The birth of the Moth

Ещё не успели затихнуть барабаны и прекратиться танцы, а внутри храма движение только усиливалось. Всё внимание служителей культа было обращено к женщине, которая родила на свет Избранного. В одном из слабо освещенных помещений храма, в окружении умудренных опытом женщин-знахарок на каменной постели, покрытой мехами и шелками, лежала она. Изнеможденная, бледная и обессиленная мать человека, который призван перевернуть судьбу всего племени. Эта женщина едва заметно стонала, глаза её были прикрыты, а знахарки хлопотали, чтобы облегчить её страдания. Мать лежала, и губы её медленно шевелились, пытаясь выговорить что-то. Одна из знахарок, очевидно, самая молодая из присутствующих, наклонилась к женщине, чтобы дать ей воды. И она услышала слабый голос бедной матери, который повторял: - Сын… Где мой сын? Утолив жажду матери Избранного, знахарка перемолвилась словами с соплеменницами, после чего покинула помещение. Женщина искала взглядом ребенка, но понимала, что его здесь нет, иначе она бы услышала его плач. Но вот материнское сердце ёкнуло, она услышала, как плачет его сын, но очень-очень тихо. Однако для матери даже этот звук звучал в голове набатом. Всё ещё обессиленная она застонала, чем обратила на себя внимание снующих вокруг неё знахарок. Они продолжали совершать какие-то свои ритуалы, смысл которых был известен лишь им самим. Но мать с каждой секундой становилась все более взволнованной. Она чувствовала, как малыш истошно кричит. И действительно, в стенах храма эхом раздавался плач ребенка. И это привлекло внимание всех находящихся в помещении. Плач всё усиливался, и вот… Избранный появился. Старая женщина, держав двумя руками за живот младенца, поспешила дать его матери. Женщина потянула руки в сторону ребенка и, как только почувствовала своими руками нежную кожу малыша, будто бы ожила. Она прижала чадо поближе к груди и стала его медленно из последних сил укачивать. Ребёнок почувствовал биение материнского сердца и постепенно начал успокаиваться. Он уже не плакал так жалостно, как прежде, он становился всё тише и тише, пока наконец не затих окончательно. В комнате наступила тишина. В эти минуты забылся весь тот ужас, что происходил на площади. Эта было мгновение единения матери и сына. В помещении стало немного светлее, знахарки практически слились со стенами и старались осторожно стоять, не желая мешать этому поистине блаженному событию – первой встрече матери и её чада. Внезапно, гремя ожерельями и нательными пластинами из золота, в комнату ворвался верховный жрец. Как только он появился, знахарки прижались к стенам ещё сильнее и постарались не подавать никаких признаков жизни. Грозным взглядом жрец осмотрел помещение и остановил свой тяжелый взгляд на лежащей на постели матери. В окровавленной руке он сжимал церемониальный нож из обсидиана. Кровь отца ребенка начала постепенно сохнуть, но по глазам жреца было понятно, что его жажда по-прежнему не утолена. Мать не обращала внимания на вошедшего мужчину. Она вообще не могла от бессилия открыть свои глаза, лишь прикосновением она ощущала младенца, который для всех был Избранным, и только для неё обычным ребенком. Жрец в два шага достиг изголовья постели и свободной от оружия рукой выхватил из рук матери малыша. Едва это произошло, чадо заревело с новой силой, но охваченный эйфорией жрец был глух к этим крикам беззащитного ребёнка. Одна из знахарок поспешила забрать из рук служителя культа Избранного. Она попыталась его успокоить, но все её попытки были тщетны. Жрец звериным голосом вскрикнул: - Достаточно! Мать, всё это время казавшаяся ослабленной после родов, нашла в себе силы, чтобы завопить от горечи и боли, требуя вернуть ей сына. Охваченный гневом жрец вцепился своей грубой рукой в горло женщины и прокричал: - Ты опозорила нас! Ты позволила чужаку нарушить твое целомудрие! Боги возмущены твоим поступком, и единственное наказание, которое они видят для тебя… это смерть! Знахарки наконец подали голос, пытаясь что-то объяснить жрецу, который явно был не в себе. Сильный мужчина приподнял мать Избранного над кроватью, продолжая сжимать её горло. Мать могла только хрипеть, глаза её были широко раскрыты. Она пыталась найти взглядом своего младенца, но вместо этого видела лишь горящие глаза жреца. Убийца отца ребенка ножом, на котором не успела высохнуть кровь первой жертвы, со всего размаху вонзил острие оружия в горло женщины. Кровь хлынула из шеи бедной матери, и руки её плетью опустились вниз. Испытывая огромное чувство отвращения, жрец отпустил мать Избранного. Та, не подавая более признаков жизни, припала на постель и лишь захлебывающийся тоненький хрип издавался из её бледных окровавленных губ. Ребенок не утихал. Плач, который издавал Избранный, наверняка можно было услышать на сотни километров. Однако жрец продолжал игнорировать рёв младенца. Ослепленный дурманящим напитком, который он выпил перед свершением жертвоприношения, служитель культа осмотрел место преступления, после чего оглянулся на испуганных знахарок, которые с трудом сдерживали слезы. Жрец поднял свой взгляд вверх и на секунду впал в беспамятство. Он издал рык, больше похожий на смех шакала, а затем, будто бы вернулся на землю, и заметно поник духом. Он выронил свой нож, и тот упал на холодный камень с гулким звуком. Тяжело дыша, жрец повернулся к знахарке, которая держала ребенка. Она даже не пыталась его успокоить, слезы градом текли из её глаз, и она смотрела на мужчину непонимающим взглядом. Жрец смотрел на плачущее чадо и ослабевшей рукой, на которой была кровь матери и отца ребенка, прикоснулся ко лбу младенца. Оставив там едва заметный кровавый след, жрец упал на колени и воскликнул: - Мои боги! Я выполнил вашу волю и очистил от грязи душу Избранного. Да снизошлите вы нашему племени годы процветания и благополучия! И с этой минуты звать это чадо, чадо, которое исполнит древнейшее предсказание… Его будут звать Некуаметл (что значит «король» на языке науатль) и да принесет он счастье всему нашему роду! С этими словами жрец припал головой к полу и поднял свой взгляд вверх. Ребенок продолжал плакать…