Спам по факсу

Мешкать времени не было, поэтому я уверенно прошёл вглубь помещения, ища глазами хоть единую дверь. Я должен обшарить здесь всё, должен найти во что бы то ни стало. В полумраке пахло сыростью и пылью. Странное сочетание ударяло в ноздри, словно запах кокаина, сводя с ума. Еле ступая, пытаясь справиться с жутким ощущением… Воспалённый мозг рисовал ужасные кровавые картины: крики, слёзы, пот. На сырых стенах ничего, кроме облезшей штукатурки, не было. И от этого становилось ещё хуже. Страх железными цепями сковал сердце, сумасшествие завладело рассудком, стоило мне только помыслить о том, что я опоздал, и над Хаясе уже успели поиздеваться или делают это сейчас, пока я шагаю в полумраке, поднимая с неровного пола тонны мокрой пыли. Я шёл всё дальше, и тут в нос ударил резкий запах, контрастирующий с общим затхлым ароматом подвала. Кто–то курил, а значит там, дальше есть человек. Я замедлил шаг, стараясь идти неслышно, и снял пистолет с предохранителя. Пытаясь остаться незамеченным, не спеша продвигался вперёд. Там, впереди может оказаться враг. Но стрелять нельзя, чтобы не наводить шум. Я прокрадывался всё дальше, вглубь подвала, и запах становился резче и ярче. Наконец, из–за стены показался силуэт человека. – Кто здесь? – послышалось из темноты. Знакомый до боли голос и запах дымящих сигарет. Во тьме послышался невнятный звук шарканья ног, затем шорох ткани и лязг пистолета, снимаемого с предохранителя. Я сглотнул. Только шума мне не хватало. Я был уверен, что это Минами, поэтому, не мешкая, вышел из–за угла, тихим голосом уверив друга, что нет нужды стрелять. Парень опустил оружие, узнав меня, ехидно улыбнулся и шёпотом проговорил: – Благоверную свою ищешь? Я уже готов был взбеситься, но сдержался. Нечего разводить шум из–за пустяка. Пусть считает, что у меня к Хаясе большая и чистая любовь, если так хочется. – Ты знаешь, где она? – шёпотом спросил я. Ворон лишь улыбнулся, подошёл к тёмной железной двери, которая чёрным одиноким прямоугольником выделялась из мрака, и раскрыл её, отчего она загремела, отражаясь от старых стен многочисленным эхом. – Прошу, – сдерживая смех, проговорил он, а затем, улыбаясь, уставился на трогательную сцену долгожданного воссоединения. Я, не замечая всех подколов друга, невозмутимо вошёл внутрь и увидел девушку. Её голова была опущена вниз. Чёлка полностью закрыла её лицо. Уверенно пройдя вглубь помещения, я опустился на корточки рядом с девушкой и, не говоря ни слова, стал развязывать толстые верёвки, крепко держащие запястья и лодыжки в плену. Хитоми подняла голову и стала наблюдать за моими пальцами, видя, как я волнуюсь. Хаясе освободилась от жестких верёвок, оставивших на её коже розовые следы. Потирая немного саднившие шрамы, она, не отрываясь, смотрела на меня, терпеливо ждавшего. Руки её дрожали от волнения, которое она была не в силах скрыть. Тихая радость читалась в её взгляде, устремлённом на моё невозмутимое лицо. Времени не было, и хитрый усмехающийся взгляд Икки прожигал мне спину, поэтому я отстранился от девушки, почти не глядя в её глаза. Крепко взял Хаясе за руку и потянул за собой, не говоря ни слова. Хитоми зашагала за мной, ступая по грязному полу сырого подвала. Мы очутились в коридоре. Неприятный сырой запах и холод. Узкий и нескончаемо длинный коридор с обшарканными стенами казался предвестником чего–то ужасного. Девушка ощутила себя неуютно и вся съежилась. Рука её дрогнула, словно в судороге, и я, ощутив это, сильнее сжал её ладонь. Я долго прислушивался к звукам, но ничего, кроме звенящей пустоты, в подвале не было. Я обратился к Минами, шёпотом и