Чёрный ворон

«Где обедал, воробей? В зоопарке у зверей. Пообедал я сперва За решеткою у льва. <…> А зубастый крокодил чуть меня не проглотил» Самуил Маршак, «Где обедал воробей»

В университетском кафетерии Валера бывал разве что ради того, чтобы выпить дополнительную чашку кофе перед утренними лекциями и поболтать с однокурсниками. В конце концов он понимал, что ему было бы намного тяжелее влиться в коллектив, не посещай он кафетерий вообще. Ребята же не особо и приглядывались, ел он или нет, сидя с ними за одним столом, пока он улыбался или активно вёл диалог. То, что Валера худой как щепка, воспринималось подростками как должное, а окружающим его взрослым обычно не было до этого никакого дела, даже его «семье», пока Островский хотя бы делал вид, что что-то ест. Когда они с мамой переехали к отчиму в особняк, Валере пришлось вызубрить и довести до автоматизма столовый этикет, хотя бы ради того чтобы самому не чувствовать себя отщепенцем. Ненадолго, но это помогло наладить с новым членом семьи хорошие отношения, по крайней мере до того момента, когда отчим узнал о выбранной им будущей профессии. До того как стало известно, что парни нравятся Валере так же сильно, как девушки, и он не собирается никак это скрывать. После серии громких скандалов жизнь в доме отчима превратилась в ежесекундную борьбу за право самому решать свою судьбу, а давящая тишина и осуждающие взгляды за длинным обеденным столом стали настолько невыносимо тяжёлыми, что кусок в горло не лез. Даже то, что со временем видеть маму и отчима стало необходимостью только три раза в день, во время приёмов пищи, не помогло от слова совсем: нервное напряжение от ощущения, что кто-то пристально следит за ним во время еды, преследовало Валеру до сих пор, мешая тому спокойно есть в обществе других людей, и не отпускало, даже когда он оставался один. Немного легче стало только после того, как он переехал и избавился от необходимости обязательно соблюдать этикет во время еды. Валера перешёл на фаст фуд и закуски: всё, что можно было есть руками, на весу и не используя столовые приборы. К счастью, его нового соседа это полностью устраивало: ежедневный рацион Максимилиана тоже был весьма сомнительным, так что даже никаких неудобных вопросов тот не задавал, возможно считая, что на работе или в университете Валера съедает что-то ещё. Макс, такой же тощий, как он, оказался ужасным сладкоежкой, и к тому же предпочитал более питательные шоколад и печенье жвачкам и леденцам. Их он мог поглощать в ужасающих количествах, что непонятным образом никак не сказывалось на его худобе. Обретённому соседу, видимо, было как-то неловко одному хрустеть печеньем на глазах у человека, его приютившего, потому как Макс ненавязчиво, но уламывал Валеру на калорийные перекусы так часто, как только мог. Валере было крайне неловко каждый раз пытаться отнекиваться от угощений, так что со временем отказываться он перестал. Так он и питался до самого знакомства с жильцом смежной квартиры: короткие перекусы картошкой-фри, чипсами или шоколадным печеньем, один или два раза в день. Знакомство с Эльвирой встряхнуло их обоих, как локализованное землетрясение. Эля внесла в их мирную жизнь элемент хаоса, нарушив даже тот весьма хрупкий режим сна и питания, что у них был. Наверное, Островский функционировал на каком-то другом виде топлива, раз в самом деле сумел протянуть так долго почти без еды. Потому как его весьма скромных размеров желудок дотерпел и предал его только сейчас: голодное бурчание эхом раздалось в кабинете живописи, заставляя смущённого Валеру в панике схватиться за живот от неожиданности, ещё сильнее выдавая себя. Да, он регулярно не доедал, но до этих самых пор таких казусов не случалось, и Валера привык думать, что сможет спокойно прожить, как живёт. А тут, на тебе… Новенькая преподаватель живописи Катерина Михайловна, у которой он уже успел стать заслуженным любимчиком за старание и явный талант, смерила его торчащие кости взглядом и чуть ли не за ухо потащила Валеру в сторону столовой, как только её занятие закончилось. — У вас, Островский, ещё 3 года обучения впереди, не считая этого, а я за