Цена ошибки

Стихийного бедствия, подобного тому, что разыгралось на следующее утро, Хавок не мог припомнить не только за период своей службы, но и по рассказам старших коллег. Много чего бывало: и драки, и самоволки, и дезертиры, и убийства с предательствами, даже дуэли случались. Но никогда не бывало столь масштабного «разбора полетов». Обычно все как было: виновные понесли наказание, причастные получили выговор и штрафные санкции. Но, чтобы собрали всех офицеров на плацу, и лично Главнокомандующий целый час толкал речь о недопустимости халатного отношения к службе… И это только вступление! А причина? Была причина. Несчастный покойный Билл Уотер был той причиной. Парень умер мгновенно – перелом основания черепа, как сказал эксперт, с таким не живут. Глупая трагическая случайность. С нарастающим ужасом Хавок понимал, кого признают виновником трагедии. По делу, конечно, виноваты были сами курсанты, кто их просил уходить от машины? Ведь приказано было. Виноватей всех был, вне всяких сомнений, его величество случай и чертов стрелок за компанию. С точки же зрения начальства, виновник мог быть лишь один. Да, младший лейтенант Джин Хавок, который грубейшим образом нарушил инструкции и допустил учащихся в «места, представляющие опасность жизни и здоровью». «Чертовы лицемеры», - думал Джин, с содроганием ожидая, когда в речи Фюрера прозвучит его имя. Если б высшие чины командования знали, что он о них в этот момент думал… Вернее, думал он всю предыдущую бессонную ночь, куря сигарету за сигаретой, вглядываясь в темноту за окном. Парнишку-курсанта было очень жаль, чисто по-человечески, но себя было жальче стократно, и полковника было жаль. Надо же было так глупо попасться! Лицемерное командование просто бесило несчастного лейтенанта, вот, распинаются: подрастающее поколение, наше будущее, бедные дети. Будто бы лично Хавок его толкнул. «Бедные дети. Действительно. А ничего, что такие же дети, такого же возраста в рядовые вербуются? Сколько их, вчерашних детей, домой в цинковом гробу возвращается? Или вообще не возвращается», - Хавок вспомнил, как хоронили пустой гроб – от его школьного приятеля просто ничего не осталось после той атаки. Стоя на плацу, Джин покосился на лейтенанта Хоукай. Человека, которого он всегда уважал и очень ценил. После гневной тирады полковника о личностных и профессиональных качествах Хавока, именно она подошла к нему и серьезно, без улыбки пожелала удачи, сказав, что все возможное будет сделано, чтобы Джин не оказался в этой истории крайним. «Да, Хоукай, ей сколько было в Ишваре? Двадцати не было еще? Добровольно-принудительная вербовка выпускного курса. Лживые уроды, распинаются о детях, а кто перед ними стоит – в упор не видят», - Хавок перевел взгляд на замершего Элрика. Юный алхимик не успел уехать, и был призван на эту расправу. Пока что – в качестве зрителя. - Так, кто вел работу с учащимися? Вышли вперед! – приказал кто-то из помощников Фюрера. И они вышли: отдел Мустанга, кроме Элрика, Хьюз и несколько его подчиненных, Армстронг со своими, мало знакомые Хавоку архивисты, совсем незнакомый перепуганный майор и отдел бригадного генерала. «Где же генерал?» - подумал Хавок. Генерала нигде не было, был его заместитель – переводной капитан, была Жанна с нечитаемым выражением лица и прихрамывающая на одну ногу, были полумертвые от ужаса сержанты. Дальнейшее Хавок помнил смутно. Что-то говорил Мустанг, что-то серьезное, продуманное, ссылался на какие-то номерные приказы и постановления, пару слов сказал Хьюз. Сам Джин тоже что-то говорил, вроде как, оправдывался, похоже, что убедительно. В мыслях были лишь штрафные санкции: расстрелять, вроде бы, не за что, а понизить в звании и отправить в приграничье, в северное ли, в южное ли – запросто. Наконец, Фюрер сказал решающее слово и ушел, следом потянулась его свита. Начали расходиться военные. Хавок продолжал стоять, пока ему на плечо не опустилась тяжелая рука майора Армстронга. - Обошлось, - сказал майор. – Вы идите к себе, чаю попейте… Нездоровая