таинственно пробормотав: – Они наверняка идут за мной. Здесь есть запасной выход? Тот кивнул и приказал следовать за ним, недовольно пробурчав себе под нос о том, что ему влетит потом за это. Я зашагал позади, держа руку девушки. Мы пробирались всё глубже и дальше, старясь неслышно ступать. Хаясе то и дело оглядывалась назад, всматриваясь в темноту испуганным и неловким взглядом. В тишине подвала слышалось что–то зловещее и пугающее. Всякий раз, когда в стенах, обступивших их с обеих сторон, вырисовывались железные двери, девушка вздрагивала и опускала взор. Несмотря на то, что я крепко сжимал её руку, ей было страшно и жутко. Коридор становился всё уже и темнее, пока стены совсем не поглотила кромешная тьма. Запах сырости сильнее прежнего ударил в ноздри, звуки тишины оглушили голову, словно ударив молотом по черепу. Внезапно где–то в отдалении послышались чьи–то глухие голоса и шаги. Мгновенно мы обернулись, остановившись и замерев. Послышалось тихое ругательство, слетевшее с губ Ворона, а затем мы вновь зашагали, но уже быстрее. Я слепо следовал за другом, всё крепче сжимая руку Хитоми в ладони. Страх потерять её в любой момент заставлял бесшумно ступать, быстро шагая в темноте. До слуха долетали глухие и едва слышные звуки погони, и адреналин охватывал тело. Наконец, мы остановились. Икки на ощупь нашёл во мгле подвала железную дверь, улыбнувшись. В темноте было слышно, как открываются тяжёлые замки, а потом показался прямоугольник света, ослепивший глаза. Свежий воздух, свобода. Не отпуская руки девушки, я прошёл мимо друга, поблагодарив его. Он знал, что помогая им, парень сам многим рискует. – Агито, – послышался шёпот напарника в темноте. Я остановился, обернулся и весь обратился в слух. – Возьми мою машину, – он достал из кармана звенящий предмет и кинул его прямиком в мою раскрытую ладонь. – Спасибо, – проговорил я и, положив ключи в карман, вновь схватил Хаясе за руку. А затем мы быстрым шагом покинули подвал, минули невысокую лестницу и оказались на холодной, покрытой снегом земле. Девушка ощутила холод. Мы обошли здание и оказались на стоянке. Я уверенно, не мешкая, подошёл к серой машине, открыл заднюю дверь и, отпустив руку девушки, подождал, пока она сядет. Хаясе с удовольствием нырнула в теплоту машины и устало откинулась на спинку мягкого сидения. Я закрыл дверцу и, воровато оглядываясь, торопливо сел за руль. Времени было мало, а машина отчаянно не хотела заводиться, так как стояла на холоде. Ждать, пока двигатель нагреется, было некогда, поэтому я то и дело пытался завести упрямый автомобиль. Я нервно посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что из здания выбегают люди, среди которых заметил истекающего кровью Акиру и Минами, который шёл возле него, готовый в любую минуту схватить упавшего без чувств главаря. Но парень не падал, более того, казалось выстрел никак не задел его, он шёл ровно, только держался за раненное место. Наконец машина взревела и завелась. Я, что есть силы нажал на «газ» и, повернув руль, выехал со стоянки. Выбегавшие из здания люди поспешно заняли место в других автомобилях, а Акира попытался прострелить шину, но промахнулся и задел заднюю дверцу. В салоне послышался глухой звук ударяющейся о металл пули. Хитоми закрыла уши руками. А я, загоревшись азартом, выехал на дорогу и был таков. Минами тихо стоял возле выхода из подвала и нервно курил, наблюдая за тем, как всполошились другие. Да, ему сильно не поздоровится, когда всё дело кончится. Но парень сейчас думал совсем о другом. – Моя машина… – жалобно прохныкал он, пуская в воздух причудливые кольца сигаретного дыма.

