Цена ошибки

Пока поднимались к квартире, Хавок боялся, что Генри может начать сопротивляться, поднять крик, тем самым заставив всех, в обыденной жизни крайне не любопытных, соседей резко проявить гражданскую сознательность. Но обошлось. Подозрительно много раз обошлось: курсантка спокойно пошла, ведомая, как ребенок, за руку Хьюзом, во дворе отсутствовали привычные музыканты, видимо, их спугнул дождь, за дверями квартир стояла тишина. В коридоре, убедившись, что входная дверь закрыта, Хьюз отпустил девушку. Она никак не отреагировала, что выглядело особенно странно, даже страшно, не взглянув по сторонам, опустила голову, невидящим взглядом уставившись в пол. Быстрой тенью метнулась лейтенант Хоукай, она спешила задернуть шторы. Хавок отстраненно припомнил, что Лиза вообще терпеть не могла распахнутых окон, мимолетно подумал, что эта армейская особенность слишком крепко въелась в самую суть личности: ни годы, ни события не вытравят. - И что теперь? - спросил Джин, страдая от бездействия и непонимания. - Леди, позвольте ваше пальто, - полностью проигнорировав лейтенанта, по-светски обратился Хьюз к курсантке. Мустанг нервно хихикнул. Девушка, как ни странно, услышала, подняла голову, уставившись на военного. «Какие у нее глаза, - удивился лейтенант, - чернющие!» - тут же понял, что именно его удивило. Должны же быть зеленые! Понял, что не с проста Хьюз упоминал наркотик. - Этого требуют приличия, - спокойно продолжал разведчик. – Давайте пальто и пойдемте, я вас представлю подполковнику. Театр абсурда. Реакции вновь не последовало. Что, впрочем, совершенно не удивило лейтенанта, он припомнил, как трудно бывало, перебрав алкоголя, воспринимать сложные фразы. А поскольку в данном случае речь шла даже не об алкоголе, надеяться на сотрудничество было попросту глупо. - Хавок, - шепнул полковник, решившись, - не дай ей визжать! Дальнейшее заняло секунды: Хьюз удержал девушку за руки, в то время как полковник быстро выхватил из внутреннего кармана ее куртки книжицу документа. Он потянулся было обыскать курсантку, желая забрать и то, что она прятала на животе, прикрыв рубашкой, как девушка отмерла, начав отчаянно вырываться. Джин включился в борьбу. «Откуда такая силища?!» - подумал было лейтенант, всего на секунду ослабив хватку. Этого хватило, чтобы пропустить удар головой назад, в челюсть. Много усилий пришлось затратить лейтенанту, чтобы просто удержать впавшую в немыслимое буйство девушку. Подполковнику приходилось не лучше. Охнул Мустанг, все же пропустивший пинок ногой. Минуту спустя все было кончено. Подполковнику удалось сбить Генри с ног на пол и, не особенно мучаясь совестью и моралью, сесть ей на спину. Хавок прикурил, машинально потирая пострадавшую челюсть и тихо радуясь, по ряду признаков определив, что отделался лишь синяком. Полковник же разглядывал трофеи: военный билет, тоненькую картонную папку, ту, что так защищала несчастная, и куртку, которую в разгар драки удалось сдернуть с плеч курсантки. Перед алхимиком стояла нелегкая задача – с чего начать? - Лейтенант Хоукай, осмотрите, - он протянул куртку Лизе, которая осталась в стороне от событий, в основном, из-за узости коридора. - Полковник, - обратилась она, приняв деталь гардероба, - кажется, что силы ее покинули, может, перенесем ее с пола? - Попробуйте, - не стал спорить алхимик. Проблем, вопреки ожиданиям, не возникло. Курсантка была в сознании, но вновь впала в уже знакомое военным оцепенение. В этом состоянии ее усадили в кресло в единственной комнате жилища лейтенанта. Хавок остался стоять рядом, принимая безмолвный приказ пресекать все возможные вспышки нежелательной агрессии. - Итак, начнем, - сообщил