В верховьях реки Каржай

Мы живём у староверов уже три дня и первая волна эйфории, охватившая меня при въезде в деревню, уже схлынула. Алина счастлива и довольна, как кот, которого оставили одного в рыбной лавке на ночь – благодаря протекции Майкла и доброжелательной помощи Сары мы получили доступ к бесценной информации. Местные старушки дичились камеры только первые два раза, а потом распелись, и мы записали обрядовые песни, причитания, не только, прощальные и колыбельные, но и свадебный венок. Получив в свое распоряжение внимательных слушателей, торжовские бабули рассказывали про былые дни, не останавливаясь. Мы засняли старинные праздничные костюмы, в которых особое место занимали необычные для современного глаза женские головные уборы, и планировали сфотографировать постранично книги, хранимые в молельном доме. Богослужение нам запечатлеть не разрешили, но на такое мы и не рассчитывали. В этом отношении староверы непоколебимы. Первое впечатление, когда все мужчины, попадающиеся тебе на пути, носят бороды, а женщины метут юбками землю, что ты оказался на съемках исторического фильма, и вот-вот пойдут титры: «Угрюм - река» серия первая. Потом привыкаешь и перестаёшь обращать внимание на эти внешние отличия, а вот внутреннюю несхожесть не удается ухватить так сразу. Кстати, что касается юбок, чтобы не раздражать старосту мы с Алиной и девочками запаслись соответствующими нарядами. Не то, чтобы в пол, но длинные юбки и закрытые блузки решили надеть. Ходить можно и в таком, но вот как они в этом работают? Для местных детей и подростков наша группа выполняла роль заезжих клоунов. Новые лица здесь редки, и всякий свежий человек вызывает интерес. Наша камера и наши вопросы делали нас просто звездами воскресного шоу. Особенно неотвязно следовала за нами одна девчонка лет двенадцати наладившая контакт с младшим поколением. Палаша, так она представилась, рассказывала нам о каждом встречном в деревне человеке. И скоро мы были переполнены не только историческим материалом, но и местными сплетнями по самые уши. Деревня как деревня, сплетен и слухов хватало на всех. Первый мой ход в этой странной партии был наивен и прямолинеен. Староста, Пантелей Силантьевич, во двор к которому я пришла знакомиться в первый день, осмотрев неспешно выложенные мной фотографии, повздыхал длинно и выразительно, поцокал одобрительно языком, но ответ его был однозначен: - Работа знатная, больших видно денег стоит. Только у нас такого не делают. Нет мастеров. Бусы да медальоны точат. Пепельницы ещё. В нескольких домах, где мужики с руками и способные к этому делу есть, станочки стоят, и как зима начнется, так работают. Потом Петр Зуёк или другой кто, в город возят, сдают там. Деньги не лишние. Но такой доброй работы нет, не делают. Я только обескураженно таращилась на старосту и на фотографии в его руках. А что тут скажешь? То, что он отчаянно лжет, было ясно как божий день, но почему он это делает и главное, что дальше? Осторожно спросила, можно ли посмотреть, сфотографировать мастера по яшме и станок для обработки камня. - Ну, покажет кто, так смотри. Вон в соседях у меня дальше по улице, к реке ближе, Никита. Он по камню работает, к нему сходи. Оставалось только откланяться да пойти со двора. Никиты дома не оказалось. Покричав хозяев и не дождавшись ответа, решила заглянуть на огород: разгар утра, может хозяйка там или дети что подскажут. За домом, крепко стоявшем на высоком цоколе, начиналось огородное царство, где среди зонтиков укропа, развалясь на земле, завязывались сизо-зеленые кочаны капусты, тянулись вверх по деревянным шестам плети огурцов и уходили в даль бесконечные ряды кустиков картошки. Вот среди картофельных рядов я и нашла хозяйку с детьми. На мой оклик женщина разогнулась и посмотрела на меня из-под низко сидящего