснуть мертвецким сном, поэтому не включая свет, направилась к лестнице. — Долго гуляла.       От раздавшегося голоса и включенного света девушка подпрыгнула на месте. Вот чем плоха мирная жизнь, отточенные когда-то рефлексы и доведенное до автоматизма чутье ослабевают и дают-таки сбой. Но Жене все же удалось взять себя в руки. — Я кажется ясно дала понять, что ты должен уехать! — вскипела она. — А я решил, что должен остаться. Нам нужно поговорить, — Кот вышел из тени и прислонился плечом к стене. — Нам не о чем разговаривать! — Очень даже есть о чем! — Вася прекрасно понимал, что говорить сейчас с ней о чувствах, о том, что произошло с ними пять лет назад, и о ее поцелуе прошлой ночью, тоже самое что пытаться пробить головой стену толщиной в пару метров, поэтому сразу зашел с козырей. — Например, о твоем итальянце.       Такого поворота Женя явно не ожидала, она аж закашлялась от неожиданности. — Я должен знать, кто находится рядом с моим сыном, — продолжил Ионов спокойно. — А ты не много на себя берешь? — девушка опешила настолько, что, казалось, забыла как дышать. — В самый раз, — глаза Кота горели холодным огнем. Он выдержал паузу и продолжил. — Ну так что? — Я не буду с тобой обсуждать свою личную жизнь, — Женя тяжело выдохнула и окатила Кота ушатом ледяного презрения. — Меня твоя личная жизнь интересует крайне мало, — врать Ионов тоже умел достойно. — Меня интересует жизнь моего сына. Ты приводишь в дом чужого человека, и я должен быть уверен, что он не наркоман, не психопат и ни маньяк какой-нибудь. — Если я познакомила моего сына с этим мужчиной, значит точно уверена, что он не наркоман, не психопат и не маньяк, как ты выразился. Моего слова тебе не достаточно? — повысила она голос. — Не достаточно. И твои слова, и твои поступки подчас просто фальшивки!!! — Чего? — Женины глаза чуть не вылезли из орбит. Она сжала кулаки и двинулась к Коту, намереваясь во чтобы то не стало вышвырнуть его из своего дома. — Да, ты… — Что я? Ну что? — он двинулся к ней навстречу. — Скажи. Давай, скажи, что я не прав.       Женя занесла руку для удара, но Кот успел ее перехватить. Отчаянная схватка продолжалась всего пару минут, и в итоге девушка оказалась прижата к стене сильным мужским телом. Вася прижался к ее лбу своим и, глядя в упор, горячо зашептал: — Ты уже сама не знаешь, когда говоришь правду и поступаешь честно, а когда мелко врешь. Всем врешь. Друзьям своим, семье, сыну, мне, даже самой себе. А знаешь, когда ты не врала? Вчера ночью.       Кровь бросилась ей в лицо, и Женя собрала все силы, чтобы вырваться из его цепких рук, но Кот неожиданно сам ее отпустил. — Да пошел ты, — зло прошипела она ему и бросилась к лестнице.       Ионов лишь расхохотался ей в ответ. — А он знает, что ты с ним играешь как кошка с мышкой. Знает, что ты фальшивишь в каждом движении, в каждом поцелуе, хоть раз слышал, как ты стонешь по-настоящему, чувствовал, как ты дрожишь, когда не можешь больше себя сдерживать, или ему достаются только твои театральные представления?       Ну это уже было слишком. Женю начало трясти от злости и ненависти. Она резко развернулась с твердым намерением убить его голыми руками. Ионов только это и ждал. Он швырнул ей в лицо пару своих смятых футболок и ехидно произнес: — На! Разнообразь свой сексуальный гардероб. Его ведь тоже заводят МОИ футболки на твоем теле!       