полковник неожиданно спокойно и деловито. – Лейтенант Хоукай, что у вас? - Куртка, деталь спецодежды вневедомственной охраны, форменная, размер «стандарт», мужская, имеет инвентарный номер, - Лиза продиктовала. Хавок изумился выдержке: всё летит к чертям, совершенно не было ясно, сколько уже в этой истории покойников, предателей, изменников Родины, и не светит ли им самим пополнить эти ряды, попав под трибунал… И такой спокойный, деловой доклад, словно в их отделе при плановой проверке. Впрочем, Хавока не покидало ощущение, что этот деловой тон – не более чем фарс, попытка утопающего удержаться за соломинку, то самое следование Уставу в любой ситуации, что, по мнению армейских психологов, должно было гарантированно купировать панику и самоуправство в самых кризисных ситуациях. - Далее, в наружном левом кармане две гильзы, стрелянные, свежие, под стандартный патрон. - Готов спорить на что угодно, что гильзы идеально подходят к пистолету, - заметил подполковник. – Все это весьма любопытно. - Это всё? – поинтересовался Мустанг. Лиза кивнула. - Теперь папка, - полковник развязал ленту и открыл ее, внутри обнаружились несколько листов бумаги. Алхимик пробежал глазами первый, тихо охнул. Схватил второй, третий… - Что там? – поторопил Хьюз. – Не хочешь объяснять, дай сам взгляну. - Это лабораторный журнал, листы из него выдернуты, - алхимик принялся тихо зачитывать. Текст был крайне прост: фамилия, имя, пол, национальность, возраст, дата поступления, присвоенный номер, тип первичных изменений сознания, время начала эксперимента, тип последующих изменений, дата выбывания. Список поражал обилием знакомых имен, нашлись все таинственно пропавшие: и маньяк, и Елена, и дезертиры, включая однокурсника Хавока, и пациенты больницы. Были и незнакомые имена, мужские и женские, разброс возрастов тоже поражал – от девяти до семидесяти лет. Пункт «тип изменений» не дал никакой конкретной информации, лишь цифры от одного до пяти в случае первичных изменений и от одного до трех, в случае последующих. - Полковник, - лейтенант решил подтвердить свою страшную догадку, - дата выбывания – это то, что я подумал? Ведь ее нет только на Генриетт… - Да, в народе это известно, как дата смерти, - кивнул алхимик. - Тогда Елена, получается, вчера? - Именно. - Но, может быть, есть какие-то шансы? - Не думаю, всё, что мне известно о подобных экспериментах, всегда заканчивалось крайне однозначно для тех, кому выпала доля стать материалом. Хавок замолк, и ведь понимал, что места для надежды в их службе крайне мало, но смириться не получалось. - Да, плохо, очень плохо, - подытожил Хьюз. – Но считать мертвецов мы будем позже. Сейчас куда больше вопросов к живым, а они, как назло, не хотят, вернее, не в состоянии отвечать. Взгляды офицеров вновь сошлись на Генри. Та больше не проявляла агрессии, сидела напряженно, но неподвижно, бессмысленным взглядом глядя куда-то вглубь комнаты. Лейтенанта терзало подозрение, которое он никогда бы не стал высказывать вслух, что несчастная девушка все же что-то видит. Нет, не бедный простой интерьер комнаты, не бесполезных растерянных старших товарищей, что-то совсем иное, не материальное. Быть может, хитрое переплетение энергий, или никому из обычных людей не ведомые тайны бытия, или банальные неупокоенные души, или… Или его, тот, не раз упомянутый невинными жертвами эксперимента, другой мир, с его войной, машинами, тайнами и людьми. Тем временем Лиза подошла к девушке, что-то тихо спросила, ожидаемо не получив ответа. Старший лейтенант не остановилась, аккуратно, кончиками пальцев провела по напряженной ладони курсантки. Реакции вновь не последовало. Лиза осмелела, на