атмосфера – вот то, что можно было сказать о происходящем в кабинете. Полковник, будучи полностью в мыслях о «напиться и забыться», сверял документы, лейтенант Хоукай что-то писала, полностью сосредоточившись на тексте. Бреда не отвлекся от чтения, несмотря на появление Хавока. Слава всем богам, курсантов не было, как теперь смотреть им в глаза Джин не знал. Явился Хьюз грустный и несчастный, даже дочкой хвастаться не стал. - Если бы вы знали, ребята, как вы меня подставили, - сказал он. - Все вопросы по подставам – к нему. Он у нас ведущий специалист, - полковник кивнул в сторону Хавока. Лейтенант захотел провалиться сквозь землю. - Так, вроде, все обошлось же… - промямлил Хавок. - Обошлось? Ха! Все только начинается. Могу поспорить, что сейчас главнокомандующий занят тем, что готовит приказ о тотальной проверке во всех провинившихся отделах, а из этого следует, - начал объяснять Мустанг. - Из этого следует, что бедный-несчастный я получу по ушам и напишу целую книгу объяснительных, - перебил его Хьюз. - Ты-то тут при чем? Кто в своем уме в твои секретные бумаги сунется? – резонно подметил алхимик. – Им, чтобы тебя проверить, самим придется кучу макулатуры о допусках и неразглашениях написать. - Это так, но… Но я позаимствовал три ящика фотопленки про запас, а списать на служебные нужды не успел! – преувеличенно жалобно простонал подполковник. «Так вот где он пленку берет! Вот хитрец. И проявляет в служебной лаборатории», - осенило Хавока. - Мне бы твои проблемы. - Полковник, все свои проблемы вы собственноручно создали. Сами и разгребайте, - отметила лейтенант Хоукай нравоучительно. Отметила, несмотря на то, что подозревала о полной нечувствительности полковника к подобным заявлениям. - Поганую вещь скажу, но, - полковник ожидаемо проигнорировал замечание. – Нам несказанно повезло, что погиб именно этот мальчишка. То есть, хреново, что он погиб, но, кроме огромной нервотрепки с проверкой, нам ничего не грозит. Парень совершеннолетний, к тому же – сирота, некому шум поднимать. На том курсе парочка «блатных» курсантов имеется: дочь очень важного научника и сын, - полковник не успел договорить, потому что дверь кабинета весьма громко скрипнула. И сразу же послышался шум от кого-то убегающего. - Черт! – воскликнул Хавок и выскочил из кабинета. Джин даже не удивился пустоте коридора: в последнее время неудачи в погонях стали чем-то весьма привычным. - М-да, кто-то крайне вовремя решил пастись у вас под дверью. Судя по неадекватной дилетантской реакции – курсантская братия шалит. Поздравляю, полковник, ты только что нажил себе врага. Мелкого, но крайне шустрого, - в своей обычной манере сообщил Хьюз, по-хозяйски заваривая чай. - Это оттого, что кто-то вечно не закрывает двери, - мрачно пробормотал полковник. - Теперь перейдем к делу. Что за стрелок такой у вас завелся? – спросил Хьюз. Мустанг рассказал. Ничего нового из рассказа не следовало. Некто стрелял с крыши старой голубятни. События развивались столь стремительно, что железнодорожные пути никто заблаговременно не проверил. В кого стреляли было также совершенно не понятно. Бреда настаивал, что стреляли именно в маньяка. Полковник предполагал, что целью стрелка была девушка. Лиза поделилась мыслью, что стреляли намеренно не прицельно, чтобы дать преступнику сбежать. Бреда возражал, что тогда было бы логичней пристрелить его, как наиболее близкую и к маньяку, и к стрелку мишень. - Не скажи, - оспорил Хьюз. – Может, стрелку не нужны были жертвы, или он просто косой на оба глаза и не попал? Что говорит свидетель? - Алкаш этот? Протрезвел, осознал, что мы от него не отстанем, но продолжает говорить то же, что и вчера: «С крыши спрыгнул какой-то солдат. Форма – синяя. Погоны не видел. Лица не видел, рост не представляет, голоса не слышал», - сообщил Фарман. «Повезло же прапорщику. Его на расправу на плацу не вызвали», - Хавок осознал, какое же это удовольствие – допрашивать маргинала, по сравнению с дрожать в ожидании репрессий. - У меня вопрос. Я ведь по дворам за кем-то