эти месяцы ещё ни разу не видела вас в кафетерии с тарелкой на столе! Вы вообще едите хоть что-нибудь?! Если вы и дальше будете так пренебрегать питанием, то загнётесь с язвой желудка уже на втором году учёбы! Чтобы я больше не видела, а как вы пропускаете обеды и другие приёмы пищи, иначе сама буду водить вас в столовую за ручку, как маленького! Какое дело живописнице до его образа жизни, пока это не сказывается на успехах по её предмету? Валера, конечно, многое понимал, но этого аж никак. Им там что, за помощь каждому сирому и убогому надбавку к зарплате выдают? Или это личная симпатия? Катерина всё-таки ещё довольно молодая, только недавно закончила магистратуру. Может, хочет произвести на студентов хорошее впечатление? Или это у неё такой материнский инстинкт? В любом случае, Валере резко захотелось, чтобы весь этот бурный поток навязчивой заботы был направлен не на него, а на того, кто действительно в этом нуждается: на бездомных котят, например… — Катерина Михайловна, сейчас ведь даже не обед! У первого курса обеденный перерыв только через две пары, я опоздаю на следующее занятие! — Валера всё ещё пытался оправдываться, чтобы не выглядеть так жалко в глазах преподавателя. — Ничего страшного. Я сообщу вашему куратору, что вы задержитесь по состоянию здоровья. И сейчас обеденный перерыв у третьего курса, так что без еды вы не останетесь. Только попробуйте отделаться одними бутербродами и кофе, не заставляйте меня писать жалобу вашим родителям! Живот Валеры снова скрутило, но на этот раз не от голода, а от липкого ужаса при мысли, что на него пожалуются отчиму. Особенно на то, что он не соблюдает режим питания, а значит с самостоятельной жизнью и учёбой не справляется. Чёрт… Катерине наверняка даже мысль в голову не может прийти, что пожалуйся она на него хоть за что-нибудь и любимого талантливого студента она может просто потерять. Конечно, откуда ей знать, что Валера учится на желаемую специальность, как говорится, до первого камня в его огород… Неоткуда. Громко пропагандируя здоровое питание, преподаватель живописи затолкнула Валеру в столовую под удивлённые взгляды третьегодок и удалилась на следующее занятие, захлопнув за собой дверь. Чёрт, очень неловкая ситуация: его буквально отчитали перед толпой незнакомых старшекурсников и теперь все они заинтересовано его разглядывали. Хорошо хоть в их глазах не было видно ничего, кроме весёлого любопытства. Столовая была набита под завязку, круглые столики на раскладных ножках почти все заняты, только точечно ещё оставались свободные места между уже сидящими людьми. Обычно для Валеры не составляло никакой проблемы присоединиться к группе незнакомцев, но сейчас он понимал, что скорее всего большинство этих свободных мест на самом деле уже для кого-то застолблены. И если он начнёт тыкаться от одного такого «свободного» места к другому, постоянно получая отказ, то в конце концов только поднимет себя на смех. Можно было конечно громко спросить, есть ли свободное место вообще, или попытаться незаметно улизнуть из столовой… Валера даже начал высматривать для себя пути отступления, но потом неожиданно заметил очень странную аномалию в дальнем конце зала. Возле самой стены обнаружился небольшой островок из пустых столиков, и по какой-то необъяснимой причине лишь один человек сидел в самом центре, а все остальные старались обходить эту зону стороной. Валере не особо хотелось садиться рядом с местным изгоем, но, по идее, его оправдывало то, что он первогодка и не знаком с социальной иерархией третьего курса, даже если тут и слепому всё очевидно с первого взгляда. Одну такую ошибку можно и пережить, ведь до его собственных сокурсников эта история вряд ли дойдет, чтобы потоптаться по его репутации… Ну, не должна. Валера поспешил набрать себе еды на поднос. Он никогда до этого не ел здесь и взял на обум: совсем немного первого попавшегося дешёвого блюда. Ведь какая в сущности разница, если он всё равно не сможет заставить себя это съесть? Расплатившись за тарелку овощной запеканки и апельсиновый сок, он решительным шагом направился в зону отчуждения, стараясь не дать себе передумать и сбежать. Третьегодки