Мне часто снится сон — какие-то доисторические времена.
Я слышу твои крики… Я прогоняю медведя, и ты больше не боишься.
Но когда я просыпаюсь — медведя нет, а ты все равно боишься.
«Господин Никто» (Mr. Nobody)
Немо Никто
Безликая густая темнота мутным туманом затопила комнату, клубилась по углам и прятала ту часть пространства, на грани поля зрения, что не видна невооруженным взглядом. Эльвира, несмотря на поздний час, не спала, а вглядывалась в диск луны, молочно-белый, плоский, словно вырезанный из бумаги круг — единственный источник тусклого света, обрывками проникавшего сквозь грязное стекло. До спальни она снова не дошла, оставшись на матрасе в углу гостиной комнаты, там, где под взглядами стеклянных глаз своих творений обычно ей спалось спокойнее всего. И тем не менее, Эльвира не спала. Ну, вроде как. Она прекрасно помнила, как завернулась в тёплый плед-пэчворк, и стоило соприкоснуться голове с подушкой, провалилась в сон. Тогда с чего бы вдруг она полусидит, облокотившись о единственный пустой участок на стене? Словно один из манекенов, что она подвесила на скобах и гвоздях. Эльвира попыталась двинуться и тело, будто став свинцовым, не поддалось. Наверное, будь на её месте кто-нибудь другой, он испугался бы и запаниковал, решив, что все дальнейшие попытки двигаться заведомо окажутся провальными и лишь лишат последних сил. Но Адлер знала: она встанет, для неё это не в первый раз. Когда-то она даже не могла сидеть без посторонней помощи. Сустав за суставом, Эльвира потихоньку заставляла пальцы двигаться, как будто запуская старый заржавевший механизм. Кости скрипели, мышцы ныли от напряжения, а сухожилия, казалось, вот-вот порвутся. Но эта ведьма слишком долго бежала в прошлом от беспомощности, чтобы какой-то жалкий сонный паралич мог стать сейчас препятствием для неё. Вот уже и колени нехотя сгибаются, позволив потихоньку подтянуть ноги к себе. Ветер за окном раскачивал кривые и чёрные, как уголь, обнажённые деревья. Под натиском стихии их ветви гнулись под немыслимыми для промёрзшей древесины углами, так что, казалось, в следующий миг могли с противным треском переломиться по полам. Одна из них, отброшенная ветром, прежде чем вернуться в общий строй, бесшумно врезалась в кухонное окно. Эльвира вздрогнула. Она давно подозревала: что-то здесь не так. Не может быть Луна настолько белой, а небо тёмно-серым без единой капли синего. Не может ветер дуть бесшумно, а ветви дерева без грохота и звона ударяться о стекло. Всё это просто невозможно, по крайней мере наяву. А значит — это сон. И раз уж Адлер ясно мыслит и вполне себя осознаёт, то сон, что она видит, возможно вовсе не её, а Максимилиана, которого теперь ей предстояло разбудить. Но как его найти? Она ещё ни разу не проваливалась в его сны, хотя после экспериментов с передачей магии их связь усилилась и иногда Эльвира даже видела смутные образы его кошмаров и хаотичные картинки, словно помехи из поломанного телевизора. И такой резкий прогресс в «качестве изображения» конечно же насторожил. Могло ли Максу сниться что-то ещё хуже обычного и чем это могло грозить конкретно ей? Обычно Эля слышала, как он кричал, но, видимо, пока до страха дело не дошло… Стоило лишь сосредоточиться на мыслях о проблемном родственничке, как оглушительная тишина исчезла и ей на смену пришли неотвратимо нарастающий противный гул и душераздирающие стоны, звучащие у ведьмы прямо в голове. Будь он не ладен, этот утонувший в самобичевании некромант с его кошмарами и кривой ментальной связью, мешающей Эльвире спать! …А в прочем, куда ещё не ладнее-то, а? К симфонии прибавился ритмичный грохот. Он, словно похоронный марш из тысячи одновременных тяжёлых металлических шагов, своим противным скрипом с каждым мгновением всё усиливал новоприобретённую мигрень. Всё, хватит с неё на сегодня: пусть Максимилиан спит днём, ему даже не надо в университет. Сжав зубы, Эля приподнялась на матрасе и, покачнувшись, тут же рухнула назад. — …Капец. Собственный голос прозвучал как в вакууме, едва слышный сквозь марш невидимой толпы. Похоже, Максу снится нечто грандиозное, и вряд ли он осознаёт, что спит. А значит, нужно поспешить. Ведь если их теория верна, то чтобы выбраться отсюда, Максимилиана нужно разбудить. Сделав очередной рывок, Эльвира наконец сумела встать на ноги. Как хорошо, что рядом есть стена и можно привалиться к ней спиной. Ведь голова кружилась нещадно, колени до сих пор дрожали от напряжения, а руки обессилено свисали вниз. В бедро и локоть неудобно упирался манекен. Эля подняла взгляд. — …Прекрасно, бл@дь, какая чудная компания! Пришпиленный к стене Доримедонт сверлил её провалами на месте чёрных глаз. Он жутко скалился, растянув на марен капкана зубастый рот, и агрессивно дёргал длиннопалыми кистями рук, пытаясь то ли вцепиться этими клешнями в ведьму, то ли колдовать. Хорошая попытка, сон. Это могло бы напугать её в реальности, может быть даже выжать для самозащиты те крупицы магии, что передал ей новоиспечённый брат. Физическая слабость и отец-маньяк вполне могли бы спровоцировать её на колдовство, оставив беззащитной перед жаждой