Спам по факсу

POV Акито Он только крепче сжимал в пальцах ручки сумки и прибавлял шаг, почти срываясь на бег. Бежать добровольно от своего блага – какая глупость! Но он чувствовал почему–то, что, лишать себя всего этого, становится сильнее в своих глазах. Жизнь – пытка, ему нельзя расслабляться и тратить свое время на ненужные, мешающие существовать чувства. Нужно жить. Он, наконец, вышел из этого пустого района, покрытого снегом. Ледяной воздух бил прямо в лицо, казалось, что ресницы сейчас покроются инеем. Но он точно знал, что точно так же сейчас холодеет и моё сердце тоже. Конец POV Акито Я убеждал себя, что мне все равно, что мне не нужна чья–то любовь, что скоро станет все точно так же, как было раньше. Убеждал себя, и внутри все разрывалось на куски. Я судорожно следил за бесконечным потоком машин, которые оглушали меня своим шумом. Пытался поймать такси, но мимо него все проносились бесконечные миллионы неуловимых неясных, стертых разноцветных точек. Я думал, что, наверное, попал в ад. Хотя это и был ад. Отовсюду был слышен шум. Чьи–то громкие смеющие голоса, звук сигналов машин, музыка, доносившаяся из колонок уютных кафе, – все это создавало непонятную, ужасающую какофонию, которая заставляла кровь стыть в жилах. Это был ад, из которого я стремился скорее убежать. Наконец, возле меня, скользнув шинами, остановился автомобиль. Я поспешно залез в такси, с громким звуком захлопнул дверь и нервно проговорил: – В аэропорт. Машина с глухим ревом завелась и умчала меня в новую жизнь. Правильно ли я поступаю? И что ждет меня впереди? Эти два вопроса не вылезали из головы, отравляя разум. И да, и нет – очевидного ответа не было, сколько я ни размышлял. Я чувствовал, что поступил неправильно, но где–то в глубине души мне подсказывало что–то неизвестное, что другого выхода нет. И счастливого будущего тоже не будет. И все же, наперекор решениям и стремлениям, память воспроизводила картины прошлой ночи. Перед мысленным взором ясно появлялось, словно из тумана, лицо Хаясе. Полуулыбка на её губах и в то же время нахмуренные, словно от боли, брови. Может, она чувствовала в тот момент, что я покину её навсегда? Я знал, что лучше мне об этом не думать, но сердце не унималось. Я был удивлён, что моя душа стала так остро реагировать и ощущать. Словно ожила. Я стоял перед входом в аэропорт. Я ведь прекрасно знал, что мне даже билет купить не удастся. Нет документов. Какой смысл тогда было вообще сюда ехать и строить планы? Убежать не удастся. Нет. Я не мог так просто убежать, скрыться от проблем. Теперь я точно понял, что поступаю неправильно. Убежать от проблем не значит их решить. Впрочем, сейчас я считал, что Хитоми его проблема. Она была скорее средство, чтобы забыть эти заботы. И поэтому расставание с ней обрекало меня на вечные думы об этих делах. Я бежал от своего недавнего прошлого, думал, что смогу все так легко перечеркнуть, но теперь понял, что мои руки от крови не отмоются. Все эти мысли угнетали меня, вызывали головную боль. Я чувствовал, что ещё чуть–чуть – и мозг взорвется. Я попытался вновь обдумать то, как мне достать билеты или найти другой способ покинуть Токио, но эти мысли нисколько не унимали воспаленный мозг – только создавали лишние проблемы. К тому же толпа людей, снующих мимо меня, лишь добавляла масла в огонь. Я чувствовал во всем теле небывалую слабость, в душе – опустошение, в голове – тяжесть. В такие минуты стоило умереть. Надо было умереть. Мучительно хотелось это сделать. Я подумал про заброшенный мост. Вновь и вновь разум возвращался к этой мысли, находил её само собою разумеющеюся. Она не выходила из головы, сидела где–то внутри, всегда готовая вылезти на свет, когда душу мучила безысходность. И вот теперь эта мысль опять прорвала себе путь, сквозь тысячу хаотически пляшущих в моей голове догадок. Такая обыденная, простая, привычная мысль. Я всегда считал, что нет ничего проще, чем броситься под поезд. Я также знал, что когда эта фантазия возникала у меня в голове, я не мог её осуществить. Но все же она почему–то непрестанно появлялась и, словно железные оковы, овладевала мной. Я повернулся спиной ко входу в аэропорт, смирившись с тем, что билет мне все равно не удастся купить. А теперь куда? На вокзал? Прийти туда непонятно для какой цели, простоять час, два, до вечера и так не