Поместье в Гравити Фолз.

      За время пребывания в поместье, Маша привыкла, что первое, всегда бросающееся ей в глаза, стоит только спуститься на первый этаж — это куча чистящих средств и потертых тряпок, которые никто, конечно же, не стирает. И сегодня ничто не предвещало никаких изменений. Спускаясь по скрипучей лестнице, Маша предполагала опять же увидеть Марка с тряпкой и ведром воды, но, видимо, сегодня его «день сурка» решил прерваться.       Коридор был абсолютно чист, ни намека на предстоящее продолжение уборки. Зато из гостинной несло табачным дымом так, что просто задохнуться можно. Пройдя чуть вперед, Маша удивленно приподняла брови, стоило ей только окинуть место мимолетным взглядом.       Запах табака — это, как оказалось, были только цветочки. Куда больше удивляет сутулая и поникшая фигура Марка, напротив которой стоит открытая бутылка с вином, жидкость в которой осталась на самом дне, а окурки от сигарет потушены прямо о покрытие стола. Когда Маша подходит ближе, ей удается увидеть, над чем, так низко склонившись, сидит Марк: снова этот потертый дневник. — На часах еще нет и двенадцати утра, а ты уже пьешь, — Маша заботливо накидывает на плечи Марка плед, который минуту назад висел на спинке кресла, и мягко интересуется, — ты снова не спал?       Парень чуть вздрагивает, с испугом обворачиваясь к девушке, а потом облегченно выдыхает. Его глаза воспаленные, красные, да и синяки под ними не маленькие. И Маша думает, что ей действительно надо было подсыпать Марку в еду снотворного. — Спал, но, — он запинается, замолкая на мгновение, — приснился дурной сон. — Ты решил выпить целую бутылку вина в одно лицо только из-за плохого сна? — Маша слишком хорошо знает Марка, чтобы поверить в такую очевидную ложь.       Снова тяжелый вздох, и Марк тянется за новой сигаретой. Раннее утро выдалось еще хуже, чем ночь, проведенная в слишком реалистичном сне. За несколько часов, пока первые солнечные лучи проникали в гостинную, Марк ни разу не оторвался от последней страницы дневника, он хотел снова подняться на чердак, чтобы все проверить. Только инстинкт самосохранения заставлял парня оставаться на месте и дожидаться хотя бы пробуждения Маши, что он и сделал. — Возможно, у меня ранняя стадия алкоголизма, — после сказанной фразы Марк моментально чувствует на себе недовольный взгляд Маши и спешит продолжить, — мне правда приснился сон, но он был настолько реальным, что ты даже не поверишь.       Легким, уже привычным движением Макаров открывает дневник на последней странице и поворачивает его так, чтобы Маше было видно абсолютно все, затем указывает на выжженные буквы. — Чердак? — прочитав, Маша вопросительно выгибает бровь, — и что тут такого? — Этой надписи раньше тут не было, и это не я ее написал. — Если ты сейчас намекаешь, что это сделала я, то сразу говорю — неа. — Я видел, как ее написали — это было во сне. Но если надпись есть в реальности, то был ли это действительно сон? — Марк делает пару больших глотков вина прямо из бутылки.       Легкое недоумение плещется в глубине глаз Маши. Марк кажется совершенно уверенным в том, что говорит. Но эти слова кажутся просто очередным бредом. — Вот видишь, — горько заключает парень, от которого не могло ускользнуть недоумение в глазах подруги, — я же говорил, что ты не поверишь.       Маша сама не знает почему, но верит. Марк сам по себе пропитан скептицизмом с самого детства. Когда нормальные дети боялись монстров в шкафу, маленький Макаров, не имея ни грамма страха в сердце, распахивал двери шкафа в абсолютной темноте и лишь тихо усмехался каждый раз, когда в пугающем шкафу никого не оказывалось. А сейчас он воспаленным взглядом раз за разом пробегается по единственному подозрительному слову и готов поверить в то, что монстры из детских страшилок действительно реальны. — Я верю, — заявляет Элвис и аккуратно закрывает дневник, забирая его из рук Марка от греха подальше. Хочешь проверить, был ли твой сон реальностью?       Марк замирает и, обернувшись, внимательно осматривает Машу, привычно шумную, веселую, с легкой улыбкой на губах, а самое главное — живую. — Если бы мой сон вдруг оказался явью, то ты, скорее всего, сейчас не дышала бы, — после произнесенных слов, Марк продолжает свой путь.       