Спам по факсу

– Он сказал, что если буду выполнять все его приказы, то обрету что желаю. – Кто он? – Тот, на кого я работаю, – тихо произнес я. – И ты веришь ему? – Нет, – горькая усмешка с моей стороны. – А почему тогда… – Хаясе внезапно замолчала, пораженная мыслью, что мне должно быть неимоверно больно. Теперь она понимала меня и чувствовала, что я страдаю. Смогла бы она жить с этим чувством полного опустошения, с мыслью, что не нужна никому в этом мире? Ответ очевиден – нет. Девушка прониклась еще большим уважением ко мне, и, чтобы хоть как–то уменьшить мою боль, она положила свою ладонь мне на плечо, а затем тихо продолжила: – Почему тогда ты не уйдешь? – Потому что буду до конца дней жалеть о том, что мог узнать все о своей жизни, но не сделал этого. А, оставаясь, я всё ещё надеюсь, что еще чуть–чуть, и я правда узнаю. Хотя, это глупо, – я замолк, уставившись отрешенным взглядом в пол. Может, и правда уйти? К тому же я нашел в этом мире маленький уголок тепла и просто не может его отпустить. Но стоит ли все это, чтобы перестать ворошить забытое прошлое? Вдруг оно еще страшней и ужасней, чем моё настоящее? Девушка осторожно убрала руку с моего плеча и уставилась в пол. Молчание тяжелым грузом повисло в воздухе, горло пересохло. О чем еще можно говорить, когда ты только что узнал самую большую тайну человека. Все сказанные слова никак не могли уместиться в голове Хитоми. Она прекрасно понимала боль, оправдывала поступки, но просто не могла понять одного – почему я не уйду? Почему занимаюсь тем, что мне не нравится? Хаясе продолжала смотреть в пол, но чувствовала, как мой взгляд мгновенно переместился на неё. В сердце горело всего лишь одно желание – хоть как–то вылечить мою боль, хоть на время освободить от мук. Я смотрел на съежившуюся, маленькую фигуру девушки, стоящей рядом. Наблюдал за ее пальцами, слышал тихое дыхание, вдыхал слабый запах её тела. «Она нужна тебе только для того, чтобы почувствовать себя кому–то нужным, кем–то любимым, тем, кого ждут, кому рады. Очевидно, что ты поступаешь неправильно, но прервать все это ты не в силах. Ты не можешь её оставить просто так. Только не сейчас» Меня снова атаковала тысяча мыслей тайфуном воспаленный мозг. Я – убийца, я подвергаю опасности Хитоми, продолжая эти бесплодные встречи, приносящие только боль. Я пользуюсь ей, выпиваю, как алкогольный напиток, чувствуя приятную, обжигающую, расслабляющую горечь, которая медленно разливается по всему телу, наполняя свинцом руки и ноги, затуманивает рассудок, отключает совесть. «Надо выбирать, Агито: либо она, либо возможность получить то, чего ты больше всего желаешь..» Я просто не могу быть с ней, оставаясь убийцей и зная, что Хаясе все известно о моей деятельности. «То, чего мы большего всего жаждем…» Я знал, что надо вновь идти к ненавистному кирпичному зданию, и знал, что если хочу и дальше быть с девушкой, надо бросить все это, но я не решался. «Свободу…» Просто не понимал, что выбрать. Везде был подвох. Если я останусь с Хаясе, то рано или поздно она разочаруется во мне. Она изучит меня вдоль и попрек, а потом будет опустошение. Если я продолжу заниматься беззаконием в ожидании, когда же мне подарят свободу, то в итоге сам потеряю себя. От Акиры просто так не уйдешь. К тому же без денег в этом мире ничего не сможешь сделать. Надо было что–то срочно решать, но я понятия не имел, что. Стальные цепи опутали меня со всех сторон, и я не знал, как выбраться из всего этого. Пошло все к черту! Моя жизнь превратилась в бесконечный замкнутый круг. И смысла в ней не было. Надо просто бросить все и начать как–то все сначала. Опостылевшие шумные улицы, полные людей, вызывали