в синей форме гонялся, так? Не за стрелком ли нашим? Или их было несколько? Тогда вообще сговор получается, - Хавок вспомнил, какая мысль временами приходила ему в голову, но всю ночь и утро было не до нее. - Помню я. В принципе, это мог быть и стрелок. Если он, в отличие от тебя, знал тайный лаз к путям. Тогда он у нас прямо перед носом проскочил, - заключил полковник. - И кто мог знать? – озвучил подполковник мысль, тревожившую всех. - Да кто угодно! От сообщника преступника, до кого-нибудь из наших сослуживцев. Опять же, кто мешает этому кому-то выступать на два фронта? С тем же успехом он может быть личным недругом убивца. Маньяк, как это ни прискорбно, тоже человек, имеет право на врагов, - воодушевившись примером подполковника, Фарман заварил себе чай. - Хавок, как ты смотришь на небольшую прогулку по местам твоего вчерашнего забега? – спросил Хьюз. Вопрос был риторическим, варианты ответа, кроме положительного, заведомо отсутствовали. Вечная игра в свободу выбора внутри субординации. Хавок возражений не имел. - Забыл сказать, ну кто купил этот гнусный чай! Вас жестоко обманули, это – не чай, а нашинкованный веник, причем, бывший в употреблении, - засим подполковник направился к двери. Джин проверил наличие самых важных вещей, похлопав себя по карманам. Ключи и деньги были на месте, равно как и курительные принадлежности. Охваченный дурным предчувствием пополам с ленью, Хавок пошел следом за подполковником. Тот самый двор-колодец встретил военных тишиной. За прошедшие сутки там ничего не изменилось: все так же сушились чьи-то вещи, скрипели качели, только дворник решил показаться из подъезда и решительно махал метлой, больше поднимая пыль, чем ее убирая. Заметив, что во дворе появились потенциальные слушатели, дворник – старый, почти что древний дед оперся о метлу и, подслеповато сощурившись, начал громко жаловаться на свою судьбу: - Эх, годы мои, годы. Старый я стал, дряхлый. Уважил бы кто старика, ан нет! Только и знают, что гадят! Нет бы – убрать за собой… Покурили, окурок - швырь, пошли. Я поднимай. А у меня спина больная, этот, как его, забыл… - Радикулит? – подсказал Хьюз. - Ага, и этот, память ни к черту стала, - прошамкал дед. - Склероз? – вновь подсказал разведчик. Хавок хихикнул. - Ты не смейся! Поживи сначала с мое… Ты ж вчера тут бегал! А чего бегал, спрашивается? Хулигана, небось, ловил? – дед добыл из недр своих карманов мятую папиросу. - Нет, не хулиг… Ай! Да, его самого, - сказал Хавок, получивший тычок под ребра от подполковника. Незаметный со стороны, но весьма ощутимый. - Это дело. Посшибал тут какой-то засранец все замки на чердак. Я закрываю, он сшибает! Управы никакой нет! А если чердак открытым оставить – проходной двор будет. Пьянки-гулянки, сопрут чего-нибудь, испоганят все, подожгут еще, - дед был счастлив, что в кои то веки нашел благодарных слушателей. - Уважаемый, а вы хулигана этого не видели часом? – спросил Джин. Припомнив, что в доме напротив табачной лавки тоже кто-то посбивал замки, если, конечно, Фьюри ничего не перепутал. - Не видел, - с обидой воскликнул дворник. – Видел бы - ух! – уши бы ему надрал! Сейчас, подождите, замок вам принесу, уж очень мудрено его поломали, даже не знаю, чем так можно, - старик похромал к одному из подъездов. Меньше, чем через пару минут вернулся, неся злополучный замок. Торжественно вручил его Хьюзу, определив в подполковнике старшего. Хьюз повертел замок в руках и, не показав Хавоку, спрятал в карман. - Спасибо вам. Мы обязательно разберемся, - пообещал он. – Скажите, с чердака на параллельную улицу выйти можно? - С нашего – нет. Только на крышу. А с крыши - на крышу соседнего дома перепрыгнуть можно и по лестнице пожарной слезть, - дед попался всезнающий. - Спасибо еще раз. Проверим? – обратился Хьюз к лейтенанту. Проверили. Дворник был прав: с чердака через дверцу вел ход на крышу. Спугнув пару котов, военные дошли до стыка с соседним зданием. Перелезть смог бы даже ребенок. С соседней крыши спускалась на первый взгляд незаметная лесенка