провожали его сначала заинтересовано, а потом, кажется, даже изумлённо. И к тому моменту, когда стало ясно куда именно он нацелился, Валера неожиданно понял, что лавирует между столиками в абсолютной тишине. Что-то определённо было не так. Сама атмосфера происходящего и эта нервирующая тишина. Одиночка, вовсе не похожий на забитого жизнью лузера, и вся эта толпа, что, кажется, боялась его до смерти. Почуяв чужое приближение, единоправный владелец аномалии развернулся к вторженцу лицом и лукаво блеснул зелёными глазами сквозь стёкла очков. Валера впервые за несколько лет таки выругался, хотя и едва слышно, себе под нос. Почему в такие нелепые ситуации всегда попадает именно он?! Он не оказался в зоне отчуждения местного изгоя, Островский имел наглость вторгнуться на территорию льва-одиночки. А старшекурсники вовсе не собирались насмехаться над ним, как только он сядет: они затаили дыхание в ожидании, когда местный хищник откусит глупому первогодке голову. Так бы скорее всего и произошло, не будь он самим собой, а грозный лев — его дурашливой соседкой Эльвирой, которая может быть и собиралась им полакомиться, но уж точно совсем не в том смысле, в каком этого ожидают её сокурсники. Поэтому Валера просто подошел к её столику и безропотно уселся рядом, кивнув головой в качестве приветствия. Эльвира же растянула свой зубастый рот в «милой» улыбочке, от которой у случайного человека без иммунитета могла бы от ужаса свернуться кровь, и снисходительно кивнула в ответ, заставив некоторых зрителей подавиться от шока, а кого-то даже уронить свои столовые приборы на пол. Кажется, саму Элю такая реакция только ещё больше развеселила, потому как она решила, что просто молча продолжить есть в такой необычной ситуации означало бы потерять отличный повод сыграть на нервах этих трусливых овечек, по какой-то нелепой ошибке считающихся взрослыми людьми. Забавно, подумала Эльвира. До недавнего момента она считала самой трусливой овечкой этого мелкого парнишку, сидящего сейчас рядом с ней. Как интересно получается, ведь всё оказалось как раз наоборот. Если ей не померещилось, то, узнав её, Валера даже выдохнул с облегчением. А ведь всего неделю назад его трясло, как на морозе, от одного Элиного присутствия. Как он быстро привык, удивительно. — Чего это ты тут? У твоего курса ещё не скоро обед. Или ты прогуливаешь? — спросила она, снова ухмыльнувшись, но уже не так кровожадно. Валера, лениво ковыряющий вилкой в своей запеканке, оторвал взгляд от тарелки и, как-то грустно вздохнув, ответил ей: — У меня насильно вынужденный обеденный перерыв. — Насильно вынужденный? — В Эльвириных глазах опять заплясали весёлые искорки. Хотя возможно, это были всего лишь блики от лампы на стёклах очков. — Ага, у меня даже есть законное право опоздать на следующую пару. Преподаватель живописи, можно сказать, насильно отконвоировала меня сюда и приказала не возвращаться к занятиям, пока мой желудок не перестанет исполнять арии умирающих китов. А ведь он вчера почти ничего не ел, вспомнила Эльвира. Некромант по понятным причинам поначалу интересовал её намного больше, и она усиленно свой интерес скрывала, уделяя больше внимания второму соседу, вытворяя чёрт знает что: провоцировала Валеру на эмоции, подкалывала и даже непроизвольно начала флиртовать, чего ранее за ней не наблюдалось. Ей казалось, что Валера станет неплохим прикрытием для её интриг, но теперь, когда они с Максом нашли точки соприкосновения и заключили перемирие, надобность в прикрытии отпала, а парнишка неожиданно стал интересовать её просто как личность, а не корысти ради. Это определенно новые для неё эмоции. Очень вовремя появилось немного свободного времени, чтобы расслабиться и сосредоточиться на неожиданном интересе и на вывертах собственных гормонов или что там ещё дает подобный эффект. Эльвиру вообще никогда никто в этом плане не привлекал; она, не зная чего от себя ожидать, старалась не увлечься, изо всех сил пыталась быстрее понять, что же в этом нежном, ранимом создании вообще могло её зацепить. Не считая его очевидной внешней привлекательности и очарования… ладно, на самом деле он действительно