Этайн, дочь Хранительницы

      И снова катил фургончик то по болотистой равнине, то меж пологих холмов — сначала мерсийских, а потом уже и думнонских.       В Думнонию въехали как-то незаметно: рядом с ослабшим, но по-прежнему глухо-враждебным Уэссексом союзу королевств было не до охраны внутренних границ. Под вечер едва приметным, петлявшим среди холмов проселком выбрались к широкой реке — позже Робин объяснил Таньке, что называлась она Парретт, «пограничная». Когда переехали через длиннющий, явно совсем недавно построенный мост, деревянные англские постройки вдруг сменились круглыми белеными домиками, а женщины возле них перестали прятать волосы под платками. После первого же бриттского селения Гвен преобразилась: и без того вовсе не старая, она словно сбросила еще с десяток лет, а с лица ее теперь не сходила радостная улыбка.       Зато Санни, наоборот, то и дело хмурилась. Впрочем, ее можно было понять: не успел фургон проехать и пары миль по думнонской дороге, а уже дважды встретились на его пути обгорелые развалины саксонских деревень. Разбросанные тут и там по бурым осенним холмам темно-зеленые пятна крапивных зарослей явно тоже скрывали под собой следы пожарищ. Удивляться этому не приходилось: вернувшиеся на свои исконные земли бритты беспощадно стирали всё связанное с саксами, отыгрывались за десятилетия изгнания и рабства.       Лошадьми теперь правила Гвен. В отличие от Робина, она не избегала оживленных дорог, не пыталась прятаться. Впрочем, похоже, в Думнонии в этом и не было нужды. Да, лица у прохожих то и дело были напряженные и встревоженные, но, услышав чистую бриттскую речь, думнонцы быстро оттаивали. Некоторые из них принимались расспрашивать о непонятной «заварухе за рекой», но большинство и без того были в курсе событий. Несколько раз навстречу попадались группы вооруженных ополченцев, да и у многих фермеров при себе были боевые луки и пращи.       На слух камбрийца, речь местных часто звучала странновато: одни слова не так выговаривались, другие стояли не на своем месте, а некоторые и вовсе были непонятны. Впрочем, Танька, привыкнув к выговору Гвен и господина Эрка, этому уже не удивлялась. Куда страннее было, что едва ли не каждый заговоривший с Гвен фермер произносил слова на свой особый лад; можно было подумать, что в этих краях собрались бритты со всего мира. В сущности, примерно так оно и было: по словам Робина, помимо уроженцев Арморики и Керниу на освобожденные от саксов земли переселилось немало потомков беженцев из захваченных Нортумбрией королевств Древнего Севера: Регеда и Элмета, Гододина и Бринейха. И, конечно же, северяне изо всех сил старались сохранить память о потерянных родных местах и называли в их честь свои новые селения. Вот и звучали нежданно-негаданно в устах здешних фермеров названия занятых англами далеких городов: одна деревенька гордо именовалась Дин-Эйдин, другая — Дин-Байр, третья — Кер-Брогум. Но не вслушиваясь в речь думнонцев, можно было легко поверить, что вокруг снова Камбрия: те же строения, те же повозки, та же манера одеваться — разве что цвета ленточек у прохожих попадались всё больше незнакомые. Некоторые кланы Гвен узнавала, увлеченно рассказывала Таньке о думнонских Вилис-Румонах и Плант-Гурги. Другие же она так и не смогла опознать и отговаривалась тем, что никогда не бывала в Арморике и в захваченных Нортумбрией северных землях. Но при этом все равно радостно улыбалась каждому бритту.       — Ну что, довольна, Гвеног? — хитро улыбался господин Эрк, глядя на нее из-за полога.       — Ага, — смеялась та в ответ. — До́ма же!

* * *

      — Ну, вот и всё, — Гвен удовлетворенно улыбнулась, явно любуясь своей работой. — Как родные!       — Настоящая ирландка! — подхватила Орли. — Вот пускай теперь наша Нэса попробует хоть что-нибудь сказать!       Санни благодарно смотрела на своих спасительниц и смущенно теребила свешивавшийся на лоб завиток длинных рыжих волос. С найденным в недрах сундука старым париком Гвен провозилась долго: полдня латала, расчесывала, сооружала из волос прическу-узел. Орли даже пожертвовала ради такого важного дела пару своих прядей — правда, поставила условие, чтобы ни одного волоска из них не было потеряно. Вот так Танька и узнала еще одну дурную ирландскую примету. Оказалось, если волос подберет птица, если она, не дай бог, вплетет его в свое гнездо — маяться потом несчастной девушке головными болями целый год! Спорить с подругой Танька благоразумно не стала, лишь напомнила, что осенью птицы гнезд не строят. Конечно, Орли это не успокоило.       А вот от сидовских волос Гвен отказалась наотрез. И хотя она вроде бы убедительно объяснила свой отказ их неправильным оттенком, Танька сильно подозревала, что дело было в чем-то другом. Но как бы то ни было, а Санни теперь больше не приходилось стесняться стриженой головы и прятаться от людей — и это было здорово!       Орли по-прежнему щеголяла пышными косами: потеря двух прядей для них оказалась пустяком. Правда, опять очутившись в населенном бриттами краю, она поначалу своих кос застеснялась: мол, ну какая из нее воительница! Вступился за косы, как ни странно, Робин: напомнил ирландке про ее доблесть, про то, как она выходила на стену с пращой. Убедил.       Ну а Танька совсем не хотела привлекать к себе внимания. Длинные сидовские уши она снова тщательно укрыла волосами, а глаза старалась держать опущенными, пряча радужки под длинными густыми ресницами. Оставалась синеватая бледность щек, но с ней пришлось смириться: запас красок у Гвен закончился. Правда, и нужда в них к этому времени стала гораздо меньше: синяки на лицах и у Таньки, и у Санни уже изрядно поблекли, сделались бледно-желтыми, едва заметными. Глаз у Орли теперь и вовсе выглядел здоровым, но вот отпечатки шерифовых пальцев на ее подбородке по-прежнему оставались яркими. Видя их, Танька не смела даже заикнуться о неправильном цвете своего лица, не то что помечтать вслух о румянце или о веснушках.       Первую ночь в Думнонии они провели в фургоне: нашли место на лесной опушке возле какой-то бриттской деревни. Зато на вторую ночевку остановились в самом настоящем заезжем доме, где всё было как подобает: и пять дверей на все стороны, и важный, знающий себе цену, но все равно радушный хозяин-бритт за стойкой, и отменные каул и мясные шарики, и совсем такое же, как в Камбрии, пиво. От пива, впрочем, и Танька, и Орли вежливо, но твердо отказались — чем немало удивили и, похоже, даже огорчили хозяина заезжего дома. А просить кофе Танька больше не решилась: хорошо помнила печальный опыт «Золотого Козерога».       На ночлег устроились в двух комнатах: в одной — господин Эрк и Гвен, в другой — три подружки: хозяин уступил их просьбам и поселил всех вместе. А Робин как-то неприметно исчез, да так, что заметила Танька это далеко не сразу. Воистину отвел ей глаза — словно и в самом деле был фэйри!       Комнатушка, которую отвели девушкам, была небольшая, скромная, однако показалась Таньке вполне уютной. А уж как она обрадовалась настоящей кровати! Одно только и было плохо: быстро заснуть, подобно подругам, сида не смогла. Стоило солнцу опуститься, как дремота оставила ее совершенно. Немного полежав для порядка, Танька тихонько поднялась с кровати, огляделась, постояла в раздумьях. Может быть, выйти наружу, пройтись по коридору? Но стоило об этом лишь подумать, как тотчас противно заныл сломанный клычок и онемела вроде бы совсем уже зажившая губа. Конечно, покидать комнату сразу расхотелось.       В итоге Танька пристроилась на табурете возле окна. Но даже полюбоваться на звезды ей не удалось. Здесь, в Думнонии, в окнах почему-то почти не встречалось прозрачных гленских стекол. Вот и в этом заезжем доме среди решетчатых переплетов матово поблескивали в звездном свете мутные зеленоватые стеклышки, полные мельчайших пузырьков. Рассмотреть сквозь них хотя бы что-нибудь было решительно невозможно. И, в довершение всего, окно, по-видимому, вообще не открывалось — вот тебе и уют!       Не получилось и заняться дневником. Так-то письменные принадлежности Танька отыскала бы легко: это для подруг в комнате была ночная темнота, а для сидовского зрения — всего лишь легкие сумерки. Но писать было решительно нечего. После той пещеры с загадочными костями она не вела совсем никаких наблюдений. И вовсе не потому, что наблюдать было не за кем. Просто совсем не о том были нынешние Танькины мысли. Уже второй день ее мучили вопросы, которые прежде как-то не приходили в голову. Вот зачем она вообще едет сейчас в эти дальние края? Чтобы совсем незнакомая, хотя и знаменитая на всю Британию, Мэйрион-озерная исцелила ее от болезни? Но ведь болезнь и без того отступила, да и Мэйрион прославилась вовсе не как лекарка! Так что́ же, выходит, она пустилась в путешествие просто из любопытства, лишь ради новых впечатлений? И почему этой ее затее так радуется Робин? Неужели всего лишь из гостеприимства? Ох, и странно всё это!       А Гвен и господин Эрк? Хорошо ли, что они оставили обустроенный дом в Мерсии и пустились в дальние края? И вообще, что позвало их в Керниу? Зов родных мест?       Ну, может быть, и так. Только ведь наверняка: не явись Танька к ним непрошеной гостьей, жили бы Эрк и Гвен себе в англской деревне и были бы вполне счастливы, не помышляя ни о каком возвращении. А теперь, в довершение всего, как раз они-то и заплатили за всех шестерых в заезжем доме! Вот как отблагодарить их потом, чтобы вышло и достойно, и не обидно?       Так Танька и просидела чуть ли не до середины ночи: пыталась разрешить одни загадки, однако лишь находила другие, всё новые и новые. Потом она все-таки задремала — прямо на табурете, придвинувшись к столу, так и не добравшись до кровати. А проснулась с первым криком петуха — и, разумеется, больше уже не заснула, промаялась до рассвета в одиночестве.       А на рассвете дружно пробудились подруги, началась утренняя суета, и сразу же стало не до дурных бесплодных размышлений. Вскоре к ним постучалась Гвен, позвала девушек вниз, в пиршественную залу, где их уже ждал господин Эрк. А там подоспел и Робин — довольный-предовольный — с холщовым мешочком в руках. И почти сразу же вывалил перед друзьями его содержимое — горку серебряных монет. Гвен, посмотрев на деньги, мрачно вздохнула:       — Опять ты какое-то веселье учинил? Ох, не пришлось бы нам теперь ноги уносить!       Робин ухмыльнулся, мотнул головой:       — Не придется, даже не думай! Здесь Думнония, а не какое-нибудь там захудалое англское королевство! А в Думнонии живет почтенный старый Хродберт, достойный подданный столь же старого короля Дунгарта ап Кулмина, а вовсе никакой не Робин Добрый Малый.       — И этот почтенный старый Хродберт, конечно же, протрудился всю ночь в оловянной шахте и заработал всё честным трудом, — тихо пробурчал себе под нос господин Эрк.       Робин, однако, услышал. Хмыкнул, пожал плечами:       — А я такого и не говорил. Но кое-что ты угадал, Свамм. В шахте я и правда побывал. Забрал оттуда свою заначку. А если заодно над кем и пошутил, то так, самую малость.       — Вот именно, здесь Думнония! — бросив на Робина хитрый взгляд, проворчал в ответ господин Эрк. — А в Думнонии живет почтенный старый Эрк ап Кэй ап Касуин ап Йестин ап Бенезек ап Зетар, Вилис-Румон из Кер-Уска, а не какой-нибудь там Свамм!       Орли вдруг покраснела, прыснула в кулак, потом смущенно выскочила за дверь. Да и Танька, по правде сказать, едва сдержала улыбку: очень уж не вязалась длиннющая цепочка имен с обликом коротышки Эрка! Робин же лишь хитро глянул на старинного приятеля, усмехнулся, да и сгреб монеты обратно в мешочек. А потом поднялся из-за стола и не спеша направился к стойке.       И вышла полная нелепица: хоть и отругала Гвен Робина, а всю еду он-то потом и оплатил — не только съеденное утром за столом, но и провизию, взятую в дорогу. Танька теперь и вовсе готова была провалиться сквозь землю: то на ее дурную прихоть тратили деньги Гвен с господином Эрком, то теперь вот Робин! И хоть бы кто-нибудь сказал Робину спасибо — ну куда это годилось!       Когда собирались в дорогу, Танька улучила момент, подошла к нему. Поспешно проговорила:       — Господин Робин, мне так неловко... Как мне отблагодарить вас за всё?       Тот вдруг отвел глаза. Буркнул нехотя:       — Потом поговорим, леди.