решиться покончить с собой? Я глубоко вздохнул. Апатия ко всему завладела. Невероятная усталость и раздражение отразились на лице. Может зря я ушел, порвав все связи с прошлым? Может, стоило просто оставить Хаясе? Но толку от сожалений никакого не было. Надо было что–то делать, нельзя просто так стоять и жалеть о случившемся. Мне просто надо уехать отсюда. Навсегда. Я шёл, смотря под ноги, на сказочный белоснежный покров, устилавший всю землю. Да, вчера пошёл снег, окутал весь город холодом. Я смотрел на этот снег словно в бреду, этот белый цвет больно резал взгляд, но не видеть я не мог. Я и сам не знал, почему меня так привлёк этот снег. И стал идти быстрее. Нервно шагал, среди серых безразличных спин толпы. Словно призраки, они появлялись из ниоткуда и мгновенно растворялись. Это ведь был самообман. Всё это. Жалкий предлог, что мне всё надоело и пора всё бросить. На самом деле, я просто себя обманывал. Хотел бросить её, хотел уйти не от своей никчемной жизни, а от Хаясе. Но бросить её так просто, без какого–либо предлога не мог. И теперь, признавшись себе в этом, я был в замешательстве. Ноги шагали, несли меня куда–то вперед, а в голове была полная сумятица. Что я делаю, что теперь со мной будет? С жизнью, точнее, с моим существованием? Иного выхода не было. Теперь надо было только уехать, оставив всё, как есть. То есть окончательно бросить всё, что меня держит в этом городе. Пустые поиски своего прошлого ничего, кроме лишней боли, не принесут, возвращение к своей деятельности вселит в душу ещё большую ненависть к себе и ко всему миру, а возобновление бесплодных встреч с Хитоми просто–напросто погубят меня. Но как всё это объяснить сдавленному в тисках сердцу, которое отчаянно бьется, разрываясь изнутри? Мне вдруг захотелось крепко схватиться за ткань куртки в области груди. Может, этот жест как–то уймёт рвущую на части боль? Да, мне было больно, и я перестал это от себя скрывать. Давно с этим свыкся, но ещё никогда не поддавался этим тяжелым приступам. Приступам неконтролируемой ноющей в груди боли, которая рвёт на куски всё существо, которая, как припадки эпилепсии, длится долго, желая задушить, уничтожить сердце. Мне нужно, просто жизненно необходимо попасть на вокзал. И неважно, что там сейчас много людей: никого не волнует моё состояние. POV Акито Внутри что–то надломилось, словно кто–то взломал крепко запертую дверь и выпустил из клетки страшного дикого зверя. И сейчас этот зверь бушевал у него внутри, громко рычал, рвал на мелкие кусочки душу. Ему было мучительно больно. Будто к коже прикладывали раскаленное железо, протыкали всё тело иглами. Медленная, мучительно убивающая боль. Ко всему этому примешивалось внезапно возникшее дикое желание быть с кем–то. Сейчас он больше остального нуждался в ком–то. А рассудок заставлял за это себя ненавидеть. Все рухнуло в один миг. Он сорвался. Позволил себе маленькую слабость, которая повлекла за собой огромные последствия. Агито стал жалеть себя, выпустил боль, долго ютившуюся в глубине его сердца, позволил тайным своим желаниям вылезти наружу, парализовав собственную волю. Он слабый. Он совершил самую большую ошибку в своей жизни – позволил себе слабость. И ненавидел себя за это. Он смотрел сквозь призрачную дымку боли, которая окутала мозг, на безразличный мир, полный холодных людей. Их лица–маски мелькали перед его взором, насмехаясь над ним. Ему казалось, что каждый в этой толпе знает о том, сколько всего он совершил за свой маленький год сознательной жизни. Как будто каждый знал, какой грех лежит на нём. Какой слабости он поддался и куда он сейчас направляется. Каждый знал, и, что хуже всего – каждый его за это презирал. Попытки убедить себя в том, что всё это абсолютный бред, увенчивались неудачей, и воспаленный мозг продолжал играть с ним злую шутку. А ноги всё куда–то его несли, сквозь этот поток тепло одетой толпы. Конец POV Акито Зазвонил мобильный, вырвав меня из цепких лап собственных ощущений. Словно эхо, донёсся до меня звук мелодии звонка. Я вздрогнул и остановился, как будто только что проснулся. Звонят. Мне. Не было никакого желания брать трубку, мне всё равно, кто бы там ни звонил. Однако рука сама потянулась в карман, извлекла оттуда кричащий аппарат и приложила его к уху, нажав на кнопку, принимающую вызов. В трубке раздался ненавистный