непроизвольно приковывал взгляд. В отличие от Максимилиана, Эля не боялась влюбиться, быть любимой или отвергнутой. Каждый из этих вариантов был ей по-своему интересен, ведь она привыкла извлекать полезное из любых жизненных ситуаций. Но одно дело подвергнуть психологическому эксперименту саму себя, а другое дело играться с чувствами кого-то ещё, особенно такими, как дружба или любовь. Хотя… Вряд ли такой человек, как Валера, может заинтересоваться в ней как в девушке. Он и сам-то больше подходит на эту роль, чем она: щуплый, миловидный, маленький дружелюбный зверёк, у которого, она уверена, где-то надёжно спрятаны острые зубки и коготки. Валера был из тех людей, у которых кажется, что все тайны лежат на поверхности, в конце концов, это выглядит так, будто бы Островский открыто демонстрирует себя миру, используя свой внешний вид для самовыражения. Но весь этот фальшивый пирсинг и накладные волосы с тем же самым успехом могут быть надёжной защитной маской на настоящем «Я». Обычно подростки, желающие выделиться в толпе за счет внешности, делают в себе настоящие дырки, татуировки или тоннели в ушах. Валера же отличался удивительной благоразумностью в этом плане: отделался только перекраской волос, хотя сам работал в пирсинг салоне и лично знал нескольких тату мастеров. Почти весь его внешний вид был всего лишь бутафорией, как маскировка, которую можно снять в любой момент, чтобы незаметно скрыться в толпе. Возможно она преувеличивает… да, скорее всего так и есть. Эльвира пока не берётся судить, она может только предполагать. Они знакомы ещё слишком мало времени, но эту загадку она собирается разгадать, а для этого с Валерой нужно познакомиться поближе. Так, чтобы наблюдать за ним было удобно даже в университете. В конце концов в открытом социуме и у себя дома люди обычно ведут себя совершенно по-разному, а ей хотелось изучить сразу обе стороны. Потом уже она решит окончательно, что делать со своей симпатией к этому забавному пареньку. Так размышляя, Эльвира прожевала куриную котлету, запив ту томатным соком, и снова бросила свой взгляд на неожиданного соседа по столику. Какой чёрт её дернул начать засматриваться на новоявленного местного любимчика? Ведь она, откровенно говоря, на дух не переносит все эти игры в социальную мини-иерархию в учебных заведениях. Будь её целью любая другая менее популярная личность, Эля справилась бы на раз два… наверное. Но этот кадр постоянно окружен своими воздыхателями и стал чуть ли не новым местным идолом: они с Валерой, можно сказать, жили в разных социальных вселенных, не то что на разных концах социальной пирамиды. Это всё равно, что дружба между маленьким птенчиком и, к примеру, зубастым крокодилом, держащим в стахе всех его сородичей. Такая дружба плохо скажется на репутации первого, а это в её планы не входило. Крокодил, конечно, может повязать себе на голову розовой бантик и начать улыбаться каждому встречному… Повеселиться за счет всеобщего ужаса и недоумения, ломая устоявшиеся стереотипы и сотрясая психику окружающих. Но так она создаст себе больше препятствий и проблем, поэтому нужно что-то другое, что даст всем остальным вполне убедительную причину их открытому общению у всех на глазах. Ведь каким бы общительным не был милый первогодка Валера, по мнению окружающих, в универе он должен избегать свою жуткую соседку как огня. А пугающая одиночка Эльвира с третьего курса, до этого никогда не подпускавшая никого так близко к себе, должна была давно уже сделать с ним что-нибудь по-настоящему ужасное и прогнать от себя вон. Тем не менее они просто сидят тут вместе, болтают и едят. Валера, ненароком мазнувший взглядом по соседке, застал ту в подвисшем состоянии и ухмыляющуюся чему-то своему. Старомодные очки сползли на кончик острого носа, делая взгляд зелёных глаз совершенно расфокусированным. И чего они все так её шугаются? Ему хотелось бы задаться этим вопросом, если бы он не знал на него ответа, но, как ни странно, он знал: сам боялся Эльвиру до коликов в животе ещё совсем недавно, так что в каком-то смысле он их понимал. Можно было подумать, что Эля специально отпугивает от себя людей