Августа Миклашевская
«Это она, сомнений нет. Мне еще тогда Анна Борисовна называла ее имя», — промелькнуло у Сергея в голове. Тут из окна в комнату ворвался сильный порыв ветра, и мысль поэта ускользнула, как песок сквозь пальцы. Он поспешно закрыл окно и забыл, о чем думал. Все силы и внимание вдруг переключились на его жену, о которой он вовсе и забыл. А как же она? Ее не жалко? Но жалость для Сергея была делом последним. Есенин, неожиданно для себя, вдруг отчетливо вспомнил их первую встречу: «Я пришел на вечеринку к Якулову и увидел ее. Она была популярна, я уже слышал о ней и видел ее божественный танец. В этот вечер мы оба вели себя так, будто вечность знали друг друга. Она была в красном хитоне, держалась легко и непринужденно, со всеми беседовала исключительно по-английски. И тут я влюбился в нее до умопомрачения. Все в ней дышало чем–то магическим: ее руки, черты лица, стан и походка. Но что же нас связало? Мы были противоположны друг другу: жили в разных странах, имели языковой барьер и большую разницу в возрасте, оба уже обжигались любовью. Она вальяжно лежала на софе, я подошел к ней и встал на колени. «За-ла-тая га-ла-ва», — сказала она и погладила меня по волосам. Страсть вскружила мне голову, я прикоснулся к ее губам, и мы слились в поцелуе. Все произошло так стремительно, что я даже не успел одуматься… Нас связывало искусство? Может быть. Но теперь я постыл, она мне стала противна, но отчего же? Не знаю… Она больше не моя, она общая: ее поклонники, гастроли, подарки. Я не буду жить с женщиной, которая меня не уважает. Я ревную? Уже нет, все это мне наскучило, я и не любил ее». На улице стали появляться люди: извозчики, ведущие наемные экипажи, дворники и фабричные с уставшими лицами, дамы с детьми, мужчины-щеголи. Сергей посмотрел на часы — 7:32. Он резко вскочил со своего места и быстрым шагом добрался до гардеробной. Зайдя туда, он торопливо надел белоснежную рубаху с коричневой бабочкой, черный короткий пиджак на двух пуговицах, брюки узкого и прямого покроя до щиколотки. Потом Сергей вышел в парадную, стремительно снял шляпу хомбург, весящую на вешалке, надел любимые оксфорды под цвет бабочки и вышел из дома. Он накинул шляпу себе на голову, засунул руки в карманы брюк и пошел куда глаза глядят. Какую–то неописуемую свободу почувствовал Есенин внутри, прогуливаясь по улицам города. Все ему было мило в этот момент: проходящие мимо прохожие, красиво остриженные деревья, проезжающие экипажи. Он, словно ребенок, крутил головой в разные стороны и пытался уловить взглядом все подряд. Неожиданно, сам того не замечая, Сергей очутился на Тверском бульваре, который имел памятное и символическое для него значение. «Тут я повстречал ее… Все начинается со взгляда. Всегда», — подумал он и улыбнулся, продолжая идти прямо, но ничего перед собой не замечая. Вдруг он столкнулся с женщиной, которая от удара пошатнулась и отпрянула назад. Есенин, не помня себя, подлетел к ней и не дал упасть. — Боже мой, извините меня! Право, так задумалась, что ничего не видела! — робко сказала женщина, приходя в себя, поправляя при этом подол своего черного платья в цветочек. — Августа… — сказал Сергей и опешил от неожиданной встречи. — Мы виделись с Вами неделю назад, на этом самом месте, помните меня? — проговорил Есенин с волнением, вглядываясь в каждый изгиб ее тела. — Конечно помню, такое сложно забыть, — ответила женщина и вдруг, вспоминая что-то, замялась. Его пристальный взгляд немного смущал ее. — Меня зовут Сергей Александрович Есенин, но можно просто Сережа, — сказал он и протянул ей руку, не переставая смотреть восхищенным взглядом. Он так долго ждал этой встречи, что не знал, как себя вести. — Августа… Августа Миклашевская, можно просто Гутя, — ответила женщина и скромно пожала его руку, сдерживая появляющуюся на лице улыбку. Видно было, что она тоже думала о нем. «Что-то жуткое в сердце врезалось от пожатья ее руки», — промелькнуло в голове у Есенина. — Давайте сходим в ресторан, Гутя, только не отказывайте мне! — начал Есенин, робея перед Августой, будто ученик у доски. — Мы ведь мало знакомы, а Ваша жена? К тому же, сегодня вечером я слишком занята, — ответила она на его предложение с толикой настойчивости в голосе. — Я стану вашей тенью, Гутя, пока Вы не согласитесь. Всего один вечер. А жена эта уж и не жена мне