вниз. Ничего удивительного. Любой город всегда пронизывают всевозможные ходы и лазы. Иногда они получаются случайно, благодаря совпадениям, виткам истории, чаще – сделаны намеренно, прихотью ли архитектора, надобностью ли городских служб. Некоторые из них хорошо заметны и очевидны, другие же скрыты от глаз весьма и весьма неплохо. Немало времени и сил нужно потратить, чтобы изучить лишь малую толику из них, особенно, если речь идет о большом городе, тем более, если город существует больше сотни лет. Признанными специалистами этого дела всегда были дворовые мальчишки, все детство игравшие в бесконечные салки и прятки, бесстрашно изучавшие самые опасные крыши и самые темные подвалы… Дожидаясь подполковника, решившего заглянуть в чердачные помещения и этого здания, Хавок уселся на крыше у самой пожарной лестницы и закурил. Увиденный военным пейзаж сложно было назвать красивым. На любителя. Не раз случалось лейтенанту встречать людей, которые имели способность практически что угодно видеть в лучшем, чем на самом деле, свете. Скорее всего, им удалось бы разглядеть, вытянуть из панорамы раннелетнего Централа что-то романтическое или философское, возвышенное или наоборот приземленно-печальное. Что-нибудь о судьбах тысяч людей, сила которых подстраивает город под себя. Или иначе – о городе, что, обладая своим характером и харизмой, изменяет своих жителей, сообразно своим идеалам… Хавок же видел крыши: пологие и покатые, черепичные и крытые железом, красные и серые, новые и не очень. Были видны несколько улиц, зеленые пятна парков и дворов. Совсем недалеко, за ближайшими зданиями, тянулся и тянулся товарный поезд. Ведущий его паровоз определялся вдалеке столбом черного дыма. - Подполковник, смотрите, если тут слезть, то напротив – народная тропа к железной дороге, - сообщил Хавок подошедшему Хьюзу. - Замечательно! Кто-то неплохо продумал, как опередить вас всех, более того, не только опередить, но и узнать, сколько вас тут собралось… «Одиночка. Наш стрелок действовал один, это хорошо», - подумал Хавок, еще раз осматриваясь. С крыши была отлично видна основная улица, ведущая к станции, та самая, по которой шли Хельга, следящий за ней маньяк, и Бреда, следящий за маньяком. Лейтенант улыбнулся своим мыслям, слишком живо и карикатурно представив эту сцену. Но тут же нахмурился, осознав, что дорога, та самая единственная относительно прямая дорога от Штаба, тоже отлично проглядывается, из чего следовало, что стрелок мог увидеть машину полковника на значительном удалении. Спустя минуту, военные вышли к месту разыгравшейся трагедии. Повторно осмотрели голубятню. Хавок подивился, что такой предусмотрительный ранее стрелок, избрал именно ее, чтобы вести огонь. Крайне неудобная позиция для прицельной стрельбы – со всех сторон что-нибудь да застило обзор: крыша самой постройки, ветки дерева, вагоны на ближайших рельсах. - Потрясающее нахальство. Давно такого не видел, - подполковник явно сделал какие-то свои выводы, но не спешил ими поделиться. - Вы поняли, кто стрелял? – спросил Хавок. - Нет-нет. Это просто мысли вслух. Знаешь что, я, пожалуй, вернусь в Штаб, есть у меня одна мыслишка, хочу проверить. Только давай сначала вернемся к лавке, глянем на тот дом, где обругали нашего безответного Фьюри. Тот дом, как верно запомнил Джин, был абсолютно непримечательным зданием, точной копией того, где находилась квартира лейтенанта. Разве что, несколько тише и чище. Офицеры решили подняться до последнего восьмого этажа, посмотреть на чердак и, если это возможно, осмотреть данное нежилое помещение. Все еще оставалась надежда, что именно там таинственный стрелок организовал себе «лежку». Увы. На чердачной двери красовался новенький замок. Усиленный, антивандальный, немалой стоимости. Лейтенант скептически хмыкнул, он был научен жизненным опытом, что замки, равно, как и двери – от честных людей. Те, кому очень надо, все равно пройдут, изыщут способ… Внезапно внизу послышался шум открытия множества замков, засовов и цепочек, следом раздались