всякий случай обернулась на полковника, тот, вероятно поняв намерения девушки, кивнул. А лейтенант Хоукай, получив разрешение и явно имея план действий, осторожно, но крепко сжала ладонь курсантки, выждала несколько секунд, ожидая реакции и, недождавшись, приподняла чужую безвольную руку. Потянулась было к манжете рубашки, но замерла, остановленная собственной стремительной мыслью. Не колеблясь более, Лиза столь же твердо, но осторожно отпустила руку девушки, но затеи своей не оставила, предпочтя другую, левую руку. Закатала рукав, мельком взглянула на кожу внутренней стороны локтя, кивнула сама себе и все так же безмолвно сдвинулась всем телом в сторону, открывая обзор коллегам. Взглядам мужчин открылась крупная и страшная, налившаяся темно-красным гематома. - Кололи ее чем-то, теперь сомнений нет, - подытожил Хьюз. - Сомнения есть всегда, - из чувства противоречия возразил полковник. – Чем кололи? Когда? Кто? - Ну, наша мысль про наркотик, кажется, нашла вполне однозначное подтверждение, - тем не менее, в голосе Хьюза уверенности стало много меньше. - Это – совсем свежее, и явно неудачный укол. Тут, тут и тут, - Лиза показала кончиком пальца на нечто невидимое Хавоку, - тоже следы инъекций, только без синяка. А на другой руке, - девушка повторила действия, - тоже кололи, и тоже без синяков. Хьюз наклонился посмотреть, убедившись в правоте слов девушки, сказал: - Можно предположить, исходя из этого, только две вещи: последний укол делали недавно и неумело, и вне эксперимента, или же мы напридумывали лишнего, а девчонка банально вырывалась из рук своих мучителей, потому вену и травмировали. Полковник же пропустил эти рассуждения мимо ушей, он задумчиво смотрел в открытый военный билет, о котором, запутавшись в стремительно поступающей информации, Хавок совершенно позабыл. - Хьюз, если все это не какая-то глобальная страшная подстава, то верна твоя первая версия, - не отрываясь от документа, сказал, как выяснилось, все слышавший полковник. - Это в военном билете написано, или ты все же добрался до записки, о которой я упоминал еще в машине? – самоуверенность полностью вернулась к разведчику. Полковник не ответил, молча передал другу листок, точь-в-точь такой же, из того же блокнота, что и предыдущий, полученный еще в Штабе, со словами о неприятностях и картинах Великих. - Итак, «Дорога к разуму – закон единства», - зачитал Хьюз. – Не больше и не меньше, есть мнения, о чем это? - Это однозначно, настолько однозначно и просто, что я чую подвох! – воскликнул Мустанг. – Слишком просто. - Кому просто, а кому и нет. Давай, выкладывай, - поторопил его Хьюз. – Наше время не бесконечно. Полковник прошел наискось по комнате, обошел кресло, встав за его спинкой, глянул на коллег, ища в их глазах то, что уже открылось ему: - Это же примитивно; закон единства гласит: ничто не берется из ниоткуда и не уходит в никуда, или же проще: один – есть всё, и всё – едино! Ну, неужели только я об этом подумал? Теперь осталось понять, при чем тут разум? Ответом офицеру стало молчание, только молчание изумленное. Полковник не видел того, что открылось коллегам: на последних словах формулировки закона, курсантка широко распахнула глаза и, каждый из военных мог в этом поклясться, посмотрела на мир осмысленно. Она посмотрела на Хьюза, на Лизу, посмотрела, узнавая. Оглядела комнату. На ее лице растерянность все больше сменялась ужасом. Девушка недоверчиво коснулась ладонью ручки кресла, после – ткани своих штанов, затем, практически по наитию, закатала рукав рубашки. Увиденная ею гематома стала последней каплей. Девушка сделала глубокий вдох, зажмурилась и, подняв руки к лицу, громко и