больше, мы и вместе–то не живем, — соврал он ей. — Тогда, — задумалась она и взглянула ему прямо в глаза, — завтра в 6 устроит? — Выглядит так, будто Вы меня приглашаете, Гутя. Это так забавно, — проговорил Есенин, не отрывая от нее взгляда. — Тогда завтра в 6 идем в «Метрополь», Вы согласны? — Сергей Александрович, — начала Августа свою речь, заправляя волосы за ухо, — этот ресторан слишком дорогой, мне как-то неудобно… — Гутя, ничего не говорите, я Вас приглашаю. Обещайте мне, что придете. — Хорошо, раз Вы настаиваете, не смею отказать. Я обещаю прийти. — Вы так прекрасны, Гутя, — неожиданно начал свою речь Есенин и в порыве чувств встал перед ней на колено, взяв за руку, — моему восхищению нет границ. Еще в 1921 увидел Вас в Камерном, но познакомиться не удалось. Перед Вами все мужчины должны стоять на коленях… Сергей не успел окончить свою речь: из-за угла, за спиной у Гути, он увидел несущеюся на них разъяренную Дункан с обезображенным от гнева лицом. Она стремительно подлетела к ним, оттолкнула Августу в сторону и схватила Есенина за шиворот, словно щенка. Сергей поднялся с колен и силой убрал вцепившеюся в него руку. Он был оскорблен таким поведением до глубины души, за эту минутную слабость перед любимой ему стало стыдно. — Ти мерсавка! Ти украсть мой муш! Я убить тебя! — закричала Айседора, покраснев от злости и грозя Августе кулаком. Дункан задели за живое: она всегда боялась потерять Сергея и старалась оберегать его от женщин младше ее возрастом. Она оскорбилась. Августа опешила от такого неожиданного поворота событий, прижала руки к груди от изумления и отошла подальше. Она никак не ожидала, чтобы ее обычный поход на работу принял столь ужасные и непредсказуемые обороты. Ей было совестно в этот момент перед Айседорой: именно она стала поводом для раздора в их семье, влезла в чужую жизнь. «Что же я натворила!» — думала в этот момент Гутя, сгорая от стыда. — Ти пойти со мной, Серхей! Ти ответить! — кричала она все громче, сдерживая слезы и дергая Сергея за рукав пиджака. Есенин стоял в стороне и не понимал, что сейчас происходит. Он хотел высказать Айседоре все, что он о ней думал, но не мог, потому что Гутя стояла рядом. Сергей взглянул ей в глаза, полные непонимания, и сказал: «Простите, это моя вина. Завтра в 6, Вы обещали». Дункан, еще больше разгорячившись от того, что она своевременно не выучила русский язык, и Сергей продолжал разговаривать с незнакомкой, схватила его за рукав и потащила к дому. Есенин, не имея сил и желания противиться несущей его силе, поддался течению обстоятельств, обещая себе дома покончить с Айседорой. Его переполняло чувство ненависти к ней из-за того, что она выставила его в таком свете перед любимой женщиной и задела его гордыню.***
Гутя, стоя в том же положении, провожала чету Есениных–Дункан взглядом. Вот уже как пять минут назад они скрылись за поворотом, но она продолжала стоять, не в силах сдвинуться с места. Что это сейчас было? Он ее обманул? Августа не знала. Она сильно испугалась, потому что этот случай задел ее старую рану, напомнил о прошлом: «Первое Рождество после октябрьского переворота было для меня особенным. Тот, кого я любила больше всего на свете, подарил мне золотое кольцо с бриллиантом. А через две недели в мою квартиру ворвалась женщина с безумными глазами и потребовала избавиться от ребенка. Это была его жена. Она кричала очень долго: то требовала признаться, что я беременна не от него, то вернуть кольцо — я и отдала. Потом раздались три выстрела: две пули попали в живот, а последняя — в грудь. Я, держась за живот, упала на кровать и забылась…» Августа Миклашевская за свои 32 года пережила многое, но именно это воспоминание поселило в ее душе страх. И сегодняшняя сцена освежила эту печальную страницу жизни в ее памяти. «Нет, я не пойду, откажусь, — говорила она сама себе, наконец сдвинувшись с места, — мне стыдно и страшно. Но как же быть, ведь я обещала прийти, и в душу сильно запал… А если опять обожгусь? Ладно, всего один разочек схожу, выполню его просьбу», — думала она, заходя в свой родной Камерный театр.***