своим мрачным растрёпанным видом, колкими фразочками и хищным выражением лица. Но если повнимательнее присмотреться, то можно было заметить, что ей банально лень прикладывать какие-либо усилия, чтобы нравится другим. Адлер делала только то, что хотела, говорила, что думала, и вела себя так, как ей хотелось, совершенно не задумываясь о мнении и реакции окружающих. Валера ей по-своему завидовал: он то мог позволить себе такие вольности только дома, в кругу своих… Ладно, пока что ещё не совсем «дома» — в квартире, где он сейчас жил, всячески стараясь перестроить её под себя. Эльвире и Максимилиану не нужны были его вежливость и наигранное дружелюбие, которыми он регулярно пользовался, чтобы расположить к себе посторонних людей. Эти двое наоборот как будто пытались вывести его на чистую воду или расколоть, как орешек, чтобы посмотреть, что у него внутри. Конечно иногда они немного перегибали палку словами или действиями, но даже за такие встряски он был им по-своему благодарен, имея возможность потихоньку высовывать кончик носа из защитной скорлупы. Проявляющий удивительные чудеса внимательности Максимилиан иногда мог без слов понять, что и когда нужно сказать, а о чём промолчать вообще. И не менее таинственная Эльвира, от которой вообще никогда не знаешь чего ожидать. Эти двое были в чем-то удивительно похожи. Валера всё никак не мог найти в чем именно, но задним числом понимал, что их общая любовь к чёрном цвету — это не тот ответ, который он искал. Взгляд упал на взъерошенные светло-пшеничные пряди, беспорядочно разбросанные на фоне растянутой чёрной кофты, и Валере пришлось приложить титанические усилия, чтобы удержать свои же руки, от того, чтобы привести чужие волосы в хотя бы относительный порядок. Про одежду же он старался не думать и на всякий случай даже не присматриваться. У неё вообще расческа есть или как?! Гррр! Валера тихо взвыл, мысленно перечислив все возможные причины такого безразличия к собственной внешности, и снова через силу подавил внутреннее желание, но на этот раз побиться головой об стол. Что, чёрт, возьми с этой девушкой не так?! Может быть она не понимает, как её внешность влияет на отношение окружающих? Ведь не может же нормальная девушка осознанно всех от себя отпугивать? Или она всё-таки не нормальная? Может быть она мизантропка и на самом деле терпеть не может окружающих её людей? Однокурсников, к примеру? Но ведь с ним и Максимилианом она в полне дружелюбно общается, значит, чужое общество ей не претит? С другой стороны, в отличие от Эльвириных однокурсников он знает её всего ничего и мог просто всё ещё чего-то не знать. Хотя уже привык к ней, как будто у него выработался иммунитет к её мрачной ауре и жутковатым ухмылочкам. Может быть она тоже привыкла к нему, потому что они живут рядом, или что-то типа того? Возможно, Максимилиан поспособствовал нахождению между ними общего языка или каким-то чудом они с Максом раздражали её намного меньше, чем все вокруг. В любом случае он был рад, что Эля решила его не прогонять, даже если потом это аукнется ему в виде недопонимания со стороны однокурсников, если сплетня всё же разойдётся, в чём он уже был почти уверен. Он справится. Выкрутится, в конце концов в университете все знают его как Островского — очаровательного бисексуала, андрогина с длинными бирюзовыми волосами и пирсингом, всеобщего любимца у студентов и учителей. Даже если про него напишут в интернете, никто не сможет найти связи между ним и его отчимом. Его будущие четыре года отдельной жизни и учёбы на стилиста, которые он выторговал потом и кровью, можно сказать, заключив сделку с дьяволом, в безопасности. По крайней мере, пока все условия договора соблюдены. Запеканка давно остыла. Погрузившись в свои мысли, Валера сам не заметил, как распотрошил её ножом на кусочки, и теперь потеряно пялился на содержимое своей тарелки, как будто не веря, что так зверски с ней расправился именно он. Эльвира смерила это безобразие снисходительным взглядом. Она и сама постоянно залипала на что-то постороннее во время еды. Но она-то хотя бы съедала всё потом, даже неприглядное на вид. — Почему ты не ешь? Разве ты не