* * *

      И опять была дорога — где-то уцелевшая с римских времен, где-то явно восстановленная на скорую руку, где-то совсем запущенная, но все равно не запустевшая. Навстречу фургону то и дело попадался местный люд: то семья фермеров в запряженной волами телеге, то молодой горожанин верхом на ухоженном гнедом коне, то задумчиво бредший куда-то седой монах или священник с выбритым по ирландскому обычаю лбом. Часто на пути встречались группы военных, но те по большей части, наоборот, двигались на запад.       С утра вожжами завладела Гвен. Несмотря на накрапывавший дождик, она была весела, жизнерадостна и то и дело напевала думнонские песни со странными, не всегда понятными словами. Танька, привычно уже пристроившаяся на облучке с нею рядом, поневоле заразилась ее настроением и воодушевленно рассматривала тянувшуюся вдоль дороги болотистую равнину и видневшуюся в отдалении цепь холмов.       Между тем местность явно понижалась. Вязовые и тисовые рощи встречались на пути всё реже и реже. Вскоре леса окончательно сменились ольховыми и ивовыми зарослями, а высокие деревья остались лишь на редких приземистых холмах. К концу третьего дня пути почти пропали и кустарники, уступив место вереску и болотным мхам. Время от времени скучное однообразие зеленовато-бурой равнины нарушали извилистые ручейки и речушки, то целыми милями тянувшиеся вдоль дороги, то сразу же подныривавшие под нее и торопливо убегавшие прочь. К полудню солнце все-таки пробилось сквозь тучи, разогрело осенний воздух, и целая туча гнуса заклубилась над лошадьми. Те пытались отбиваться от докучливых насекомых хлесткими взмахами хвостов, прядали ушами, раздраженно фыркали. Гвен стало совсем не до песен: вооружившись длинной ольховой веткой, она непрестанно воевала с комарами и мошками, отгоняя их и от лошадей, и от себя. Гнус, однако, и не думал отступать — наоборот, он всё больше и больше зверел. Пару раз комары, должно быть, самые оголодавшие, вопреки обыкновению куснули даже сиду. Один из кровопийц благополучно улетел, а другой вдруг шлепнулся со щеки на подол, растопырил крылья и, жалобно зазвенев, закрутился на спине. Гвен посмотрела на умиравшего комара с неподдельным удивлением, а Танька долго и безуспешно искала произошедшему разумное объяснение. О ядовитости сидовской крови она не слыхивала никогда.       Этот пустяк, как ни странно, Таньку изрядно огорчил. Нет, комара она вовсе не жалела, дело было совсем в другом. Наверняка ведь случилось всего лишь совпадение, но вот как убедить теперь в этом Гвен? А не убедишь — того и гляди появится в Британии новое нелепое поверье!       Нужные слова у Таньки так и не нашлись, так что пришлось промолчать. Гвен тоже промолчала, не спросила ничего, а уж что она при этом подумала, навсегда осталось загадкой. Комары же и мошки вскоре исчезли: припустивший с новой силой дождь справился с ними куда лучше, чем ольховая ветка.       Миновав еще с десяток дорожных столбов — здесь, в Думнонии, ими отмечали не гленские километры, а старые добрые римские мили — фургон неторопливо перевалил через пологий плоский холм. Впереди открылся вид на речную долину. Сама река оказалась не особенно широкой — ей было далеко даже до Туи, не говоря уже о Хабрен — и все-таки она выглядела полноводной, настоящей.       — Уск! — выдохнула вновь оживившаяся Гвен. — Милый славный Уск! Сколько же лет я тебя не видела!       А на ближнем берегу Уска их ждал самый настоящий большой город: темно-серые крепостные стены, острый шпиль собора, разноцветные крыши предместья.       Позади вдруг послышалось шевеление. Обернувшись, Танька увидела протиравшего глаза Эрка. Должно быть, тот проснулся, услышав радостный возглас Гвен, и, конечно же, поспешил выглянуть, полюбоваться на родные места...       — Почтенный господин Эрк, — приветливо улыбнувшись, заговорила Танька, — это ведь Кер-Уск, ваш родной город, да?       Господин Эрк вдруг поморщился. И ответил он вовсе не радостно — скорее, наоборот, хмуро:       — Ну да, он самый.       Это было странно. Получалось, господин Эрк вовсе не обрадовался родным местам! Но почему? Да и Гвен теперь тоже помрачнела.       До самого городского предместья ехали молча. Гвен сосредоточенно смотрела на дорогу. Иногда, должно быть забывшись, она улыбалась — и тут же грустно вздыхала.       Остальные по-прежнему прятались внутри фургона. Орли рассматривала окрестности из-за полога, чуть отведя его в сторону и прильнув к щели. Робин и Санни остались где-то в глубине. Сквозь скрип колес и мерное постукивание копыт тихо пробивался приглушенный голос Робина: тот пересказывал чуть на другой лад хорошо знакомую Таньке историю своего знакомства с леди Хранительницей. Увы, ничего нового в Робиновом рассказе не было: от маминой версии он отличался лишь в мелочах.       Так и въехали в городское предместье — странное место, где причудливо перемешались римские, бриттские и саксонские постройки. Людей на улицах было на удивление мало, в основном попадались военные в походной одежде да монахи в черных рясах. Несмотря на обилие военных, город имел совершенно мирный и даже какой-то сонный вид.       Когда проезжали мимо одного из маленьких домиков — серого, каменного, со скругленными по бриттскому обычаю стенами — Эрк ненадолго вроде бы оживился, но вскоре вернулся к прежнему отрешенно-хмурому виду. А подъезжая к крепостной стене, и вовсе нахохлился. Показал рукой куда-то в сторону:       — Вот на этом рынке меня когда-то продали.       В первый миг Танька решила даже, что ослышалась. Переспросила удивленно:       — Продали? Но ведь...       Господин Эрк лишь молча кивнул, не проронил ни слова.       — Это было давно, леди, — вмешалась Гвен. — Очень давно. Задолго до прихода леди Хранительницы. Родители... — она запнулась. — Ну, у нас ведь, как в Камбрии, детей на родных и приемных не делят... Так вот, родители у Эрка, когда он был совсем маленьким, утонули в Уске. Ну, лодка перевернулась...       Танька вдруг вздрогнула. Голос Гвен куда-то отступил, стал приглушенным, невнятным. Маленький мальчик, у которого родители утонули в реке! Мальчик, так и не выросший, так и оставшийся ростом с ребенка — это было так знакомо! Но сироте из истории о волшебном кольце помогла родня, принял к себе добрый дядюшка. Почему же здесь всё пошло иначе?       — А как же клан? — словно услышав Танькины мысли, вмешалась вдруг выглянувшая из-за полога Орли. — Неужели бросил, не помог?       — Клан? — Гвен раздосадованно махнула рукой. — А что мог клан, если здесь всем заправляли саксы? Да пока не явился Проснувшийся, здесь исконные думнонцы и голову поднять не смели! Вот и продали моего Эрка — как диковинку, как живую игрушку!       Застыв, слушала Танька рассказ Гвен. Наверное, следовало сказать что-то утешительное. Может быть, напомнить, что те времена давным-давно миновали, что рабства в Британии больше нет? Только вот точно ли нет его даже в союзных королевствах? Что там рассказывал принц Кердик о творившемся в Мерсии при королеве Альхфлед? А ведь еще есть живущие по старым законам Уэссекс и Кент, Нортумбрия и Дал Риада!       А потом Таньку вдруг осенило: да ведь ничего этого не было, это же всего лишь ложная память! И вообще, Сущности запросто могли вложить в воспоминания господину Эрку кусочек той самой истории: уж они-то знали ее наверняка! Но легче от этой догадки все равно не стало.