головную боль. Надоел этот огромный город, надоели люди в нем, надоела сама жизнь. Надоело отчаянно цепляться за что–то, воскрешать в голове знакомые и желанные образы, думать об одном и том же. Я ведь прекрасно понимаю, что никогда не получу свободу, которую даст мне Акира, что не люблю Хаясе, я просто пользуюсь ей, что моя жизнь безнадежна и в глубине души плотно засела мысль о самоубийстве. Сейчас это казалось единственным выходом из положения. – Нужно пройтись, – я поднялся на ноги. – Идёшь? Шумная улица заглушала собственные мысли. Взгляд отчаянно бродил по толпе, надеясь отыскать в этом потоке хоть что–то, доказывающее, что моя жизнь не бессмысленна. Но ничего не было. Были только не замечающие моего лица, неосязаемые фигуры, беспрерывный серый поток. Я чувствовал, как душа опустела, и что–то внутри мгновенно встрепенулось, закричало и очистило сердце от прочих чувств. Осталось всего лишь одно желание, озвучить которое сам себе не позволял и потому сейчас отчаянно искал глазами опору. Мы все шли, рассматривая окрестности и прохожих; я чувствовал, как задыхаюсь от спертого воздуха, пропитанного этим огромным мегаполисом. А ноги все продолжали нести вперед, подальше от этого места, туда, где притаилось моё возможное счастье. Я не хотел умирать. Покончить жизнь самоубийством не казалось мне дикостью, но все же умирать я не хотел. Я принял это желание и смирится с ним только тогда, когда пойму, что надежда – этот последний спасательный круг – навсегда утеряна. И, может быть, тогда, обезумев от одиночества и своей никчемности, я напьюсь таблеток или брошусь под поезд – значения не имеет. Я не раз искал смерть. И не раз от неё отказывался. Не раз чувствовал почти чистую радость, что–то наподобие эйфории, когда подходил к краю платформы и представлял, как все закончится. Но умереть по–настоящему я так и не решался. Чувствовал, что есть в моей жизни что–то, ради чего стоит жить. «Но надо было жить, а не существовать» Я знаю. Я уже стал похож на старый, запыленный шкаф, дверцы которого жалобно скрипят от нечастых прикосновений хозяев и в котором хранят не нужный никому хлам. Надо было жить. И что–то решать. Порвать ту ненужную, мучительную связь, чтобы потом не сделать еще больнее и себе, и Хаясе. Уйти от Акиры, просто убежать, забрав деньги. А потом…Или начать новую жизнь, с чистого лица, где–то на Окинаве. Или даже за границей. Этот вариант, несмотря на все мои изъяны, был самым лучшим, и я, как в спасательный круг в безграничном океане, в него крепко вцепился. Да потом будет больно и память о Хитоми будет еще долго жить в душе, а сердце еще долгое время будет грызть совесть по совершенным поступкам. Но другого выхода не было. Пусть мне будет больно, зато буду лучше другим. Но тут же непрошенные мысли прервали идиллию. Я не смогу отсюда уехать без документов. Я даже не знаю, есть ли у меня паспорт, существую ли я вообще? Я окинул печальным взглядом толпу, посмотрел на тяжелое небо, заваленное свинцовыми облаками, и ощутил небывалое облегчение. У меня есть план действий, я точно знаю, чем буду заниматься. Все остальное не имеет значения. Как–нибудь выкручусь. Я – убийца. Я отнимаю жизни, причем делаю это незаконно. Один бог знает, что я делал в это время на улице, где живут ни в чём невинные прохожие. Но эту правду надо было как–то принять, как–то оправдать в своих глазах. Раньше я просто думал, что я одинок так же, кто–то другой, что у меня не очень приятное прошлое, которое не хочется вспоминать. Я и подумать не мог, что я убийца, преступник. Все произошло мгновенно и быстро, как в любой сказке. «Слишком быстро вы встретились» Случайно. «Слишком быстро ты