Звонкая пощечина эхом прокатилась по всем комнатам. Женя тяжело дышала, а Вася замер. Эту карту ей крыть точно было нечем. Он все-таки сумел вывести ее из себя, выбил почву из-под ног, заставил вылезти из своей ледяной скорлупы. Он знал, стоит ему только протянуть руку, и она не устоит и упадет в его объятия, выплескивая накопившиеся чувства. Но он ждал. Она сама должна сделать шаг навстречу. Сама сделать выбор. Чтобы завтра не искать виноватых, не оправдывать свои действия его напором, не пытаться найти пути отступления. Ну же, Женька, давай, сделай этот чертов шаг. И она сделала. Интуитивно, неосознанно, повинуясь порыву, заглушающему голос разума, впилась в его губы обжигающим поцелуем. Васе хватило секунды, чтобы подхватить ее и закружить по комнате. Она снова только его. Он ее никому не отдаст.       В их поцелуе не было нежности, только бешеный ураганный вихрь, сметающий все на своем пути. Руки, срывая одежду, не знали, что такое бережность. В эти первые сумасшедшие минуты близости они причиняли друг другу больше боли чем удовольствия: каждый поцелуй горел на коже глубоким укусом, каждое прикосновение оставляло после себя синяки. Их объятия были настолько сильны, что, казалось, хрустели кости, но оторваться сейчас друг от друга было не просто больно, но практически невыносимо.Им необходимо было выплеснуть эти чудовищные эмоции, чтобы на их место пришло то огромное связавшее их навсегда чувство, которое так долго было спрятано в самых сокровенных уголках их сердец. Они и сами не поняли, в какой момент угасла захватившая их без остатка страсть, уступая место любви, когда стало важным слияние не только тел, но и душ, по которому оба так изголодались за годы друг без друга. И вот уже Вася осторожно опускает ее на пол, мозг отключен, тело полностью во власти обострившихся чувств. Его поцелуи становятся все нежнее, его пальцы дарят наслаждение, он вспоминает ее тело буквально по миллиметрам: тонкая шея, он ведет влажную дорожку поцелуев вниз, налитая грудь, и соски от его ласк превращаются в твердые горошины, округлый животик, язык погружается во впадинку пупка, руки блуждают по изогнутой спине, ласкают упругую попку и покатые бедра, а его откровенные поцелуи заставляют ее вздрагивать и выгибаться ему навстречу. Он не понимал, кто из них сейчас получает больше удовольствия: она полностью отдавшись движению его сильных пальцев и ласковых губ, или он, чувствуя, как девушка извивается от его неистовых прикосновений. Женя сгорала, пружина внутри нее сжималась все сильнее, дыхание прерывалось, ее тело словно больше ей не принадлежало, а Вася продолжал свою чувственную пытку все безудержнее. Она отпустила себя, и любимый мужчина снова стал необходим ей как воздух. Секунда, и он лежит на полу, и теперь уже ее ладони, ее нежные губы исследуют все его тело, дразнят каждым прикосновением, а его глухие стоны от ее бесстыдных ласк разливаются в ушах сладкой музыкой. Терпение на исходе, и первое же его мощное движение приносит неописуемое наслаждение. Приглушенное «да» одновременно срывается с губ и тонет в глубоком поцелуе. Она ведет, мучает, обхватив его бедрами, и Вася интуитивно подхватывает ее ритм. Их дыхание смешивается в одно, тела сплетаются в едином порыве, и вот уже он прижимает ее к полу и больше не сдерживается. Каждое мощное движение срывается с губ протяжным стоном, заставляет сильнее сжимать мышцы и прошивает тела одним на двоих ударом тока. Он улыбается. Вот оно то безбашенное счастье идти к цели вместе, не думать, не прислушиваться к ее телу, просто знать, что именно в этот миг они вместе срываются с вершины в пропасть и летят, рассыпаясь на миллионы солнечных брызг.       