платка не слишком добрым взглядом: - Хозяин-то в отъезде, косят они со старшим, вчера уехали, послезавтра к вечеру должны вернуться. Нужен он тебе, так вечером и заходи. - Спасибо, зайду обязательно. Она ничего не ответила, только строго глянула на мальчишку лет восьми, который тут же нырнул обратно в ботву. Повернулась ко мне спиной и снова взялась загорелыми до черноты руками за тяпку, поразившую меня своими размерами. Я поразмыслила немного над природой такой неприветливости и решила, что могу казаться ей бездельницей, мешающей людям работать. Можно было попытать счастья обойти все дома в деревне, показать фотографии всем и каждому, авось откликнется кто-нибудь, но, во-первых, ничего могло и не получится, кто сказал, что Данила-мастер делился своими достижениями со всеми в деревне, а во-вторых, не выгнали бы нас отсюда за такое, ведь почему-то молчит староста. Нет, спешить и действовать с наскока, пожалуй, не стоило. Вечером следующего дня мы с Катей разбирали полученные записи, из кухни до нас доносился приглушенный спор, там Алина и Ольга пытались готовить оладья на жутковатого вида чугунной сковороде. Ужин задерживался, так как печь растопилась не вдруг, и вся компания глотала голодную слюну, когда в дверь аккуратно постучали, и я пошла открывать, гадая, кто бы это к нам нагрянул. - Доброго вечера! Можно к вам? Мы дружно поздоровались, из кухни высунулись Алина со сковородой и Ольга, напудренная мукой, как мадам Помпадур. - Проходите, пожалуйста, Прасковья, мы тут ужин пытаемся готовить, - Алина махнула чугунным монстром в сторону плиты, поясняя происходящее. - А я вас молоком хотела угостить, только подоила. И вот творог ещё. С Прасковьей, дочерью старосты, мы познакомились в первый день. Она нам как-то сразу очень понравилась и редкой иконной красотой, и тем, что отнеслась к нам доброжелательно. Встречаются иногда люди, к которым испытываешь ничем не объяснимую симпатию. Заглянешь в спокойные серые озера глаз и становится легко и тепло. Вот Прасковья, она такой и была, как лесное озеро, которое даже ветер не морщит. Молодая женщина аккуратно и очень тихо, на уголок, поставила банку и туесок. Девчонки наши хищно потянулись к свежим продуктам, и пока Алина рассыпалась в благодарностях, я зависла, разглядывая это странное сочетание: стеклянная банка и берестяной туесок. Тут во всем было так – причудливо сплетенное старое с новым. - Я слышала, вам мастерскую посмотреть хочется, где по камню работают. Голос гостьи вывел меня из транса. - Очень хотелось бы, только сосед ваш Никита уехал пока. А вы помочь можете? - Так зачем вам Никиту ждать, вы ничего трогать не станете, так здесь в доме и посмотрите. Мы удивленно переглянулись. - Как в доме? Здесь разве мастер живет, мы думали он пасечник. Алина, хороши мы с тобой. Исследователи! Как слона-то не заметили?! - Так заперта же часть дома, мне показали - живите тут. Ну, мы и живем. Прасковья переводила глаза с одного лица на другое, видимо, не понимая сути наших возмущений. - Он летом пасечник, а зиму по камню работает, здесь многие так: летом одно, зимой другое. Кто без дела сидеть не любит. Вы не бойтесь, он не рассердится. - А как открыть, ключа у нас нет. - Так вон ключ, у двери висит, за фонарем, - и она, чуть повернувшись, показала узкой рукой на стену около входной двери. - Пойду я, доброго здоровья вам. И, бегло нам всем улыбнувшись, гостья шагнула к двери. Я пошла за ней в сени провожать и благодарить. И долго смотрела с крыльца на тонкую светлую фигуру, скользившую по тропинке меж высокой травы. В темнеющем небе гасли краски заката, чувствовалась прохлада приближающейся ночи, какая-то птица, укладываясь спать, пропела дважды « вииитюю видел, вииитююю видел». - Ничего я не видела, не только Витю. И все-таки откуда она так хорошо знает, где висит ключ?