Они прогнали легендарное существо прочь, так и не позволив двум сросшимся душам взглянуть друг другу в глаза и проститься. Их копья вонзались в его тело также бесчеловечно, как и копья тех бестелесных существ, жизнь которых была неподвластна объяснению. Об этих дремлющих стражах внутри Гнезда предания умалчивали, заставляя юного Эраба впервые усомниться в их правдивости. Неужели мудрейшие предки сочли этот момент недостойным упоминания? Или они знать не знали о чудных охранниках звериного логова, которое таило в себе куда больше тайн, чем мог себе представить кто-либо за его пределами.
Знали предки или нет, уже было не так уж и важно. Вернуться в то дивное место, оторванное от дикой природы, не представлялось возможным. Да и путь к Гнезду мальчик знать не мог, находясь без сознания внутри Трику всякий раз, когда тот пересекал ту немыслимо высокую границу. Вернуться никак, да и не за чем. Перед тем, как потерять связь с реальностью, тогда, на руках у своего взволнованного отца, Эраба увидел его размытый силуэт, что волочился по небу над Древней Деревней. В последний миг, когда глаза против воли норовили закрыться, картинка сфокусировалась, и он навсегда запомнил его необыкновенно живучее тело с торчащими по бокам копьями и оборванный, неестественно короткий хвост. Он спокойно парил в небесах, неспешно приближаясь к месту своей гибели. Мальчишка еще никогда не видел его в таком плохом состоянии, несмотря на все те невзгоды, что им достались, и он был почти уверен, что Трику осталось недолго. И был бы рад, если и ему не пришлось бы отныне жить. Жить без славного пернатого друга, умеющего презабавно дернуть большим ухом и вызвать улыбку, которую невозможно сдержать.
Перед окончательным уходом в мир снов, мальчику стало невыносимо от того, что его друг будет погибать в одиночестве. Людоед бы мог ощущать себя брошенным, никому ненужным зверьем, но он сам избрал данный путь, жертвуя собой, дабы вернуть свою невольную добычу домой, туда, где его ждут родные и близкие собратья. Вот только Трику никто не ждал.
Мальчик, унесенный однажды громадным зверем-людоедом, сидел на опушке старого леса, что граничил с его родной деревушкой. Он облокотился спиной о высокий дуб и искал единения с природой. Тут не было никого, кто мог бы досаждать расспросами об этом «несчастье», как все выражались. Эраба же, напротив, считал все эти моменты, проведенные с диким животным, самыми счастливыми в своей жизни. К сожалению, все жители деревни считали иначе и, так как мальчик был единственным, кто вернулся прямиком из пасти чудовища живым, его атаковали вопросами…
Что за метки на твоей коже? Почему он тебя не съел? Почему он прилетел обратно? О каких силах ты говоришь? Где Легендарное Гнездо?
Дух, призывающий Луну, почти трижды завершил свое путешествие по ночному небу, а древний народ все никак не мог утихнуть. Хотя в последнее время его мало кто беспокоил: или это затишье перед бурей, или все начинали привыкать к закрывшемуся ото всех мальчику.
Помимо бесплодных попыток объяснить суть загадочного Гнезда, Эраба проводил немало времени в хибаре местного знахаря, в котором вовсе не нуждался. После пребывания внутри Трику действительно чувствовалась сильнейшая слабость, но она проходила спустя дни, и больше не возвращалась. Однако старый целитель настаивал на более продолжительном отдыхе. А сколько целебных отваров он выпил! Но никакие настойки и травы не могли впитать в себя черные как смоль метки. Всякий раз знахарь терпел неудачу, обвиняя падших существ во всех их грехах и ворча о том, что врачевать его придется еще долго, так долго, что он и не застанет тот день, когда мальчишка будет исцелен.
Да и нужно ли ему исцеление? В Древней Деревне, вдали от угрожающих доспехов, эти знаки по всему телу не мешали ему ни в чем, только вызывали у окружающих слишком много внимания и интереса, скрыть которое никто не пытался. Почти никто.
На взгляд избранного, единственным его успехом со дня возвращения в деревню стало убеждение жителей в том, что легендарная угроза отныне в прошлом. Какие бы темные времена не настали, более ни один зверь-людоед не прилетит на охоту, ни один дикий жнец не съест безгрешное дитя и не унесет его тело в далекие дали. В это мальчик свято верил, вспоминая то болезненное уничтожение владыки долины.
