вряд ли

      у неё щеки горят. у неё руки горят. глаза горят, улыбка светит. у Кристины внутри языки пламени настолько обжигающие, что кости скоро в золе черными станут. у неё в ногах энергия нереализованная каблуками по сцене бьет, у неё ладони подрагивают, когда она маркер принимает у Свободы мимо пробегающего, она сердцá от своего сердца рисует искренне фанатам на фотографиях. охотно делится смехом, слова теплые внимает, градус внутри повышая опасно. искрами последними разлетается по сцене, чтобы обреченно в конце на руках у Никиты повиснуть, едва заметно подрагивая плечами и улыбку пряча в его темный костюм концертный. она к нему в объятия падает неосознанно, скорее по родительской опеке истосковавшись. получает нежность осторожную прикосновениями ласковыми и в гримерку убегает, торопливо пытаясь в две руки собрать весь погром, что навела после общего их номера. в зеркало на себя смотрит, надышаться отражением не может своим, потому что живой такой давно себя не видела. оглядывает пакеты нарядные, фанатами подаренные и смеется, прижимая ладонь ко рту, чтобы внимание лишнее не привлекать. у неё пламя внутреннее всю древесину юную поглотило уже, нежно рябиновую, из которой девчонка бы состояла непременно, если бы в мифе об Аполлоне и Дафне оказалась. ветвями своими в потолок упирается, не замечая совсем, что в период этот цветение всё кончается. забывает, что ягоды красные клювами острыми у неё украдут. забывает, что огонь отпечатки оставляется сильнейшие, которые веками земля заживить пытается. забывает, что времени у неё нет так много. забывает, что шрамы на коже до конца жизни остаются. она обо всем, черт возьми, забывает, в дыме своем дурманящем кружась и пьянея-пьянея-пьянея, у неё изнутри всё дурнеть начинает от отравления, пока она глазами своими хлопает, полными взгляда восхищенного. она, чувствами опаленная, все еще не замечает, что отдача волной эмоциональной приближается. цепляется руками своими за пока еще воспоминания яркие и свежие. с Назимой обнимается в коридоре, звучную "пять" отбивает Серёже PLC, смеется над не самой удачной шуткой Родиона и лопатками больно к стене прикладывается, когда не успевает за порогами уследить. выдыхает дым с искрами последний, чтобы, наконец, услышать вой волн приближающихся. ледяных и смертоносных. — сфотаемся? — он в своей привычной "котецкой" манере острую букву "к" проглатывает, оказывается с девушкой рядом, растрепанный и счастливый, телефон на вытянутой руке держит в ожидании. вздрогнуть её заставляет и улыбнуться растерянно, захлебнувшись воздухом морским. Кристина шею вытягивает, за плечо Максима хватается и хмурится демонстративно, утягивая его в сторону, где света больше, чем одна потускневшая лампа. она свой ракурс знает, Максим - пока не очень. Кошелева щеки надувает и кривляется на камеру, пока они оба не получают нагоняй за промедление своё, Свобода что-то голосом, полным обиды, про истории в инстаграме бормочет, девочку подгоняя ладонями в спину. спотыкаться не позволяет, лишь улыбается ободряюще, на Назиму кивает и скрывается в коридоре под шумы внешние - толпа зрителей их все еще песнями горит и шумит где-то во дворе внутреннем, гулом подгоняя. Кристина три раза телефон роняет, чудом экран не разбивая, пока с частью своих вещей в одиночку справиться пытается. у неё выходит безошибочно только в худи серое переодеться, да в джинсы свободные, чокер с выступления, напоминающий удавку больше, чем украшение, с шеи даже не снимает. в автобусе жмется к окну и как можно четче выкрикивает о нежелании своем ехать на ужин совместный, праздничный - город и концерт в этом периоде у них последний. перед выходными недолгими Московскими, исперещенными фан-встречами, заказными концертами и съемками-съемками-съемками. — огонь!— выкрикивает рядом Максим, грузно приземляясь на соседнее место. он телефон в своей руке сжимает, на котором потоком бесконечным уведомления разноцветные появляются. лбом в плечо её упирается, словно облаком сигаретного дыма накрывает, Кристину заставляя вздохнуть сбивчиво и руки на груди скрестить. она рада бы на него взглядом строгим посмотреть, но с вопросом немым в его глубоких смириться не может - улыбается. улыбается, снова расправляя дотла сгоревшую клетку грудную, где обломками истерзанными ребра рушатся. потому что в этот раз Кошелеву отходняк не физическим ознобом бьет, а чувствами чистыми. неопределенно руками взмахивает и отстраняется от парня несмело, когда он тихое "понял" ей в ответ шепчет. Максим в проход свешивается, Никиту по плечу хлопает, уведомляя его о состоянии Кристины, а потом на место возвращается, носом прячась в каре девичье. её каждый из команды уговорить пытался до горящих красным от смущения щек, она и сама бы силы в себе найти на вечер рада, но лишь головой машет уверенно и с улыбкой мягкой уверяет, что в порядке всё. вырывает свои ладони резко из рук Софы и извиняется за это тут же, пока Свобода не помогает заверить всех, что всё нормально. обещает ей торт занести ночью, если она спать еще не будет. обнимает её за плечи осторожно, просит не скучать и с остальными уходит под хруст ломающегося льда.

