Не твоя смерть

Когда я была маленькой, я еще не понимала, что мир, в котором я живу — лишь один вариант из множества. Мне казалось, что путь, которому следует моя семья — это единственный доступный нам путь. Лишь цепь определенных событий и встреч дала мне возможность понять, что не все в жизни предопределено нашим наследием. То, что вы сейчас читаете — краткий пересказ моей жизни. Не думаю, что в мире есть хоть один человек (или не-человек), способный облечь в слова весь спектр испытанных им за всю жизнь эмоций и событий, имевших место быть. И раз уж нечто подобное невозможно, то и нет никого, кто из испещренных другим существом страниц мог бы понять чужую боль. Но все же я пишу эти строки: если есть хоть маленький шанс, что эта история достигнет кого-то, хоть одну живую душу — это стоит затраченных усилий. Я родилась в семье ярых культистов Ашмодай. Мой отец, Сирвиус Ксанрос, был Мастером Меча — Strízsherra — и входил в совет Круга. Это был высокий, широкоплечий тифлинг с темной кожей и гордой осанкой. Мало кто из моего народа носит свое обличье с огромным достоинством, как это делал отец. От него исходила сила, что заставляла остальных молчать в его присутствии и выполнять приказы без сомнений и промедления. Именно от отца мне достались рога такой формы и, пожалуй, упрямство. Наследством матери же стали серебристые глаза. Моя мать, Левнарэй, была очень тихой и молчаливой — она, скорее, прислуживала отцу, не имея других талантов, что были бы полезны в общине. Ее взгляд всегда был устремлен в пол и от нее едва ли можно было услышать хоть слово. Она была красивой — с бледной, почти светящейся в темноте, кожей, серебряными глазами, тонкими изящными пальцами и небольшими рогами, что скорее напоминали ветви дерева — она определенно приковывала взгляд кого угодно, но не отца. Иногда казалось, что он совершенно забывал о ее присутствии — ровно до момента когда ему могло что-то понадобиться. Можно сказать, что мне повезло с поселением, где мы жили. Не поймите меня неправильно, это не было чем-то красивым или же уютным, не было «домом» в том понимании, которое в него вкладывают люди. Это место давало, пусть иллюзорную, но стабильность существования. У нас всегда была еда, вода, крыша над головой. Наша ячейка была одним из достаточно крупных оплотов Ашмодай на севере и располагалась на окраине Хелгабала. Старое поместье, когда-то принадлежавшее местной графской семье, но покинутое и заброшенное, было практически неприступной крепостью — хоть с виду и сложно было так сказать о тех руинах. Внешне это была лишь груда камней, отдаленно напоминавших по форме величественный замок. Под ним же, на глубине, кипела жизнь — там растянулась огромная сеть тоннелей, заложенных еще при графской семье и расширенная Ашмодай, — словно паутина грибных корней эти тоннели тянулись вглубь, под землю, образуя большие залы и узкие проходы. Они завязывались в кольца, порой заканчивались тупиками, петляли и поворачивали — немудрено было заблудиться в том лабиринте и никогда не найти выхода. По всему периметру территории поместья были расставлены ловушки: как обычные так и магические, наряду с сигнальными и отпугивающими заклинаниями. Крестьяне были по горло напичканы страшными историями о графском имении, мол, там водятся призраки да вампиры, — они даже приближаться к нему боялись. Городские же рукой махнули на это место: впрочем, я более чем уверена что начальник городской стражи был подкуплен одним из Ашмодай и делал все, чтобы местные к нам не совались. Часть тоннелей, словно лапа омерзительного чудовища, тянулись к городу и выходили на поверхность там — те, кого отправляли на задание, легко попадали в нужную часть Хелгабала не привлекая лишнего внимания. Так же и те члены Ашмодай, что не являлись тифлингами и не жили в общине, пользовались входами и тоннелями чтобы попасть к Кругу — сердцу ячейки, месту поклонения Асмодею и алтарю жертвоприношений. В Хелгабале на постоянной основе жили десятки культистов, поклоняющихся Асмодею — не только тифлинги, но и обычные люди, что жаждали силы, обещанной Владыкой за службу. Этот культ так глубоко пустил свои корни в этот город, что местные жители даже не замечали такого жуткого соседства. Тогдашний глава Круга, Нефреус Ар’Зарр, был могущественным магом и пользовался расположением