***
А я тем временем мучился от непрошенных мыслей. Сердце громко стучало от волнения и тянуло меня туда, где сейчас находится Хаясе, а мозг выдавал нелепые, жестокие планы действий. Оставить эту девчонку на произвол судьбы и спокойно уехать куда–нибудь. В конце концов, у меня есть деньги. И я могу подкупить кого угодно. Вдобавок мне не раз доводилось угонять машины, можно сделать это и сейчас. Я боялся себя такого. И я быстро шагал, обуреваемый непонятными смешанными чувствами. Я не знал, почему сейчас шагаю так быстро, почти срываясь на бег – то ли желая сбежать от этих ужасных мыслей, искоренить из души страх, то ли спасти девушку, которая столько мне дала. Да и не это сейчас было важно. Я просто шёл, а зачем – не имеет значения. Не хотелось трястись в людном метро, поэтому я поймал такси. Таксист запросил вдвое больше, когда узнал, что ехать придётся на другой конец города, но меня не волновала цена. Лишь бы поскорее оказаться в этом жутком здании. Тихий уютный салон такси постепенно успокаивал сбившиеся мысли, и я стал ясно всё понимать. В машине глухо работало радио, и мелодичная, шипящая от небольших помех музыка словно убаюкивала сердце и душу. Я успокоился и впервые за всё последнее время всерьёз задумался. Странно, я думал, что больше никогда не увижу это ужасное здание, и вот я добровольно еду туда. А зачем? Неужели я думаю, что меня отпустят так легко, когда я отдам все деньги, которые взял? Нет, я так не думал, мне было всё равно. Я готов вновь стать зависимым от Акиры, только пусть Хитоми больше не трогают. А уж я точно больше не подойду к ней ближе, чем на километр. Мне нельзя любить. И сейчас Акира дал мне ясно это понять. Я отнял у него всё, что с самого начала я имел – моё прошлое, моё имя, мои воспоминания. Я подчинил себе его жизнь. И сейчас лишний раз доказал, что я весь зависим. Что стоит ему только что–нибудь обрести, как это безвозвратно конфискуют. Я горько усмехнулся своим мыслям. Любить? А люблю ли я вообще хоть что–нибудь? Способен ли я на такое чистое, возвышенное чувство? Нет, всё мои желание обладать проистекает из собственного эгоизма. И это было сейчас печальнее всего. Я сам виноват. И за совершённую ошибку теперь расплачиваюсь. Но больше я такого не повторю. Мне ясно дали понять, что я пленник обстоятельств. Я могу обладать только остатками жалкой воли собственных мыслей. Этого у меня отнять не могут, этого мне должно быть достаточно. Вновь вернуться к прежней, бессмысленной жизни в мучениях или рискнуть ещё раз? Нет, рисковать я больше не буду. И надеяться тоже. Ведь жил я как–то до того, как встретил Хаясе. Я вспомнил, что это была за жизнь, и внезапное желание громко завыть тут же, в этом тихом такси, как подстреленная собака, завладело сердцем. Но выть я не стал, лишь немного нахмурил брови и продолжил созерцать движущуюся картину за окном. Хотя смотрел я, прежде всего, в пустоту своего блеклого отражения на стекле. Вновь влечь бессмысленное существование, изо дня отгонять от себя желания своей души, полностью подчиниться чужой воле, а потом умереть в один прекрасный день, как бездомная одинокая собака – да, так будет лучше всего. Но сердце больно сжалось, когда я представил серые, тянущиеся, длинные дни, наполненные пустыми часами. Я буду одинок и жалок. Вдвойне одинок, вдвойне жалок, чем есть сейчас. И тут мозг стал прокручивать отдельные картины и образы вчерашней ночи. Я словно в бреду вспоминал выражение лица Хитоми – сладостное и одновременно болезненное. Я тряхнул головой. Не должен вспоминать об этом. Для меня не должно это так много значить. Но думать об этом я не мог. Надо забыть и её, и всё, что связано с ней. Полностью искоренить из сердца её образ, утопить в сознании все мысли о ней, на худой конец – загнать в дальний угол души, чтобы потом в минуты особого отчаяния воскрешать её образ и голос, нежно лелеять его и упиваться, а потом вновь прятать надолго. Может, на всю жизнь. И как бы больно не было сердцу, я смирился с этим. Я должен, так надо, иначе нельзя. И единственное, что я оставлю себе – это незабвенный образ, сгусток воспоминаний. Я побледнею со временем, сгорю, обращусь в пепел, а потом и вовсе исчезну – надо лишь подождать. Так будет лучше. Я должен, так надо, иначе нельзя.***