протяжно завизжала. Хавок, исполняя приказ, хотел было зажать ей рот, но его, оттолкнув, опередила лейтенант Хоукай. Она не стала пытаться удержать, заставить замолчать, просто прижала девушку к себе, наплевав на собственную безопасность, тихо повторяя одно и то же: «Все хорошо, все закончилось, тебя никто не обидит». Помогло, визг больше не повторялся. Лишь сосед стукнул пару раз кулаком в стену, намекая, что время стремится к полуночи. Но много лучше девушке не стало. Ее трясло, как в лихорадке, сквозь всхлипы военные четко различили испуганное: «Мама! Мамочка! Хочу к маме!», и куда как более осмысленное: «Где я? Почему я тут?» Джину было безумно жаль девчонку, но чем помочь, он не ведал совершенно. - У тебя успокоительное какое есть? – спросил Хьюз. - Не держу. Хотя, коньяк есть! Принести? – сообразил лейтенант. - Еще чего не хватало, - полковнику идея явно не понравилась. – У нее черт знает что в крови плещется, а ты алкоголь поверх хочешь… Тем временем курсантка перестала звать маму и нашла в себе силы отцепиться от Лизы, в которую до этого, сама не замечая, вцепилась, как утопающий в соломинку. Спросила совсем осмысленно, серьезно, кулаком смахнув слезы с лица: - Где я? - В гостях вот у этого молодого человека, - Хьюз кивнул в сторону лейтенанта. Ответ девушку устроил, и она задала следующий вопрос: - Как я здесь оказалась? - Вы не помните? Совсем ничего? Она кивнула. - Хорошо, я расскажу, - мягко согласился Хьюз. – Мы нашли вас около лаборатории в центе города, у Галереи. Вы очень хотели меня видеть, но, увы, не узнавали. Кстати, теперь узнаете? Кто я? - Вы – подполковник внутренней разведки, мы практику у вас проходили. Это – полковник Мустанг, - девушка признала подошедшего к ней алхимика. – И лейтенант Хоукай, и, - она примолкла, глядя на Хавока, - вы - тот, кто взял Билла покойного на то задание. Хавок захотел провалиться. Запомнился, нечего сказать. Хьюз усмехнулся невесело: - Все верно, это младший лейтенант Хавок. Вернемся к вам. Когда мы вас нашли, вы утверждали, что вы старший лейтенант Жанна Сентри. Припоминаете? - Я – Жанна Сентри?! Из отдела по работе с гражданскими? Нет. Не помню, не было такого, вы шутите, правда? Вы меня проверяете?! – Генриетт с надеждой переводила взгляд на каждого из присутствующих. Все были предельно серьезны. – Нет! Нет, нет и нет! Не могла я! Только не она! Вы что?! Я – Генриетт Арлен, мне восемнадцать лет, учусь в Академии… - Правильно, все совершенно правильно вы говорите, - вновь подтвердил Хьюз. – Кстати, как вы себя чувствуете? Девушка задумалась: - Голова кружится очень, мутит, ноги ватные и ломит, все тело ломит. Но терпеть можно, мне потихоньку лучше делается. - Если хотите лечь, ложитесь туда, на диван, - предложил разведчик. А Хавок тихо порадовался вбитой армией привычке всегда заправлять спальное место. - Нет-нет. Ох, встать нужно, вы же офицеры, сейчас, - девушка и в самом деле попыталась подняться. - Сидите! – воскликнул разведчик. – Субординация – это последнее, что нас сейчас волнует. Если вы в силах, пожалуйста, расскажите всё, что помните с того момента, как покинули общежитие. Это невероятно важно, любую мелочь, каждую деталь. - Попытаюсь, только, - девушка сбилась с дыхания, продолжила шепотом, - это очень тяжело. В день своего похищения Генри запланировала много дел: посетить библиотеку, забрать комплект формы из ателье, навестить дальнюю родственницу и обязательно успеть на вечеринку в честь окончания каникул. Еще по пути к книгохранилищу девушку в первый раз посетило неприятное подозрение, что за ней наблюдают. Курсантка не придала этому значения, ведь из-за ее приметной внешности и порой вызывающего