впитать в себя некроэнергию, клюбящуюся чёрным дымом по углам. Но фигушки! Ведь даже если «конкурсы» на этой «свадьбе» обреченности со страхом рассчитаны на неё, то с главным призом тамада конкретно промахнулся. Некроэнергия в купе с её хвалёной безграничной властью нужны были Эльвире примерно так же сильно, как собаке пятая нога. Особенно с таким примером победителя по жизни, как Максимилиан. Ни слабость, ни «папаша» не пугали. Она давно преодолела свои страхи, взяв их под контроль. А потому, наверное, и уровень у этого «аттракциона» такой себе: вон даже эта помесь Дориана Грея с Синей Бородой, висит прикованный к стене. Она вполне могла бы расщедриться на поднятие руки, чтоб ткнуть ему в отсутствующий глаз. Эльвира усмехнулась. Она не будет тратить силы на подобный фарс. — Я тебя сотворила, а значит, имею над тобою власть. Могу отрезать тебе пальцы или… что-нибудь ещё. Она любила это чувство абсолютного контроля над творением — её единственную маленькую слабость, и не было других причин, чтобы создать пластмассовую копию Доримедонта в довесок к остальным. Ведь эта сгнившая пародия на человека ей вовсе не отец, не родственник — не важно, как смешалась кровь. Он не растил её, и если уж совсем по-честному, то предпочёл бы видеть свою дочь в гробу. А значит, ей не обязательно любить его и уважать. Напротив, сшитый проволокой Доримедонт уже два месяца как сгинул бы, к примеру, в мусоросжигателе, не будь он с Максимилианом на одно лицо. Вот тут уже сентиментальность действительно взяла над нею верх. Но сны не в счёт. — Исчезни. Эльвира безразлично ухмыльнулась, заметив, как фигура некроманта стала беззвучно осыпаться, тлея по краям. Она действительно сумела это сделать — её сознание в какой-то мере может контролировать её часть сна… Слабые ноги подкосились, заставив девушку схватиться за чужой камзол, чтоб не упасть. Итак, что ей важнее: нежно лелеемая ненависть к «папаше» или пусть и рискованный, но в перспективе быстрый результат? — …А знаешь что? Я передумала: «неси меня олень в свою страну оленью»… В смысле, к двери. Пусть хоть какой-то будет с тебя толк. Скобы, державшие запястья и лодыжки манекена, отвалились, и попытавшись было хищно ринуться к добыче, некромант застыл. Эльвира нервно хмыкнула — работает. Но лучше не терять его из виду и, пожалуй, даже не моргать. — Только попробуй что-то выкинуть. Я за тобой слежу. Не разрывая зрительного контакта, она позволила Доримедонту обхватить себя, поднять и понести. Откуда в этой штуке столько силы? Она решила, что не хочет знать. Но то, что, по идее, сам Доримедонт как таковой не был её главным страхом, заставляло нервничать. Возможно, причина такого быстрого и легкого подчинения её воле в том, что они не были знакомы лично. Соответственно, страх перед ним не полноценный, не оформившийся до конца. А в таком случае, это уж точно не единственный и самый топовый «аттракцион». Пластмассовые руки держали на удивление бережно, но зная, чем закончилось знакомство с этой лживой нежностью для её мамы, Эльвира не теряла бдительность. Доримедонт способен сделать что угодно, чтобы желанная им жертва сама зашла в ловушку и закрылась в ней. Одной только Ивоне удалось сбежать, но проверять, передаётся ли удача генетически путём, не очень-то хотелось. Хотя до настоящего, давно почившего «папаши» этой фальшивке очень далеко. Доримедонт толкнул незапертую дверь в коридор ногой, ничуть не потеряв при этом в равновесии. Эльвира, рассуждавшая заслуга ли это её мастерства в распределении тяжести среди деталей тела или один из фокусов кошмара, застыла, вглядываясь в бесконечный тёмный коридор, увешанный со всех сторон мутными зеркалами на любой вкус и цвет. — …А может ну его: махнём через окно? Доримедонт её проигнорировал и, растянув зубастый рот в оскале, уверенно миновал дверной проём. Вот же гадство: стоило ведьме хоть чуть-чуть занервничать и его мнимая послушность треснула, как лёд весной. Дверь за их спинами захлопнулась и снова наступила тишина. Эльвира напряглась: она уже почти привыкла к грохоту шагов, и резкое его исчезновение не обязательно хороший знак, ведь этот гул, конечно, причинял ей головную боль, но так же мог в теории помочь найти Максимилиана, чему кошмар явно пытался помешать. Эльвира не любила зеркала, но не боялась их, как Макс. Она не красовалась, глядя в отражение как многие другие девушки, — попросту не считала нужным. И не испытывала неприязни к своей внешности с тех самых пор, как набрала здоровый вес. Ей просто было всё равно на внешний вид, пока особо важных поводов для марафета нет. Но в этот раз Эльвира сразу отвернулась: ей не хотелось снова видеть себя слабой, беспомощно висящей на руках врага, пусть даже это просто манекен. Но нервничать её заставило не это: девушка здраво рассуждала, что раз зеркал она ни капли не боится, то смысл в чём-нибудь другом. И эта неизвестность не могла внушать доверие, как ни крути. Из ниоткуда зазвучала тихая мелодия, похожая на ту, что бабушка играла ей на флейте, когда учила внучку танцевать. Вот только эту на последнем издыхании мерзко тянула старая шарманка с поржавевшим