Есенин и Дункан зашли в дом, и прямо с порога начался скандал: — Кто она? Што за мерсавка, Серхей! — кричала опьяненная гневом Айседора. — Ты опозорила меня перед ней! Да кто ты вообще такая, достала меня уже! Я терпел тебя и твоих поклонников в Европе и Америке, все эти сплетни и интриги вокруг нашей семьи, и что ты тогда сделала? Ничего, ты просто закрыла на это глаза, давая каждому пользоваться собой. Почему ты такая ревнивица, почему я не могу быть свободен?! — кричал Сергей, разгораясь, как спичка. Лицо его покраснело, а глаза освирепели от злости. — Я упить эта мерсавка, она отнять мой муш! Я любить тебя всем серцем, я восхищаться топой, а ти променял меня! — с трудом выкрикивала Дункан, задыхаясь от подступающих слез. — Я постыл к тебе, я больше не люблю тебя, понимаешь? Я просто был пленен твоей красотой, мною овладела страсть. Но она угасла, а вместе с тем и моя любовь к тебе! И не смей трогать Гутю, она не виновата, что я полюбил ее. Только тронь ее пальцем! — кричал Сергей, не переставая. — Тогда уходить прочь! Я не хотеть видеть тебя! Я терпеть тепя! I put up with you when you hit me, I thought it was okay! I endured your drinking and carousal, I took care of you from other women, and you just traded me! I hate you with all my heart, I'm filing for divorce tomorrow! * — прокричала Айседора и, не выдержав, заплакала горькими слезами. Есенин забежал в гардеробную, достал свой чемодан и начал туда беспорядочно кидать свои вещи. Потом зашел в кабинет, забрал оттуда книги и документы, а затем, накинув пальто, выбежал из дома под звуки всхлипываний Айседоры. «Этому должен был когда-нибудь настать конец, — думал Сергей, идя в неизвестном направлении, — как она посмела так унизить меня перед Гутей? Я не любил ее, почему она не верила этому? Но теперь—то она поверит, и я стану свободным». Но разве Изадора, его милая Изадора, заслужила такое отношение к себе? Может, и заслужила. Они оба были виноваты в их несчастье, оба причастны к этому. Брак этих людей не сулил счастливого исхода событий с самого начала, их связывала страсть и экспрессия, искусство: он восхищался ее танцами, а она часами слушала его стихи. Все. Больше ничего. Была ли это любовь? Вряд ли, но не нам судить, все это дело случая. Есенин шел в неизвестном направлении, пытаясь усмирить свой пыл. Он постоянно прокручивал в голове все эпизоды утреннего конфуза, не в силах забыть их. Вот уже Сергей забрел в Нескучный сад. «Как я далеко зашел, ничего себе», — подумал он, присев на скамейку. Мысли одна за другой мелькали в голове: «Что же подумает Гутя, пойдет ли она со мной? Она так испугалась, надо бы с ней объясниться». Тут на глаза попался рядом стоящий таксофон. Сергей быстро подошел к нему, оставив личные вещи на скамейке, и набрал Мариенгофа, чтобы узнать номер Августы. — Толя, алло, меня слышно? — торопливо проговорил Сергей, удерживая трубку двумя руками. — Вас слышно, кому обязан столь неожиданным звонком? — сказал Анатолий, пытаясь угадать голос говорящего. — Это Сергей Есенин тебя беспокоит, Анатолий! — ответил Сергей, прислушиваясь к каждому шороху в трубке из-за плохой связи. — Ба! И не узнал вовсе: богатым будешь! — сказал Толя и засмеялся своим басистым голосом. — Что–то случилось, ты откуда звонишь? — Я в Нескучном, это долгая история, при встрече расскажу. Дай мне, пожалуйста, номер Августы Леонидовны, мне срочно нужно ей позвонить. — Миклашевской? Сережа, ты точно должен мне все рассказать! Сейчас, подожди секунду, я позову Анну, они же с ней подруги, — сказал Анатолий и отошел от телефона. Сергей, пользуясь свободной минутой, стремительно подбежал к своему чемодану и взял оттуда ручку, чтобы было куда записать продиктованный номер. Потом подошел к аппарату и замер в ожидании. — Сергей Александрович, меня слышно? — раздался женский голос спустя несколько минут. — Здравствуйте, дорогой! Чем обязана? — Здравствуйте, Анна Борисовна, мне срочно нужен номер Августы Леонидовны. Толя сказал, что Вы должны его знать. — Да, сейчас схожу за записной книгой, подождите, — ответила Анна, и в трубке повисло молчание. — Записывайте: 3–54–72, записали? — Да–да, — пробормотал Сергей, прислонив трубку к плечу и записывая номер на руке. — Сегодня она на работе, так что запишите еще номер театра: 3–56–81. Записали? — Да, Анна Борисовна, спасибо Вам большое, век не забуду, — ответил Сергей, взяв трубку в руку. — Если что–то понадобится, звоните в любое время! — учтиво сказала Анна. Они попрощались, Сергей положил трубку. Он заплатил 15 копеек и начал набирать номер театра, в котором работала Миклашевская. 