***

Поборов приступ жуткого ужаса перед смертью, Хаясе раскрыла глаза и медленно отняла руки от головы. В машине было тихо, слышались только глухие звуки шумящей улицы за окном. Девушка с интересом взглянула в заднее стекло, смотря, нет ли за ними погони. Она жутко испугалась, когда в них начали стрелять, но, к счастью, ничего страшного не случилось. Нам удалось уйти. Я нервно сжимал в ладонях руль. Дурацкий город! Везде машины, движение бешеное, будет чудом, если им удастся избежать пробки. Мы просто не можем потерять столько времени, надо действовать быстро. Что теперь будет? Чем всё обернётся и что теперь предпринять? Эти три вопроса теперь атаковал меня. Я вызволил девушку из беды, теперь вся ответственность за неё лежит на мне. Я не мог расстаться с ней, доставив домой. Акира пронюхал место её жилья, он может опять её похитить, или ещё хуже – убить. Нет, оставаться в этом городе опасно, надо уехать отсюда. Навсегда. Деньги у меня есть, можно начать где–нибудь в пригороде Токио новую жизнь, постепенно перебравшись куда–нибудь на Хоккайдо. Начать всё сначала. Вместе с девушкой, которая сидит сзади и с опаской смотрит в заднее стекло. Это было рискованно, к тому же я не горел желанием вести совместную жизнь рядом с ней. Нет, она не такая. Она не для этого. Но надо было что–то делать. Ничего другого не оставалось, и я нажал на газ. Новая жизнь. Такая замечательная и опасная. Мне было жаль лишь то, что я так и не докопался до своего прошлого. Но какое это сейчас имеет значение? Я построит новые воспоминания, которые никогда и ни за что не забуду. Я уверенно вёл машину, несмотря на то, что словно не замечал дороги. Глаза застилала непонятная бледная дымка, мысли растворялись в сознании, и оглушительная тишина успокаивала нервы. Я слышал, как изредка шелестит заднее сидение от ёрзанья Хитоми. Я краем глаза посмотрел в зеркало и увидел её спину. Растрепавшие волосы, скомканные, но, почему–то, ни капли не отталкивающие. Мятая одежда и испачканные в грязи подвала светлые джинсы. Ей, наверное, холодно. Я включил обогреватель, и уже вскоре весь салон наполнился почти домашним теплом. Хаясе быстро сумела оторвать взгляд от стекла и села нормально, облокотившись спиной о сидение. Она почувствовала, как мягкая тёплая кожа словно массирует ей спину. Девушка поглядела в окно на проносящиеся мимо автомобили и впервые задала себе вопрос – что теперь? Куда её везут? Спросить у меня она не решалась. Не стоит отвлекать от дороги. Может, я оставлю её в одиночестве? Хитоми глубоко вздохнула. Интересно, сколько ещё ей предстоит гадать о своём будущем? Впервые ей сейчас больше всего хотелось тихой и размеренной жизни. Я то и дело краем глаза глядел в зеркало на девушку. Ведь очевидно, что деваться некуда, что Акира везде найдёт их. В этом городе им не спрятаться. Я нахмурил брови. Что же дальше будет? Хаясе взглянула на свои ноги и впервые ощутила холод. Несмотря на тепло салона, ступни нестерпимо покалывало от мороза. Пальцы порозовели – девушка испугалась, что может заболеть. Болеть сейчас ни в коем случае нельзя. Если бы сказать мне о том, что ей холодно! Но она боялась меня беспокоить. Мои плечи и затылок как будто говорили, что ко мне сейчас лучше не обращаться. Она чувствовала, что–то гнетёт меня, я думаю над какой–то неимоверно трудной задачей. Хитоми удивлённо взглянула на меня, когда машина затормозила, затем с интересом выглянула в окно и, увидев ухоженное здание, на котором красовалось какое–то