Обеспокоенность поселенцев начала спадать, но недоверие и бурный интерес к этой истории имел место быть. И немудрено: нечасто можно встретить громадного зверя-людоеда воочию, от таких вещей народ долго отходит. Потому-то мальчишка и сидел здесь, среди могучих деревьев, что были готовы внимать и сеять лесную тишину веками, вдали от суетливой человеческой жизни, вне зависимости от того, что происходит там, в деревне. С тех пор как он вернулся, он часто стремился проводить время в одиночестве. Никаких занятий по обучению охоты, никаких игр. Отныне его жизнь — то, что видит лес.
— Эраба.
Кто-то окликнул его, слабо, но настойчиво. Голос кажется знакомым, он слышал его на просторах Деревни. Мальчик вяло огляделся. Кругом вечные деревья да шелковистая зеленая трава, но некая тень застыла поодаль, наблюдая за ним. Странно, что он не заметил приближения человека в такой тишине.
— Отрадной еды, Эраба, — проговорила маленькая девочка, мельком взглянув на необычные метки. Их без стеснения рассматривал каждый, но только Райто, его не самая близкая по духу, но все же подруга относилась к его узорам намного сдержанней остальных. — И долго еще ты в лесу собрался пребывать? Проголодался, должно быть.
Слова девочки медленно проносились сквозь затуманенный размышлениями рассудок, пока их суть не обрела вещественность.
— Отрадной еды, Райто. Я хотел спровадить Великое Божество, — удосужился флегматично ответить мальчик, виновато взглянув на подругу. Уже почти стемнело и сумерки в паре с прохладой опустились на зеленые верхушки могучих деревьев, медленно проникая в лес.
— Пойдем же, скоро начнется славный пир. Ты ведь любишь посидеть у общего огня. Раньше любил…
— Что заставило тебя сунуться в лес?
В их племени было принято держать вахту в лесу исключительно людям мужского пола. Девушек, а уж тем более девочек тут встретить можно было крайне редко. Разделение по обязанностям были достаточно четким, чтобы при нарушении возникали подобные вопросы.
— Совет мудрецов беспокоится, — незамедлительно ответила Райто после тяжелого выдоха, полного разочарования. — После твоей пропажи все взрослые боятся надолго отпускать в лес кого-либо из детей. Так что вставай, Эр! Совсем скоро все будет окутано туманом.
— Ты иди, я догоню.
— Ты ведь и не подумаешь вставать! — серьезно ответила девчушка и опустилась перед Избранным на колени, пытливо всматриваясь в его карие глаза. Мальчику показалось, что все вокруг задрожало и поплыло, но неизменное выражение лица Райто приказывало вернуться с небес на землю. Почему она так своенравно ведет себя? Совсем не в ее духе. Что-то случилось или должно будет случиться?
Эраба вспомнил, что часть народа Древней Деревни уже готовилась к Великому Пути; они должны двинуться на поиски более благоприятного места для проживания, и путь их отныне должен быть безопасным. Часть жителей была готова временно перейти на кочевой образ жизни, только бы найти новое место, где не будет тесно расположиться новым поселенцам. Выбраться да поселиться туда, где еще не ступала ничья нога, туда, где священная земля примет их со всеми почестями. Туда, куда велят им предания.
Каждый с детских лет знал, что когда-нибудь Великий Путь должен будет свершиться.
— Зачем Великие духи создали жизнь такой горькой? — Эраба все еще слабо переваривал информацию. Глядя на любого жителя своей родной деревни, он видел только пернатого зверя перед глазами.
Лицо Райто слегка покраснело. Она резко поднялась с колен.
— Ты все со своим Трику! Тебя совсем не волнует что расстояние, которое будет нас разделять настолько огромно, что мы… Мы! — девочка кинула какие-либо попытки объяснить другу ситуацию и криво улыбнулась. Ее улыбка печальная, искренняя и сдержанная. Она отправляется в путь, к Великому месту, где свет будет сиять ярче, воды будет в разы больше, а плодородность будет сполна одаривать людей отрадной едой. Народ всей душой верил в это предание.
— Если бы и ты была там, может, меня бы кто-нибудь понял, — пробубнил друг, опуская голову и рассматривая своеобразный узор древней почвы.
Ее обычно светлый взгляд помрачнел, а полуулыбка пропала. Сейчас она лишь приподнимала уголки губ, да усмехалась после шутливых фраз. Раньше, если она улыбалась, то были видны все ее зубы, а если смеялась, то смеялась во весь свой голос, до слез и красных щек.