шаги, одновременно с ними послышалась отборная брань, перемежающаяся обещаниями убить некоего «супостата» в особо бесчеловечной форме. Вскоре пред взорами военных появился и сам источник звуков – пожилая дама недоброжелательного вида, вооруженная собачьим поводком. Обнаружив вместо ожидаемого «супостата» двух недоумевающих офицеров, дама резко сменила тон с хамского на лебезящий. Расплываясь в откровенно фальшивой улыбке, дама представилась преподавателем Университета. Хавока передернуло, он мысленно посочувствовал неизвестным студентам, которым высшие силы послали подобного наставника. Сообразив, что военным отступать некуда, заслуженный преподаватель начала свой рассказ о неких полумифических засранцах, которые поставили себе цель всячески пакостить образцовому подъезду в целом и даме в частности. Вычленить из ее возмущенного монолога личность конкретного злоумышленника оказалось совершенно нереальным. Ибо таковыми дама считала абсолютно всех: соседей, их детей, дворника, своих студентов. Особое место в ее рассказе занимал некий ленивый полицейский, который всячески скрывался от общения с инициативной дамой. Хавок достал было сигарету, но взгляд, брошенный милой преподавательницей на него, был полон столь чистой ненависти, что чуть ли не в первый раз за свою службу в столице, Джин спрятал любимое курево обратно в карман и извинился. - И представьте себе, - распиналась дама. – Собираюсь я выгулять свою милую девочку, мою сладкую собачку… «Болонку плешивую, небось», - подумал лейтенант и посмотрел вниз. Из распахнутой квартиры дамы как раз показалась морда «сладкой девочки». «Мамочки, кто сказал этой бабе, что это – собака? Это кошмар из тех северных лабораторий!» - Хавок вспомнил химеру, укусившую его за ногу. Чудовище на лестничной площадке тихо гавкнуло басом и так же медленно убралось в недра квартиры. - И вижу – сидит на подоконнике гаденыш мелкий, в окно уставился. Я его окликнула, говорю, чтобы проваливал. Он ко мне повернулся, наглец: морда кепкой закрыта, в руке бутылка пива и говорит, мол, иди своей дорогой, старая. Представляете, так и сказал! – дама вновь начала ругаться. Из ругани следовало, что неизвестный (не соседский) отрок покинул подъезд только когда узрел любимую питомицу женщины. - Мою прелесть обозвал какой-то, вот слово поганое, «побочкой лабораторной», представляете? Она чистопородная! Победитель всех выставок! Точно уродцы из общежитий прознали, где я живу, пугать меня вздумали. Ну, ничего, попляшут на экзамене! – ярилась тетка. Отдышавшись, она припомнила, как еще несколько раз по вечерам слышала тихие шаги мимо своей двери, но, как ни вглядывалась, никого увидеть не удалось. А одним тихим утром поднялась проверить чердак, а там замок сломан, в клочки разнесен. В тот же день к ней в руки попал несчастный, насилу унесший ноги, Фьюри. Хьюзу пришлось приложить все свое красноречие, чтобы заставить чрезмерно въедливую даму закончить общение и отпустить их с миром. У «образцового» подъезда военные разошлись: Хьюз отправился в Штаб, прояснять какие-то нюансы, а Хавок решил пойти домой. Все равно рабочий день подошел к концу, какой смысл просто так пройти полгорода и посмотреть на запертую дверь? Хавоку было совершенно не понятно, кто еще влез в это дело, и какие он преследует цели. Надо же было в самый ответственный момент появиться некой третьей силе, представленной стрелком, и все испортить. Ведь почти поймали маньяка. Впрочем, «почти» - не считается. «Пока Хельга в больнице, то есть в относительной безопасности, под охраной. Если у маньяка есть хоть какие-то мозги, а они у него определенно есть, то туда он не полезет. Или полезет?» - Хавок не очень хорошо представлял себе процесс мышления маньяков-убийц. Хавок пришел к выводу, что маньяк все же побоится лезть в больницу, где он непременно попадет в ловушку. И так злодей был на волосок от поимки. К тому же существовала другая проблема: что же будет дальше? Пойдет ли он убивать кого-то еще, неизвестных женщин, или же затаится в ожидании возможности добраться