мне голос, который я надеялся забыть так же, как и его обладателя. Мне почудилось, что я сразу же увидел лицо, что всегда мечтал украсить многочисленными ушибами и синяками. Голос Акиры, словно из пещеры, звонко и громко сообщил ему: – Твоя девочка у нас. Я не сразу понял, что имел в виду этот ублюдок, так как пытался справиться с чувством накатившей на меня ненависти, которая заставила ладони сжаться в кулаки. Но когда смысл этих ехидно произнесенных слов дошёл до меня, я застыл… Казалось, даже перестал дышать. Ведь больше всего на свете, я хотел, чтобы этого не случилось. Я не был удивлён или напуган. Я знал, что уходя от Акиры вот так просто, подвергает опасности Хитоми. Но почему–то надеялся, что ей ничего не будет угрожать. Ведь никто, кроме них обоих не знал. Но теперь, когда всё тайное стало явным, когда эта сволочь каким–то образом узнал обо всём, мне стало не по себе. – Что собираешься делать? – дрожащий от сдерживаемого смеха голос, вновь послышался в трубке. Я стиснул зубы, пытаясь сдержать рвущийся наружу, полный ненависти, крик. Больше всего на свете сейчас хотелось громко ругнуться, назвать этого придурка непечатным словом. Акира словно видел меня, несмотря на большое между нами расстояние. Он ясно представлял себе реакцию на каждое сказанное мной слово, поэтому решил долго не играть и произнёс: – Ты ведь догадался, что тебе нужно сделать? – Да, – сквозь стиснутые зубы ответил я. – Вот и отлично, – произнёс он, после чего в трубке послышались гудки. Я почти минуту держал телефон возле уха, слушая прерывающиеся, короткие, ненавистные гудки. То, что сейчас произошло, не могло уложиться в моей голове. Я знал, что этим может всё обернуться, почему не предотвратил всё это заранее? Да, некуда бежать. Выхода не существовало. Я не могу просто так взять деньги и порвать все счёты со своей прошлой жизнью. Я, конечно, мог наплевать на Хаясе, оставить её на произвол судьбы, но от одной только этой мысли я бесконечно себя ненавидел. Ненавидел даже за то, что подобная мысль каким–то образом уместилась в голове. Я медленно отнял от уха телефон и положил его обратно в карман. А затем зашагал, как ни в чём не бывало, куда–то вперёд. Никто не должен знать, что у меня сейчас творится в душе. Я медленно, но уверенно брёл в бесконечной толпе, смотря в непонятную точку, пытаясь собрать воедино разбежавшиеся мысли. Хитоми у Акиры. Я должен вернуться, чтобы её отпустили. Но сердце подсказывало, что не всё так просто. Тут был какой–то подвох. Я знал, что сейчас ноги несут меня к зданию базы, находившейся почти на другом конце города, но я совершенно перестал понимать, как они ещё могут двигаться. Я был парализован. Не от удивления, а от смятения; от незнания, что теперь мне делать. Я не хотел возвращаться туда, но обстоятельства вынуждали.

***

Хаясе очнулась неожиданно. Она распахнула глаза и мгновенно поморщилась от увиденного резкого света бледной лазерной лампы, что была прикреплена к потолку. Девушку тут же атаковала головная боль, и руки заныли оттого, что были связаны. Она лежала на спине со связанными запястьями. Жесткая верёвка сильно натирала кожу, мешала циркулировать крови, поэтому Хитоми вскоре почувствовала, как пальцы начинают неметь. Она попыталась сесть, но головная боль помешала делать какие–либо движения. Девушка просто вздохнула и закрыла глаза. Хотелось умереть. Прямо тут, на этом холодном грязном полу какого–то подвала. Она опять попала в какую–то передрягу и теперь могла себя смело называть магнитом для неприятностей. Её волновал только один вопрос. Почему она здесь оказалась? Что она сделала, кому напакостила? Пальцы немели, она пыталась их сжимать, чтобы кровь вновь стала циркулировать, но движения получались настолько вялыми, что Хаясе вскоре бросила это занятие. Смысла она не видела. Голова начинала болеть, так как уже достаточно долгое время ощущала под собой лишь твёрдый холодный пол маленького подвала. Хитоми не понимала, где она находится и даже не хотела это знать. В сущности, ей было всё равно. Она ни о чём не жалела. В голову не закрадывалось ни единой мысли о сожалении. Было только убеждение, что её жизнь была такой же, как и у других. Зачем тогда жалеть? «Сколько мне ещё вот так лежать, ожидая своей участи?» – думала девушка о том что, поскорее бы её избавили от этих мучений, ведь