- Если не уберёшься, - девушка подставила пистолет к голове Икки. – Это будет очень просто. Вроде как…на кнопку нажать. - Ну так нажми, - ухмыльнулся юноша. Хаясе молчала. Конечно, убивать его она не собиралась. Как она может? Зачем ей чужая кровь на её руках? Девушка убрала оружие от его головы. Хитоми повернулась к Минами спиной, пытаясь убежать, но, возможно, именно этого он и хотел. Может и ждал этого момента всё это время, заговаривая ей зубы. Но, причинять боль девушке ему не хотелось. Он не любил этого делать. И он не желал опуститься до того, что бы поднять на неё руку. Но и оставить всё как есть парень тоже не мог. К тому же , сейчас должен придти я. А если кто-нибудь из подчиненных, или ещё хуже, сам Акира зайдёт сюда и проверит? Что он скажет? Только вот попадёт им обоим. Наказание, это самое лучшее, что может с ними произойти. - Не так быстро, - в его голосе не прозвучало никакой усмешки, наоборот он был очень серьёзным. Юноша уже пошёл быстрым шагом за ней, как Хитоми резко поворачивается к нему и целить на него. У Икки расширились глаза, казалось он застыл на секунду. Прицелившись, девушка нажимает на курок, но парень уходит в сторону. Затем перехватывает её руку и отбрасывает пистолет в сторону. Хаясе не успела и глазом моргнуть как оружие уже оказалось у него в руке. Ворон засмеялся и схватил её за плечи, потянув на себя. Сильным захватом, он отвёл назад её руки. Парень решил, что если она будет сопротивляться, то ему придётся применить силу, а если нет – то этой девушке просто повезёт и он сделает всё по-быстрому. - Чёрт… - всё что успела прошептать Хитоми. В таком же положении он завёл девчонку обратно в комнату и, усадив на пол, сильнее перевязал её руки.***
Я вошёл внутрь ненавистного мне здания из красного кирпича с покорностью перед своей дальнейшей судьбой и готовностью принять её. Я крепко сжимал ручки спортивной сумки, в которой лежали почти нетронутые деньги. Таксист потребовал слишком много за такой длинный переезд, пришлось тратиться. Но ничего, Акира не обеднеет от нескольких утерянных бумажек. Я осторожно и медленно, словно обдумывая каждый свой шаг, ступал по железной лестнице. Глухое эхо, казалось, звенело на всё здание. А я ведь несколько часов назад думал, что больше никогда не поднимусь по этой лестнице. Как быстро разрушили все мои планы и стремления. Сожгли, словно соломенный шалаш. Я поднялся на четвёртый этаж, прошёл по длинному узкому коридору и в нерешительности остановился возле двери, которая вела в кабинет Акиры. Несмотря на то, что я поклялся себе выслушать свой приговор с полной невозмутимостью, так бесившей этого шантажиста, ненависть в мгновение ока завладела всеми моими мыслями, и от готовности молча выслушать россказни этого старого бандита не осталось и следа. Я вошёл в кабинет с кипящей от гнева кровью, которая быстро текла в венах. Акира смерил меня победоносным взглядом, когда я вошёл внутрь. Было видно, как он наслаждается моим поражением. Всё его лицо ясно говорило, что иначе и быть не могло. Я пытался обрести свободу и теперь очень дорого за это поплачусь. – Вернулся, – самодовольно усмехаясь, медленно и тихо, тоном человека, довольного жизнью, проговорил парень, неторопливо подходя ко мне. Я молчал, и только ненавистный огонёк, горевший в глазах, ясно свидетельствовал о том, что я что–то чувствую. Я внимательно следил взглядом за довольной физиономией главаря и думал, что не выдержу, задушу своими собственными руками этого скользкого, неприятного типа. – И деньги принёс, – всё таким же тоном протянул Акира, дотрагиваясь до ручки сумки и осторожно, будто невзначай, вытягивая из моих цепких пальцев предмет. Я с сожалением посмотрел на тёмно–синий саквояж, уютно примостившийся на руках у юноши. Последняя надежда, утерянная возможность обрести покой. – Выпусти её, – громко и резко, тоном, не терпящим возражений, процедил сквозь зубы я. Акира многозначительно посмотрел на меня и, хитро оскалившись, спросил тихо и загадочно: – Ты про кого? Я сжал ладони в кулаки. Проклятый урод! Он просто издевается надо мной. Стоит с самодовольной рожей и нагло смотрит в мои глаза, явно наслаждаясь моим падением. Он так и хочет услышать из моих уст имя той, к кому я посмел привязаться. Но я не скажу. Умру, но ни за что не удовлетворю его невысказанную просьбу. – Ты сам знаешь, – процедил я сквозь зубы, кипя от ненависти. Заехать бы сейчас своими сжатыми кулаками по этому самодовольному лицу! Стереть с губ эту отвратительную улыбку–ухмылку! – Ах, ты об этой девчонке, – чересчур наигранно, по–прежнему растягивая слова, произнёс Акира. – Признаюсь, ты сильно меня удивил. Никогда не думал, что кого–нибудь полюбишь. – Я не люблю её, – только и смог вымолвить я. Эта фраза прозвучала тихо, гневным голосом, словно в приступе бессильной