***

      у неё тушь осыпается на щеки темной крошкой, которую Кристина ладонями вытирает, забывшись, пятна темные на лице оставляя. она вообще стирать макияж после концертов не любит - с ног от усталости валится. а сегодня не только не любит, но и физически себя заставить сделать это не может. опускается даже не на постель, а рядом. на пол у кровати, руку закидывает на покрывало и смотрит в стену, на которой рамка с фотографией из интернета скаченной висит большим черно-белым пятном. Кристина пытается в руки себя взять, последние отголоски адекватности эвакуировать перед бурей подступающей. глаза закрывает, со стоном на тумбочку позади себя облокачивается и старается не думать о том, что завтра может быть. старается воспоминания раз за разом не прокручивать, сама себя уверяет в том, что ей сегодняшнее одиночество просто необходимо, чтобы себя же обезопасить на дни ближайшие. усталости она отдается. впервые рисунки не награждают отдыхом, Кристина только бумагу зря переводит, нестройными линиями пытаясь стены хотя бы там возвести. потому что даже номера меж ними сейчас выросшие, все равно друг в друга всасываются в одно картонное полотно, что порвать можно одним только видео, фанатом записанным. она запись с "девочки с каре" даже к себе в профиль выкладывает, потому что в одиночку задыхаться от увиденного не может больше. у неё опять шевеления в ребрах начинаются, словно там саламандра пригретая давно пряталась. глазам своим не верит, когда себя со стороны видит, обреченно лицо в подушке прячет, следы темные от косметики оставляя. листы от себя с художествами своими отталкивает, проклиная сцену за несдержанность. и на постели садится, как только звонок телефонный слышит. на неё с экрана лицо матери улыбающееся смотрит, и Кристина быстрым движением руки волосы за ухо убирает, на звонок отвечая. от разговора такого необходимого рассыпается в дрожи, слабость наружу выпуская. она своими опасениями делится, со страхами, эмоциями, которыми снова перегореть успевает. чуть не плачет от тоски и бессилия: потому что девочка еще маленькая. потому что перемены такие закалить еще не успели. потому что вдруг мнительность всплывает неприятная, заставляя на ровном месте оступаться. у Кошелевой глаза режет слезами, и она уже всхлипнуть была готова, пока стук внезапный в дверь её замереть от страха не заставляет. она выдает себя тем, что замолкает на эти секунды, гостю незванному позволяя понять, что он услышан. стук повторяется раз. стук повторяется два. стук повторяется три. сдается. — мам, я сейчас, — девчонка телефон плечом к уху прижимает, несмело к двери подходя. приоткрывает её несильно, выглядывает с неохотой большой, уже готовая ответить, что все хорошо у неё. вот только безмолвно на пороге застывает, Максима с пакетом большим оглядывая, который губы сжимает сильно в полоску тонкую, чтобы не улыбаться девчонке. с минуту на него смотрит, пока голос в динамике в чувства не приводит. — а, эмм, тут Максим, — извиняющимся тоном тихо она проговаривает, дверь шире открывая и назад отступая, позволяет парню в номер войти свой. сама к стене отходит, стыдливо прикрывая ладонью глаза красные. — ты в хороших руках, — ласково ей мама говорит. а руки хорошие - это у Назимы с Никитой, у Свободы может они и золотые, но растут из жопы. и они оба в стенах этих это понимают, потому что усмехаются одновременно, потому что голос вызовов входящих слишком громкий в этой тишине. и скрыть фразу, родительницей брошенную, совсем не получается. Анисимов дверь за собой закрывает, пакет ставит на пол и теряет весь свой энтузиазм, когда на Кристину смотрит. она выглядит выжатым лимоном и пахнет от неё пеплом. девчонка телефон прячет на комоде и ладонью локоть руки левой сжимает, улыбаясь неловко. она плечами жмет и заинтересованность включить пытается, вдыхая воздух в себя поглубже и уже собираясь бросать слова какие-то. — ты шоколад что ли лопала?