Тусовщица

«Я думал, что встретил её в четвёртый раз. Она была, как всегда, бесподобна. Но потом до меня дошло, что, кажется, это была уже не она...»

Прошло два года. Сентябрь. Москва. Центральный район. Улица Моховая. Ресторан французской кухни «Vent d'est».       К обеду Ася все-таки смогла дозвониться мужу. Пока Лёва с друзьями сотрясали воздух на студии, Ася с самого утра сидела на каких-то собраниях в школе и разных секциях сыновей. Штрайхер уже изрядно устала и жутко хотела есть, поэтому настояла на встрече с мужем, которая проходила в очень популярном французском ресторане Москвы.       Супруги сидели за четырёхместным столиком у панорамного окна, изучали уже довольно знакомое меню и собирались делать заказ. Штрайхер сидела спиной к парадному входу, зато Бортник не мог видеть, что происходит у бара. Ася часто разглядывала прохожих за окном. А Лёва смотрел на людей, которые то заходили в ресторан, то его покидали. В какой-то момент блондинка заметила, как к ресторану подъехал большой чёрный «Porche». Хмурый водитель заглушил мотор, вышел из машины и открыл заднюю дверь со стороны водительского сиденья. На свет дня вышла женщина около тридцати лет, которая уверенным шагом двинулась к парадному входу. Теперь её мог изучить и Лёва.       Женщина перекинулась парой слов с хостесс и прошла в зал. Незнакомка представляла из себя идеально-клишированную московскую чиновничью жену. Она была облачена в симпатичный жилет из очень дорогого светлого меха, розоватую блузку под ним, тёмные облегающие брюки и чёрные замшевые ботфорты на высоком каблуке. Длинные тонкие пальцы украшали кольца с драгоценными камнями и металлами высших проб, на худых запястьях болтались аккуратные браслеты. Бортнику казалось, что он где-то видел эту особу, но из-за больших солнечных очков не мог разглядеть женского лица. Её худые щёки обрамляли аккуратно выпрямленные ухоженные каштановые волосы до плеч. Какая-то статная дама незамедлительно подошла к незнакомке, начиная разговор. Женщины приобнялись и обменялись любезностями. Лёва точно знал одно - эта брюнетка была явно не простой гостьей. Закончив разговор, незнакомка помахала рукой одной из официанток и сняла солнечные очки.       Бортник сильнее сжал вилку, распахнул глаза и непроизвольно приоткрыл рот. Мужские зрачки расширились, дыхание участилось. Ася, в свою очередь, не могла не заметить, как муж заворожённо куда-то смотрит. — Эх, и не стыдно вам, Егор Михайлович, на чужих жён заглядываться? — рассмеялась Штрайхер, посмотрев за спину, понимая, на кого же уставился музыкант. — Кто это? — Лёва сделал как можно более невозмутимый вид и кивнул в сторону незнакомки.       Женщина улыбнулась и начала подниматься из-за стола. — Ты куда? — Бортник нахмурился, смотря на жену снизу вверх. — Пошли, — Ася взяла мужа за руку и потянула за собой. — Дава-а-ай!       Блондинка ушла вперёд, а Лёва, чувствуя странную боль в сердце, поплёлся следом. — Рита-а-а! — радостно протянула Ася, чем очень удивила мужа.       «Незнакомка» обернулась и засияла самой чудесной на свете улыбкой. — Привет, милая! — Марго приобняла собеседницу и радостно приникла щекой к щеке подруги. — А мы вот к твоим подопечным заглянули с мужем на огонёк, — пояснила Штрайхер, понимая, что Лёва уже совсем близко. — Это мой муж, Егор Бортник. Он же Лёва Би-2.       Мужчина неуверенно шёл вперёд. Он знал женщину напротив. Знал её лучше всех, знал её до звона в ушах и диких спазмов где-то в области сердца. — Очень приятно. Маргарита Гребнева, можно просто Марго или Рита. Мой муж любит ваше творчество! — просто отменно отыгрывая, Маргарита Гребнева, в девичестве Жукова, протянула старому-новому знакомому руку.       