механизмом, не иначе, настолько тошнотворным было исполнение. Доримедонт неспешным шагом брёл вперёд, утаскивая свою ношу глубже в темноту, туда, откуда доносилась музыка. Пока он шёл, Эльвира не спускала с него глаз, стараясь не смотреть на отражения, мелькающие вдоль зеркальных стен. Картинка, движущаяся с четырёх сторон, мешала ей сосредоточиться, а музыка давила на мозги похуже отголосков сна Максимилиана. Хотелось уничтожить своевольный манекен и повернуть назад, но ведьма понимала, что едва ли сможет выбраться сама. Она вполне могла бы пересилить слабость тела и пойти, даже добраться до конца тоннеля на своих двоих. Вот только несмотря на непрерывное движение вперёд, привыкшая к законам физики Эльвира мгновенно потеряла чувство направления среди зеркал, как будто даже пол и потолок вдруг перестали быть внизу и наверху. Без понимания куда идти она блуждала бы по коридору до конца веков. А некромант всё шёл: играючи преодолев, казалось, бесконечный коридор, Доримедонт остановился перед зеркалом размером с дверь и, прежде чем Адлер успела возразить, шагнул насквозь.***
Словно в кошмаре,
то же лихорадочное затмение
и ускользающий окружающий мир,
но в этот раз он все держал под контролем,
в этот раз он сам был кошмаром…
Патрик Несс, из книги «Голос монстра»
Он двигался вперёд сквозь темноту, к выходу из пещеры, а тьма вокруг гремела, скрежетала и воняла сыростью наперебой со сгнившей плотью его слуг. Максимилиан и сам уже пропитан этим запахом насквозь, как будто это он мгновение назад лежал и гнил в сырой земле. Каменный пол пещеры дрожал под ногами его мертвой армии, внушая страх. Максимилиан дрожал от ужаса, но плащ скрывал это, как впрочем и всегда с того момента, как ему пришлось надеть корону из цепей. Мерзко хихикнул бредущий рядом Деспот, а Лесной воин бросил в спину некроманта полный презрения и прожигающий затылок взгляд… Макс поёжился: должно быть, показалось, ведь у поднятых им мертвецов не может быть собственной воли и тем более эмоций. Как иронично: трупы его верные рабы, а сам он раб некроэнергии, с каждым мгновением всё сильнее берущей над ним верх. Скоро она заставит его сердце сгнить, и Макс ничем не будет отличаться от своих слуг. …Не то чтобы кому-то было дело до его судьбы. Всё как обычно, ничего не изменилось. Добродетель некроманта — это зло, а методы его ни разу не оправданы. Всё справедливо: он спасёт живых людишек войском мертвых, и Лена будет вечность ненавидеть его. Но так, по крайней мере, она будет жить. Глупая девочка: слишком храбрая, слишком самоотверженная, единственная, чья судьба ему не безразлична, единственная, кому было дело до него. Она так предсказуемо отвергла предложение стать придворной некроманта и присоединиться к его армии, что Макс наивно понадеялся, что теперь-то точно сможет оградить подругу от войны, но в результате окончательно настроил девочку против себя. Но если только так получится уберечь Лену от гибели, то он готов предать её, пожертвовав собой. Рука непроизвольно потянулась к грудной клетке. Пальцы дрожали — могильный холод сковывал всё тело, притупляя эмоции, словно колдовское снадобье, и только в области груди, даже через одежду, обжигала треугольная монета на шнурке. Наверное, только этот огонёк и не давал ему исчезнуть до конца, слившись с армией нежити в единый разлагающийся поток. Тоннель закончился. В глаза ударил яркий свет, и некромант сощурился, прикрыв их обросшей свежей кожицей рукой. От её вида в глубине сознания мелькнула мысль «что-то не так»… Разве он не носил перчатки? Но с чего бы вдруг? Ведь через них плохо проходит магия и… В небе средь серых облаков мелькнула детская фигурка с посохом наперевес. Догнала. Лена собралась ему мстить, он это знал. После «предательства» и кражи этой чёртовой монеты, она не сможет никогда его простить. И пусть. Так даже лучше, ведь теперь он точно не утянет её за собой во тьму. Словно услышав его мысли, Лапина ласточкой спикировала вниз прямо к нему. Макс запаниковал: нельзя позволить ей остаться, ведь здесь вот вот начнётся бой! С его ладоней самопроизвольно сорвались потоки воздуха, что подхватили девочку и унесли подальше от земли. Увидев, как она едва не врезалась о скалы, Макс понял, что переборщил, но было поздно, и разгневанная Лена ответила ударом на удар: с небес метнулась молния и врезалась о землю в паре метров от дракона, оставив выжженное чёрное пятно. Почти попала… Макс не знал, что чувствовал в этот момент. Он думал, что морально подготовился, но Ленин взгляд, полный чистейшей ненависти, вбил ему меж рёбер кол. Монета на груди обожгла… Больно. Даже недавно содранная, словно кожура с банана, кожа рук, померкла перед болью где-то глубоко внутри. …Бананы?.. Что это?.. Он ничего не сможет сделать, всё пропало. Ему её не защитить. Лучники саранчи прицелились, и в Лену полетели сотни стрел. Максимилиан пронзительно завыл, переходя на крик, и этот полный боли и отчаяния звук заставил небо расколоться пополам.***
— Я слышала крики.
— Да, это мой друг кричал. Ему приснился страшный сон.
— Но он кричал… про любовь.
— Ему приснился страшный сон про любовь.