злобы. – Решил просто поразвлечься с бедняжкой? – почти смеясь, сказал парень. – Выпусти её и хватит болтовни, – почти крича, прорычал я. – Ох, какие мы грозные, – проговорил Акира, наслаждаясь моей ненавистью. Нет, так быстро он не удовлетворит мою просьбу. Он ещё вдоволь наиграется со мной, ведь что может быть лучше, чем наблюдать за отчаянными попытками бедной птицы со сломанными крыльями выжить? По–прежнему улыбаясь, юноша продолжил, ставя на стол сумку с деньгами: – Только вот когда захочу, тогда и выпущу твою ненаглядную. А захочу я тогда, когда ты станешь послушным мальчиком. Последнюю фразу Акира проговорил язвительно, словно сюсюкаясь с маленьким ребёнком, что немало взбесило меня итак кипящего от гнева. Ну, уж нет, послушным мальчиком я больше не буду! Слишком долго я мирился со своей злостью, молчал, не высказывал и сотой доли того, что думал. Слишком долго жил под гнётом, чтобы сейчас всё это так просто стерпеть! Пусть я буду мучиться после, но сейчас я выскажу всё. – Я не ребёнок, чтобы говорить так со мной! – в гневе произнёс я твёрдым тоном. – И я не буду выполнять всё, что ты мне прикажешь. Ты сейчас же освободишь её и оставишь в покое, ясно тебе? – для большей убедительности я выхватил из кармана пистолет и с готовностью ткнул металлически дулом в лоб своего оппонента. Акира был удивлён этим внезапным выпадом. Никогда прежде ему не доводилось видеть со стороны своих подчиненных такую готовность противостоять ему. Но он считал себя слишком могущественным и неуязвимым, чтобы испугаться лишь оттого, что какая–то из его пешек готова убить его. Юноша улыбнулся, резко схватил дуло пистолета и так же резко вырвал из моих рук металлических предмет. Акира, по–прежнему улыбаясь, теперь держал меня на прицеле. – Яйца курицу не учат, сам знаешь. Не кипятись, только выполни мою небольшую просьбу. Я был сильно зол. Прежде всего, на самого себя. Акира оказался не так прост: мог постоять за себя, когда рядом никого нет. А я просто попал впросак, как какой–нибудь школьник. Что за позор! – Что за просьба? – измученно, бесцветным голосом произнёс я. – Вот так–то лучше, – проговорил Акира, убирая пистолет от моего тела. Парень, не торопясь, занял своё место в удобном кресле за письменным столом, а потом вновь проговорил: – Для начала пойди и убей её. Кровь застыла в жилах, в ушах что–то загудело, и заледенелое сердце еле стучало внутри. Что? Убить? Убить Хаясе? Но как я могу..? Как могу одним движение руки прервать её жизнь? Стоило только представить, как я направляю на неё дуло пистолета, и рассудок темнел, тело сводило судорогой, хотелось просто сойти с ума. Лучше умереть самому, чем убить её. – Вижу, ты шокирован, но так будет лучше. Я смогу быть уверен, что больше никогда не будешь проводить время с этой девчонкой, – он говорил это таким спокойным тоном, словно речь шла не о жизни человека, а о погоде. Да как этот гад может так говорить? Как он может так легко приказывать мне?! Ну, уж нет, ни за что! Всё что угодно, но убивать я не буду. Страх ушёл, удивление сменилось гневом, и я твёрдо взглянул на Акиру. Голова стала молниеносно соображать и продумывать дальнейший план действий. Подбежать к столу, схватить сумку с деньгами, ударить этой сумкой по лицу босса, который, несомненно, вскочит от удивления. Потом выхватить у него пистолет, пока он будет соображать, что произошло, и выстрелить, скрывшись с деньгами. Даже если я промахнусь и только раню Акиру, времени найти где–то здесь, в этом здании, Хитоми будет предостаточно. Я в мгновение ока пересёк кабинет, схватил со стола тёмно–синюю сумку, проделал всё то, что задумывал – удар по лицу, изъятие пистолета и выстрел. Однако я промахнулся – пуля лишь задело ребро. Акира схватится за раненое место, хлынула кровь. А я тем временем выбежал из кабинета. Быстро спустился по лестнице на первый этаж. Хитоми, должно быть, надёжно и хорошо спрятана, поэтому я вспомнил про подвал. Зловещее место, где я боялся бывать, куда никогда не заходил. Минами рассказывал, что там держат девушек, из которых потом делают проституток, или просто неугодных Акире людей, предателей, таких, как я. И как ни страшно, как ни неприятно было оказаться в этом подвале, я переборол себя. Уверенно и быстро двинулся к большому железному входу, впервые коснулся металлической, прохладной ручки и отворил дверь. Сердце стучало то ли от волнения, то ли от страха, но я вошёл внутрь, спустился вниз по невысокой лестнице и очутился в длинном, слабо освещаемом коридоре, который вёл в неизвестность.