Лёва принял непринуждённый жест и ответил на рукопожатие. Её рука была привычно прохладной и очень мягкой.       Они смотрели друг другу в глаза, делали вид, что никогда раньше не виделись, но на самом деле искренне не понимали, что происходит. Два года они были прекрасными сновидениями друг друга, несбывшимися призраками собственных судеб, а теперь они вновь стоят рядом.       Ася начала что-то восторженно лепетать. А Лёва с Гошей так и продолжили стоять, молча смотря друг другу в глаза. Она была рядом, прямо напротив Бортника. Только вот что-то изменилось за эти два года. Женщина, как и положено в её возрасте, прибавила пару килограмм, полностью сменила стиль и убрала дикий розовый цвет с волос. Но главное - из больших кошачьих глаз пропал огонь, пропал оскал, пропала жажда жизни. Перед Лёвой стояла уже не Гоша, он видел перед собой Маргариту Александровну Гребневу. — Это ресторан мужа Риты, — пояснила Штрайхер мужу, проводя рукой по его предплечью.       Где-то под рёбрами отвратительно заныло. Она была замужем. — А ваш муж?... — Бортник постарался всеми силами сдержать дрожь в голосе. — Гребнев Роман Михайлович. Член совета директоров «Роснефти», — скованно ответила Марго, переводя испуганный взгляд то на Егора, то на его жену. — А твой где? — с неподдельным интересом спросила Ася, приникая к мужу, обвивая его руку.       Гоша усмехнулась и стала оглядываться по сторонам. Женщине пришлось отойти назад, к проходу между столами, подозвать кого-то рукой. В один момент Гребнева повеселела, улыбнулась, вытянула руки вперёд. Навстречу хозяйке ресторана со стороны служебных помещений шла молодая девушка, держа на руках годовалого ребёнка. Незнакомка передала мальчишку в руки Марго и покорно ретировалась. Гребнева вновь подошла к знакомым. — Это мой сын Лёва, — пояснила столичная красавица, довольно прижимая к себе сына.       Бортник в ступоре глядел на светловолосого мальчишку, который с явным наслаждением пускал слюни и что-то лепетал, сидя у матери на руках. Мужчину не оставляло чувство, что он потерял часть себя, что идеализированный образ его внутреннего мира разрушился, вытек сквозь пальцы. — Какая прелесть! Стоят два Лёвы! — Ася ушла в писк, пытаясь развеселить белобрысого мальчишку на руках бывшей тусовщицы. — А где вы познакомились? — фронтмен удосужился вставить хоть какую-то фразу в этот, по его мнению, удивительно сюрреалистические диалог. — В центре, здесь недалеко есть очень известная детская частная клиника. Рита делала с Лёвушкой флюорографию, а я нашим шкетам результаты для школы забирала, вот и познакомились, — иногда Штрайхер была чрезвычайно болтлива.       Марго поцеловала сына в макушку и оглянулась. — Ксюша! — хозяйка заведения позвала ту самую неприметную девушку откуда-то из глубины ресторана. — Забери его.       Из уст Гребневой эта фраза прозвучала несколько цинично и даже угрожающе. Няня маленького Лёвушки покорно приняла ребёнка из рук своего работодателя и спешно удалилась. — А вы здесь на обед? Торопитесь? — Марго старалась делать вид, что она является этакой гостеприимной хозяйкой. — Нет, что ты. Я его еле вытащила из их музыкантского гадюшника. Наоборот хотела с ним тут подольше посидеть, — Ася обратила взгляд к мужу и левой рукой поправила тому воротник чёрной рубашки. — Тогда предлагаю вам присоединиться ко мне. Вы не против составить мне компанию? Весь обед за счёт заведения, — Гребнева указала рукой на стол, еле заметно выделенный небольшим подиумом и по краям увешанный лёгкими волнами кремового тюля. — Да что ты! Не стоит, — постаралась отказаться Ася. — Я настаиваю, — уверенно добавила столичная красавица, по-хозяйски выхаживая к своему столу, жестом отдавая покорным официантам указание перенести вещи своих знакомых к её столу.       