Женя лежала без сна. Мужчина рядом дышал спокойно и ровно, и девушка не шевелилась, боясь потревожить его сон. В каждом его вздохе, в каждом сонном движении ощущалось бесконечное счастье. Он нес ее в постель, крепко прижимая к своему разгоряченному телу, невесомо целовал ее губы, шею, плечи, руки, что-то горячо шептал ей на ушко, но она не разбирала слов, не чувствовала трепета от его прикосновений. Женя мечтала только об одном — чтобы он поскорее уснул. Она была опустошена, их сумасшедшая близость, которая еще несколько часов назад подарила им долгожданное неземное блаженство, вытеснила из нее все чувства, кроме одного — ее тело медленно наполнялось болью. Той самой всепоглощающей, сжигающей болью, которую она так старательно прятала вместе с Ионовым в той самой маленькой коробочке в самом дальнем шкафу самой дальней комнаты.       Он предал! Он растоптал ее! Он ей изменил!       Она вернула в свою жизнь любимого мужчину, а вместе с ним вернулись и воспоминания о той ночи, когда она застала его спящим в объятиях другой женщины. Женя забыла об этом. Точнее заставила себя забыть. Чтобы выжить самой. Чтобы вырастить его сына. Но сегодня она своими руками разрушила стену, которую так старательно выстроила пять лет назад.       Женя держалась тогда до последнего, сидя в тишине конспиративной квартиры, пока Одинцов колдовал над ее смертью, подчищал информацию и делал ей новые документы. И спустя три недели, выйдя из дома с билетом на самолет в родной город, она физически почувствовала, как сломалась. Ей не хотелось ни к семье, которые будут допытываться, что же случилось с их девочкой, кто отец ребенка и как она планирует дальше жить, ни к любимым подругам, которые во главе с Шаманом растерзали бы Ионова в клочки, видя ее непролитые слезы. Она выбросила билет и поехала к одному единственному человеку, который готов был принять ее любую, не задавая лишних вопросов. Она поехала к Сашиной маме. И на пороге ее квартиры впервые рыдала в голос, осознавая, что любимый человек предал ее, даже не попытавшись понять. Несмотря на все придуманные оправдания для Ионова, Женя была уверена, что поступила правильно, именно так как должна была поступить. Она не могла взять и просто отказаться от людей, которым была обязана жизнью, которые были готовы умереть за нее, перечеркнуть эту страницу своего существования и спокойно начать все с чистого листа. И если бы все повторилось, она ничего бы не стала менять. И Ионов прекрасно знал, что она права, что он поступил бы точно также, но принять то, что ее жизнь начиналась не с него, и он был не единственным прикрывающим ее спину, Вася так и не смог.       Тот первый месяц после ее побега, она не жила: не ела, не спала, практически не двигалась, даже дышала, наверное, через раз — только плакала, чем разбивала чуткое сердце Светланы Николаевны. Пожилая женщина все понимала, но, к сожалению, помочь не могла. По себе знала, как тяжело терять родного человека. А этой девочке так и вообще пришлось пережить это во второй раз. Она снова смотрела, как веселая, уверенная в себе, отчаянная и красивая Женечка превращается в тень, жалкое подобие самой себя. А Женька никак не могла поверить, что Ионов нарочно ее растоптал, причинил ей невыносимую боль специально и осознанно.Ее слезы обжигали душу, оставляя кровавые не заживающие раны, но остановить их поток она не могла. Ровно до того момента пока врач приемного покоя, куда ее с кровотечением привезли по скорой, не констатировал ей серьезную угрозу выкидыша ввиду не стабильного психоэмоционального состояния беременной. Наверное, только тогда Женя по-настоящему поняла, что ждет ребенка, что в ней бьются два сердца, и одно она рискует потерять навсегда. Ночью, сидя на подоконнике обшарпанной районной больницы, она представляла себе Кота, который идет к ней по длинному коридору, и с каждым его шагом делала его образ все меньше и меньше. Потом запихнула его в эту треклятую коробочку, утрамбовала туда же боль от его предательства и аккуратно спрятала. Выкинуть его из своих мыслей она не могла, но заставила себя остановиться только на самых счастливых воспоминаниях, и почти все они оказались связаны с их тихими вечерами, когда она разгуливала по дому в его вещах, а он шептал ей о своей любви.       