* * *

      Если бы Таньку спросили, каким ей показался Кер-Уск, она бы не задумываясь ответила: хмурым! И правда, было очень похоже, что весь город пропитался настроением окружавших его болот. Хмурились висевшие над крышами осенние тучи, хмурились темно-серые в грязных разводах лишайников крепостные стены, хмуро смотрело на путников крошечными подслеповатыми окошками приземистое здание заезжего дома. И его хозяин, которому полагалось быть радушным и приветливым, тоже почему-то хмурился.       Опять, в который уже раз, путешественников ждали маленькие комнатушки на втором этаже, пустая пиршественная зала внизу и долгие разговоры за столом. На этот раз ужинали впятером: господин Эрк остался наверху, отговорившись усталостью и желанием отдохнуть от любопытных глаз.       Гвен поначалу тоже была невесела: настроение города, похоже, передалось и ей. Однако Орли и Санни потихоньку втянули ее в разговор, и она оттаяла, приободрилась, принялась вспоминать всяческие занятные истории из лицедейской жизни. Увы, почти всё пролетало у Таньки мимо ушей: проведя день без сна, она сидела, привалившись к спинке стула, и отчаянно клевала носом. Бесполезно стыла перед нею дымящаяся, вкусно пахнущая мясом похлебка: взять в руку ложку было не заставить себя никакими силами.       А вот Робин за столом не засиделся; быстро опустошив свою миску, он отправился к стойке вроде как за пивом, да там и застрял, разговорившись с хозяином заезжего дома. О чем был их разговор, Танька так и не разобрала: почти всё заглушали громкие голоса Гвен и подруг. А вскоре верх над ней окончательно взяла дремота.              Вряд ли Танька спала долго: во всяком случае, когда она пробудилась, ее похлебка даже не до конца остыла, над миской всё еще поднимался легкий парок. Зато вокруг многое изменилось. Ни Робина, ни хозяина заезжего дома не оказалось ни у стойки, ни вообще в зале. Орли, Санни и Гвен, сбившись в кучку, тихо перешептывались, словно боялись, что их кто-нибудь подслушает. Это показалось странным: вроде бы в зале больше никого не было.       На всякий случай Танька все-таки повертела головой во все стороны. На кухне оказалось совсем тихо, а вот сверху, в комнатах постояльцев, переругивались два мужских голоса — низкий и высокий, оба совершенно незнакомые. Голосов Робина и господина Эрка она не услышала нигде.       А потом Танька принялась за похлебку. Как бы то ни было, но когда вся провизия наперечет, а тебе непременно нужно чуть ли не каждый день есть мясо, оставлять ужин не съеденным — непозволительная роскошь, почти святотатство! Похлебка и в самом деле оказалась еще теплой и вроде бы даже вполне съедобной — разве что слегка недосоленой. Но заставлять себя глотать ее пришлось через силу: кусок не лез в горло.       Осилила она всего лишь три ложки. Потом к горлу подступила противная тошнота, и поневоле пришлось остановиться. И почти сразу же — должно быть, услышав стук ложки о столешницу, — к ней повернулась Орли.       — Ой, Этнин, ты проснулась? А тут у нас такое творится! — объявила она громким шепотом.       — Творится? — недоуменно повторила Танька и тут же поинтересовалась: — А где Робин?       — Робин-то? Так он пошел хозяину помогать, — по-прежнему шепотом отозвалась Орли и тут же приложила палец к губам.       Услышанное казалось не просто странным — неправдоподобным. Чтобы Робин Добрый Малый да занялся вдруг хозяйством в заезжем доме — такое было решительно невообразимо!       — Робин — хозяину заезжего дома? — переспросила Танька, на всякий случай тоже перейдя на шепот.       — Ну да, — подтвердила Орли. — А что такого-то? Если тут завелся какой-то хитрец, кому же, как не Робину, с ним справляться?       — Хитрец? — удивилась Танька.       — А как его еще назовешь-то? — тут же откликнулась Орли. — Заявился сюда вчера какой-то паренек, понарассказывал добрым людям всяких баек — а сегодня с утра бог весть что началось!       Тут Танька и вовсе растерялась. Спросила недоуменно:       — Что случилось-то такое?       — Да не поняла я особо, — пожав плечами, призналась Орли. — Вот что мне Робин сказал — то и повторяю. Но только вроде бы и постояльцы все разбежались, и работники тоже ушли, а хозяин совсем один остался — сам теперь и за повара, и за охрану. У него же, у бедного, даже жены нет!       Не то чтобы Танька обрадовалась услышанному, но, по крайней мере, хотя бы что-то ей стало понятно. Так вот почему такая тишина стоит в заезжем доме! Вот почему не видно и не слышно ни охраны в зале, ни кухарки на кухне! Вот почему похлебка оказалась недосоленой: наверняка ее сам хозяин заезжего дома и готовил!       Между тем к двум доносившимся сверху голосам присоединился третий, и уж его-то Танька опознала легко: Робин! А вскоре тот и сам появился на лестнице — на пару с хозяином заезжего дома. Робин, хотя и бодрился, выглядел непривычно задумчивым и даже как будто бы чем-то озадаченным. А хозяин — тот и вовсе показался Таньке совсем растерянным и несчастным: по лестнице он спускался, печально опустив плечи, и каждый шаг делал осторожно-осторожно, словно боялся попасть ногой мимо ступеньки. Добравшись же до стойки, первым делом он споткнулся о табурет, а потом едва не опрокинул кувшин. Всё же с грехом пополам хозяин нацедил две кружки пива, одну подал Робину, а другую взял себе. Вдвоем они перебрались за дальний конец большого стола.       Странно было наблюдать за их разговором. Хозяин заезжего дома — высокий, плотный, явно недюжинной силы мужчина — только и делал, что вздыхал да сетовал на судьбу, то оплакивая давным-давно умершую в родах жену, то сбиваясь на какие-то тягостные события сегодняшнего утра. О чем именно шла речь, понять было трудно: рассказчик быстро хмелел, и язык ему повиновался всё хуже и хуже. Но одно слово Танька все-таки разобрала отчетливо: «пикси». В сумбурной речи хозяина слово это, доселе ей вовсе незнакомое, повторялось много раз — громко, отчетливо, на разные лады. Вроде бы забавное на слух, в его устах оно почему-то звучало мрачно, даже зловеще.       Слушая хозяина, Робин вроде бы сочувственно кивал головой, однако то и дело недоверчиво хмыкал. А тот почтительно называл его господином Хродбертом и умоляюще смотрел на него, словно ждал какого-то чуда.       После первой пары кружек пива последовала еще одна, потом еще. Наконец, совсем разомлев, хозяин опустил голову на столешницу и затих. Зато Робин, оказалось, и не думал пьянеть. Стоило хозяину заснуть — и он как ни в чем не бывало поднялся на ноги.       — Так, — важно вымолвил Робин, хитро посмотрев на подруг. — Сейчас я поднимусь обратно, потолкую немного — и больше этот самый король пикси в городе не появится никогда. А вы, девочки, ждите меня здесь!       И легко, словно был совсем юным, взлетел по лестнице на второй этаж. А в зале воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь тяжелым храпом хозяина.       — Ох, посмотреть бы... — мечтательно улыбнувшись, вымолвила Гвен, проводив Робина взглядом. Санни, согласно кивнув, устремила глаза вверх. А Орли вдруг тихонько поднялась из-за стола, на цыпочках подобралась к лестнице и, задрав голову, застыла на нижней ступеньке.       Интересно было и Таньке — да еще и как! О проделках Робина Доброго Малого, о его «веселье фэйри» она кое-что слышала и прежде, и это впечатляло. Чего стоило одно только спасение ее собственного полевого дневника в Бате! А тут появилась такая возможность увидеть всё это своими глазами!       Усидеть на месте она все-таки сумела. Но вслушиваться в доносившиеся сверху звуки стала изо всех сил — правда, пока ничего, кроме шагов и каких-то непонятных шорохов, разобрать все равно не удавалось. Зато Танька вдруг с ужасом ощутила, как помимо воли зашевелились ее уши, как они пробились наружу сквозь прикрывавшие их пряди волос. А если сейчас в залу войдет кто-нибудь незнакомый?! Спохватившись, она принялась лихорадочно поправлять прическу — только вот уши не сдавались, никак не хотели прятаться.       