из фильма «Я люблю тебя» (You I Love)
В сознание Эльвира приходила долго и мучительно, рывками: в глазах плыло, тошнило, словно внутренности пропустили через мясорубку, и девушке безумно хотелось пить, как после дикой пьянки. Даже одежда липла к телу мокрой тканью, будто какая-нибудь добрая душа додумалась засунуть ведьму в душ, чтоб отрезвить. Во всяком случае, это немного помогло. Она лежала на холодном каменном полу, и безуспешно пыталась вспомнить повод, по которому надралась до чертей в глазах и оказалась в … католическом соборе на готический манер? Она же не вломилась сюда пьяная посреди ночи, да? …Где она, черт возьми?! Адлер неплохо разбиралась в архитектуре, и пусть мрачный дизайн показался ей смутно знакомым, Эля готова была сделать денежную ставку на то, что она где-нибудь в Европе, а не в своей стране. Девушка осмотрелась: никаких икон и ангелов, напротив, кажется в декоративной арке меж колонами висел вполне себе реалистичный человеческий скелет. …Приехали. Воспоминание о том, что это сон, поставило всё на свои места, и, сделав круг по залу, Эльвира запоздало порадовалась, что она снова могла двигаться сама. Похоже, что теперь кошмар испробует другой подход, раз напугать и соблазнить её на колдовство не смог. И всё же странно: где же она, чёрт побери? Разве с той стороны «двери» не должен был быть Максимилиан? Следуя логике ее обычных крайне реалистичных снов, зеркальный или нет, но это всё ещё был коридор в её квартире, а значит вариантов того, где она теперь, не так уж много, всего четыре: спальня, ванная, квартира Валеры и общий коридор. Жаль, она не видела, что стало с манекеном. Зажмурившись в ожидании удара о стекло, Эля, должно быть, отключилась. С чем связано то, что потенциально опасного куска пластмассы рядом больше нет? Он выполнил своё предназначение и исчез? Или, освободившись от контроля, готовится напасть из-за угла? Нет, это глупо: желай Доримедонт что-то сделать, то сделал бы, пока она валялась без сознания. Итак, что мы имеем? Раз уж архитектуру взяли из её воспоминаний, то вероятнее всего, что за основу взят Собор Святого Стефана в Австрии. В прочем, едва ли это сейчас важно. Тёмные стены, зал с высоким потолком, мраморный пол, колонны и скелеты в темных нишах, витражи. А также двери, множество больших дверей из дерева, оббитых чёрной ковкой. Скелеты настораживали, довольно очевидно намекая на её возможную локацию во сне. Но, опираясь на реальность, с таким количеством дверей это просто обязано быть межквартирное пространство этажа. Хитро: теперь придётся выбирать одну из них, чтобы открыть, и прежде чем найдётся та, за которой Макс, потратить время на осмотр не нужных ей «чужих квартир». Доримедонт, гаденыш, услужил. Скорее всего, не важно, в каком порядке Эля будет проверять: если её хотят банально задержать, нужная дверь откроется последняя из всех. А значит думать и гадать бессмысленно, быстрее начнёт — быстрее закончит. Эльвира тянется к двери что прямо перед ней, и вместо древесины натыкается на гладкое стекло. — Какой сюрприз! Она в кои-то веки оказалась не права. Движение рукой вдоль преграды дало понять, что новый размер комнаты примерно три на три. Не густо. Когда вообще сдвинулись стены? Она ведь сделала огромный круг по залу пару минут назад. Эльвира нанесла несколько ударов руками и ногами по очереди, но применение к преграде грубой силы обнадёживающих результатов не дало, хотя она даже умудрилась получить синяк. Стоило ей усесться на пол, чтобы отдохнуть, как что-то еле уловимо поменялось — застывшая, как видео на паузе, картинка ожила. Сначала загорелись факелы, а после появились… люди? Нет — манекены, наряженные в платья и камзолы, людьми они казались лишь из далека. Двигаясь, словно кто-то дёргал за невидимые нити, они, как тараканы, расползлись по залу, принимая отведённую им роль. Вновь заиграла музыка, на этот раз вполне приятная на слух, и кавалеры пригласили своих дам потанцевать. Девушек в зале было явно больше, чем парней, и намного, раза в четыре точно. Нарядные красавицы, достигшие приемлемого брачного возраста по меркам мира за Печатью: не нужно быть великим мудрецом, чтобы понять, что это никакой не бал, а самые настоящие смотрины. На фоне движущихся, словно управляемые нитями марионетки, пар, вдруг проскользнуло плавное движение, не попадающее в общий ритм. Юная девушка, в отличие от прочих воплощённая в реальной плоти, а не литой пластмассе, украдкой пробиралась сквозь массовку. Единственная в светлом платье, вручную сшитом на её личный манер, и с настоящими цветами в волосах… Мама всегда любила выделяться из толпы. Эльвира уже знала для чего этот спектакль: кошмар собрался показать ей, как познакомились Ивона и Доримедонт, использовав рассказы бабушки, и мамы от первого лица. История полна трагедии, наивности и розовых соплей, но это пережитки прошлого, и Эля не могла понять, каким же образом она должна внушить ей страх? Глафира много лет старалась скрыть Иву от некромантов и даже ведьм, которым собственные дочери были важнее девочки из глубинки, не связанной с ними родственными узами. И выбор, кого отдать некроманту, для них даже не стоял — они бы сами не постыдились ее на это подтолкнуть. Ивона, будучи ребёнком слушалась, хотя и злилась на