— Мы отправимся в Путь с пробуждением. Ты, наверняка, будешь у лекаря или опять захочешь уединиться, так что… — Райто затихла, мысленно осуждая друга.
— Ваша дорога обернется пустой тратой жизни, — заметил Эраба, не считавший, что Древняя Деревня перенаселена, как гласили предания. До Великого Пути его народу нужно было еще жить и жить, но люди всегда так целеустремленны и самонадеянны. А ведь кругом было предостаточно места для славных прогулок и ведения хозяйства, да и с дарующей саму жизнь водой не было никаких проблем. Порой мальчишка не всегда понимал мудрых взрослых…
— Пустая трата, говоришь, — повторила она, глядя на того через свои темные короткие прямые пряди, что слегка развивались от дуновений ветра, — а ты сам-то приложил хоть горстку усилий во имя народа?
Вседневно Райто говорила мягко, заботливо со всеми, кого только знала, но с избранным позволяла себе немного твердости. Во многом подобные отношения сложились из-за нелепого соперничества за одобрение мудрецов. Райто хотела во всем быть лучшей, Эраба же хотел быть особенным, всякий раз переча наставникам. Сейчас девочка выражала полное недовольство всем своим видом, сжимая от непонятной для него обиды кулачки.
Молчаливый ребенок отчего-то выжидающе посмотрел на подругу, будто ожидал ответа от нее самой.
— Отрадной тебе еды, — горько вздохнула Райто и, не отряхнувшись от земли, зашагала прочь, в деревню, по самому короткому пути, обходя столетние дубы так, словно делала это ежедневно.
Мальчик удивленно смотрел ей в след, немного приподнимая густые брови.
Улыбнувшись, избранный вспомнил ее уверенное лицо перед собой буквально мгновения назад, но улыбка быстро пропала, пока он пристально рассматривал что-то вдали, чего никто другой не мог видеть. Ему до сих пор слышался ее голос, слабо и неотчетливо, словно на большом расстоянии. Но в умиротворенном священном месте призрачный голос пропал вместе с его хозяйкой, позволяя вновь наступить лесной тишине.
Какое-то время юноша продолжил сидеть на своей любимой опушке, наблюдая сквозь ветви высоких дубов за яркими небесными огнями. Их яркость росла, доносясь через немыслимые расстояния, позволяя ребенку насладиться прекрасным видом через дремоту. Тоска острой болью вмешалась в его идиллию, заставляя Эраба ощутить себя ужасно одиноким и непонятым, и вид бескрайнего небосвода усиливал это чувство в разы, из-за чего мальчик решил, наконец, закончить свое затянувшееся уединение.
Тяжело вздохнув, избранный поднялся с затекших ног и зашагал к своему дому, с нарастающей в душе тяжестью. Несмотря на мрачные мысли, ребенок признавал: что прошлое должно быть в прошлом. Каков прок от растянутой скорби, когда ничего уже не изменить. Признавал, но не мог заглушить в себе эту утрату, как бы ни старался. Вдали уже виднелся общий огонь деревни, но мальчик вновь уставился вверх, ища помощи у Великих ночных духов, изредка спотыкаясь о выпирающие ветки деревьев.
Несколько минут он стоял возле входа в общую детскую спальню, позволяя слабому ночному ветру ворошить свои волосы. Над Древней Деревней начали тянуться еле заметные облака, а слабый ночной туман окутал поселение со всех сторон. Мальчик еще безмолвно любовался напоследок родным пейзажем, когда тихо отворилась дверь, ведущая в хибару.
Невысокая женщина держала фонарь перед собой и удерживала дверь открытой. Детоводица всегда беспокоилась, если кто-то не приходил во время, но никогда не была строга к опозданиям, особенно мальчишеским. Эраба спокойно взглянул на нее, замечая спадающую тревогу. На морщинистом лице всегдашнее выражение легкого волнения.
— Я уже собирался подняться, — примирительно оправдался мальчик, и повернулся посмотреть, как неуклюжая по жизни женщина неуверенно отходит в сторону, дабы пропустить дитя.
— Отрадной еды, Эраба, — пробормотала воспитательница, отходя на шаг от дверцы.
— Да… Отрадной. Мне жаль, что беспокою Вас.
— Ты беспокоил меня больше, когда болтался в пасти людоеда, — легко усмехнулась она, зачем-то чуть приподнимая фонарь. — Сегодня ты припозднился.