И тут внезапно — вовсе не наверху, а на кухне за стеной, совсем рядом — раздался странный резкий звук, словно кто-то неумело попытался засвистеть через зажатую между пальцами травинку. Наверное, для людей звук был совсем тихим, а то и вовсе неслышимым: похоже, что его различила одна лишь сида. И Орли, и Санни, и Гвен так и продолжали зачем-то вслушиваться в слабое шуршание, доносившееся со второго этажа, хотя и так было понятно, что это всего лишь копошится проснувшаяся под вечер мышь.       Между тем спустя короткое время звук из кухни повторился. Нет, это все-таки был определенно не свист травинки: в нем чудились сразу и писк, и скрежетание. Птица? Летучая мышь? Нет, пожалуй, кто-то другой... Но кто?       Неожиданно для себя Танька поднялась. Выскользнув из-за стола, она осторожно, по-сидовски бесшумно и все равно боясь спугнуть таинственное существо, двинулась к кухонной двери. Санни проводила ее удивленным взглядом, однако промолчала, а остальные, видимо, и вовсе ничего не заметили. Тем временем звук раздался вновь — короткий, резкий, пронзительный.       По-прежнему недоумевая, Танька прильнула к двери. Между тем звук всё повторялся и повторялся — режущий слух, однообразный, загадочный. Однако страшным он все-таки не казался. Мелькнула вдруг догадка: может быть, тот «хитрец» подбросил на кухню какой-то механизм? Бывают ведь такие мудреные музыкальные игрушки с органчиками внутри! Поколебавшись, Танька решилась: осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.       Звук доносился из-под окна — и хотя он по-прежнему походил на механический, испускал его явно кто-то живой. Черное с желтым создание размером с мышонка неуклюже трепыхалось на полу, размахивало в воздухе шестью коротенькими ножками. Пока Танька осторожно подкрадывалась к этому странному существу, оно наконец сумело перевернуться и вразвалку побежало вдоль стены, то и дело издавая уже знакомый скрежещущий писк. Толстое полосатое туловище, темные непрозрачные крылья, куцые черные усики со светлыми кончиками, вытянутый вперед короткий хоботок...       Бабочка! Огромная, мохнатая, со странным, похожим на человеческий череп рисунком на спине, всё же это была какая-то ночная бабочка! А бабочки, как известно, не кусаются — ну, по крайней мере те, что живут в Британии, уж точно! И Танька смело протянула к ней руку. Если чего она сейчас и боялась — так это упустить или повредить такую замечательную находку, явно достойную места в университетском музее.       В залу Танька возвращалась, сияя от радости. Удивительная бабочка была благополучно водворена в удачно подвернувшийся глиняный горшочек и крепко-накрепко закрыта крышкой. Изнутри него теперь доносились непрестанное шебуршание и приглушенный прерывистый писк.       — Поймала, вот! — гордо объявила она, подойдя к столу и водрузив на него горшок с добычей.       И осеклась. Похоже, никого ее находка не интересовала. Вообще.       — Робин сейчас с королем пикси разговаривает, — оповестила Гвен, показав пальцем на потолок, а потом зачем-то уточнила: — Ну, с самозваным королем, конечно.       А Орли вдруг мрачно добавила:       — Вот только пикси у него, кажется, настоящие.       И правда, сверху доносились звуки бурного разговора. Говоривших было несколько, но господина Эрка среди них Танька опять не услышала. Зато легко узнавался насмешливый голос Робина. Ему в ответ то раздавался задорный молодой тенорок, то верещали, перебивая друг друга, странные писклявые голоса. Голосов этих звучало не меньше трех, и каждый выговаривал слова на свой лад: кто шепелявил, кто заикался, кто гундосил в нос. Говорили они по-бриттски. Иногда в их речи проскакивали незнакомые думнонские словечки, и все-таки Танька понимала почти всё.       Впрочем, слушать «писклявых» было совсем неинтересно. Они несли сущую околесицу: то хныкали, то хихикали, то переругивались друг с другом. Однако стоило Таньке немного отвлечься, как голоса вдруг разом затихли. И в наступившей тишине заговорил обладатель тенора — теперь уже совсем не задорно, а скорбно и торжественно:       — Сам посуди, почтенный путник! Моя ли вина, что здешние жители так слабы духом?       — Ох, и слабы! — плаксиво подхватил совсем тоненький голосок и вдруг горько разрыдался.       — Слышишь, путник? Вот и мои подданные полагают так же, — вздохнул уже знакомый тенор и тут же сочувственно продолжил: — Полно, Туми, не убивайся так! Разве плохо тебе живется в моих владениях?       — Хорошо! Хорошо! Хорошо! — загомонили тут же на разные лады «писклявые».       — То-то же! — довольно произнес тенор. — Видишь, я забочусь как могу об этих несчастных: ращу их, учу — а жалкие людишки... — он снова печально вздохнул и продолжил нараспев: — Открою тебе страшную тайну, почтенный путник! Знаешь ли ты, что ждет души умерших младенцев, которых не успели окрестить? Так вот, эти несчастные души не попадают на небеса, ибо без крещения нет оставления грехов, в том числе первородного, который лежит и на них тоже. А потому доселе они всегда отправлялись в ад.       — Да знаю я об этом, — тихо пробурчал Робин. — Дальше-то что?       — Но ты ведь не ведаешь самого главного, о путник! — возгласил тенор. — С некоторых пор это не так! Сам великий Эмрис передал мне тайное знание...       От неожиданности Танька вздрогнула. Меньше всего она ожидала услышать сейчас имя своего покойного деда! Неужели этот юноша — его ученик? Но ведь дедушка умер много лет назад, да и не владел он никакими тайными знаниями о судьбе некрещеных душ!       Однако тут же отыскалась если не разгадка, то хотя бы догадка. Да мало ли Эмрисов на свете! Мерлина вот тоже, говорят, звали этим именем. А что, если этот человек выдает себя за ученика Мерлина? Ну вот как можно так бесстыдно врать?!       — ...И я зовусь теперь королем... — продолжал тем временем тенор.       — Артуром! — хмыкнул вдруг Робин. Прямо-таки подслушал Танькины мысли!       — Королем пикси! — договорил тенор как ни в чем не бывало. — А мое имя — что тебе до него?       — Да здравствует наш король! Наш славный король! Наш добрый король! — немедленно подхватили «писклявые».       — Слышишь, путник? — самодовольно произнес «король пикси». — Ишь как они меня называют-то, а! Славный, добрый! Ну, так еще бы им меня не любить! Сам посуди: что́ лучше — томиться в аду или жить среди славного народа? А кто помог несчастным некрещеным душам остаться на земле? Кто обратил их в пикси, кто облек их плотью? И кто — даже страшно сказать! — подарил им надежду когда-нибудь вернуться к своим родителям? Это ведь всё сделал я!       — Наш король! — снова наперебой закричали «писклявые». — Наш добрый король!       А Танька тем временем лихорадочно размышляла. Конечно, всё это явно было каким-то невероятным, безумным обманом! Почему, например, этот «король» и его подданные-пикси никогда не говорят одновременно? Почему они так часто повторяют одно и то же? И снова ей пришла на ум мысль о каком-то механизме. Потом Танька вдруг вспомнила про птиц — грачей, ворон, скворцов, которых некоторые умельцы будто бы выучивали человеческим словам. Однако после поимки странной пищащей бабочки ни одна из догадок не казалась ей убедительной. Больше же всего Таньке сейчас хотелось, чтобы Робин как можно скорее остановил это безобразие.       И Робин опять словно бы прочитал ее мысли.       — Слушай, король Незнамо-Как-Звать! — вдруг весело воскликнул он. — А спорим, я отыщу твоих пикси!       Однако «король пикси» ничуть не смутился.       — Много ли трудного в том, чтобы их отыскать? — тотчас уверенно отозвался он. — Уж это-то, поверь мне, сможет любой. Зайди сюда и посмотри сам, какие они славные и безобидные. Уверен, что ты раздумаешь их выгонять!       — Выгонять? — удивленно переспросил Робин. — С чего ты вообще решил, что я хочу выгнать твоих несчастных подданных?       «Вот это да! — с удивлением сообразила вдруг Танька. — Да ведь Робин ловчит точь-в-точь как полагается фэйри! Он же вовсе не обещает их не выгонять! Он всего лишь спрашивает, почему "король" так думает!»       — С чего? — переспросил «король». — Тебя же зовут Хродберт — так, почтенный путник?       — Ну, положим, — согласился Робин. — И что с того?       — Тут вот какое дело, почтенный пут... почтенный Хродберт, — вздохнув, скорбным голосом ответил «король». — Крошка Туми, сын здешнего хозяина, жалуется мне, что некий Хродберт из Кер-Брана вознамерился выгнать его из родного дома. Впрочем, конечно же, это мог быть и какой-нибудь другой Хродберт...       — Возможно, — равнодушно ответил Робин. — Знал бы ты, король Незнамо-Как-Звать, скольких Хродбертов видел я за свою жизнь! А уж если с ними вместе сосчитать еще Хродгаров и Хродвигов, а потом добавить Гибертов и Нитбертов...       — Ну, раз так... — «король» вроде бы замялся.       А затем скрипнула дверь, и почти сразу раздался насмешливый голос Робина:       — Ну, и где же они, твои подданные, король Незнамо-Как-Звать?       Замерев от нетерпения, Танька вслушивалась в происходившее наверху. В ее воображении уже нарисовалось во всех подробностях дивное зрелище. Вот Робин выволакивает за шиворот из комнаты тщедушного лохматого мальчишку с прыщавым лицом. Вот вслед за ним выкатываются в коридор дрожащие от страха востроносые корявые существа ростом с ягненка. Вот все они — и пикси, и их прыщавый король — сломя голову несутся вниз по лестнице, выскакивают на улицу, разбегаются по окрестным кустам...       — Не видит! — огорченно пропищал наверху тоненький голосок.       Танька опомнилась. Усилием воли прогнала виде́ние. Да что за глупость такую она выдумала? Нет у этого «короля» никаких пикси — и быть не может!       — Не видит! Не видит нас! Ох, не видит! — застонали, захныкали наперебой писклявые голоса.       На этот раз шумели они очень долго. Когда же голоса все-таки угомонились, опять заговорил «король пикси».       — Ох, забыл я сказать тебе, почтенный Хродберт из Кер-Брана! — сокрушенно произнес он. — Моих подданных и правда может увидеть едва ли не каждый, но есть одна загвоздка. Понимаешь ли, славные соседи — они ведь показываются только своей родне. Правда, у нас в Британии почти во всех жителях течет хотя бы капелька крови волшебного народа, и поэтому...       Тут «король пикси» вдруг запнулся. Затем раздался хлопок, словно кто-то всплеснул руками. А вслед за этим «король» сокрушенно продолжил:       — Да как же я сразу-то не догадался! Хродберт — это ведь не британское имя! Ты же небось родом не с нашего острова!       — Ох как жалко-то! — пропищал вдруг тоненький голосок. — Как же ему не повезло!       — Обожди, Туми! Не до тебя мне сейчас! — цыкнул на него «король».       — Так жалко же его! Ох как жалко! — всхлипнул в ответ «Туми» и вдруг горько заплакал.       И снова заговорил «король» — теперь уже иначе: обеспокоенно, участливо:       — Да что случилось-то, дорогой мой Туми? Не томи уже, говори как есть!       Рыдание тотчас прекратилось.       — Если бы он видел меня... О, если бы он меня видел! — пропищал голосок. — Я бы смог тогда показать ему опасность, предостерег бы от нее, — а так... — и он вновь всхлипнул.       — Ну так просто расскажи мне о ней! Будто я со слов не пойму? — хмыкнул Робин.       — Ох, почтенный дядюшка Хродберт, — ответил «Туми» с сожалением. — Есть вещи, которые никак нельзя произносить вслух: не то они непременно сбудутся!       — Почтенный Хродберт, — вдруг обеспокоенно вмешался в разговор «король». — А дело-то, кажется, нешуточное! Мои подданные — они ведь такими словами не разбрасываются!       — Нешуточное! Ох, нешуточное! — тут же пискляво подтвердил «Туми».       И вдруг все замолчали. Потянулись томительные мгновения тишины.       — Вот что я скажу тебе, почтенный Хродберт, — задумчиво произнес наконец «король». — Выход можно найти всегда.       — Да что ты говоришь! — немедленно откликнулся Робин. — И почем?       — Да мне-то самому ничего и не надо, — равнодушно ответил «король». — Но для обряда понадобится славная кровь. Сам понимаешь, так просто ею с нами никто не поделится.       — А ты, как я погляжу, не промах! — хохотнул Робин. — Слушай, король Незнамо-Как-Звать, мне это даже нравится. Только знаешь что: тебе сильно не повезло. Уж такого-то снадобья у меня у самого хоть отбавляй.       — Ох... — вновь завел свою песнь писклявый «Туми». — Обманули беднягу, обманули... Откуда взяться у него настоящей крови, откуда!..       — Эх, король Незнамо-Как-Звать! — вдруг весело выкрикнул Робин, перебив горестные завывания. — Ну что это такое? Одни охи да ахи — право, скучное у тебя представление! А как по мне, уж если веселиться, так по-настоящему.       — Хм... — «король» вроде бы задумался ненадолго, но потом оживился: — А давай! Ты, я смотрю, любитель спорить — ну так поспорим, что ли? Чье снадобье действеннее — тот и выиграл! А кто выиграл, тот и ставит условия. И еще: когда один свое снадобье показывает — другой не вмешивается. Идет?       — Идет! — немедленно согласился Робин. — Когда проверять будем?       — Ну, меня-то придется ждать недолго, — заявил «король». — Скоро начнут возвращаться здешние работники — вот сам всё и увидишь!       — Я тоже откладывать не стану, — уверенно ответил Робин. — Сразу после тебя свое снадобье и покажу.       — Договорились! — воскликнул «король».       — Уговор! — вдруг пронзительно взвизгнул «Туми».       — Уговор! Уговор! Уговор! — загалдели остальные «писклявые».       А потом воцарилась тишина. Замолчал Робин, замолчал «король», затихли его неугомонные подданные. Время потянулось медленно, словно густой вересковый мед — Таньке даже почудился во рту его терпкий горьковатый привкус.              Разочарованно вздохнув, вернулась за стол Орли. Гвен и Санни по-прежнему тревожно вглядывались в потолок. А Танька вслушивалась в доносившиеся со всех сторон звуки. Шумно дышал спавший за столом хозяин. Деловито шуршала на кухне мышь. Однообразно стучали о крышу дождевые капли. Шлепая по лужам, брели мимо заезжего дома редкие прохожие. Слыша их шаги, Танька легко представляла себе этих людей. Образы вставали перед ее глазами, оживали. Вот идет какой-то рыцарь: разве звяканье шпор с чем-нибудь перепутаешь? А вот это, скорее всего, женщина: грузная, наверняка немолодая, она торопится, спешит, и шаги у нее сразу и тяжелые, и частые.       Шаги рыцаря удалялись, делались всё тише. Женщина же, наоборот, приближалась. Поравнявшись с заезжим домом, она неожиданно замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. А затем со скрежетом распахнулась входная дверь.       Женщина и в самом деле оказалась немолодой и грузной. Ее темный тяжелый плащ основательно промок под дождем, и сейчас с него ручьями стекала на пол вода. Острый капюшон женщина откинула на спину, ее когда-то черные, а теперь полуседые волосы сосульками прилипли ко лбу и вискам, а на полном круглом лице читалась странная смесь отчаяния и надежды.       Очутившись в зале, женщина рассеянно обвела сидевших за столом взглядом, чуть задержав его на спящем хозяине. Потом, спохватившись, она торопливо поклонилась гостям, вымученно улыбнулась им и тут же поспешила наверх.       Гвен и Санни разом вздохнули и покачали головами. Орли вновь поднялась из-за стола и направилась к лестнице. А Танька по-прежнему сидела за столом неподвижно и ловила доносившиеся до ее ушей звуки, недоумевая от происходящего и не зная, что предпринять.       Сначала сверху донеслись торопливые шаги. Потом они затихли, и тут же тихо скрипнула дверь.       — А, это ты, почтенная Керра! — нарушил молчание приветливый голос «короля пикси».       — Я всё сделала, как ты велел, милостивый король! — тихо, но твердо проговорила женщина. — Закопала деньги у того самого перекрестка, полила кровью.       — Я надеюсь, ты не вспоминала цвет шерсти того ягненка? — теперь «король» говорил беспокойно, словно чего-то опасаясь.       