Он - её жизнь...

      Мура тяжело дышала и стонала, вытянувшись в струну на широкой кровати. Ее мозг снова был во власти своего самого страшного кошмара, а тело, словно она была парализована, полностью отказывалось ей подчиняться, придавленное разлитым по венам тяжелым давящим свинцом.       Женя стояла в углу незнакомого ей помещения, отгороженная от остального пространства толстым, но до неестественности прозрачным стеклом. Она неприятно поежилась, одергивая свое льняное цветастое платьице, — было холодно и как-то до мерзости липко. Потом стала опасливо оглядываться, пытаясь сообразить, как она, вообще, умудрилась сюда попасть. Неожиданно громкий скрип открывшейся двери заставил ее обернуться в сторону источника противного звука. В комнату вошел Саша. Он как всегда широко и по-доброму улыбался, а, заметив девушку, приветливо помахал ей рукой. Женя улыбнулась ему в ответ, ожидая, что сейчас любимый мужчина, как и всегда, поможет ей выбраться, все объяснит, прижмет к себе и нежно поцелует, но он прошел мимо. Женя окликнула его, но Саша не услышал. Она уже открыла было рот, чтобы позвать его громче, но в этот момент боковым зрением ухватила как за его спиной буквально из воздуха материализовался незнакомый ей мужчина. В его руке холодно блеснул угольно-черный металл тяжелого пистолета и практически сразу раздался выстрел. Саша не упал, просто сильно дернулся всем телом, и в первую секунду Женя облегченно выдохнула, решив, что мужчина промахнулся, но в этот же момент почувствовала как на ее груди разливается рубиново-красное кровавое пятно. Она истошно закричала, умоляя Сашу обернуться, прекратить весь этот ужас и спасти ее, но он так и остался стоять, неестественно вздрагивая от каждого уверенно вбитого в его тело патрона и не отводя теплого пронзительного взгляда от своей любимой девочки. Жене же казалось, что ее тело бьется в судорожной агонии, она кричит, мечется, рвет на себе волосы и кидается из стороны в сторону, пытаясь выбраться, но, как будто взглянув на себя со стороны, поняла, что и сама стоит словно застывшая ледяная статуя, а по телу ее с каждым последующим точным выстрелом разливаются все новые и новые мерзкие, липкие кровавые пятна…       Мура вздрогнула всем телом и проснулась. Попыталась сесть, но не смогла пошевелить даже мизинцем — тело сковала неприятная конвульсивная судорога. Девушка опустошенно уставилась в потолок, чувствуя, как в уголках глазах собираются противные соленые капельки.       Первые полгода после случившегося этот кошмар снился ей каждую ночь. Он измотал её, высушил, каждый раз по тоненькой ниточке вытягивая из нее жизнь. Однако для окружающих эта перемена осталась практически незаметной: Женя все также улыбалась и совершенно непринужденно продолжала жить, вот только глаза ее стали чуть холоднее, а сердце жестче. Изнутри она стала походить на объемную тень, жалкую пародию самой себя.       Вытащил Женю из этой тяжелой, тщательно спрятанной от посторонних глаз депрессии, как ни странно, человек, от которого она ожидала этого меньше всего — Сашина мама, сумевшая в свое время полюбить ее как родную дочь. Женя тогда, стараниями Одинцова, проститься с любимым так и не успела, и первый раз они со Светланой Николаевной встретились на кладбище совершенно случайно примерно через полгода после похорон. Пожилой женщине хватило одного взгляда, чтобы понять, как тяжело девушка переживает потерю любимого человека. Она не стала ничего у нее выспрашивать, не утешала, сама не плакала и не роптала на судьбу, забравшую у нее единственного сына. Вместо этого бережно усадила потерянную девушку на лавочку и начала рассказывать смешные и милые истории из Сашиного детства и юности, потом осторожно попросила и Женю поделиться тем, что скрывал от материнских ушей повзрослевший сын. Поначалу смеялись робко, украдкой, потом уже увереннее, в голос, до слез. Светлана Николаевна вдруг резко умолкла, нежно погладила фотографию на памятнике и с грустью произнесла.       — Это правильно. Вспоминать Сашу так — правильно. Мой мальчик был веселым… светлым…       С того момента Женя перестала связывать каждое свое воспоминание о Саше со смертью. Очень долго училась вспоминать его радостно — он был в ее жизни, и это было счастье. Ей пришлось его отпустить, а вместе с ним постепенно ушел и этот ужасный такой явственный кошмар.       Но сегодня днем Мура все пережила заново. Потом на автомате отчитывалась перед Тарасовым и Булатовым, писала рапорт, ехала домой. У нее не осталось сил, чтобы думать, переосмысливать, переживать случившееся. Подъехав к дому, она только и смогла, что добрести до первой попавшейся лавочки около парадной и долго сидела, уставившись в одну точку пустым взглядом, без чувств и эмоций. Почти стемнело, когда она практически заставила себя подняться в квартиру. Упала на кровать и провалилась в сон.       Женя почувствовала как неприятная судорога отступает. Она осторожно встала и, пошатываясь, на негнущихся ногах побрела на кухню. Достала бутылку шотландского виски, налила себе двойную порцию и выпила залпом. Горло неприятно обожгло, и она окончательно вернулась в реальность. А потом, заварив себе большую кружку ароматного чая, Мура уселась на широкий подоконник: надо было подумать, как жить дальше.       — Во-первых, нужно прекратить себе врать.       Подобное решение, как всегда, далось тяжело и неприятно, предполагая за собой шлейф неловких последствий. В данном случае последствие было одно: она безудержно влюблена в голубоглазого красавчика каплея Василия Ионова. Влюблена с самой первой встречи. Только это чувство в ней истинно, все остальные по отношению к нему — ширма. В первый раз она влюбилась точно также, с первого взгляда, искренне и трепетно. Но тогда ее чувство было взаимно, нежно холено и лелеяно и поэтому открыто всему миру. А сейчас…? Сейчас сложнее. Стоя под камнепадом за сотни миль отсюда, она была уверена: в нем тоже едва уловимо блеснула эта волшебная химия. Но с тех пор утекло слишком много воды… И отсюда — в-третьих, что ей теперь со всем этим счастьем делать?       Мурашова была уверена, кто-то там наверху вложил ей в руки второй шанс, позволил снова любить, снова мечтать. Только как правильно поступить намекнуть, естественно, не удосужился: схватиться покрепче за мечту или выкинуть ее подальше из своей заранее просчитанной жизни. Выбор пугал и манил одновременно. Женя затаила дыхание, боясь спугнуть витающее в воздухе решение.       — Мечтать? — робко спросила она саму себя.       — Мечтать! — твердо ответил ей внутренний голос.       Вот только она совсем забыла, что объект её мечтаний абсолютно не рад своему новому статусу. Женя уронила голову на руки, вспоминая как Ионов оттолкнул её, как больно ударил словами. На глаза опять предательски навернулись слезы, но она упрямо вздернула подбородок — отступать Евгения Мурашова не привыкла. Однажды ей уже удалось разжечь в нем маленькую светлую искорку, и сейчас нужно тоже попробовать. Только теперь уже по-настоящему, без обмана и фальши.       — Что там на этот счет говорила бабуля: «Терпение и труд…»? Не, не то! «Не мытьем, так катаньем»? Тоже не то! «Никогда не сдавайся, бейся до последнего. Бейся за правду пока дышишь». Вот, это уже ближе. Только, кажется, так дед говорил, и к чувствам это не имело никакого отношения…