пафосное название бутика на английском, недоумённо выдохнула. Я повернулся к ней и, выглянув из–за спинки переднего сидения, передал ей в руки пистолет. Девушка испуганно уставилась на оружие в моих руках и не решалась его коснуться, пока я не произнёс повелительно: – Возьми. Если увидишь их, постарайся незаметно выйти из машины и беги ко мне. На крайний случай – стреляй, я услышу. Но лучше не разводи шум зря. Я буду в магазине. Девушка взяла пистолет. Он был тяжёлым, и на этот раз, пальцы как–то нехотя его касались. Ей стало страшно, она боялась, что в случае опасности сделает что–нибудь не так. Но больше всего она страшилась оставаться одна. Стальной холод пробежал по всему телу и забрался прямо в сердце, сковав его льдом. Она недвижно сидела, словно камень, следя глазами за мной, который закрывает машину и торопливо заходит в этот магазин. И зачем только мне это понадобилось? Ведь ей так страшно сейчас оставаться в одиночестве хотя бы на секунду. Ступни вновь дали о себе знать пронзающей болью. Согреться им никак не удавалось, и Хаясе ощущала, как стало еле заметно содрогаться её тело. То ли от страха, то ли от холода. Тем временем Хитоми почти перестала чувствовать ноги. Казалось, кровь перестала циркулировать, и конечности превратились в две деревяшки, крепко вбитые в землю. Лишний повод для паники. Она точно схватит простуду. И то в лучшем случае. Девушка уставилась в окно на злосчастные двери бутика. Туда то входили, то выходили люди. Среди этих серых фигур она надеялась увидеть меня. Но меня всё не было. Ноги болели от сковавшего их холода, сердце окутал страх, глаза словно механические – смотрели в одну точку. Хитоми скользнула взглядом по оружию, которое покоилось у неё на коленях. Холодная сталь обожгла ей кожу, но она не смела убрать от себя пистолет. Было страшно прикасаться к чему–то, что отнимает чужие жизни? Немного да. А вот я касаюсь этого предмета изо дня в день. Я убиваю, я преступник. И сейчас этот преступник увозит её куда–то. То, чем я занимаюсь, незаконно, я жесток и беспощаден, я убиваю. А вдруг меня посадят в тюрьму? Может, кто–то знает, чем я занимаюсь, и полиция ищет меня? От одной этой мысли становилось невыносимо. Лучше не думать. Однако миллиарды дум, словно нашествие саранчи, лезли в голову. Нелепые, серьёзные, печальные – разнообразные образы возникали в мозгу, сменяя друг друга на колоссальной скорости. Она как будто спала, каменным взглядом глядя перед собой, ничего не слыша вокруг и не замечая. И когда послышался звук открывающейся двери, она вздрогнула и обернулась на глухой скрип. Я. Девушка облегчённо выдохнула. Я, почти не глядя на неё, протянул пакет и бросил короткое: – Переоденься. Девушка взяла из моих рук предмет и заглянула внутрь. Там лежало пару вещей и какая–то картонная коробка. Очевидно обувь. Осознание того, что о ней заботится преступник, заставило засмеяться. Я забрал у девушки пистолет и сел на место водителя. Я быстро завёл автомобиль и, надавив на газ, покатил по дороге. – Времени стоять нет. Придётся переодеваться на ходу. Я не буду подглядывать, – произнёс я, сосредоточенно глядя на дорогу. Девушка пододвинулась вплотную к окну, чтобы из зеркала её не было видно. Стёкла сзади хоть и были слабо тонированы, но надежно защищали от чужих глаз. Девушка извлекла из пакета симпатичный бежевый свитер, удлинённую юбку и ажурные колготки. Щеки девушки стали пунцовыми, когда она взяла в руки столь интимную часть гардероба. «Интересно, сколько