за этим сюда пришел? — …Не хочется. Валера ответил еле слышно, но Эльвире этого хватило. Она насмешливо хмыкнула, когда Валерин желудок в очередной раз издал печальный протяжный вой. — Ну да-ну да, не хочется ему, как же. Ещё скажи, что в тебя не поместится. Валера поднял на соседку возмущенный взгляд. — О чём это ты? — Как о чём? Не поместится в тебя, говорю, в такую маленькую девочку-Дюймовочку ничего, кроме разве что цветочной пыльцы. Издевательски снисходительная ухмылочка на Эльвирином лице грозилась вот-вот перерасти в коварный оскал. А самоконтроль Валериного дружелюбия дал маленькую трещину под давлением бунтарского возмущения. Ах вот она значит как, да?! — Я не маленький, — он практически прошипел. — Всё в меня поместится, и даже больше, чем ты думаешь! Мне… просто овощи не нравятся, вот! Изящная ручка с аккуратными фиолетовыми ноготками молниеносно метнулась к чужой тарелке, и Валера ловко выхватив куриную котлету прямо у Эльвиры из-под носа, сразу же запихнул её в рот целиком, проглотив почти не жуя. Эльвира не выглядела рассерженной или хотя бы удивлённой. Скорее всего ей даже было весело. Но Валера всё равно посчитал нужным выдавить из себя извиняющуюся улыбочку. Он б#@ть только что у всех на глазах отобрал добычу у царя зверей и остался жив Кажется, какую-то часть студентов из ставших сему действу свидетелями настиг инфаркт. А Эльвире Николаевне Адлер в завершение её напряжённых размышлений неожиданно пришла на ум одна совершенно замечательная идея: зачем искать удобные условия, если можно создать их самой? Конечно, если вдруг она не справится одна, то теперь у неё имеется подходящий кандидат на место соучастника во всех её коварных делах. *** Вечером того же дня, когда Валера вернулся со своей вечерней подработки в салоне, он в который уже раз застал очень странную картину в своей квартире. Наверное, ему уже пора смириться и привыкнуть ко всем странностям, что стали с ним происходить с недавнего времени, но если уж совсем на чистоту, Валера начинал потихоньку уверовать в то, что вот к таким вот выкрутасам он не привыкнет никогда. Максимилиан и Эльвира нашлись на кухне: Макс сидел прямо на обеденном столе, держа в руках всё тот же «древний фолиант» и зачитывал что-то вслух, диктуя, по-видимому, кулинарный рецепт. Эля же, облачённая в милый розовый передник с оборками, обнаружилась, как ни странно, напротив плиты. Она двигала что-то на скворчащей сковородке, самозабвенно переворачивая это «что-то» деревянной лопаточкой. Беглым взглядом окинув весь сопутствующий сему действу бардак, Валера задал только один вопрос: — Где вы взяли мясорубку? У нас же её нет и не было никогда. — Теперь есть, — улыбнулся поднявший на него взгляд Максимилиан. — Нам её отдолжили соседи с низу. — Его губы растянулись в лукавой ухмылочке, являя миру милые ямочки на щеках. И он практически пропел, гнусненько похихикав под конец: — Насильно~вынужденно. Валера удержался от того, чтобы хлопнуть себя рукой по лбу: естественно, Эльвира уже всё-всё-всё ему разболтала, во всех деталях и подробностях, так сказать, от первого лица. Это их обоих, видимо, знатно так повеселило, раз они опять развели вместе бурную деятельность. Кстати чем это они таким занимаются, между прочим на Его кухне? Озорно поблёскивающая зёлеными глазами поверх очков Эльвира опередила его вопрос: — Жарим вот, тебе куриные котлетки. Ты ведь любишь куриные котлетки, да, Валерочка? Теперь у нас есть самое что ни на есть официальное разрешение регулярно тебя ими кормить, — протянула эта душегубка, уже даже не скрывая свой весёленький оскал. А Максимилиан, соскочив со стола, помахал перед его носом официального вида документом, на котором, к полнейшему недоумению Островского, действительно имелась настоящая печать. Валере резко захотелось научиться готовить самому. Любит он котлеты или не любит, какая теперь разница… Уж лучше бы его действительно съел лев или, на худой конец, крокодил: уж тот бы точно положил конец его страданиям, сравнительно безболезненно проглотив Валеру целиком, не жуя. Всяко лучше весьма сомнительной радости ужинать кулинарными «шедеврами» в исполнении этих двоих.