Ася взяла мужа крепче под руку и с высоко поднятой головой направилась вслед за подругой.       Супруги уселись за большой обеденный стол в центре зала. Бортник с первых секунд понял, почему за ним всегда сидит хозяйка заведения: отсюда открывается прекрасный вид на бар, абсолютно на каждый угол огромного обеденного зала, а также отсюда удобно разглядывать чудесный пейзаж за окном.       К столу подлетела молодая официантка в свеже выстиранной форме здешнего персонала. Виктория (Лёва прочитал выведенное курсивом имя на небольшом бейдже), как можно более естественнее, поздоровалась и, достав из-за пазухи небольшой блокнот с ручкой, приготовилась брать заказ. — Викуль, не трясись. Пускай Апполон Дмитриевич организует нам мой любимый обед на три персоны, — вальяжно попросила Марго, выкладывая на стол мобильный, проверяя новые уведомления. — Вино включать? — взволнованно поинтересовалась девушка. — «Домен де Шевалье». Я видела, в баре оставалось пару бутылок, — без промедления ответила столичная красавица, обращая взгляд на подчинённую. Виктория на скорую руку внесла в блокнот последние заметки и, кажется, слегка поклонившись, покорно ушла на кухню. — Как у вас тут всё..., — восторженная Ася пыталась найти нужные слова. — Отработано. Отличный персонал, отличный сервис, отличный интерьер, отличная еда - всё идёт от изначальной выправки и заинтересованности каждого члена команды, — Марго говорила ровно и чётко.       Она уже не была девушкой с вагоном эмоций и ненужных амбиций. Она стала холодной леди с толстым кошельком. Такой, которая сможет выжить в суровых столичных реалиях. Её не сломают ни сплетни, ни предательства, ни разочарования.       Штрайхер продолжала о чем-то увлечённо разговаривать с Маргаритой, пока Лёва с интересом разглядывал старую-новую знакомую. Мужчина слишком сильно соскучился по вечной гостье его ночных грёз, поэтому пытался заново её запомнить, изучить в малейших деталях.       Гоша (если её, конечно, можно было сейчас так называть) была пугающе спокойна. Она с почти естественным интересом слушала бабский бред Аси, частенько переводя взгляд на Бортника, как бы стимулируя его интерес к себе. Некогда розовым волосам был возвращён естественный цвет и длина примерно по плечо. От бывшей питерской «Party Girl» теперь веяло московским шиком и рублёвской роскошью. — Давно хотела побывать на вашей кухни. Это вообще возможно? — Штрайхер застенчиво усмехнулась.       Гребнева облегчённо выдохнула и вот теперь улыбнулась совсем естественно. — Конечно можно. Хоть сейчас! — Рита хозяйским жестом позвала статную женщину, которая с представительным видом наворачивала по залу круги.       Симпатичная особа за пару секунд оказалась у столика, где обычно обитало начальство. — Знакомьтесь, это Евгения Замятина, директор нашего ресторана. Она с радостью проведёт вам экскурсию на нашу кухню. Женечка, это Лёва Би-2 с женой. Давай, не стой манекеном, сделай хоть что-нибудь полезное, — Гоша прочесала аккуратно уложенные волосы на макушке пятернёй, раздавая указания персоналу направо и налево.       Директор ресторана с явной многолетней выправкой официантки покорно согласилась. — Мась, пойдёшь со мной на кухню? — Ася припала к щеке мужа, обвивая его руку. — Не-е-ет, — Бортник изобразил усталость почти естественно. — Я устал, давай хоть в этот раз на экскурсию без меня!       Штрайхер недовольно фыркнула. — Ну ладно, я скоро вернусь. Не шали! — Женщина очаровательно улыбнулась, поцеловала мужа, поднялась из-за стола и направилась следом за молодой женщиной на высоких каблуках.       