влюбился» Достаточно. «Слишком быстро она узнала твою тайну» Все не так… «Слишком быстро стало как–то пусто между вами» Хватит… «И эта твоя любовь – безнадежная и глупая – стала вмиг какой–то другой» Замолчи! «Взрослей, печальней, приносящей больше боли и, что самое страшное, – безответной» Заткнись, я сказал!! «Ты – убийца, как же она может ответить на твои чувства?» Никак. Голова тяжелела от мыслей. Все эти недавние образы, разговор – все скапливалось в один комок, разрасталось и давило на душу. Какой–то непонятный загадочный осадок образовался на сердце, что–то исчезло внутри, словно какой–то простой механизм вмиг перестроился и стал работать совершенно в другом порядке, совершенно иначе, совершенно по–новому. Другими стали не только мои чувства – я сам вмиг поменялся. Я понял, что в жизни не все так просто, что она жестока, ужасно несправедлива. Сейчас жизнь представлялась чей–то очень хорошо продуманной шуткой, кем–то очень тщательно спроецированным лабиринтом, выход из которого не каждому удается найти. Внутри что–то надломилось, треснуло и стало кровоточить. Сердце не унималось от ноющей боли. Хаясе из мира моих фантазий и я из реальности сильно отличаемся друг от друга. Первая с независимой душой. А второй – безжалостный убийца, который занимался беззакониями ради своей выгоды. Эти два образа я никак не мог связать вместе и, не отдавая себе отчета, нуждался именно в той девушке, образ которой сам создал. Я полюбил в ней молчаливость, решительность, резкость, взгляд, полный боли, туманный и бесчувственный. Любил её таинственность и был бы рад любить такую Хаясе и дальше, но теперь передо мной заиграли слова, что я – убийца. «Как можно любить человека, который забирает жизни?» Боль сковывала душу при одной мысли о том, что я обрываю жизни. Да как можно влюбиться в человека, по которому плачет тюрьма? Хаясе совершенно меня не боится? Сейчас мне казалось это неправильным. В ушах глухо грохотал по рельсам поезд, который проезжал где–то в близи. Качал сонный вагон изо всей силы, словно стараясь разбудить каждого. У меня должна быть причина, обязано быть какое–то объяснение. Но эти причины казались туманными, не понятными. Поезд с режущим слух звуком резко остановился, открылись двери, и приятный голос известил название станции. Хаясе словно проснулась от громкого шума, вздрогнула и зашагала дальше. Мы неторопливо брели по тротуару, внимательно разглядывая витрины уютных магазинчиков. Какими теплыми и домашними казались их светлые помещения по сравнению с этой холодной безразличной улицей, полной шума разговоров и машин. Хитоми не обращала ни на кого внимания, её взгляд неторопливо скользил по витринам, она всматривалась внутрь, наблюдая, как молоденькие продавщицы с улыбкой на лице обслуживают посетителей, и ей казалось, что она далека от всего этого – от этой радости, от этого тепла и почти домашнего уюта. Хаясе казалось все это невозможным и неосуществимым, как снег в середине июля. Я поднял глаза к небу, которое словно разрывали небоскребы. Тучи тяжелым полотном висели над городом и как будто томились непонятным ожиданием. Хаясе почувствовала, как на душе стало еще тяжелее и тело окутала невидимая пелена пронзающего холода. Девушка опустила взгляд, потерла ладони друг о друга и, ежась от холода, пошла дальше сквозь поток толпы, которая, словно быстроходная река, куда–то уносила нас, пыталась утопить, сбить с пути. – Мы так и будем молчать всю дорогу? – Хаясе обернулась, пристально вгляделась в толпу. Она вздохнула, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться. Хитоми помотала головой, желая отогнать нежеланные думы, и продолжила путь дальше. Я