Байки у костра

— У меня остались ещё две истории — про кочевника и работорговцев и трёх пастухов с Юрана. Какую из них рассказать напоследок? Ведь час очень поздний — будь сейчас лето, уже занимался бы рассвет, — говорит Драгомир. — Я хочу услышать обе, — решительно заявляю я. Байки охотники оказались столь увлекательны, что напрочь прогнали усталость и сон. Мой собеседник не спорит, лишь с улыбкой пожимает плечами. — Тогда с какой начать? — спрашивает он. — Начни с той, которую ты предложил первой, — отвечаю я. — Однажды случилось так, что варантские работорговцы взяли след одинокого кочевника, — заводит Драгомир свой рассказ. — Парень был не то послан куда-то с поручением, не то искал отбившееся от стада животное — не знаю точно. Картограф Брахим, когда рассказывал нам с Гримбальдом эту историю, не уточнял. Главное, что кочевник оказался посреди пустыни один против пятерых охотников на людей. Они гнали его на запад, растянувшись широкой цепью, но не приближаясь слишком близко. Поэтому стрелы, которые время от времени кочевник выпускал по преследователям, не достигали цели. Ночью, забившись в расселину между скал, житель пустыни видел целую дюжину костров и не знал, возле каких из них ночуют его враги, а какие зажжены, чтобы ввести его в заблуждение. Сделав вылазку перед рассветом, он едва не попал к ним в руки и едва сумел убежать. Зато ему удалось, наконец, ранить одного из работорговцев. Однако остальные по-прежнему шли по его следу упорно и неотступно, как почуявшие кровь орочьи гончие. Кочевник, привыкший к зною пустыни и долгой ходьбе, неустанно двигался вперёд, временя от времени делая попытки сбить врагов со следа. Но те были столь же неутомимы, что и он сам, но куда более опытны и хитры. Они каждый раз легко разгадывали его уловки и снова оказывались за спиной. Они всё так же держались на расстоянии, не подставляясь под стрелы и ожидая, когда их жертва допустит ошибку. Наконец, они своего добились. Кочевник ошибся. Он был уже очень утомлён, наступали сумерки и камень, торчащий из склона бархана, заметил, лишь когда тот подвернулся ему под ногу. Беглец скатился по склону вниз, в сухую лощину. А когда попытался вскочить на ноги, ощутил острую боль в голени и снова рухнул на песок. Не желая сдаваться, он ползком взобрался на следующий бархан, залёг там и встретил работорговцев стрелами, когда они приблизились. Стрел у него почти не осталось, но они об этом не знали и не стали рисковать. Продержав их на расстоянии до темноты, кочевник перетянул ногу обрывком одежды и пополз дальше. Ему удалось изрядно оторваться от преследователей, и он уже снова начал надеяться на спасение, как вдруг он почувствовал, как бывший таким надёжным песок утекает из-под него куда-то вниз. Он попытался отползти назад, но не успел и полетел в темноту. Утром четверо работорговцев громко смеялись, сгрудившись вокруг квадратной ямы, оставшейся на месте подвала в основании разрушенной башни. Именно туда провалился кочевник, а вылезти обратно не смог. «Это ты сюда так упорно стремился все эти дни, презренный? В эту яму?» — потешаясь, спросил предводитель охотников за людьми. «Конечно, сюда, — оскалился в ответ кочевник. — Я не хотел, чтобы ваши зловонные туши оскверняли мир Аданоса, потому и привёл вас к этой яме. Здесь вас и убью». Работорговцы расхохотались ещё громче. «Саид, Гонсало, Кир, спускайтесь вниз и притащите сюда этого ужасного убийцу! Хочу поглядеть на него поближе. Клянусь Белиаром, он меня развеселил», — велел предводитель. Трое работорговцев положили луки на землю, оставиви только сабли и кинжалы, сбросили вниз верёвки и соскользнули по ним на дно полузасыпанного песком подвала. Ухмыляясь, они двинулись к своей жертве, готовясь сбить кочевника с ног и связать ему руки. Но когда им осталось до него всего два шага, тот вдруг выхватил из-под одежды клубок длинных извивающихся тел, покрытых зелёной узорчатой кожей, и швырнул его во врагов. Работорговцы с визгом метались по яме, пытаясь сбросить с себя жалящих змей, но те были неумолимы. Предводитель, как заворожённый, смотрел сверху на гибель своих подручных. На кочевника, натянувшего лук, он обратил внимание слишком поздно. Последняя из остававшихся у не захотевшего стать рабом человека стрел попала работорговцу в шею. Он захрипел, схватился за древко руками и рухнул в яму, в самую гущу копошившихся там человечьих и змеиных тел... Драгомир замолкает, задумчиво следя за игрой языков пламени в костре. Я тоже молчу какое-то время. Потом не выдерживаю: — А что стало с тем кочевником? Он выбрался из ямы? — Нет. — Почему? — Умер. — Умер? — Конечно. Думаешь, змеи его не кусали, пока он прятал их под одеждой? Его сердце остановилось куда раньше, чем перестал биться в судорогах последний из его преследователей. — Зато он умер свободным, — помолчав, вздыхаю я. — Вот именно, — серьёзно соглашается со мной Драгомир.