Женщина испуганно ахнула. Потом растерянно пробормотала:       — Только один раз, милостивый король...       — Я же предупреждал тебя! Ох, даже не знаю, как пройдет теперь обряд! — укоризненно произнес тот в ответ.       — Прости, милостивый король... — прошептала женщина и всхлипнула.       «Король» ответил не сразу. Зато теперь его голос стал совсем другим — мягким, ласковым.       — Да не огорчайся ты так, почтенная Керра! Твоя Деллен в любом случае вернется к тебе. Даже если она так и останется невидимой, все равно ты сможешь слышать ее всякий раз, когда захочешь.       — Да, — торопливо, глотая слова, проговорила женщина. — Ты, конечно, прав, милостивый король... В прежнем облике она вернется ко мне или нет — какая разница... Я ведь все равно останусь ее матерью, правда же?       Туми, Деллен... Сначала сын хозяина заезжего дома, теперь вот дочь поднявшейся наверх женщины! Наконец-то Танька стала немного понимать происходившее: этот «король пикси» вместе с какими-то неведомыми сообщниками дурил головы родителям, потерявшим детей, устраивал им гнусный спектакль... Ну почему же Робин молчит?!       Вдруг защипало глаза, перехватило горло. Руки сами собой сжались в кулаки. А в следующий миг Танька выскочила из-за стола — и бесшумно взлетела по лестнице на второй этаж.       Опомнилась она только наверху. И тотчас услышала за ближней дверью чистый детский голос. Голос тихо, но отчетливо произнес:       — Я приду к тебе этой ночью, мама.       — Слышала, почтенная Керра? — раздался вслед за этим хорошо знакомый голос «короля». — Иди же и готовься к встрече!       А затем за дверью послышались тихие шаги.       И тут сердце у Таньки замерло, от лица отлила кровь. Липкий страх овладел ею, перебил дыхание. Как сможет она посмотреть несчастной женщине в глаза? Или, может быть, попытаться объяснить ей, что все обещания «короля» — обман? Но... Внезапно пришло отчетливое понимание: нет, не убедит! А если убедит, то сделает этим только хуже.       Неожиданно для себя Танька сорвалась с места. Бесшумно пронесясь мимо двери, она остановилась метрах в трех от нее, вжалась в стену и, обернувшись, замерла.       В следующий миг дверь приоткрылась. Из комнаты вышла уже знакомая полная женщина в темном плаще. Подойдя к лестнице, она утерла глаза рукавом, счастливо улыбнулась и медленно, осторожно стала спускаться.       Дверь закрылась, и на этаже стало совсем тихо, лишь снизу через лестничный проем долетал приглушенный шепот Гвен и подруг. Однако на сей раз молчание за дверью оказалось недолгим. Вскоре его нарушил «король». Хохотнув, он весело произнес:       — Ну, почтенный Хродберт, теперь твоя очередь!       — Не торопись, король Незнамо-Как! — немедленно отозвался Робин. — Я пока не вижу толку от твоего снадобья. Или ты полагаешь, что дать напрасную надежду несчастной женщине — хороший способ доказать его действенность?       «Король» вдруг разразился звонким заливистым смехом. А отсмеявшись, гордо заявил:       — Ох и простак же ты, почтенный Хродберт из Кер-Брана! Нет, я полагаю совсем другое. Пойдем-ка прогуляемся, дружище, — я покажу тебе, как красив Уск при свете звезд, как летают над ним мои крохотные подданные, подобные ночным бабочкам. А заодно на перекрестке Лис-Керуитской и Аберплимской дорог мы измерим действенность моего снадобья — в серебре, которое я надеюсь откопать под старым тисом.       Как же просто всё оказалось! И как мерзко!       Задыхаясь от переполнявшего ее гнева, Танька опять шагнула к двери. И, остановившись перед ней, решительно рванула ручку.       Дверь неожиданно легко распахнулась настежь, звучно ударилась о каменную стену. Растерянно обернулся Робин. И недоуменно посмотрел на нее пронзительными черными глазами темноволосый незнакомец — конечно же, это мог быть только самозваный «король пикси»!       Самозванец оказался и правда почти таким, как его представляла Танька, — разве что самую малость постарше. Худощавый, с острыми, чертами лица, с густыми сросшимися бровями, он походил на молодого, но уже хитрого и искусного в охоте лиса.       — Что вам угодно, милая девушка? — произнес «король» вроде бы вежливо и почтительно, но в его голосе Таньке отчего-то почудилась тайная насмешка.       — Ой, какая хорошенькая! — пискнул вдруг кто-то вроде бы за его спиной... Или все-таки не за спиной, а за затылком? Или...       Сначала Танька даже не поверила своим ушам. А когда поняла, в чем дело, — чуть не ахнула от удивления.       Не было у самозваного короля ни тайных помощников, ни мудреного механизма! И юношеский тенор, и писклявые выкрики «пикси» звучали из одного и того же рта. Разница была лишь в том, что когда «король» говорил своим настоящим голосом, он, как и положено, шевелил губами, а когда верещал за своего подданного, то умудрялся держать их неподвижными. Сам же «король» при этом смотрел в дальний угол, словно там-то и находилось волшебное существо, невидимое остальным. И ведь наверняка несчастные доверчивые люди, неспособные, в отличие от сидов, легко находить источники звука, тут же велись на этот обман!       Танька смотрела на разыгрывавшееся перед ней странное представление и разрывалась между искренним гневом и невольным восхищением. То, что творил «король пикси», было необыкновенно, это был удивительный дар, от которого наверняка не отказался бы ни один лицедей. Но увы: «король» предпочел обратить его во зло.       Однако опомнилась она быстро. И сразу же встрепенулась. Происходившее надо было прекращать! Но как? Высказать всё этому омерзительному «королю»? Или все-таки попытаться что-то объяснить несчастной женщине?       Поколебавшись, Танька выбрала второе: все-таки здесь, наверху, есть Робин. А внизу... Ох, только бы женщина не успела уйти!       Женщина не ушла. Сбежав вниз, Танька сразу же увидела ее в зале: та стояла возле стола и с недоумением рассматривала оставленный Танькой горшок. Заключенная в нем бабочка сейчас не пищала, лишь изредка издавала тихий шорох.       — Почтенная госпожа... — осторожно позвала Танька.       Женщина не шевельнулась. Не услышала? Не поняла, что Танька обратилась к ней? Да как же ее зовут-то? Керис? Кери? Нет, вроде бы не так, хотя и похоже. Ох уж эти думнонские имена!       Наконец, вспомнила. Позвала:       — Госпожа Керра!       Что говорить дальше, она так и не придумала. И по-прежнему очень боялась произнести неправильные слова.       Женщина медленно обернулась. Взгляд у нее был странный, блуждающий.       — Вот, кто-то принес горшок с кухни, — задумчиво произнесла она. — Я в нем раньше мед хранила. Хотела Деллен угостить — дети ведь мед любят. А он взял да и кончился!       — Госпожа Керра, выслушайте меня! — твердо произнесла Танька. И решительно продолжила: — Всё неправда, вас обманывают!       — Обманывают? — недоуменно повторила госпожа Керра. — Кто? Господь с тобой, девочка!       И, пожав плечами, она снова принялась рассматривать горшок.       В зале стало совсем тихо, и только со второго этажа до Таньки долетали голоса Робина и «короля пикси».       «Король» поучал Робина, глумился над ним, насмехался. Робин отвечал изредка, короткими фразами, — но, похоже, всякий раз изрядно злил «короля»: тот немедленно раздражался и срывался на визгливый фальцет.       Неожиданно на улице опять послышались шаги — частые, шаркающие и невероятно знакомые. Вздрогнув, Танька удивленно обернулась на звук. Не будь она уверена, что господин Эрк мирно спит в какой-то из верхних комнат, непременно решила бы, что это он!       Шаги приблизились ко входной двери и оборвались. Послышался тихий скрежет, дверь приоткрылась. По зале пронесся холодный сквозняк, пахнуло прелой листвой. А затем раздался преувеличенно бодрый голос господина Эрка:       — Ну вот, Гвеног, а ты меня отговаривала! Знаешь, а дом-то внутри совсем как преж...       