чрезмерные, по её мнению, ограничения. Пока однажды кто-то из деревенских девушек не принёс сплетню о скором бале в замке колдуна. Местные девочки с упоением шушукались, как здорово было бы, будь они сами ведьмами, тогда бы их пустили на роскошный праздник. А Ива чувствовала страшную несправедливость: она-то как раз ведьма, но ей все равно нельзя пойти! Зная, что Глафира ни за что не разрешит, она пошила платье тайно, и сделав вид, что понятия не имеет о бале, сбежала под покровом ночи, притворившись безмятежно спящей. То, что Эльвира в начале приняла за Собор Святого Стефана, оказалось бальным залом в некромантском замке. И прямо сейчас ее маленькая мама ступала по мраморному полу навстречу неминуемой судьбе. В самом центре зала, над толпой пластмассовых красавиц в тёмных праздничных нарядах, возвышался беловласый молодой мужчина в чёрном одеянии. Кроме рыжеволосой ведьмы, он единственный выглядел как настоящий человек. Некромант, изрядно удивившись, поняла Ивона. Мать не предупреждала её, что наследник ослепительно красив, напротив, по историям Глафиры некроманты — это жуткие чудовища — живые мертвецы. «Доримедонт», — подумала Эльвира, чувствуя, как в венах стынет кровь. Самые страшные чудовища всегда скрываются под лоском внешней красоты. Лицо, повёрнутое в её сторону, казалось копией Максимилиана: всё те же белые ресницы, острые нос и скулы, две чёрные, как сажа, бездны глаз. Он улыбнулся сладко, словно дьявол, и на щеках цвета фарфора проступили милые ямочки… Эльвира сжала зубы, подавляя приступ тошноты. Незнание того, как выглядел Доримедонт на самом деле, сыграло с ведьмой злую шутку, выбрав образ Макса как единственного некроманта, что она встречала. И точно так же это место похоже на готический собор, в котором они с папой побывали в Австрии пять лет назад, а человеческий скелет — из кабинета рисования с натуры. Всё, что Эльвира видит, — просто сон… кошмар; естественно, что образы взяты из её собственных воспоминаний. Но был и более жестокий вариант: злодей в ее кошмаре выглядит как Максимилиан, и это имеет более коварный засмысел: раз Адлер не заставить колдовать и не остановить ни страхом, ни другим препятствием, то остаётся только задержать её, и показать что-то, что возымеет эффект, заставив с помощью Доримедонта почувствовать к его потомку ненависть. Эльвира чертыхнулась. Она давно привыкла разочаровываться в людях, вычеркивать их из своего мира, забывая всё, кроме глубоких шрамов на душе. И лишь семье она могла довериться безоговорочно, а Макс доверился ей, посчитав семьей. Отринул древние традиции собственных предков, чтобы назвать ведьму сестрой. И одного лишь этого достаточно, чтобы дать брату шанс. Максимилиан пришёл, когда она нуждалась в нём больше всего. Сейчас он звал её — Эля обязана прийти. Доримедонт слепил своих поклонниц лживыми улыбками. Ивона, не скрываясь, любовалась им, пока красавец не почувствовал пленённый взгляд. Сделав глоток вина из кубка, он поднял на неё лукавый взгляд в ответ. От неожиданности щёки девушки порозовели, но прятаться она не стала и, вместо этого гордо вздёрнув свой хорошенький носик, с вызовом посмотрела в ответ. Мужчина улыбнулся. Он передал опустевший кубок манекену, исполняющему роль прислуги, и неспешным шагом двинулся в сторону любопытной особы. Ряженные куклы-«гости» разбегались перед ним, как тараканы. — Позвольте представиться: Доримедонт, сын Афзала, потомок великого Аррдаха. Не прерывая зрительного контакта, он слегка склонился в приветственном поклоне, и спохватившись, Ива сделала неловкий реверанс в ответ. — Ивона, дочерь Глафиры, дитя прародительницы Вальдемары. Она старалась выглядеть невозмутимо, гордо, насколько это возможно для девушки, всю жизнь прожившей в чаще леса, ни разу не бывавшей на балах. Она и реверансы-то увидела сегодня в первый раз, до этого читав о них лишь в книгах, количество коих в их доме было на редкость впечатляющим. Ива надеялась, что знание этикета, почерпнутое из романов, сейчас не даст ей упасть в грязь лицом. Разделавшись с приветствием, Доримедонт изящным жестом подозвал слугу с подносом. И получив два кубка, до краев наполненных медовым вином, галантно предложил один из них Ивоне. — Позвольте угостить вас. — Благодарю, это весьма любезно с вашей стороны. Чуть пригубив напиток красавица изрядно удивилась. — Что-то не так? Вино пришлось вам не по вкусу? — Ах, нет! Мне нравится! Просто столь сладко — я не ожидала. — Она поспешно сделала ещё глоток. — Я рад, что вкус пришёлся вам по нраву. По правде говоря, этот напиток мой любимый. Выходит, что у нас с вами схожие предпочтения. Он улыбнулся так, словно действительно был искренне этому рад. Обезоруживающая улыбка некроманта дала свои плоды: не замечающая, как стремительно пустеет её кубок, Ива смутилась. — Благодарю. Эльвира еле удержалась от того, чтобы не дать себе ладонью по лицу. Этот момент слишком похож на тот, когда Максимилиан на вечеринке отравил Стефанию коктейлем. Пускай она не видела этого лично, но Макс изволил описать всё очень ярко и во всех деталях. Чего и следовало ожидать: кошмар играется с фрагментами полученной информации, как хочет. По крайней мере, рвота, пусть и продолжительная, даже и близко не стояла с тем кошмаром, через которую далёкий