— Я только хотел уединиться с лесом, вот и все.
— Да будет тебе! Лес един с тобою с начала времен, а вот с народом своим не хочешь уединиться? — лукаво улыбнулась женщина, наклоняя голову в бок.
Несмотря на отсутствующее настроение, Эраба не мог не улыбнуться. Попытки доброй воспитательницы быть одновременно вежливой, заботливой и забавной вполне удавались. В любом случае выглядела она достаточно любезно на фоне остальных мудрых взрослых.
— Для этого у меня слишком дурной настрой, — честно высказался мальчик и опять стал вглядываться в панораму дремлющей деревни. — Пережить подобное похождение и вернуться в прежнее русло гораздо сложнее, чем я полагал. И, — он замялся на долю секунды, безуспешно пытаясь подобрать слова, — все это так…
Воспитательница молча изучала его открывшиеся чувства. Избранный мальчик относился к ней лучше, чем к своим кровным родителям. Да и общее воспитание всегда отдаляет родных друг от друга. Так всегда говорила Форова, мудрая жительница деревни, стоящая сейчас в ожидании перед избранным. На этой почве у ребенка развилась привязанность к этой неродной, но такой близкой женщине. И он позволял себе с ней откровенничать, несмотря на всевозможные запреты подобного общения с мудрыми.
— Это существо не сделало тебе ничего плохого… Кроме этих темных отметин, — с сожалением нехотя вынесла вердикт Форова.
Мальчик отвернулся от воспитательницы, желая скрыть улыбку. Она пыталась понять его, и этого было уже предостаточно для непонятого всеми ребенка. Странно, но раньше они даже не поднимали между собой эту насущную тему.
— У тебя занятный взгляд на Великий Мир, а чтобы он был ясен и верен, поспеши к общему сну.
Одарив ее самым признательным взглядом, Эраба попрощался и бесшумно поднялся в спальню, где без труда нашел в темноте свое место.
— Ты со своими похождениями ночными заканчивай, — раздраженно прошептал Рид, мальчик не из робкого десятка. Пока разбуженный показательно метался на месте, ища удобную позу, избранный улегся и уставился в кромешную тьму, где продолжалось шуршание.
— Только твой сон так чуток, Рид, — вяло ответил Эраба.
— Это вовсе не значит, что ты вправе его нарушать, — почти прошипел ровесник, и, наконец, нашел свое положение.
Пропустив мимо привычные колкости от соплеменника, мальчик прикрыл глаза. Сон быстро унес его туда, где он, кажется, летал.
***
По ощущениям отдых выдался на редкость коротким. За плечо настырно кто-то тряс, пока глаза мальчика не разомкнулись. Мирно спящих детей и след простыл, а Великий дух, озаряющий небеса, уже почти взошел над деревней.
— Вставай, Эраба, — прошептала воспитательница над ухом, и без пояснений заставила мальчика подняться, уволакивая того из комнаты для сна. Он безропотно следовал за мудрой, не обращая внимания на неудобство от схваченной ткани его одеяния в ее руке. Прибегая к таким мерам, Форова волновалась сильнее обычного, отчего Избранный сбился с толку.
— Ты должен знать, что они хотят забрать твою реликвию, — без всяких шуток сразу высказалась воспитательница по делу, останавливаясь у выхода.
— Что?... Кто? — мальчик несуразно моргал чаще обычного.
— Совсем скоро они отправятся в Великий Путь. Все уже собрались провожать исполняющих предание, — протараторила женщина и возмущенно взглянула на воспитанника. — Чего же ты стоишь?! Я не вправе брать ответственность за твои вещи!
Мгновение Эраба стоял как вкопанный, смотря на Форову снизу вверх с открытым ртом, но тут же поспешил в хибару, где все дети хранили свои вещи, в надежде на сохранность щита - предмета, который связывал его с Трику.
На самом деле он хранил еще одну часть, что невольно осталась в деревне — его перо. Он нашел его в лесу спустя пару дней после своего возвращения. Видимо, его унесло ветром с той поляны, которую женщины после него тщательно убирали. Большое перо хранилось там же, где и щит, который мальчик навещал каждый день, после Отрадной еды.
Он уже выбежал на улицу, и ловко перескакивал через грядки и оставленные материалы для новых хибар, стремительно приближаясь к недалекой хижине. Прохладный утренний ветер привел в чувства сонного ребенка, заставив того покрыться мурашками. По дороге избранный поинтересовался, оборачиваясь на общую поляну, где происходили все сборы. Там уже собралась приличных размеров толпа, ведущая себя подозрительно тихо. По его телу пробежала легкая дрожь, но уже не от свежего утреннего воздуха.