разум упрямо сопротивлялся, то и дело твердя, что надо выбираться. Хаясе услышала чьи–то внезапные шаги. В бреду или на самом деле – она не знала. Девушка попыталась пошевелить онемевшими конечностями, но было тщетно. Она просто уставилась в потолок, терпеливо ожидая своей участи. А между тем шаги приближались, становились всё громче и отчётливей. Незнакомые, чужие и от того более устрашающие, пугающие до дрожи. Она вздрогнула, когда дверь открылась. Её голова, словно у куклы безучастно повернулась в сторону лязгающего звука. Хитоми увидела фигуру знакомого человека. Дикий оскал играл на его губах, судя по всему, этот оскал заменял улыбку. Он был высок и производил впечатление безбашенного маньяка. Парень внезапно присвистнул с одобряющим видом и проговорил себе под нос: – У Агито хороший вкус. Упоминание имени заставило Хаясе вздрогнуть. Она напряглась и в упор взглянула на Ворона. Парень вновь оскалился, запер дверь в комнату изнутри и сел на стул, стоящий возле стены. Он скрестил руки на груди и презрительно уставился на девушку, изучая её взглядом. Хитоми чувствовала себя неуютно под этим пронзающим её насквозь взором, в котором ясно читались насмешка и пренебрежение. «Что он тут делает? Он на кого-то работает? Вместе с Агито? Кто он вообще такой? Что ему вообще от меня нужно?» – взгляд Хаясе стал холодным. «Тогда…это произошло так быстро, что я даже совсем ничего не помню. Двое парней. Один из них был этот Минами, а второй…Ничего больше не помню» – Ничего личного, мне только поручили за тобой приглядывать. Только и всего, – словно увидев в её глазах вопросы, которые она задавала сейчас себе, ответил парень, улыбаясь. Хаясе недоверчиво нахмурилась и поспешила отвести взгляд от этого нахального человека. Ей пришло в голову, что стоило бы спросить у этого «надзирателя», зачем она здесь и кому понадобилась, но говорить с этим человеком не хотелось после всех его косых взглядов. – Ты думаешь, почему всё так грустно получилось, да?– прервал тишину всё тот же ехидный голос. Хитоми резко повернулась в сторону его обладателя, стараясь уничтожить парня взглядом. Но он только улыбался всё шире, а потом, смеясь, произнёс: – Ты же девчонка Агито? Вновь повисла тишина, в течение которой юноша, ехидно скалясь, сверлил взглядом связанную Хаясе, устало сидевшую на холодном твёрдом полу. Девушка, в свою очередь, старалась как можно более дерзко смотреть на незнакомца. – А знаешь, – наконец, произнёс парень, улыбаясь. – Ты мне сразу понравилась, но… Хитоми минуту раздумывала, что ответить на это внезапное проявление вежливости. И в итоге решила, что лучше промолчать. Она угрюмо посмотрела на Икки, всем своим видом показывая, что отвечать не собирается. – Неразговорчивая какая, – прыснув от смеха, произнёс парень. Икки громко засмеялся. Его явно забавляло всё происходящее здесь. – Тебе, наверное, интересно, почему ты здесь? Почему я здесь?– успокоившись, произнёс парень. Хаясе не подала никакого вида, но вся обратилась в слух. Ворон снова засмеялся, но, видя, что его «собеседница» не настроена на всякое проявление весёлости, быстро успокоился и произнёс: – Нельзя мне разглашать тайны, но они сами виноваты! Знают же, что я не умею держать язык за зубами. Хитоми ещё больше нахмурилась. Она внимательно наблюдала за парнем, желая поскорее получить ответ на свой вопрос. – Чтобы Агито прибежал обратно, – наконец, произнёс юноша, по–прежнему улыбаясь. Девушка не совсем понимала, зачем им так нужен Агито, но одно она поняла ясно – она приманка. – А ты, по ходу, всерьёз в него втюрилась,– присвистнув, произнёс Икки, наблюдая за тем, как девушка менялась в лице. – Заткнись! – Хаясе зло уставилась на Минами. Юноша безмолвно наблюдал разъярённой девушкой. Ему всегда был непонятен Агито, так что вполне можно ожидать, что он спутается с подобной девицей. Но променять ради такой, как она, всю эту жизнь, столько денег – у него в голове не укладывалось, насколько глупым надо для этого быть. Девушки приходят и уходят, а деньги и свобода всегда будут в цене. Парень засунул руку в карман и извлёк оттуда пачку сигарет. Только он, улыбаясь, зажал одну смертоносную палочку между зубами, как почуял на себе недобрый, пронзающий насквозь взгляд Хаясе. Он удивлённо на неё уставился, вопрошая взглядом, отчего она вдруг стала такой мрачной.