предок Макса заставил пройти её мать. Лукаво щурясь, Доримедонт отпил ещё вина. — Так что же привело вас, о прелестное создание, в эту обитель интриг и грязных сплетен? Ивона улыбнулась. Пока что праздник был вполне ей по душе. — Ну что вы, все не столь уж скверно. Это весьма занятное мероприятие. — О, вы мне льстите. Девушка стрельнула в его сторону любопытным взглядом из-под ресниц. — Вам? Почему же? — Видите ли, я, как не прискорбно, был обязан собственноручно заняться организацией банкета. Но все мои страдания вознаградились: они определённо стоили того, чтобы провести время в компании прекрасной дамы. Мужчина отсалютовал ей кубком, делая очевидным то, кому был адресован комплимент. Ведьма в который раз смутилась. Ивона знала, что она красотка: одобренные матушкой подружки всегда хвалили ее кожу, зубы и блестящие рыжие волосы. Вот только и другие ведьмы её возраста, коих она сегодня видела впервые, казались дивными цветами на фоне деревенских девушек. Красавицы в шикарных бальных платьях могли легко затмить её, в скромном наряде, сшитом саморучно, и с живыми цветами в волосах. Но Доримедонт её заметил, выбрал среди остальных. Этот невероятный, ослепительный мужчина, решил что Ива красивее всех. — Выходит, я в ваших глазах прекрасна? — Вас невозможно было не заметить. Ивона улыбнулась, игнорируя алеющий на собственных щеках румянец: — Вас тоже. У Эли, наблюдавшей эту сцену из сопливого романа, дернулся глаз. Глафира совершила страшную ошибку, когда-то ограничив Ивин круг общения до девушек из близлежащих деревень. Будь ей знаком хотя бы один симпатичный парень, мама наслушалась бы комплиментов на всю жизнь вперёд, и этот льстивый флирт не оказал бы на неё такой эффект. Но бабушка считала, что её дочь не сможет или не захочет контролировать свой взгляд, внушающий любовь к ней всем, кто не владеет магией, и таким образом накликает беду, привлёкши к ним ненужное внимание. Тем временем спектакль двух актеров продолжался: Избавившись от кубка, некромант галантно поклонился. — Вы ведь не откажете мне в танце? В ответ Ивона ухмыльнулась, став вдруг по-взрослому лукавой, словно лиса, — такой, какой её запомнила Эльвира, дав робкую надежду, что чары некроманта не взяли ведьмочку под свой контроль. — А вам, бывало, кто-нибудь отказывал? Бледные губы некроманта растянулись в улыбке более напоминающей оскал, и склеры его глаз лишь на одно мгновение стали абсолютно чёрными, слившись по цвету с радужкой и зрачком. Чего, казалось, Ива совершенно не заметила. — Ни разу. Он протянул ей облачённую в перчатку руку в ожидании, но танцевать Ивона не умела. Вернее сказать, знала только танцы, что придумала сама. И ни в один из них не входил повторный реверанс. А потому она лишь улыбнулась и безо всяких надлежащих ей по этикету бальных прелюдий вложила руку в протянутую ей ладонь. Доримедонт и виду не подал, что оскорблён её невежеством. Лишь только ковенские ведьмы недоумённо сплетничали о наивной одичавшей светлой, по глупости загнавшей себя в капкан. Ведь за необразованной девчушкой из глубинки едва ли может стоять кто-либо, кому теперь по силам будет её спасти. Попавшую в их сеть добычу такие, как Доримедонт, не отдают. Ни принцам и даже ни королям. Эльвира сжала зубы, глаза щипало. Как глупо… любовь с первого взгляда. — Не дождётесь. В такие вещи она никогда не верила. И тем не менее, на «сцене» ничего не изменилось: держа хрупкую ручку Ивы в своих клешнях, Доримедонт стремительно двигался в центр зала. Массовка перед ними расступилась, и как в любимых романтических сериалах её мамы, зал погрузился в темноту, оставив лишь невидимый прожектор, освещающий двоих. Стереотипное клише романов — словно весь мир сосредоточился на них. Осталось только сыпать сверху блёстками и лепестками роз. Сияющая в своей первой неожиданной влюблённости, Ивона порхала, словно бабочка в коварных лапах паука, всё крепче застревая в паутине. Ангел в объятиях дьявола. Эльвира не хотела это видеть. От приторности ужасающей ловушки тошнило, словно она раскусила леденец, намешанный из сахара и химикатов. Завёрнутый в красивую обёртку, он оказался полон ядовитой лжи. Как мерзко, матерь Вальдемара! Что, если её вырвет? В реальности придётся вытирать лужу из рвоты? Ива приклеилась к Доримедонту влюблённым взглядом, словно стараясь навсегда запечатлеть в сознании его лицо. А некромант взирал на неё сверху вниз торжественно, так, будто ведьма уже ползала в его ногах. Внутренности в желудке Эли сделали кульбит. Глаза залили злые слёзы. Она не плакала, наверное, никогда с младенчества и не хотела начинать сейчас. Её мама не глупая простушка. Ивона навсегда забыла о мужчине, попытавшемся её убить. Мама её не бросила, она вернётся к ней. Ива жива. …Она больше не выдержит, если никто не сможет ей помочь. Крик, полный боли, равной ее собственной, взорвал пространство звуковой волной. Стекло осыпалось. Эльвира провалилась в черноту. Ведьма могла поклясться, что с первой же трещиной, глаза Доримедонта тронул страх.***
— Я обязательно, ты слышишь?
Я обязательно, — сказал Медвежонок.
Ёжик кивнул.
— Я обязательно приду к тебе,
что бы ни случилось.
Я буду возле тебя всегда.
Ёжик глядел на Медвежонка тихими глазами и молчал.
— Ну что ты молчишь?
— Я верю, — сказал Ёжик.