своего дьявольского покровителя. Я лишь несколько раз видела его своими глазами и, поверьте мне, я никогда больше в своей жизни не встречала тифлинга более пугающего. Он всегда носил длинные, темные одежды, а на плечи был накинут плащ из какой-то странной кожи. На шее его всегда висел крупный амулет с большим лиловым камнем внутри. Взгляд его черных, лишенных зрачков, глаз приковывал к месту каждого, кто осмеливался на него взглянуть. Его кожа была пепельно-серого цвета, а рога — короткими и острыми. Мы боялись его и преклоняли перед ним головы. Поговаривали, что он завладел разумом одного из богатых и влиятельных купцов Хелгабала — именно поэтому наша община не знала недостатка в еде и необходимых для жизни предметах. Думаю, это было не просто слухом — иначе мы бы просто не выжили. Старшие разведчики зарабатывали, частенько выполняя самую грязную работу в городе, но этого было бы мало для того, чтобы прокормить порядка тридцати человек. К тому же, порой они уезжали на разведку в более отдаленные части Дамары, где слышно было о демонопоклонниках. Порой они и вовсе не возвращались. Наш дом в том хитросплетении тоннелей — Haz, как мы его называли — был достаточно мрачным местом, где единственным источником света служила магия. Каждый день маги Ашмодай зажигали голубоватые шары во всех залах и основных переходах. Те тоннели, что использовались реже, были совсем темны. Мы жили в самом крупном узле, под поместьем. Этот узел представлял собой большое куполообразное пространство, буквально выдолбленное в камне: в нем разместилось несколько деревянных строений разного размера — самое большое в середине, со шпилем, возвышающимся почти до потолка каменного купола. Именно в нем и находился Круг — большое круглое помещение, в котором царил вечный, пронизывающий полумрак. В нем не было ни украшений, ни светильников — лишь каменный алтарь, покрытый красной тканью и один единственный факел горел над ним. Рядом с этим зданием находилось еще два, чуть поменьше — в одном из них жили мы с семьей. По периметру пещеры было что-то наподобие бараков — длинные одноэтажные строения, где несколько семей тифлингов жили под одной крышей. Отец занимался, в основном, обучением молодых тифлингов искусству обращения с мечом и кинжалом. До массовых, серьезных боевых действий не доходило — ячейка действовала максимально скрытно и осторожно, так что должность отца была скорее номинальной. Впрочем, похоже, его это устраивало. Он с удовольствием гонял молодняк по тренировочной площадке до тех пор, пока они не падали без сил от усталости и мелких ран, а порой и сам уходил в караул к одному из входов в узел. Владеть оружием меня тоже тренировал отец — долгие вечера мы проводили на площадке, в тусклом свете магических шаров, отрабатывая уколы, уклонения, защиту. Он требовал от меня идеального исполнения, но, как бы я не старалась, я ни разу не победила его в схватке один-на-один. Он всегда говорил, что мне не хватало для этого фантазии, что боец должен быть более изобретательным и находчивым. Мне же более импонировало избегать открытых столкновений, скрываться в тенях, а в нужный момент наносить удар — один, точный, рассчитанный. Смертельный. Отца это злило, ведь Анбемар, мой брат, был разведчиком — и погиб, отправившись в одиночку на очередное задание. Видимо, отец так проявлял заботу обо мне — возможно, ему казалось, что в имеющихся условиях быть стражем безопаснее, чем рисковать своей жизнью за пределами тоннелей. К слову, брата я почти не помнила. Когда он погиб, мне было около пяти лет. Я лишь смутно припоминаю то, как он, порой, вырезал мне маленькие игрушки из дерева и как выла мать, когда ей сказали, что похоронить им будет нечего. Брата нашли на пустыре за городом, он был убит и принесен в жертву одним из демонопоклонников. Теперь его душа, вероятно, разорвана на тысячу кусков и томится в Бездне. Поэтому тренировки с отцом были беспощадно длинными и тяжелыми. Порой я, чуть ли не ползком, добиралась домой лишь чтобы рухнуть на кровать, забыв о еде и грязной одежде. Мне помнится, как-то раз, когда отец уже спал, мать зашла в мою комнату и, присев на край кровати, гладила меня по волосам. Она что-то тихо говорила, но я не могла разобрать сквозь сон. Это, пожалуй, был единственный раз, когда она проявляла эмоции по отношению ко мне.