3–56–81. Послышались длинные гудки, Сергей занервничал: сердце бешено забилось, а руки задрожали. Волнительную минуту прервал неприятный женский голос: — Московский Камерный театр, здравствуйте! — Здравствуйте, голубушка, позовите к аппарату Августу Леонидовну Миклашевскую, будьте добры! — Августа Леонидовна в данный момент на репетиции, перезвоните через час, — холодно ответила женщина. — Вопрос жизни и смерти, это очень важно! А я Вам четверостишье посвящу за такую услугу, у меня это хорошо получается! — соврал Есенин, идя на крайние меры. — Фамилию назовите… — Есенин, имя и отчество надо? — Бог ты мой! Сам Есенин! Для Вас все сделаем, подождите, — воскликнула женщина и отошла от аппарата. Есенин был польщен тем, что его узнали, но эта радость длилась недолго: его опять охватило волнение от предстоящего разговора с Августой. — Сергей Александрович, здравствуйте, — сказала женщина, подошедшая к телефону. Это была Гутя, сомнений нет. — Здравствуйте, Гутя! Ваш голос меня с ума сводит! — сказал Сергей и забылся, услышав родного и приятного сердцу человека. — Я должен с Вами объясниться за сегодняшнее недоразумение. — Право, не стоит, я все поняла. — Подождите, не кладите трубку! Извините меня и Айседору, такого не должно было случиться! Я расстался с ней, переезжаю. Все это было очень некрасиво, простите меня, что Вы стали свидетельницей всего этого. Мне очень жаль… Я пойму Вас, если Вы откажетесь завтра идти со мной в ресторан, — говорил Сергей с волнением в голосе. — Напротив, я же дала Вам обещание, Сергей. Вы меня тоже простите, я не хотела становиться причиной конфликта… — Не берите в голову, милая Гутя, Вы тут совсем не при чем. Айседора слишком вспыльчива, а еще не может меня забыть и отпустить. Но с ней все покончено, можете быть уверены. Это успокоило Августу: его слова предали ей уверенность. Она почувствовала себя под защитой. — С кем не бывает, Сергей… — повисло молчание, они стали наслаждались томным дыханием друг друга. — Ну, мне пора, уже потеряли на репетиции. Увидимся завтра в 6. — Увидимся, Гутя! — нежно сказал ей Сергей и повесил трубку. Все его печали и думы вмиг рассеялись, он начал думать только о ней. Сергей бродил весь день по саду с чемоданом в руках, вглядываясь во все подряд, но ничего не видя: мысли его были так затуманены ею. Смеркается. А Есенин все продолжает ходить по саду взад и вперед. «Ах, этот нежный и ангельский голосок, волосы цветом в осень, глаза злато-карий омут, легкий стан и нежная поступь, добрая душа… Она вскружила мне голову, я влюбился в нее по уши, словно мальчуган. Мне б еще раз коснуться ее руки, посмотреть в глаза и опьянеть от красоты», — думал Сергей. Впечатления об Августе были настолько сильными, что у Сергея появилась потребность излить свои чувства на бумагу. Когда темнота полностью опустилась на землю, Сергей сел на лавочку под фонарем, достал бумагу с перьевой ручкой и, положив это все на чемодан, начал писать: «Что–то жуткое в сердце врезалось от пожатья твоей руки». Но потом зачеркнул эту строчку и задумался. Вдруг слова сами безустанно начали литься на бумагу. Каждая буква стихотворения была проникнута любовью, прямо-таки дышала ею. Сергей все писал и писал, окрыленный небесным чувством, потеряв счет во времени. Он ничего не видел перед собой и не слышал: так сильно она врезалась ему в сердце. Муза не покидала Есенина до самого утра. Когда начало рассветать, Сергей закончил свое стихотворение и выразительно прочитал его вслух, стараясь голосом и жестами с точностью передать свои мысли и чувства:«Заметался пожар голубой, Позабылись родимые дали. В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить. Был я весь — как запущенный сад, Был на женщин и зелие падкий. Разонравилось петь и плясать И терять свою жизнь без оглядки. Мне бы только смотреть на тебя, Видеть глаз злато-карий омут, И чтоб, прошлое не любя, Ты уйти не смогла к другому. Поступь нежная, легкий стан, Если б знала ты сердцем упорным, Как умеет любить хулиган, Как умеет он быть покорным. Я б навеки забыл кабаки И стихи бы писать забросил, Только б тонко касаться руки И волос твоих цветом в осень. Я б навеки пошел за тобой Хоть в свои, хоть в чужие дали… В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить».
С этого момента жизнь хулигана больше никогда не станет прежней.