поведения ей не раз приходилось сталкиваться с приставаниями, насмешками и нравоучениями, в том числе и от случайных прохожих. Решив, что совершенно ничего нового в ощущении чужого взгляда нет, она пришла в библиотеку. Взяла книгу по философии и, поддавшись уговорам знакомой библиотекаря, приключенческий роман. Стоило девушке покинуть здание и пройти несколько сотен метров по направлению к ателье, как на глаза все же попался преследователь. Генри его узнала, доводилось видеть раньше – сержант из отдела по работе с гражданскими. Мужчина настойчиво шел за ней, постепенно сокращая расстояние. Эксперимента ради, девушка несколько раз поменяла направление движения, перешла дорогу, свернула неожиданно на другую улицу, рискуя попасть под колеса грузовика, перебежала оживленный перекресток. Сержант следовал за ней. Это вызывало смешанные чувства: удовлетворение от того, что взрослый дядька ведет себя как придурок, воспылав страстью, она не сомневалась в этом, к единожды ранее видимой такой яркой ей. Еще бы, как тут не влюбиться, если она молода, красива, столь явно отлична от серой массы людей, заполняющей улицы и учреждения, весьма загадочна и отчаянно отважна! Небось не забыл дядька, как она лихо говорила с его начальницей! Присутствовала и некая гадливость: Генри не собиралась крутить романов, тем более с сержантами, особенно с сержантами не первой свежести. Не для романов уехала она из дома, насмерть разругавшись с отцом, и невольно подставив сестер. А это значило, что придется дядьку отшивать, терпеть глупые речи, возможно, угрозы… Это напрягало. И самую чуточку ей было страшно. Ходили рассказы по Академии о всяческих ублюдках от армии, что творили непотребства по отношению к курсанткам, да и к служащим женщинам. От некоторых из этих рассказов стыла кровь в жилах. Но разве Генри трусиха? Разве не сможет она, лучшая на курсе, постоять за себя?! Да и кто будет нападать в людном месте, средь бела дня, да еще и будучи узнанным? Генри хмыкнула, успокоив себя, и медленно, нарочито беззаботно, напевая себе под нос, пошла дальше. Не прошло и минуты, как ее нагнали. Сержант не клялся в вечной любви, он начал пространно и сбивчиво говорить о секретном задании, для помощи в котором она, Генри, отличная кандидатура. Никакого риска для жизни, зато по выполнении – почет, уважение и похвальная грамота. Только решаться нужно немедленно. Похвальные грамоты девушка любила, о секретных заданиях также грезила давно, да и кто она такая, чтобы от поручений из Центрального Штаба отказываться? Решив, что ателье подождет, а на вечеринку она успеет, сержант сказал, что ее помощь нужна не более чем на три-четыре часа, девушка согласилась. Сержант возликовал, сказав, что нужно пройти совсем недалеко до конспиративной квартиры. Они пошли, действительно, недалеко, в одном из узких безлюдных переулков на лицо девушки набросили остро пахнущий платок. Мир качнулся, мелькнуло в разрыве домов темно-синее небо, и сознание окончательно покинуло девушку, лишь мелькнула до боли обидная мысль: «Доигралась, овца». Пробуждение оказалось неожиданным. Помещение, где оказалась курсантка, чем-то отдаленно напоминало больницу. В основном, безжалостным электрическим светом и остро-свежим запахом хлорки. Зато все остальное разительно отличалось. В какой больнице так сильно привязывают к столу? Отчего в комнате нет окна? И одеяла с подушкой тоже нет, как и персонала, что объяснит происходящее. Впрочем, персонал в виде невыспавшегося хмурого мужика средних лет в идеально выглаженном кристально-белом халате вскоре появился. Мужик крайне популярно изложил перепуганной девушке ее незавидное положение: «Если хочешь домой к