Они остались вдвоём. Один на один в этом огромном ресторане.       Лёва смотрел на неё, как в первый раз: с восхищением, с интересом, с задором, который будто ещё не впитал эти два мучительно долгих года. Марго смотрела вызывающе, так, как умела. Она давно этого не делала, потому что уже не надо было. А сейчас вот как раз представился случай, поэтому Гребнева наскоро вспоминала себя «питерскую», себя «дикую», лучшую, по ее мнению, версию Маргариты.       Лёва сидел смирно и даже не думал подавать виду, что что-то происходит или произошло. Внутри музыкант метался из стороны в сторону. Сердце в диком темпе билось о грудную клетку. Осознание того, что он вновь встретил «свою Гошу», приходило медленно, доводя до исступления, заставляя организм выпрыскивать в кровь лошадиные дозы адреналина. Горло в момент пересохло, казалось, волнение скрутило его колючей проволокой, не давая возможности начать разговор.       Марго тоже сидела неподвижно и с уверенностью смотрела фронтмену в глаза. Внутри женщины бушевал ураган. Желудок скручивался в тройной узел, в области сердца что-то больно жгло. Чувства возвращались медленно, заново выискивая некогда проторенную тропу в душе бывшей тусовщицы. Музыкант сидел перед ней живой и здоровый, такой настоящий, удивительно настоящий по сравнению с картинками в её снах. От всего этого сумбура сердце падало куда-то в пропасть, а в голове хрустело битое стекло и звенели колокола. — Значит, Маргарита Гребнева? Роснефть? Москва? — Егор показал свою силу тем, что заговорил первым. — Да, а ещё муж и сын, — хотя девичье сердце бешено стучало, платиновая леди говорила спокойно и равнодушно. — Лёва? — зачем-то переспросил музыкант, подаваясь вперёд. — Да, — Гребнева прокашлялась. — Давным давно я любила одного человека, поэтому просто не смогла не назвать сына в его честь.       Шах и мат. Тусовщица сказала правду сама. Это было самое откровенное признание в жизни Бортника.       Это не Гоша. Не его Гоша. Она уже давно Маргарита и никто больше. — Что с тобой случилось? — Лёва нахмурился, немного расслабляясь, складывая руки на груди. — О чём ты? — столичная красавица усмехнулась. — Ты же была Гошей Жуковой. Куда она пропала? — музыкант не верил в то, что видел. — Умерла, — равнодушно отрезала бывшая тусовщица. — Что было? Ты не могла так просто отказаться от того, что имела, — музыкант сам не заметил, как на небольшую долю повысил тон и облокотился на стол, машинально приближаясь к хозяйки заведения, сидящей напротив.       Гоша, не смея потерять лица, медленно откинулась на спинку дивана, наоборот отдаляясь от собеседника. — Тише-тише, сладкий. Не кричи. Мы не одни, — от этих слов, от этой интонации сводило скулы сиропом ностальгии по временам «питерской Party Girl».       Лёва мотнул головой и поморщился, но отвечать не стал. Он знал, что если просто начнёт слушать, Маргарита ничего не сможет от него утаить. «С правдой до конца» - возможно, это стало девизом их странных отношений. — Я буду краткой, ты не против? — Гребнева надменно откинула прядь каштановых волос за спину и придвинула к себе бокал с водой. — Все в твоей власти, детка, — желаяя поскорее услышать правду, Бортник соглашался на все условия женщины напротив. — Я тупила в Питере ещё около месяца, пока в середине лета мы не стали зависать в «Платине» на Думской. Тогда в СПб приехали какие-то ребята с Екатеринбурга и привезли газельку наркоты. Об этом трещал весь Питер. И вот под покровом ночи двадцатого июля в толчке «Платины» у меня на руках умер от передоза друг. Он