не мог ей лгать, такими вещами не шутят. Работа. Может найти работу, потом можно будет подумать об остальном. Но только что случившееся отстранило все остальные образы. – О чем задумался, Агито? – Хм? – я почувствовал особую одурманивающую атмосферу, когда ее голос произнёс моё имя. Словно из меня высосали все силы, именно поэтому я не мог не подчиняться ей. – Что? Мысли сбились в кучу, и я не мог сосредоточиться на чем–то одном. Может это называется любовью? Может, так, по–особенному, по–своему, я люблю её? Люблю? Разве..? – Становится холодновато, правда? – девчонка скрестила руки на груди. – Ты как? Действительно ли я испытываю к ней хоть какие–то чувства? И чем вызвано моё желание защищать её от всего? Почему тогда судьба постоянно сводит нас вместе? Я с ума сойду, это все слишком сложно. – Да, прохладно, – я печально окидывал взглядом толпу. – Возьми мою куртку. – Спасибо, – Хитоми резко подняла глаза и посмотрела на меня. POV Хитоми Хаясе Неимоверный страх за уже такого человека не давал мне нормально дышать. Внутри все крутило от бессмысленности существования. Существования без смеха, без улыбки, без подколов и нежных поцелуев, без того, чьи пальцы, зачастую, были пропитаны табачным запахом. Я нервно сглотнула. Конец POV Хитоми Хаясе Кто я? Неужели нельзя все исправить? Неужели это конец моей сказке, сказке про любовь? Я помнил, что испытал, когда Хаясе доверчиво обняла меня, словно я – единственный, кто может её защитить. «Ты не чувствуешь, что кому–то нужен?» Вот так, весьма странно, да? Я был уверен, что мы, испытав на себе разлуку, никогда больше не упустим друг друга. Порой бывает нужно всего одно слово, один взгляд, чтобы все изменить. Слишком долгим было расставание, слишком большое расстояние разделяло нас, но мы все равно вместе. Всё так просто..? - Мне, - начал я, - нужно кое-что сделать. Не спрашивай что, я обещаю, что вернусь и мы поговорим, а сейчас… - Тогда я буду ждать тебя здесь, - девушка указала на одинокую лавочку, которая едва ли была заметна при свете старого фонаря, и устало улыбнулась. - Я приду. Вновь промозглая атмосфера несчастного здания. «Ты ведь соврал» Темный коридор, металлическая лестница, ведущая в ад… «Твоя ложь…» Я глубоко вздохнул, подумав, что мои шаги так сильно стучат в последний раз. «Кому она нужна…» Я твердо решил бросить это все, а что будет дальше совсем неважно. Да, я наврал девушке, что приду за ней. Мне только нужно было забрать вещи и деньги. Можно даже вещи оставить, главное – деньги, ведь сейчас без этих бумажек нельзя никуда сунуться. Я очутился на третьем этаже и с почти счастливой мыслью подумал, что вот скоро уже все будет кончено. Я быстро двинулся вдоль коридора, озираясь по сторонам в поисках комнаты, в которой я хранил все свои ценности. У каждого, кто работал на Акиру, была такая комната. Кто–то даже жил там.

***

Я открыл скрипучую дверь, которая, возмущенно простонав, захлопнулась за мной, и сразу же кинулся к ветхому старому шкафу, неизвестно где найденному. Я открыл отваливающиеся дверцы и стал с молниеносной скоростью перебирать вещи. В глубине лежала обычная спортивная сумка, совсем неприметная, доверху набитая деньгами… Я мгновенно схватил её, кое–как застегнул и стремительно очутился у двери. Опасность и возможность того, что меня в любой момент могут поймать, только подхлестывала мой азарт, я почти с упоением представлял, как будет зол Акира, когда и завтра, и послезавтра не будет наблюдать моего присутствия. Стараясь, чтобы дверь не скрипела, Я вышел из комнаты и быстро бросился прочь, чувствуя, как с каждым шагом в душе появляется легкость, спокойствие, умиротворение, почти счастье…