На следующее же утро Женя попросила Светлану Николаевну принести ей старую мужскую футболку, которую она, собирая вещи на своей квартире, засунула в сумку на автомате. Оделась в ней с твердым осознанием, что Ионов, несмотря на все что между ними произошло, также отчаянно, как и она, хотел этого ребенка, а значит на каком-то совсем уж нереальном уровне подсознания должен был защитить его и помочь сохранить.       Так она и выжила. Выжила только благодаря тому, что забрала у Ионова самое ценное, что только могла — живую, плавающую в ней рыбкой частичку его души и тела. Еще пару месяцев она приходила в себя под крылом заботливой несостоявшейся свекрови. И только обретя прежнюю уверенность, предстала с животом на носу перед семьей и подругами. Она окунулась в новую непривычную жизнь, пытаясь занять себя всем чем только можно лишь бы поменьше думать: обустраивала быт, искала себя новое занятие, общалась с людьми, училась не видеть в каждом врага и не вставать в стойку при каждом шорохе. И лишь ночами, когда мерзкое чувство пыталось дотянуться до нее своими липкими руками, одевала его футболку и спокойно засыпала в ней как в его объятиях. Даже сына впервые прижала к груди будучи в его футболке, как будто Ионов незримо был с ними в тот момент в родзале.       А дальше жизнь закрутилась так стремительно, что у нее просто не оставалось сил, чтобы думать о нем, переживать или плакать. Всю ее без остатка наполнила новая всепоглощающая любовь к маленькому зеленоглазому русоволосому мальчику, похожему на отца с первых минут своей жизни. И старая футболка оказалась закинута в шкаф и забыта. И она бы, наверное, и окончила там свой недолгий век, если бы Ионов в том злополучном кафе не кинулся ее целовать. Она не успела спрятаться в свою броню, и его чуть обветренные губы и сильные объятия заставили ее вспомнить какими на самом деле должны быть настоящие поцелуи. Именно в ту бессонную ночь футболка была извлечена из недр огромного шифоньера и водворена на законное место — одета на ее тело. Женя честно пыталась себя пересилить и даже пару раз решительно шла к мусорному ведру с выцветшим полинялым куском ткани, но так и не смогла избавиться от единственной ниточки, связывающей ее жизнь с когда-то любимым мужчиной. Ну, а уж обнаружив у себя высокую температуру, кашель и озноб облачилась в уютное одеяние практически с удовольствием. Кто ж знал, что Ионов заявится к ней именно в этот момент…       Женина подушка уже практически насквозь промокла от слез, но сдержать себя ей снова было не под силу. Она задыхалась, лежа в кольце его рук, кожу обжигало его горячее дыхание, прикосновения его тела впервые были ей не приятны. Ее сжигала в своем огне жгучая ненависть, и если бы у нее сейчас под рукой был нож, она бы, не задумываясь, всадила его прямо ему в сердце. Девушка тяжело выдохнула и осторожно выбралась из постели.       Вася проснулся и в ту же секунду понял, что Женьки рядом нет. Прислушался, в квартире было тихо. Он чуть слышно выругался. Ну если она опять сбежала, он ей такое устроит, небо с овчинку покажется. Ионов пулей выскочил из спальни и внизу практически налетел на Женю. Она сидела в темноте на полу гостиной, прижав ноги к груди и уронив голову на коленки. В руке ее тлел маленький сигаретный огонек. Он выхватил из ее пальцев окурок и, бешено сверкая глазами, загрохотал: — Ты что совсем сдурела? Ты чего творишь?       