маме или хоть раз увидеть солнце, то веди себя тихо, почтительно и крайне исполнительно». Спорить с ним не захотелось совершенно. Спустя еще короткое время мужик вновь вернулся, но не один, при нем была достаточно молодая девушка, испуганная никак не меньше самой Генри. Уже знакомый мужик, так и не представившись, пододвинул стул, уселся, достал из портфеля листы бумаги, очень походившие на анкету, и принялся самым подробным образом опрашивать девушку. Он задавал общие вопросы: биографические, спрашивал о здоровье, как самой курсантки, так и членов ее семьи. Генри послушно отвечала. Особенно много спрашивал о голове и психике: были ли травмы, стрессы, боли, галлюцинации, разные странные ощущения; после задавал вопросы о вере, религиозности. Генри даже помыслить не могла соврать, ей казалось, что большая часть ответов мужику хорошо известна. Тем временем, пришедшая с мужиком девушка померяла ей давление, посветила фонариком в глаза, совсем не больно уколов, набрала пробирку крови. Мужик закончил задавать вопросы. Чему девушка даже обрадовалась, ибо среди них были и столь постыдные, что невольно вгоняли как в краску, так и в ужас. А мужик тем временем перешел к немногочисленным пояснениям. Сообщил, что курсантке выпала невиданная честь помочь Родине в важном научном изыскании. Что сейчас девушку ждет всего лишь укол, а требоваться от нее будет совсем немного: после инъекции подробно описать все ощущения и, возможно, видения. Чем больше она хочет жить, тем подробнее следует рассказывать. Последнее, что запомнила курсантка перед уколом – это полные слез глаза медсестры. Вскорости, вновь очнувшись, Генриетт была убеждена, что на ней испытали какой-то наркотик. Мужик в идеальном халате присутствовал. Пробормотал под нос, взглянув на часы: «Полтора часа». Курсантка удивилась, ей казалось, что она потеряла сознание минут на десять, не больше. Жить очень хотелось, потому девушка во всех подробностях описала посетившие ее видения: яркий белый свет, немыслимый, тошнотворный круговорот образов – виды полей, моря (девушка видела его ранее лишь на картинках, но не сомневалась, что это оно), крыши домов красные, черепичные, идущие маршем солдаты. Картинки появлялись лишь на короткий миг, но казались объемными, чудилось ей и мимолетное ощущение ветра в длинных волосах, так давно забытое, и свежий травяной дух полей, и необычное незнакомое дыхание моря. Мужик аж подскочил на стуле, выбежал из комнаты, до девушки донеслось сквозь открытую дверь: «Профессор, она – третий тип! Слабый, но третий!» Секунды спустя ворвался тот, кого назвали профессором. Пожилой, зло суетливый, с отчетливым неприятным запахом изо рта. Он заставил вновь и вновь пересказывать видения, зачем-то трогал мышцы на руках и ногах девушки и записывал, записывал. Затем мужчины ушли, осталась молодая женщина, она на протяжении всего времени ухаживала за курсанткой: кормила, поила. На просьбы отвязать, на вопросы от самого страшного: «Меня убьют?» - до невинного: «Как вас зовут?» и «Который час?» - не реагировала совершенно, лишь вздрагивала нервно. Время спуталось. Вновь и вновь приходили мужик и профессор. Снова кололи то вещество, записывали ощущения. Генри хотелось выть от страха и бессилия. Ничего существенно нового в видениях не появилось – все те же мелькающие картинки. Добавились лишь интерьеры каких-то комнат: от бальных залов, до нищенских каморок. Так продолжалось некоторое время: безмолвная медсестра, безучастные экспериментаторы и видения под наркотиком стали всей жизнью девушки. Она пыталась подслушивать разговоры своих пленителей. Но быстро поняла, что лучше было бы не делать этого. Из отрывков фраз: «Десятый номер выбыл; номер пятнадцатый – второй тип, поместите в карантин; двадцатый – отработан», - она поняла, что шансов выжить у нее просто нет. В этом застенке никогда не найдут, даже если и будут искать. В последние для Генри разы, когда ей вводили препарат, профессор уже не приходил слушать о ее видениях. Его ассистент был движим, разве что, научным рвением и долгом службы. В тот раз, когда она почти рассказала свои очередные галлюцинации, дверь открылась практически от пинка, вбежал профессор. Он ликовал, с порога заявив: - Заканчивай тут пока что. Та девчонка, которую притащил сегодня этот армейский пес – настоящий клад! Я ее расспросил, она – идеальный третий тип! Похоже, естественный. Она «видит» без инъекций, все сходится! Забирай свою медичку, мне не терпится проверить! – профессор выбежал обратно. Ассистент заторопился, убирая документы. А медсестра замерла в страхе, тихо-тихо сказала что-то про маленького ребенка, и что она не хочет. - Не хочешь? – спокойно спросил ассистент профессора. – Идиотка. Лучше о своем ребенке думай, как ему без матери будет, а? И они ушли. К девушке прислали другую сиделку, такую же молчащую женщину средних лет. Время потянулось бесконечным однообразным потоком. Последнее, что помнила Генри перед потерей памяти и беспамятным побегом, это какое-то движение, крики и ругань в коридорах за дверью. Приставленная к ней женщина убежала посмотреть. И всё. Темнота, память по неясной причине закончилась. - Спасибо, - поблагодарил Хьюз. – Я могу на вас рассчитывать, если придется повторить показания? Девушка кивнула. - И я могу рассчитывать на ваше молчание и полное содействие? - Конечно. - Джин, приготовь, что ли, нашей гостье чай, - предложил подполковник. Хавок отправился на кухню подогревать чайник. Не успела вода закипеть, как к нему присоединились Мустанг и Хьюз. - Что с ней делать теперь? – спросил алхимик. - Я поприкинул, оно получается так: на пару-тройку недель я смогу ее припрятать у доверенных людей. Пока по своим каналам не узнаю, что к чему было в той лаборатории. Ясно одно, пока есть те, кто знает об эксперименте, в том числе и те, кто на него дали деньги, жизнь этой девки в нешуточной опасности. - Я могу попросить своих родителей, - начал Хавок. - Понимаешь, Джин, какая проблема, я не могу утверждать, что мы сами в этой истории не засветились, потому, такие явные способы спрятать сразу отметаем. - Хьюз, говори прямо: мы сами в полной заднице. Мы ничего не знаем. Например, где сейчас мисс Сентри, и на чьей она стороне, - заметил полковник. - На своей собственной она стороне. Она шла мстить и, судя по пистолету и гильзам, месть удалась. - Так что же она не вышла? - Не знаю. Не успела, полагаю. Ты же не сомневаешься в том, что не она одна там все разносила? – спросил Хьюз. - Не сомневаюсь. Похоже, что личная месть нашей знакомой невероятным образом совпала с террористическим актом. - Ага, поверь моему опыту, ради нее одной спец. отряд бы не подняли, да еще и так быстро. Подполковнику сложно было не поверить, уж кто в таких делах разбирался, так это он. - И? – подтолкнул его алхимик. - Что «и», Мустанг? Ты сам все понимаешь. - Понимаю. Либо она ушла оттуда, минуя нас, что было бы идеально, и на что она, кстати, рассчитывала, проводя эту махинацию с курсанткой и вещ. доками. Либо она попалась отряду, что настолько плохо, что даже представить сложно. - Именно. - Либо, что тоже выход, - продолжил полковник, - пала смертью храбрых, а, если не вышло от рук противника, то сама… - Что тоже выход, - эхом отозвался Хьюз. Джин нервно раскуривал очередную сигарету. Тихо засвистел закипающий чайник. За окном в тишине спал ночной город.