Сергей Козлов «Ёжик в тумане»
Боль в спине была ужасной, словно его позвоночник поломали пополам. В глазах рябило, набатом громыхало в ушах. Тело не слушалось, будто и вовсе было не его. Не мудрено, с травмой позвоночника-то… Где он вообще?.. Кто он? Все мысли хаотично спутались между собой. …Земля так далеко… Разве он был таким высоким? Вроде бы нет, в противном случае у него бы не кружилась с непривычки голова. Он пошатнулся и придавил ногой длинную палку с зелено-красной сферой на конце. …Это же Ленин, но… Точно, она направила на него посох и он обезоружил её, чтобы… что-то объяснить? Лена стояла прямо перед ним, такая… маленькая? И злая, страшно злая на него. Готовая атаковать в любой момент, она сверлила его полным ненависти взглядом, пылающим алыми всполохами, словно огонь. …Неправильно — её глаза цвета морской волны… То, во что превратились его руки, непроизвольно потянулось к грудной клетке и, миновав оставшиеся от рубашки лохмотья, вцепилось в треугольную монету. …Точно. Эту монету он украл. — Ты никого больше не предашь, некромант! Всё сразу стало на свои места. Максимилиан сглотнул, и Лена улыбнулась совсем не ласково, так, словно была рада видеть его страх. — Я убью тебя, подонок. Предатель, сволочь, гад, мерзавец! Она пришла убить его. Тело застыло в ужасе, пальцы дрожали. Он должен сделать что-нибудь, но мог только одно: не допустить, чтобы умерла она. Саранча всё ещё надвигалась, и Макс заставил руки двигаться в чёрном колдовстве. Армия нежити встала стеной за спиной Лены, чтобы принять на себя вражеский удар. Та только разозлилась. Хотя, казалось бы, куда ещё сильнее? — Отдай монету! — прорычала она, пыша гневом. «Нет!» — еле заметно покачал головой лже-король, чувствуя, как напряглись и без того натянутые мышцы его длиной шеи. Он так не может, не после всего. — Я тебя насквозь проткну, гад! …Нет! Макс снова через силу мотнул головой. Нет! Он защитит её и она всё поймёт. Лапина не из тех, кто может навредить. Он знает это, потому что даже при ударе в спину её рука дрожит, не позволяя нанести урон. А он прекрасно помнит, насколько её магия сильна… Тонкое остриё швеи нацелилось ему меж глаз. …Глупая. Как она сможет ранить его, подойдя с мечом вплотную, если ей не хватает духу попасть по нему магией издалека?.. — Ты мне ничего не сделаешь. Собственный голос, искаженный до неузнаваемости, безжизненно прошелестел, едва достигнув цели. Он чувствовал, как жизнь утекает из него с каждым испуганным ударом сердца. Всё верно — некромантия успеет раньше, чем эти маленькие руки обагрит кровь. Такие руки не подходят для убийства, они должны макать блины в варенье или играть с водой. Но Ленина рука, сжимавшая швею, даже не дрогнула. Она смотрела на него без тени жалости, готовая атаковать в любой момент. Вот гмурр — он может ранить Лену, если она нападёт. Его-то руки как раз созданы, чтобы нести лишь смерть. Пожалуйста, пусть всё закончится быстрее… Ему так страшно терять себя. Пожалуйста, ещё немного, ему нужно ещё немного времени, чтобы покончить с саранчой. Ведь потерять её, страшнее в десятки раз. — Макс! Он не успеет! Руки уже почти его не слушают, а собственная армия готова в любой миг наброситься на «короля» и поглотить. Казалось, он даже слышит гнусное хихиканье мертвого Деспота и чувствует голодный взгляд дракона. — Макс, кто позволил тебе отвлекаться от меня?! Швея метнулась в сантиметре от его лица, заставив дёрнуться. И, потеряв хрупкое равновесие, он рухнул вниз, снова ударившись спиной о камни. — Упс, — она улыбнулась, — я промазала. Но ничего. — Ленин ботинок придавил его грудную клетку. — Стоит попробовать ещё разок, как думаешь? Могу я промахнуться, целясь так? Хищный оскал и алые глаза смотрелись неестественно на лице девочки, нацелившей швею туда, где под монетой билось сердце. Всё тише, словно принимая такой исход. Возможно, смерть от её рук будет приятнее, чем от своих. Лена смеялась над ним… это не правильно. Его Лена бы плакала над его смертью, даже сравняй он весь мир с землёй… Он не достоин её слёз. Ничтожный мусор, он даже не человек — чудовище, что наконец-то отправится на тот свет. Его, должно быть, там заждались. Вдруг выражение её лица изменилось, и Лена настороженно уставилась куда-то в даль. Что там? Опасность для неё? Совсем не вовремя! Взгляд зацепился за мутный человеческий силуэт. К ним кто-то двигался, лавируя между остывших тел. Она была очень высокой… хотя из его положения таким покажется любой. Худой, но не такой, как он, а жилистой, пожалуй, даже мускулистой как для девушки. А в её поле Макс не сомневался: короткий облегающий наряд из Лениного мира не мог позволить ошибиться. Перед ним девушка — точнее ведьма, тёмная. Уставшая, потрёпанная… очень злая. К счастью, не на него. Пришедшая со стороны бойни, вся перепачканная в грязи и чужой крови. С обманчивым усилием она тащила за собой тяжёлое копьё, подобранное на поле битвы, позволив тому волочиться по земле, стучась о камни. *тук-тук* Макс почему-то знал, что для неё оно по весу с зубочистку, но не имел понятия откуда, ведь его мачеха, к примеру, так бы не смогла. Странная незнакомка просканировала его взглядом, вздёрнув бровь. — Ухх~ как тебя потрепало, Макс. Больно смотреть. Откуда она знала его имя?! И почему Лена смотрела так, словно одна лишь ведьма пугает её больше полчищ саранчи? — Весело тут у вас. Столько игрушек для битья. Проигнорировав застывшую в испуге Лену, она уселась рядом с ним на камни и отодвинула от его сердца остриё швеи небрежно, словно отряхнула от пыли. — Ты ведь не против, что я раздавила всех жуков? …Сделала что?! Невозможная ведьма, совершенно не объяснимая. Смотрит на него так, словно хочет помочь. Ему — некроманту, чудовищу. Откуда он знает её? Кто она? — Скольких ты перебила? — Всех, кто там был. Она счастливо улыбнулась, блеснув глазами, — зелёными, как ранняя листва. — Ты можешь отпустить свои игрушки, Макс. Твою девочку больше не от кого защищать. Он почему-то ей поверил… И отпустил.***
После долгой разлуки они сели на крыльце и, по обыкновению, заговорили.