Господин Эрк не договорил, замолк на полуслове. Посмотрел на замершую у стола женщину в темном плаще, на стоявшую перед ней со смущенным видом Таньку, на тщетно пытавшуюся что-то сказать взволнованную Гвен. Удивленно пробормотал:       — Гвеног?       Та наконец опомнилась, торопливо проговорила:       — Эрк, тут что-то чудно́е творится!       И обрушила на ничего не подозревавшего мужа целую лавину новостей — о поселившемся наверху «короле пикси», о поспорившем с ним Робине, о странных голосах и даже о пищащей бабочке. Господин Эрк внимательно слушал, то кивал, то хмурился, иногда что-нибудь переспрашивал. А когда Гвен закончила свой рассказ, он произнес лишь короткую фразу:       — Пойду сам посмотрю.       И вразвалку пошагал к лестнице.       А Танька бросилась следом — снова наверх, снова к самозваному «королю пикси». Уж если «король» сумел задурить голову самому Робину Доброму Малому, долго ли ему провести добродушного господина Эрка?       По лестнице господин Эрк поднимался с трудом, тяжело дыша. Танька плелась следом, приотстав на несколько ступенек, и сосредоточенно рассматривала его коротко, по-римски остриженный затылок. В голову ей влезла неуместная, дурацкая мысль: а вдруг госпожа Керра сейчас ненароком выпустит чудесную бабочку, и та улетит! Прогнать эту мысль никак не удавалось, она угнетала Таньку, звала ее вниз, к драгоценной находке. Но ведь и бросить господина Эрка на произвол судьбы было никак нельзя!       Так они и поднялись на второй этаж: впереди господин Эрк, за ним Танька. Наверху ничего не изменилось, даже дверь в комнату «короля пикси» по-прежнему была распахнута настежь. А возле двери обнаружился и сам «король»: одетый по-уличному, в поношенном длинном плаще, с дорожным посохом в руке — он явно собирался уходить. По правде говоря, сейчас «король пикси» куда больше походил на бродягу, чем на могучего повелителя фэйри.       Заметив Таньку, «король» вдруг оживился: осклабился, помахал ей рукой, однако не произнес ни слова. Таньку его молчание даже обрадовало: вступать в разговор с бесстыжим обманщиком не хотелось совершенно.       Вскоре она увидела и Робина: тот, хмурый и встрепанный, стоял позади «короля». Угрюмо кивнув господину Эрку, Таньке Робин все-таки попытался улыбнуться. Правда, улыбка у него получилась усталая, вымученная. И он тоже, как и «король», не произнес ни слова.       Зато господин Эрк молчал недолго. Едва отдышавшись, он задрал голову, посмотрел на «короля пикси» и с важным видом вымолвил:       — Ну, здравствуй, король. Подданных-то своих покажи, что ли!       И проговорил он это так твердо, так уверенно, что Танька облегченно вздохнула. Может быть, зря она так беспокоилась за господина Эрка? Может быть, как раз он-то, бывалый лицедей, повидавший всякое на своем веку, и сможет дать самозваному королю-мошеннику укорот?       Ей даже показалось, что приободрился и Робин, что он распрямил спину, что в его глазах засветились лукавые огоньки.       Между тем «король» скользнул по господину Эрку взглядом и, так и не снизойдя до ответа, пренебрежительно дернул плечом. Тот, однако же, ничуть не смутился. Хитро посмотрев на «короля», он покачал головой и с усмешкой произнес:       — Ну, так отчего я никого не вижу? Или я не из славного народа?       «Король» хмыкнул, пожал плечами.       — Может, и не из славного.       — Не наш! — тут же пискнул поддельный «пикси».       — Да какой из него фэйри! Даже уши не острые! — поддакнул другой тонкий голосок.       И тут господин Эрк оторопел. Растерянно посмотрев в пустой темный угол, он вдруг попятился, сделал маленький шажок назад...       А у Таньки внутри всё оборвалось. Выходит, напрасными были все ее надежды, а дурные предчувствия сбылись? Но должен же, должен же быть какой-нибудь выход!       И выход этот вдруг нашелся. Выход, не требовавший ни ловкости, ни отваги, ни даже владения искусством спора. Выход донельзя, до нелепости простой. Простой как правда. Как правда, которая, конечно же, должна быть сильнее любой лжи!       Обойдя господина Эрка, Танька шагнула прямо к «королю пикси». Широко распахнула нечеловечески огромные глаза. И, глядя ему в лицо, громко воскликнула:       — А ведь я тоже их не вижу!       А затем изо всех сил тряхнула головой.       Тяжелые пряди волос взметнулись вверх — и сразу же вырвались на свободу и распрямились прятавшиеся под ними острые сидовские уши. Ошалело вытаращил на Таньку глаза побелевший как мел самозванец. И тогда она продолжила, чеканя слова:       — Не вижу, потому что нельзя, будучи в здравом рассудке, увидеть то, чего нет! Зато я точно знаю, кто на самом деле говорит за твоих пикси. Ты сам за них и вещаешь, самозваный король! Всё, что пикси отвечают тебе, они произносят твоим ртом!       И, показав на свое ухо, добавила:       — Уж мой-то слух тебе не обмануть!       А затем сделала еще шаг — навстречу лжецу и обманщику.       «Король пикси» ахнул, испуганно отшатнулся от приблизившейся к нему вплотную сиды, взмахнул рукой, заслоняясь от нее, потом ни с того ни с сего ухватил себя за большое оттопыренное ухо. И, так и держась за него, замер у стены.       Тут и с Робина словно спали колдовские чары.       — Не надейся: не заострилось! — фыркнул он вдруг. — Велика честь для тебя!       — Что, не ждал? — злорадно подхватил опомнившийся господин Эрк. — Ты сулил здешним жителям встречу с волшебным народом — вот к тебе и явились гости из-под холмов! Отчего же ты не радуешься им, король?       Поверженный «повелитель фэйри» стоял, вжавшись в стену, с поникшей головой, и его колотила крупная дрожь. Время от времени «король» затравленно озирался, а встретившись взглядом с Танькой, вздрагивал.       А Робин, ненадолго оживившись, вновь помрачнел. Прислонившись к простенку между окнами, он задумчиво смотрел на своего недавнего противника и качал головой. О чем-то размышлял и господин Эрк, тоже не спускавший с «короля» глаз. Прижав палец к подбородку, он долго расхаживал с сосредоточенным видом по коридору то в одну сторону, то в другую, а потом наконец остановился возле Робина и задумчиво произнес:       — Эх, что делать-то с этим молодцем?       — Может, просто отпустить? — неожиданно вырвалось у Таньки.       И сразу же глаза «короля» вспыхнули надеждой, он оживился, распрямил спину.       — Чтобы он опять принялся за свое? — поморщился господин Эрк. — Но воля ваша, леди!       — Нет-нет, — Танька, смутившись, торопливо мотнула головой. — Давайте лучше позовем стражу!       «Король» вздрогнул, исподлобья посмотрел на нее, ожег бессильной ненавистью. А Робин всё так же молчал и качал головой, и Танька никак не могла понять, возражает он ей или просто погружен в какие-то свои мысли. Но ведь решать судьбу «короля» без Робина было совершенно немыслимо!       — Господин Ро... — начала Танька — и вдруг, не закончив слово, испуганно замолчала. «Король» ведь называл Робина не Робином, а почтенным Хродбертом из Кер-Брана — и вряд ли это было случайностью. Наверняка он не знал, с кем имеет дело на самом деле.       Но исправить оплошность она не успела. Неожиданно снизу донесся женский крик — громкий, отчаянный, больно ударивший и по ушам, и по сердцу. Танька непроизвольно повернулась — и тут же на нее обрушилась лавина звуков. Сначала за ее спиной кто-то с громким топотом пронесся по коридору, потом раздались треск и звон, а еще через мгновение послышался далекий глухой звук удара. В коридор ворвался холодный, пронизывающий ветер, до щеки долетели мелкие водяные брызги.       Крик внезапно оборвался. А затем сквозь шум дождя пробился насмешливый голос Робина:       — Ух ты, какой прыгучий!       — Убился же! — воскликнул, всплеснув руками, господин Эрк.       — Ага! Как бы да не так! — отозвался Робин. — Вон он поплелся — как пес побитый.       И, словно в подтверждение его слов, из-за окна донеслось:       — Чтоб вы провалились, проклятые фэйри!       Господин Эрк в ответ лишь вздохнул. А Робин поспешно договорил:       — Ладно, Свамм, побежал я. Не то он вдовье серебро откопает — и ищи-свищи потом!