курировал организацию наших показов, вёл расходы студии, а в тот момент загибался от лошадиной дозы мета, — речь танцовщицы вошла в привычное ей русло, моментально смешиваясь с тусовочный жаргоном. — Почему ты скорую не вызвала? — для Бортника такая ситуация была вне понимания. — Эти парни с Урала ясно дали понять, что пока они толкают здесь вещества, любое привлечения внимания будет наказуемо. Бандитский Петербург не отжил своё, он просто переродился, — столичная принцесса смочила горло артезианской водой из высокого бокала. — Я ничего не понимала. Неделю сидела, закрывшись в студии. Девчонкам пришлось со слесарем ломать дверь. Я решила, что пора с этим заканчивать. У меня мир рухнул за одну неделю. Я оставила ключи девчонкам, собрала все деньги, которые смогла, взяла сумку спортивную и вылетела в Ригу. — Почему в Ригу? Ты могла приехать ко мне в Москву, — Бортник, сам того не понимая, сказал откровенную глупость.       Гоша злостно прыснула от смеха. — «К тебе в Москву»? Ты головой обо что-то приложился неудачно? — Гребнева поправила длинными когтями кончики аккуратно стриженных волос. — Да, у нас была химия, у нас были чувства, но тебе не кажется, что этого было маловато? Мне не прельщало жить в тайне на содержании престарелого музыканта в столице, ещё и, не дай бог, с незаконным внебрачным ребёнком на руках.       Каждое едкое слово из уст танцовщицы резало по живому. И что самое страшное - Маргарита говорила удивительно правильные вещи. Это все забиралось кристаллами жгучей соли Лёве под кожу, вызывая отвратительный зуд, заставляя выть от отчаяния. — Я мог и хотел тебя обеспечивать. Я был готов бросить к твоим ногам целый мир, — Егор, казалось, не слышал ничего и ничего не хотел понимать.       Марго решила быть грубее, чтобы исключить любые плачевные последствия. Женщина подалась вперёд и очень соблазнительно облизала губы. — Денег не хватит, — эта противная фраза растворилась в воздухе запахом аммиака.       Бортник сжал зубы от злости так сильно, что в ушах раздался мерзкий звон. Музыкант от безысходности отвёл взгляд в сторону. — Что было в Риге? — разговор приятным не был, но фронтмен желал знать всю правду. — Я танцевала, тратила деньги, пыталась их же хоть как-то заработать. Потом я встретила через месяц девчонку, с которой часто тусила в СПб, но в моей студии она не танцевала. Она позвала меня съебать из СНГ в «настоящую Европу». И мы с ней покатили по Германии, Швейцарии, Австрии, Франции, в итоге через месяц засели в Испании, — Гошу стал изрядно напрягать этот разговор, поэтому женщина пустилась в, как одно, более короткие тирады. — Но ты здесь. И не через полгода, а через два. Ты перестала танцевать? — настаивал на открытии всех секретов музыкант. — Мы были в Барселоне. Тусили, танцевали. Там круглый год лето, поэтому танцевали мы постоянно на улице, месяца за два сколотили себе «банду». И на одном из стритов я неудачно прыгнула с клумбы через толпу ребят прямо на асфальт. Нужно было за счёт мышц плавно скатиться на колени, а я тупо рухнула вниз. Правое колено вылетело, на левой на чашечке трещина, — возможно, Гребнева рассказывала некогда любимому мужчине самую главную трагедию своей жизни.       Бортник расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки. Что-то не давало вдохнуть ему полной грудью. Его тусовщица больше не танцевала. — Ты перестала танцевать? — Месяц протусила в испанской больнице, еле-еле встала на ноги. Я до сих пор не совсем уверена, что мне на каблуках-то ходить безопасно, не говоря уже о танцах, — Марго снова смочила горло водой из бокала.       