Девушка не пошевелилась. — Женя, — он грубо встряхнул ее за плечи, но, прикоснувшись к мокрой от слез щеке, замер. — Ты что плачешь? — Уходи, Ионов. — Женя, собрав последние силы, подняла голову и посмотрела на мужчину так, что он отшатнулся. — Навсегда уходи.       Вася оторопел. Он, конечно, не ждал, что все у них наладится так просто, но такой реакции от нее никак не ожидал. — Нет, Женька, нет. Я не уйду. Я понимаю, что между нами все не просто, но… — Нет больше «нас», — резко перебила его девушка. — Есть ты. Есть я. Между нами только ребенок. А теперь посмотри на него, — Женя указала рукой на большой Андрюшин портрет. — Он растет абсолютно счастливым. Он никогда ничего и никого не терял. А ты, Ионов, ты исчез из его жизни на три месяца, и он по тебе скучал, и ждал, и плакал. И я не знала, что ему отвечать на вопрос, когда же ты снова приедешь. А если тебя убьют, что я ему должна буду сказать. Был отец, а теперь его просто не стало. Как ему жить потом?       Вася не верил своим ушам. Он прекрасно понимал, что Женя говорит все это специально. Если бы для нее это было главным препятствием в их отношениях, о ребенке она запретила бы ему даже мечтать еще тогда. — Родная, ну это же бред, -он прижал ее к себе, пытаясь успокоить, но Женя оттолкнула его. — Это не бред! Я не могу позволить тебе искалечить его жизнь также как ты искалечил мою…       Девушка осеклась и опустила глаза. Вася застыл. Он забыл. За все то время, что они провели вместе, она ни разу даже не намекнула на причину их расставания, не пошутила на эту тему, не упрекнула и не обвинила его ни в чем. И он наивно полагал, что Женя нашла в себе силы простить его измену, переступить через нее. Но сейчас Ионов явственно понял — она ничего не забыла, не простила, не смогла пережить. Ему нечего было сказать в свое оправдание. Вася знал, сколько боли причинил ей своим поступком, и если бы тогда он обнаружил ее в постели с другим, то пережить бы это не смог и не простил бы никогда. Он знал, что бесконечно виноват перед ней и перед их сыном, но как теперь исправить все что натворил не имел ни малейшего представления. Неожиданно Женя встала перед ним на колени. — Я молю тебя, Ионов, уходи навсегда. Ты меня… сломал. Не поступай так хотя бы с нашим ребенком. Он этого не заслуживает. Я должна быть сильной, чтобы растить его, а с тобой рядом я не смогу.       Из глаз ее лились слезы, и у Васи разрывалось сердце. Он не знал, что будет между ними дальше, но понимал, что сейчас ему нужно уйти. Он может просить прощения, может каждую минуту говорить ей как сильно любит ее и их малыша, может заставить ее быть рядом силой, но его измена всегда будет стоять между ними, и это превратит их жизни в настоящий ад.       — Я не смогу без тебя… — уже стоя на пороге прошептал он и вышел.       Услышав, как закрывается за ним дверь, Женя со всей силы запустила хрустальную пепельницу ему вслед и зарыдала в голос от понимания, что снова его теряет. Она опять не сказала ему правду. Не сказала, что не может жить без него, что любит его до безумия, но оставшись с ним каждый день будет медленно умирать, его измена будет убивать ее раз за разом.       Закрывая двери, Кот понимал, что возможно уже больше никогда в них не войдет. Горло сдавило так, что стало трудно дышать, и он без сил сполз по стене на пол. Он слышал, как за стеной разлетелся на мелкие кусочки хрупкий хрусталь, точно также как сейчас разбивались вдребезги сердца мужчины и женщины, слышал, как рыдала навзрыд Женька, снова оставаясь наедине с его предательством, но так и не смог задать ей свой главный вопрос –сможет ли она простить его когда-нибудь…