до Хельги? Тут Джин склонялся к мысли, что маньяк и дальше станет преследовать продавщицу, ведь, если идея верна, душегуб следует списку. Списку, который волей случая попал в руки военным. «Интересно, существуют ли более ранние рисунки Елены? Те, что с женщинами, - думал лейтенант, направляясь домой. Припомнил, как на крыше подполковник обмолвился, что Елена помнит лишь о пяти своих снах, где она была фотографом. Остальной путь до квартиры Хавок посвятил рассуждению о нереальности происходящего. Взять, к примеру, стрелка. Он откуда взялся? Как узнал, что происходит? Почему никого не убил? Или же он сейчас рыскает по городу, ведя свой поиск этого маньяка? Это, если допустить, что его цель такая же, как у военных. «Стоп, - Хавок остановился напротив своей двери, не донеся ключ до замочной скважины. – Он и есть военный! Я идиот! Сам же бегал за некой личностью в форме, и гильзы на крыше от пистолета – наше вооружение». Лейтенант упорно отказывался верить, что в армии имеются такие вредители, хотелось верить, что это кто-то со стороны. Спустя короткое время Джин сел у себя в комнате, взяв лист бумаги и ручку. Однажды ведь получилось все правильно понять, анализируя данные, даже полковник оценил. «Черт! Что ж я так плохо учился. Баран! Все же объясняли», - обругал себя лейтенант. Первый раз за время службы у него возникло желание разобраться самому, не дожидаясь, пока Мустанг или Бреда с Фарманом все разъяснят. Спустя пару часов, три чашки чая и почти пачку сигарет, лейтенант пришел к выводу, что ему не хватает всего одного знания. А именно: откуда стрелок узнал, нет, не о маньяке, о нем кто только не знает, о месте действия. О том, что все закручено вокруг табачной лавки и продавщицы. Хавок решительно отверг возможность того, что кто-то, включая Хельгу, выболтал информацию о готовящемся задержании. Все те, кто следил – весьма надежные и проверенные люди. У лейтенанта осталось всего три версии. Они все ему одинаково не нравились, как минимум, своей реалистичностью. Из первой следовало, что стрелок – знакомый маньяка, и все информация получена им из личного общения или же слежки за преступником. Это не давало абсолютно никаких данных – стрелком мог быть кто угодно. Вообще. Второе предположение было связано с командованием, которое запросто могло вести слежку за их перемещениями. Тогда стрелок – кто угодно из армии или вольных наемников (о которых не стихали слухи). Тогда непонятна цель, никто не убит, приказов нет. Разве что, кто-то хотел напакостить полковнику. Что ж, тогда это ему удалось. Тем не менее, об истинных мотивах верхов армии Хавок предпочитал не думать. Никогда. А третий вариант сводился всего к одному человеку. У которого, в этом Хавок не сомневался, был повод сорвать задержание. И не один повод, если вдуматься… Лейтенант знал, что алхимики предпочитают тщательно хранить свои секреты. «Все-таки думать – это не мое, совершенно, - расстраивался Джин, сжигая свои бумаги с рассуждениями. – Каждый должен заниматься своим делом. Пускай Мустанг с Хьюзом мозги ломают, а я буду следовать их приказам». Решив, что утро вечера мудренее, Хавок лег спать, будучи убежденным, что подполковник непременно узнает новые сведения, которые позволят не выжидать, а действовать. Сон лейтенанта был прерван телефонным звонком. Кое-как разлепив веки, Хавок двинулся, пошатываясь со сна, отвечать. Краем глаза заметив, что за окном темно. Не чернильно-темно, как глубокой ночью, а серо-темно, что свидетельствовало о приближении утра. - Алло, - изрек с зевком Джин. - Спишь, гадина? А я работаю, - издевательски заявил полковник. - П-простите, причем здесь я?! – Хавок мигом проснулся. - Из-за кого нам на голову упала эта проверка? А? Бегом сюда, я придумал тебе прекрасное задание, в отместку, так сказать… - Вас понял, - обреченно сказал Хавок. И отправился собираться, с содроганием представляя, каким может оказаться штрафное задание, и, проклиная полковника за мелкую пакостность, которая нет-нет да просыпалась в гении стратегии и тактики.