Они замолчали минут на пять. Лёве нужно было немного времени, чтобы в полной мере осознать то, как быстро разрушилась часть мира внутри него. — Я потом работала в отеле на пляже в Барсе, там отдыхал с друзьями мой нынешний муж. Мне не составило труда выскочить за него замуж через два месяца. И вот у нас почти полгода назад родился сын, — история Марго подошла к концу. — И ты назвала его Лёвой, — Бортник не смог удержаться, чтобы ещё раз себе самому об этом не напомнить. — Да, назвала! — грубо отрезала столичная красавица. — Я любила тебя долго. Слишком долго для тех трёх раз, что мы виделись.       Танцовщица отвела взгляд в сторону и напряжённо замолчала. Бортник смотрел на свою собеседницу и часто дышал. Грудь сдавливало тянущее чувство незаконченности и неопределённости. — Не смотри так на меня, — не поворачивая лица к музыканту, попросила Марго. — Как «так»? — на нервной почве Егор прыснул от смеха. — Послушай, Лёв, — начала Гоша, вкладывая в каждое слова долю обезоруживающей нежности. — Мы теперь никто друг другу. И теперь наши чувства взаимно незаконны. У тебя чудесная жена и очень умные сыновья. У меня самый лучший на свете муж и прекрасный сынишка. Мы не имеем право рушить друг другу жизни. — Но..., — попробовал вклиниться в откровенную тираду танцовщицы Бортник. — Нет. Молчи, — отрезала столичная красавица и слегка подалась вперёд. — Я знаю, что ты чувствуешь, будто упустил шанс. Но, прошу, пойми, что у тебя его никогда не было. Просто живи. Забудь обо мне, словно я была лишь персонажем прочитанной тобой книги. Люби себя, детей, свою жену. И только если Ася поймёт, кем ты являешься на самом деле, только если она уедет от тебя сама, я приду, как обезболивающее, как бальзам и залижу все твои раны, — размыто пообещала Гоша и изменилась в лице.       Занавес. Аплодисменты.       В зале появилась Ася Штрайхер. Она плыла между столов, излучая лишь свет, абсолютную радость и вдохновение. — Ну, как тебе наша кухня? — Марго вошла в роль «себя обычной в этом дорогущем меховом жилете». — Эх, одна сплошная красота! — Штрайхер с самым воодушевленным лицом облокотилась на предплечье мужа. — Ещё бы. В моем ресторане не может быть по-другому! — шатенка лёгким движением руки откинула почти невесомые пряди волос в сторону затылка.       Молодая официантка начала приносить блюда из составленного шеф-поваром обеда. Это было восхитительно во всех отношениях. Повара ресторана экс-тусовщицы работали просто прекрасно. В перерывах между блюдами Ася о чем-то оживленно беседовала с Марго, Гоша прекрасно отыгрывала, что ей интересна вся эта болтовня, а Лёва сидел молча, изучая глазами то свою жену, то светскую красавицу напротив.       Жизнь Бортника перевернулась после встречи с лёгким мотыльком розового оттенка. Гоша навсегда забрала себе кусок мужского сердца. Лёва уже который год жил какой-то непонятной размытой надеждой. И вот, сейчас, всматриваясь в острые черты лица женщины напротив, музыкант чувствовал, как что-то с треском ломается где-то внутри. Часть его души крошится и медленно утекает сквозь пальцы.       Гоша Жукова умерла. Пёстрым бабочкам на целую жизнь дан лишь один день, вот и питерская «prom queen» растаяла на страницах истории ее поколения. Все оказалось слишком закономерно и просто.       Появилась другая особа. Женщина, мать, настоящая столичная красавица, хозяйка, барыня - всё Маргарита Гребнева. Серьезная, роскошная, знающая себе цену, она, скорее всего, наводила ужас, нежели позволяла собой восхищаться.       Лёва уже не знал, о чем она думала, потому что это была уже не Гоша. Музыканту оставалось лишь расстаться с непонятной надеждой и жить одним лишь воспоминанием о своей питерской «party girl».