Эраба часто задавался вопросом, каким странным образом свершилось то, что свершилось? Может быть, по пути в логово, с Трику произошло несчастье? Или он столкнулся с врагом, которому по силам было повергнуть в бою такое грозное создание? Или это опять дело рук тех странных доспехов?
Мальчик опять содрогнулся. Он думал только о том, кого ему больше никогда не увидеть, не погладить, не успокоить после драки и не покормить. Не покормить своими же братьями. Несмотря на ужасную тайну этих странных светящихся бочек, воспоминания о его довольных рыках после еды приносили радость, хоть и с дольками отвращения. В такие моменты Эраба чувствовал себя низко, считая себя больным и достойным только изгнания.
С неуместными мыслями мальчик ворвался в комнату с вещами, к щиту, которого там так и не оказалось. Бесчестно забрали. Избранный и не думал, что его народ способен на подобное. И чего ради?
Ребенок взглянул через окно на подступающий восход и яркие облака и решительно вышел из небольшой соломенной хижины, направляясь к толпе.
***
— Путь до Великого места долог, братья мои, и Великий Дух, озаряющий небеса, еще не один раз пройдет по небу, прежде чем мы достигнем цели!
Предводитель толпы, имя которого мальчик никак не мог запомнить, ярко описывал каждое свое слово всем собравшимся. Вокруг него столпились все мудрецы, лекари, воспитатели, мастера, женщины и дети… Где-то Эраба заметил Форову, что только что привела с собой еще часть своих подопечных, взволнованно озираясь по сторонам.
Грязным способом взятый щит был за пазухой у оратора, что гордо повторял предания, слово в слово — заученные слова, что знал почти каждый в небольшой деревушке. Избранный не стал прятаться, он вышел на открытую поляну, уверенно зашагав к общему кругу, словно тоже принялся спровадить свой народ в славное путешествие.
Пробиваясь через высоких взрослых, в глубь, юнец был спокоен и не обращал ни на кого внимания, хватаясь взглядом за предводителя. Все мудрецы были увлечены тем же самым, запоминая знаменательный день и одобрительно кивая на очередную вызывающую фразу мужчины.
Мальчик с проклятыми метками дико смотрел на щит, крепко сжимая губы. Рывок сзади, и зеркало у него, но как быть дальше? Его быстро схватят другие, посчитав это правильным. Выжидать? Атаковать? Скрытно не получится…
— Вот и долгожданный знак, что осветит наш Путь! — мускулистый мужчина указал рукой на Солнце, что только-только взошло над горизонтом, задевая деревья лучами. — Отныне наш Путь не предание, а бытие! Так двинемся же в эту дальнюю дорогу, что станет священной для наших детей!
Все тут же закопошились. Кто-то начал следовать за уверенным мудрецом, кто-то отходил в сторону. Нагруженные донельзя мужчины медленно зашагали по главной дороге, ведущей в глубь леса. Кажется, в этой толпе мелькнула и Райто в первой группе покидающих Древнюю Деревню. Однако главным сейчас было–зеркало, что скоротечно ускользало из его родины на чужом поясе. Его же, избранного, семья не решилась двинуться в далекий Путь, и мальчику было суждено остаться в своем гнезде.
Эраба последовал за неспешно продвигающимися группами, тяжело нагруженными припасами для пропитания в лесах. Толпа быстро разошлась, и теперь момент для открытой атаки был самым удачным. Все кочевники шли штабелями, и подойти сбоку к любому из них было проще простого. Мудрец-оратор не был готов к внезапной атаке, когда взявшийся из ниоткуда мальчишка с разбега накинулся на того. Не удержав равновесия, оба повалились наземь, а реликвия, столкнувшись с твердой поверхностью, выпала из своих оков и покатилась по своей траектории в сторону. Вещи, что нес с собой оратор, с грохотом опрокинулись в разные стороны. Избранный мальчик шустро поднялся и без всяких сцен кое-как схватил свое зеркало и побежал в сторону, в лес, приглушенно слыша сквозь свое шумное дыхание осуждающие крики и вздохи женщин, что пораженно смотрели на случившееся.