— Как хорошо, что ты нашелся,
— сказал Медвежонок.
— Я пришел.
— Ты представляешь,
если бы тебя совсем не было?
— Вот я и пришел.
— Где же ты был?
— А меня не было, — сказал Ежик.
Сергей Козлов «Ёжик в тумане»
— Ты как? Эльвира, сидящая перед диваном на корточках, невольно вызывает чувство дежавю о том самом злосчастном разе, когда она впервые «влезла» в его сон. Максимилиан молчит: ответа на её вопрос у него нет. — Двигайся. Эля пихает его в бок, освобождая себе место, чтобы сесть, и тот, всё еще чувствуя себя потерянным, ни капли не сопротивляется. Наоборот, заваливается по инерции в другую сторону и падает обратно на диван. Лежать так страшно неудобно: высокий подлокотник под головой заставил шею изогнуться под немыслимым углом, а волосы, отросшие по плечи, лезут в глаза и рот. Но сил хоть что-то с этим сделать у него нет, как и желания. Пожалуй, ему даже нравилось, что так Эльвира не может видеть выражение его лица. — Ты ведь была там?.. Во сне? — Собственный голос показался ему чужим, надломанным, словно он только-только учился говорить. — Была. — И ты всё видела. Пожалуй, это даже не вопрос, но Эля всё равно кивает. Лицо Максимилиана, готового позволить девочке пронзить его сердце мечом, зависшим кадром всё ещё стояло у неё перед глазами, стоило их прикрыть. — Ты напугала её. — Да. Ты злишься? — Не знаю… Я не уверен. Она не настоящая, совсем другая там, в моих снах. Но это всё, что у меня осталось до тех пор, пока кошмары не уйдут. Я просто не могу вернуться к ней таким. Он тихо выдохнул, переходя на всхлип. — Вчера у неё был день рождения, а я не смог ей даже написать. — …Скучаешь по ней? Макс промолчал. Глаза его покрылись поволокой влаги, и Эля поспешила вон из комнаты, только чтоб сесть прямо на пол с обратной стороны двери. Она всё так же не умела утешать, но что-то ей подсказывало, что Макс бы не позволил себе выплакаться перед ней. Когда его тихая истерика закончилась, Эля вернулась, чтобы влить в некроманта стакан воды. — …Спасибо. Несмотря на покрасневшие глаза, парень стал выглядеть чуть живее: сменил вид зомби на более свежий труп. Снова устроившись рядом с Максимилианом на диване, Эльвира выудила не весть откуда длинную курительную трубку и принялась трамбовать в неё странную сизую смесь. — Валера будет зол на тебя за дым, — предостерёг некромант. Ведьма даже не думала прекращать процесс. Дождавшись пока от трубки пойдёт дымок, она всё же подняла на Максимилиана задумчивый взгляд. — Тебе не мешает? — Мне, нет, в конце концов, это не копоть. Но… — Валера потерпит. Девушка затянулась и выпустила изо рта струйку сизого дыма, запах которого Макс сразу узнал. — Мне снился Доримедонт. Эльвира явно вынуждала себя это говорить: глаза её смотрели в пол, а рот замер в двух сантиметрах от загубника на мундштуке, как будто ведьма не могла выбрать, вдохнуть ей дым или сказать что-то ещё. Но спустя долгие мгновения она всё же решилась, и словно запинки в её фразе никогда и не было, продолжила: — Точнее тот момент, когда он встретил мою мать. Поддельный, естественно, но общая достоверность соблюдена. А это значит, что «чтобы то ни было» влезло мне в память, чтобы найти мой страх. — … Но ты ведь справилась с ним, так? Иначе бы не пришла. Эльвира смерила его взглядом, значение коего Макс не смог распознать. И вытряхнула пепел из трубки прямо на пол. — … Нет Макс, это твой крик разрушил клетку, где он запер меня. А я ведь почти позволила ему и дальше крутить мне своё «кино». Максимилиан едва осознавал себя во сне, но точно помнил как кричал и трещину в небе, возникшую после. Он смог сбежать из той части кошмара и выпустить Эльвиру заодно. Значит ли это, что в тот момент он обрёл власть? — Я не уверен, как у меня вышло. Эльвира покачала головой. — Я тоже. Когда мы встретились, ты не узнавал меня до самого конца. Кошмар вертел тобою как хотел. У него явно много «компромата» на тебя. — Это уж точно. Ведьма откинулась на смятые подушки и выдохнула сгусток дыма в потолок. Они сидели в полной тишине, пока не начался рассвет. Многоэтажка потихоньку оживала: где-то хлопали двери, гудели моторы машин. Люди спешили по своим утренним делам. Скоро сосед проснётся и тоже будет мельтешить, как паникующая мышь. Максимилиану в голову пришла смешная мысль о том, как среагирует Валера, если сейчас зайдёт. Только представьте: помятый он на развороченной постели и рядом Эля в короткой облегающей пижаме валяется на ворохе его подушек, пуская дым с уставшим выражением лица. — …Хи~хи! — Чего ты ржёшь? Ведьма недоуменно вздернула бровь. — …Да так. Представил, как приятно будет сжечь Доримедонта на костре. Эльвира улыбнулась, мечтательно прикрыв глаза. И, соскочив с дивана, встала перед ним, уперев руку в бок. — Пошли, сожжём!