Маша медлит на несколько мгновений, пока мозг в срочном порядке обрабатывает сказанные Марком слова, а потом, на всех парах летит за парнем. — В смысле, я не дышала бы? — поспешно поднимаясь по лестнице выкрикивает Маша. — Во сне ты не дышала, я до последнего не мог понять, что это сон, — поясняет Марк, облокотившись о перила в ожидании подруги. — Надеюсь, что это был не вещий сон, или что это там у тебя вообще было. Пожимая плечами, Марк снова уходит вперед, желая скорее оказаться на чердаке, а когда все-таки достигает своей цели, расслабленно выдыхает. На чердаке все так, как и было в последний их с Машей визит: старые коробки, давным давно никому не нужная мебель и даже паутина в углах осталась на своих местах. Ничего похожего на последствия сна.       Но от понимания этого Марку почему-то не становится легче. Мысли все еще судорожно терзает надпись в дневнике. Тимоха, или кто бы то ни был во сне, хотел, чтобы Марк оказался тут. Но зачем?       Не обращая внимание на чихание Маши за спиной, парень идет в глубь чердака. Из-за многочисленных коробок и раскиданных по полу вещей яблоку негде упасть, не то, что нормально пройти внутрь комнаты.       Коробки неаккуратно сдвигаются в стороны, кажется, в одной из них было что-то хрупкое, — звон битого стекла разносится по всему чердаку, — но Марка сейчас это совсем не волнует.       Еще одним знаком того, что это был не сон, для Марка является то, что он все детально помнит. И когда с места сдвигается очередная коробка, парень замирает, понимая, что вот оно, то самое место, где пламя облизывало его руки, почему-то не оставляя ожогов. — Вот оно, — изрекает Марк, осматриваясь по сторонам. — Что? — Маша безучастно уместилась на одном из старых стульев. — На этом месте оборвался сон, — Марк внимательно осматривает пол, на котором кроме серых клубов пыли ничего нет. — И что ты надеялся тут увидеть? — смотря на растерянного Марка, Маша все-таки соглашается со своей совестью и обещает себе, что сегодня же вечером друг получит свою дозу снотворного, а следом и здорового десятичасового сна. — Во сне, — Марк сглатывает, решая, что про гостя, появившегося в своих ночных видениях, он рассказывать не будет, — на этом месте зажглось пламя. Я чувствовал, как оно обжигает, но никаких следов не оставалось на руках, а потом огонь уже был повсюду, кроме этого промежутка. Я стоял в кругу, и… Боже, я не знаю, что ожидал увидеть, это такая чушь.       Маша замечает, как сникает Марк под самый конец предложения, и ей становится действительно жалко парня. — Смотри, давай проверим. Я уверена, что эта часть была просто сном, знаешь, такое бывает, когда ты чего-то боишься, и организм проецирует страх, ну ты ведь точно знаешь, ты ведь у нас тут самый главный скептик, — Маша неловко улыбается и неожиданно даже для самой себя подпрыгивает, всем весом опускаясь на старые рассохшиеся доски, и повторяет это снова — смотри, я не провалилась еще в ад, так что все нормально. — Маш, аккуратней, иначе проломи…       Марк не успевает закончить сказанное, как по чердаку разносится звук треснувших половиц, и Маша с громким вскриком становится ниже на несколько сантиметров.       А у самой девушки шок. Она с трудом понимает, что произошло, когда чувствует, как медленно начинает гореть правая ступня, ушедшая полностью под пол, даже любимые тапки не спасли. «Наверняка куча заноз будет, » — думает Элвис, обеспокоенно глядя на ногу. — Ебать, — сокрушенно выдает Марк, стараясь оторвать сломанную доску, чтобы вытащить подругу из своеобразного капкана как можно менее травматично, но старый кусок древесины будто бы приклеился намертво, — Маш, придется так вытаскивать. — Ты чего? Заноз еще больше нахватаю, — возражает Элвис, боясь не столько заноз, их же вытащить можно, сколько вида крови. — Доска никак не поддается, — шипит Марк в ответ, неудачно пытаясь ее убрать и загоняя себе под кожу занозы.       Маша бледнеет на глазах, наблюдая за неудачными попытками Марка снять кусок проломленной древесины. Осознание того, что ногу и правда придется вытаскивать вот так вот, раздирая кожу еще больше, пугает не слабо. А ещё и воображение рисует страшные картины в голове. — Я, кажется, сейчас отключусь, — шепчет бледная как смерть Маша, не отводя беспомощного взгляда от своей ловушки. — Тебе надо вытащить ногу, как бы адски больно это не было. У нас нет ни лобзиков, ни пил, мы никак не уберем доску. — сочувственно смотря на девушку, заявляет Марк.       Маша обреченно выдыхает, понимая, что другого выхода у них и правда нет. — Принеси бутылку виски и ремень какой-нибудь, либо жгут, — голос её наполнен уверенностью, а вот глаза выдают настоящий испуг.       