Мальчишка бежал к безлюдному ущелью, где обычно нес вахту один пожилой мудрец, бежал самым коротким путем, прекрасно зная каждое дерево в Великом Лесу. Сил было еще хоть куда, но когда он обернулся, то никого за собой не увидел. Неужели никто за ним не пойдет? Никто не хочет вернуть щит?
Бодро вывалившись из лесной гущи на поляну, что скрывала за собой невысокий обрыв, Эраба резко притормозил. Обычно тут не наблюдались ни волки, ни змеи, ничего, что могло бы навредить мирному проживанию, но и тут точку для вахты было решено поставить. На всякий случай.
И всякий, кому улыбалась удача встать на эту точку, пребывал тут в невероятно уютной обстановке. Хотя обычно вся здешняя красота доставалась пожилому мудрецу, который сейчас ошеломленно смотрел на запыхавшегося мальчика с щитом в руке. Великий Светлый дух озарял своими ранними лучами небольшую поляну с мягкой травой. Вид с обрыва на редкие деревья, что плавно переходили в темный, но чарующий лес, притягивал и позволял наслаждаться красотами сколько угодно душе вахтера. И всю идиллию нарушил он, однажды пропавший юноша.
Мудрец, сидевший на небольшой горке, продолжал пребывать в отстраненном состоянии, непонимающе поглядывая на потревожившего его ребенка, и с места своего не вставал.
— Отрадной еды. Что привело тебя сюда? Разве Великий Путь не сейчас начинается? — хрипло спросил страж порядка. От растерянных слов его седая длинная борода дергалась из стороны в сторону, а расслабленные плечи начали подниматься.
Эраба странно посмотрел ему в глаза и крепко схватился за щит, до боли сжимая его в кулаке. Тяжесть от него приятно тянула руки вниз. Юнец не знал, что ответить мудрецу, да и самому себе не мог отдать отчет в своих действиях. Он просто должен был забрать свое.
Вдруг реликвия чуть дернулась в руке ребенка, будто ее кто-то поманил в сторону, и узоры на круглой поверхности начали переливаться ярким цветом, названия которому в их народе не было. Как только весь узор засветился, светлый луч, повторяющий метки зеркала, мощным потоком вырвался из щита ввысь, срастаясь с небом в незримой точке.
— Во имя Великого Мира! — поразился мудрец, и поднимаясь со своего места, ухватился худой рукой за копье, что было воткнуто в землю совсем рядом.
Мальчик удерживал щит и грустно смотрел на пропадающий в свете рассвета узор, не обращая внимания на старца, что начал задавать нескончаемым потоком вопросы. Отчего-то по телу разлилось приятное чувство, будто Трику был рядом, так близко, что можно ощутить его тепло. Закрыв глаза, Избранный был почти уверен, что слышит шелест его крепких перьев.
— Эраба!
Голос Райто. Теперь он узнал его гораздо быстрее. Она стояла в нескольких шагах от него и выглядела ужасно потрепанной. Ее волосы разметались в разные стороны, а накидка была сильно порвана на плече. Свежая царапина на щеке слабо выпускала алую кровь по разъяренному лицу. Девочка тяжело дышала и сдержанно поджимала губы.
— Райто? — вот уж кого-кого, а ее мальчик точно не ожидал увидеть. — Отрадной еды, — еле выговорил он, продолжая держать щит в той же позе.
— Отрадной? — опешила девочка. — Отрадной еды?! Ты насмехаешься над всеми нами?!
— Но я… Я хотел вернуть свой щит. И все!
— Ты же прекрасно знаешь, что именно он фигурирует в преданиях!
— Что? Где он там фигурирует? — подозрительно спросил Эраба, покосившись на растрепанную подругу.
— Ты глупец! Опять сидел в своих раздумьях во время учений! В преданиях сказано, что Великий Путь начнется с чужестранным щитом, который с помощью злых духов найдет дорогу в Древнюю Деревню!
Райто отчеканивала каждое слово, медленно приближаясь к другу.
— Выдумка! Не было такого в преданиях… — неуверенно защищался Избранный, судорожно вспоминая все учения мудрых.
— Она права, юный Эраба, — встрял в перепалку детей старец, спокойно поглядывая то на одно дитя, то на другое. Мальчику не нашлось, что ответить, а лицо Райто стало настолько надменным, что он поневоле стыдливо отвел взгляд на обрыв.
Их спор прервал громкий рык, эхом раздавшийся над поляной. Впереди виднелся знакомый силуэт самого большого зверя, что только мог себе представить мальчишка.