пришлось натерпеться Агито?», – Хаясе, не торопясь, вялыми движениями отодрала ценники от одежды и принялась переодеваться, то и дело поглядывая в зеркало, следя за взглядом парня. К счастью, он смотрел только на дорогу. Девушка с трудом надела свитер, пахнущий новизной и как–то непривычно на ней сидевший. Он оказался чуть велик, но всё это ерунда, подумала девушка. Больше всего ей было стыдно натягивать колготки. Чёрные, изящно блестевшие, с ажурным узором, тянувшимся по всей ноге, они казались Хитоми какими–то жутко неудобными. Она ещё никогда не носила такие дорогие вещи и боялась, что повредит их. И наконец, когда она натянула юбку, вздохнула свободно и, уже не боясь, открыла коробку с обувью – в ней оказались замшевые сапоги, немного жавшие ей, но не особо стягивающие ступни. Она надела сапоги и вскоре ощутила, как ноги начинают согреваться. В пакете ещё лежало коричневое кожаное пальто, но девушка не стала его надевать, так как в салоне машины было достаточно тепло. – Спасибо, – смущённо пробормотала она. – Я везу тебя неизвестно куда, ты больше никогда не увидишь этот город и своих друзей. И ты меня благодаришь? – усмехаясь, произнёс я, не отрываясь взглядом от дороги. Она хотела что–нибудь сказать, чтобы как–то смягчить меня и рассеять эту тяжёлую атмосферу, но просто не знала, что ещё можно добавить. Я молчал. Не произнёс ни звука и всё продолжал мрачно сверлить глазами дорогу. Хитоми наблюдала за мелькающим в стёклах автомобиля светом. На город опустились лёгкий сумерки, и весь он заблестел. Сотни, тысячи огней манили своими цветами, и девушке подумалось, что она видит всё это в последний раз. Автомобиль проносился мимо всей этой притягательной яркости, и в сердце затеснилось непонятное тяжёлое чувство. Хаясе не хотелось уезжать, хотелось, чтобы машина остановилась, и она слилась с этим городом, утопающим в сумерках. – Куда мы едем? – тихо вымолвила она, глядя в окно. Этот вопрос вылетел из уст сам собой, прозвучал задумчиво и вяло. – Куда–нибудь прочь из этого города, – послышался холодный ответ. Нет, Хитоми не хотелось покидать этот город, ни за что. И в то же время она знала, что иначе нельзя. Весь этот огромный монстр, в котором она жила, который давил на неё своим шумом, теперь уносился прочь, исчезал вместе с мелькающими в стекле огнями. Странно, здесь ей было так тяжело, а сейчас она не хочет его покидать. Хаясе жадно всматривалась в размытые очертания призрачных зданий, ослеплённых сотнями огней. Последние мгновения, последний взгляд, последняя попытка почувствовать, ощутить эти улицы, этот воздух, этот шум. И всё же, почему мы должны уезжать? Почему иначе нельзя? Неужели за мной будут вечно гнаться те люди, не давая покоя? Почему мы должны убегать? – Разве нельзя остаться? – опять тихо прозвучал её голос. – Нет, – я сказал это так холодно и отчуждённо, что девушке стало страшно. Куда я везу её? Зачем увожу из места, в которое она так попасть несколько месяцев назад? Я вмиг показался ей каким–то странным и непонятным. Этот совершенно чужой ей человек увозит её куда–то, а она ничего не может сделать. – Почему нельзя остаться? – судорожно прошептала она, силясь не выдать голосом своего состояния. Я молчал, лишь продолжал смотреть на дорогу. Девушка сглотнула. – Куда мы едем? Остановись! – голос сорвался на крик, и из глаз покатились слёзы. – Выпусти меня! – она вцепилась руками в мои плечи, такие крепкие и неприступные. – Замолчи, – процедил я сквозь зубы.