* * *

      Танька торопливо сбежала вниз по лестнице — в который уже раз! И не было ей сейчас дела ни до разбитого окна, ни до выпрыгнувшего из него «короля», ни даже до своей удивительной бабочки. Беспокоило лишь одно: что-то там с несчастной госпожой Керрой? Это ведь она так страшно кричала!       Госпожа Керра отыскалась сразу: обхватив голову, она сидела за столом. Лицо ее было пунцовым, глаза — заплаканными, плечи вздрагивали. Рядом склонилась Орли, что-то нашептывала ей на ухо. А вот Гвен и Санни куда-то исчезли. Не было в зале и хозяина.       — Мунстерская! — неожиданно для себя позвала Танька.       Та выпрямилась, обернулась. Откликнулась полушепотом:       — Этнин, это ты? Видишь, что тут делается?       — Она поняла? — спросила Танька, взглядом показав на госпожу Керру.       Орли кивнула. И тут же торопливо зашептала, перейдя на гаэльский:       — Как она услышала ваш разговор, как поняла, что ты из славного народа — у нее сразу словно глаза открылись. А потом Санни ей еще и про бабочку объяснила. Король-то набрехал ей, будто та тварь страхолюдная — его посланница. Сам, небось, на кухню ее и подкинул! А теперь Керра божится, что король на нее морок напустил.       Танька грустно кивнула, вздохнула. А потом вдруг присела рядом с госпожой Керрой, прижалась к ней, обняла за плечи.       Та испуганно напряглась, попыталась отстраниться.       — Вам будет лучше, доверьтесь мне! — шепнула Танька. — Это такое... — она вдруг запнулась, на мгновение задумалась, потом кое-как объяснила, так и не найдя нужного слова: — Волшебство народа холмов.       Странное дело, «цензор» даже не напомнил о себе — видно, и сам не знал правильного объяснения.       А из глаз госпожи Керры вдруг ручьями хлынули целительные слезы.

* * *

      — Ты как, Этнин?       Мягкая подушка под головой, солнечный зайчик на потолке, напевная гаэльская речь... Какой знакомый голос!       Перед глазами вдруг появилось веснушчатое девичье лицо в обрамлении медно-рыжих волос. Орли!       — А Керра уже встала давно, да сразу на кухню и побежала, — не дожидаясь ответа, сообщила ирландка и широко улыбнулась.       — Где я?.. — только и смогла проговорить Танька.       — Так в заезжем доме же! Тебя господин Глевас ап Колан в комнату отнес — ну, здешний хозяин, — весело отозвалась Орли и безо всякой паузы продолжила: — А Робин этого хитреца с носом оставил, сам выкопал Керрины деньги.       — Оставил? Кого? Хозяина? — недоуменно переспросила Танька.       — Короля самозваного, — рассмеялась Орли. — Ну ты даешь, холмовая!       Танька смутилась, вздохнула.       — Ничего голова не соображает, — призналась она сокрушенно.       Орли вдруг стала серьезной. Кивнула сочувственно:       — Так оно и немудрено! Не успела из хворобы выбраться, как побежала колдовать — ну разве так можно? — и тут же, снова широко улыбнувшись, продолжила: — Собирайся, холмовая, да пошли вниз скорее — сил набираться. Там Керра такую камбалу нажарила — пальчики оближешь!

* * *

      Внизу и правда вкусно пахло жареной рыбой. Однако пиршественная зала оказалась странно пустой. Не было ни Гвен, ни Робина, ни господина Эрка, и даже сам хозяин куда-то запропастился. Впрочем, одного человека Танька все-таки обнаружила: возле одной из входных дверей примостился на стуле незнакомый здоровяк с красным мясистым носом и оттопыренной нижней губой. Заметив ее, здоровяк привстал со стула, чуть заметно поклонился и сразу же уселся обратно. Разумеется, Танька поклонилась в ответ. Здоровяк этому явно удивился: он смущенно отвел глаза и вроде бы даже покраснел. Теперь растерялась и Танька. Как вести себя дальше, она решительно не знала.       По счастью, вскоре за кухонной дверью послышались знакомые шаги. Дверь приоткрылась, из-за нее выглянула госпожа Керра. Увидев Таньку, она обрадовалась, всплеснула руками.       — Ой, госпожа сида! Сейчас я вам рыбки принесу — свежайшая, только утром поймана! — и, с неожиданным для ее комплекции проворством юркнув за дверь, вскоре появилась с большой миской.       Едва Танька дожевала последний кусок и в самом деле невероятно вкусной жареной камбалы, как Орли обрушила на нее уйму новостей. «Короля пикси» так и не поймали: должно быть, тот сбежал из города. Робин все-таки отыскал под деревом возле перекрестка деньги госпожи Керры — и отдал их ей все до последней унции. Господин Глевас ап Колан проснулся еще на рассвете и вовсю хозяйничает, наводит в заезжем доме порядок. Вернулись охранник — Орли кивком показала на здоровяка — и младшая кухарка, повинились перед господином Глевасом, а тот их взял да и простил — ну вот что за рохля! Да была бы здесь хозяйкой Орли — она бы нипочем таких трусов больше и на порог не пустила! А страшная бабочка удрала из горшка, полетала по зале, но Санни ее все-таки поймала и водворила обратно.       Закончив рассказ про бабочку, Орли вдруг взглянула на Таньку — и тут же поспешно добавила:       — Да цело оно, чудище это — даже не обтрепалось. Не беспокойся ты так!       Сохранность бабочки Таньку и в самом деле встревожила. Но сейчас еще больше ее беспокоило другое. Куда делись друзья, всё ли у них в порядке?       — А где остальные? — спросила она, едва Орли договорила.       — Так а кто где, — Орли пожала плечами. — Санни в твоей прежней комнате. А Гвен с Эрком у Робина, нянчатся с ним.       — С Робином? — встревоженно переспросила Танька. — Что с ним, он заболел?       — Да нет, что ты! — рассмеялась Орли. — Ничего с ним страшного, просто вина перебрал... — Ты куда, холмовая?       Но Танька уже неслась вверх по лестнице.

* * *

      Господин Эрк задумчиво расхаживал по комнате, держал палец у подбородка и молчал. Гвен, пристроившаяся на табурете, беспокойно переводила взгляд то на него, то на Робина. А Робин сидел на кровати, обхватив голову руками и устремив в окно взгляд странно неподвижных, словно остекленевших глаз. На полу перед ним стоял большой оловянный кувшин. Вокруг кувшина разлилась темно-красная лужа, от которой несло густым винным духом.       На появление Таньки Робин отреагировал не сразу. Лишь когда она подошла вплотную, он встрепенулся.       — А, это ты, девочка!       — Простите, господин Робин... Я ведь вас при нем чуть по имени не назвала... Ну, при короле том самозваном, — поспешно проговорила она и на всякий случай добавила: — Но ведь не назвала же!       На самом деле она решительно не представляла себе, что следовало сейчас говорить, — вот и сказала первое пришедшее на ум.       Робин медленно поднял голову, посмотрел на Таньку мутным хмельным взглядом. Выдохнул, обдав ее запахом перегара.       — Ну и правильно, девочка. Не называй ты меня больше Робином!       Танька растерянно кивнула:       — Да, конечно... Здесь Думнония, я же понимаю...       Робин хмыкнул, мотнул головой.       — Да не в этом дело, девочка! Видно, был Робин, да весь вышел. Уходит моё время.       Услышав такое, Танька оторопела. Только и смогла вымолвить:       — Господин Робин...       Робин махнул рукой, вздохнул совсем по-стариковски.       — Да-да, девочка. Выходит, выросли молодые зубастые волчата, с которыми мне уже не потягаться. А когда старый волк промахивается...       Договорить ему Танька не дала — выпалила не задумываясь:       — Но вы же не волк, господин Робин!       Робин снова хмыкнул. Но она и не думала останавливаться. В памяти ее ожила давняя мамина сказка — сказка из мира Учителя, сказка, в которой нашлось место и Робину Доброму Малому тоже — пусть даже совсем не похожему на господина Робина, каким она его узнала наяву. И теперь Танька смогла сказать уверенно, не колеблясь ничуть:       — Знаете, господин Робин, что говорила мне про вас мама? «Он пришёл в Британию вместе с дубом, ясенем и терновником и уйдет лишь тогда, когда исчезнут они» — вот! Видите старый дуб за окном — он ведь никуда исчезать не собирается, правда же?! И ничего вы не промахнулись! Вы просто не могли даже в мыслях поступать, как он — обманывать несчастную мать, потерявшую ребенка.       Горько усмехнувшись, Робин кивнул — вот только, похоже, с Танькой вовсе не согласился.       — Ладно, давай, утешай меня — может, и правда поверю. Вот и Свамм так говорит — то есть, конечно же, почтенный Эрк ап Кэй ап Касуин ап Йестин...       — Дуб, терновник и ясень... — задумчиво пробормотал господин Эрк. — Я запомню, леди!       А потом неожиданно распахнулась дверь, и на пороге появился хозяин заезжего дома.       — Почтенный Хродберт... — начал было он, но тут же удивленно замолчал. Задумчиво посмотрел на Таньку, на господина Эрка.       — Как я не сообразил-то, — вдруг радостно воскликнул он. — Эрк, славный дружище Эрк! Я смотрю, ты все-таки нашел свою родню!       — А то! — гордо отозвалась вместо мужа Гвен. — Еще и какую!       И Танька неожиданно для себя кивнула.