Марка дважды просить не надо: стоило Маше только закончить предложение, как парень скрылся из виду, нырнув в чердачный люк. Впопыхах Макаров едва не разбивает бутылку с янтарной жидкостью на ступеньках, когда несется обратно, а пояс и вовсе наспех вырывает из собственных джинс, в которых он приехал в это поместье.       Поднявшись обратно на чердак, Марк застал картину маслом: согнувшаяся в три погибели Маша изо всех сил старается сделать то, что не получилось у Марка — оторвать треклятую доску, при этом матерясь так, что Макаров почти пожалел, что не носит с собой блокнот и ручку, чтобы записывать такие изысканные речевые обороты.       Наверное, в любой другой ситуации Марк посмеялся бы над Машей, но сейчас его особенно напрягает то, что с виду хлипкая и прогнившая доска не поддается силе и стоит на месте, не желая сдвинуться хоть на дюйм, не говоря уже о том, чтобы и вовсе ее снять. Безусловно, Марка также заботит нога Маши. Её, наверное, по-хорошему в больницу надо будет отправить, но как Марк тут останется один? — Держи, — протягивает Макаров уже открытую бутылку с алкоголем.       Маша тяжело смотрит сначала на Марка, протягивающего бутылку, а потом на сам сосуд и берет его в руки. — Впервые я чувствую себя как тогда, на первом курсе, когда я на спо… — Господи, да залей ты себе это уже в рот, иначе это сделаю я, — не выдержал Марк, ведь смотреть на подавленное лицо Маши — это то еще испытание.       Сделав глубокий вдох, Элвис припала губами к горлышку бутылки. Опьяняющая жидкость переливалась, разбиваясь о прозрачное стекло и стремительно убывая из сосуда.       Глаза Маши ещё зажмурены, она делает несколько больших глотков, чувствуя, как капли с краешков губ скатываются вниз по подбородку и шее. Вдруг девушка неожиданно закашливается, фонтаном выплевывая виски изо рта, чем неслабо напугала Марка. — Ты как? — бутылка отставлена в сторону, когда Марк медленно поглаживает Машу по спине. — Отвратительно. Я, кажется, чувствую, как у меня распухла нога, — даже выпитый алкоголь не притупил ощущения настолько, чтобы не чувствовать колющей боли, — Давай ремень.       Черный широкий ремень из натуральной кожи моментально оказывается в руках Маши, которая в надежде оттянуть хоть немного времени рассматривает пряжку ремня, поигрывая с железными язычками кончиками пальцев. — Один раз резко дернешь, и все, этого должно хватить, — тянет прямо над самым ухом Марк.       Его тоже бьет нешуточный озноб, то ли от перенапряжения, то ли из-за страха за подругу. Он сейчас и сам был бы не прочь приложиться к оставленной в стороне бутылке. — Да знаю я, — раздраженно шипит в ответ Маша, стараясь скрыть за этим свой страх.       Зубы плотно стиснуты, так что у Элвис даже скулы болят. Осталось сделать лишь один рывок, единственный, это не должно быть так больно.       Сделать этот последний рывок мешает чувство нечеловеческого страха, стоит только опустить взгляд в пол и увидеть, как собственная ступня застряла прямо в проломе. — Все будет нормально, один рывок, и все, — ладонь Марка накрывает глаза Маши, а свободная рука не прекращает успокаивающе гладить её по спине и приговаривать, что все обязательно будет окей.       Глубокий вдох, и Маша практически теряет сознание, когда буквально вырывает ногу из деревянной ловушки, оставляя свой тапок покоиться под половицами, сквозь толщу боли слыша, как он приземляется где-то внизу. Черные пятна скачут перед глазами. Нога пульсирует адской болью, будто на месте ступни теперь оголенные нервы, которые кто-то не прекращая трогает, раз за разом задевая их.       Все оказывается не настолько страшно, как Маша представляла. Да, нога разодрана до крови, а занозы видно даже невооруженным глазом, но самое главное, что конечность не распухла, как казалось Маше, и она может ею спокойно шевелить. — Кажется, я понимаю того чувака из «ста двадцати семи часов», — сообщает Маша, опускаясь на пол без капли энергии. — Надо обработать раны и вытащить занозы, — уже вставая на ноги, замечает Марк, — жди меня здесь, я за аптечкой. — Ох, ну да, я ведь с ноющей ногой и легкой стадией опьянения так просто от тебя убегу, прямо в лес, — резонно замечает Элвис уже в пустоту и снова осматривает свои ноги: одна всё ещё в домашнем белом тапке.       Откидываясь на один из старых комодов, ожидая Марка и прикрывая глаза, Маша думает, что этот день не может стать еще хуже, несмотря на то, что времени, наверняка, едва ли двенадцать стукнуло.       И куда все-таки упал её тапок, если под низом ничего не должно быть, кроме холодной кирпичной стены?