— Максим пальцем свои губы обводит, вопросительный взгляд на девчонку кидает и поздно осознает, что шутка его проваливается, когда девушка вдруг к зеркалу с недоверием движется. он у неё за спиной встает и привычными движениями за плечи приобнимает, смеясь ей тихо в волосы. — какой, к черту, шоколад? — Кристина голову поднимает, не понимая, о чем Максим вообще говорит. благодарит его мысленно, что акцент на глазах не сделал и вопросов задавать не стал лишних, но понять хочет, что происходит. парень смеется глухо, головой своей качает, провал ощущая телом всем. объяснять шутки свои - это пиздец. объясняться вообще - это пиздец. вот только, сука, необходимый. щекой к её виску прижимается, щетиной кожу нежную больно щекоча. смотрит на их отражение общее из-под ресниц опущенных, родинку на губах её рассматривая внимательно, словно за время шоу общее изучить каждый миллиметр лица её не успел еще. — здесь, — пальцем указательным в зеркало указывает на губы её. глаза закрывает, чтобы реакции не видеть. за руку её держит, пальцы переплетая. сбежал от всех, чтобы девчонке своей от поклонников подарок, найденный в бумажном пакете, передать. на языке все еще вкус коньяка проверенного чувствует. принцем себя синим представляет, словно в витринном отражении с девочкой находясь. — ты пил? — с недоверием вдруг она бросает, брови хмурит, не понимая вообще, о чем Анисимов толкует, так сильно её ладонь в своей сжимающий. шагнуть назад хочет, из объятий его опасных вырваться. снова голову вверх вскидывает, в сетях его путаясь лишь сильнее. у Кристины сил нет его ребусы разгадывать, она и так заблудилась в лесах эмоций своих по самое горло. а Максим только усмехается, котом к ней ластится, глаза открывает, вновь в зеркало вглядываясь в чистое. Потому что не в этом дело. — Не в этом дело, Мартышка, — Свобода улыбается, прижимаясь губами к её виску, обжигаясь кожей её еще не остывшей. Снова движением неуловимым указывает в зеркало смотреть, не заботясь больше о том, что воды эти - опасные. Что скал здесь - тысячи, что корму он разбить свою может в момент любой. Отстраняется резко, рукой махнув и к пакету шагает уверенно: — Я тут такое нашел, короче, закачаешься, — он на корточки опускается, в пакет заглядывает, доставая из него упаковку пластмассовую сначала с куском пирожного какого-то нарядного, а затем оглядывается на девчонку, коробку в лентах широких цвета бардового сжимая. Кошелева рядом падает на колени, ворсом ковровым кожу сдирая и за Максима цепляется, из рук его подарочную упаковку убрать заставляет. Она жмется к нему отчаянно, за шею руками обнимает и лицо прячет в его плечах. Она в нём берег видит. Мираж берега желаемого, потому что не знает еще, что Свобода на самом деле океаном без горизонта плещется. Смертоносным океаном, в котором девочке такой юной не суметь ориентироваться даже по звездам, даже с компасом. На такое опыт нужен колоссальный и судно своё собственное, а у неё из инструментов спасательных - одни руки хрупкие, которыми она уже промахивается, когда его в объятиях сжимает. Анисимов знает, что навредить ей может. Знает, что синяками дело не обойдется, он морщится болезненно и открывается ей, в ответ обнимая фигуру тонкую и к себе прижимая, поглаживая спину дрожащую ладонями широкими. Голову к Кошелевой опускает под вой сирен внутренних, целует её в плечи, ударяется об неё носом и шепчет-шепчет-шепчет что-то тихое и неопределенное, пока девушка отходняк ему свой во всей красе представляет. Слёз у неё для Максима нет, а вот тревога бьется сильно в каждой клеточке тела, заставляя руки леденеть предательски, а тело - дрожать крупно. Волосы её шелковистые пропускает сквозь пальцы, поцелуями кроткими осыпает лоб её и макушку. Он воет ей что-то отдалённо напоминающее колыбельную детскую и раскачиваться медленно пытается из стороны в сторону, пока Кристина хваткой своей крепкой одежду на нем растягивает. Позволяет ей. Позволяет всё, что угодно делать с собой. И замирает от взгляда карих, когда Кошелева голову поднимает без гримасы боли. Перебесилась. Перезарядилась. Насытилась. Улыбается ей по-доброму, объятие ослабляет и руку свою переносит через талию её к себе обратно, чтобы девушку осторожно за подбородок пальцами ухватит. — Здесь шоколад, — признается ей, ласково пальцем большим губу её нижнюю обводя, лбом ко лбу прижимается, по глазам улыбку скромную читая. Кристина смеется смущенно и Максима в грудь пытается отпихнуть от себя, успокаиваясь почти. Только он её за локти руками обхватывает, к себе тянет и опускается ниже, губами обжигая скулу, щеку, подбородок, уголок губ с пятном сладким. Сопротивления ждет, которого нет перед тем, чтобы разбиться к чертовой матери. В себя приходит только тогда, когда они в жадности и в поцелуе глубоком зубами сталкиваются. Смеяться начинает от смущения её красноречивого и в объятиях сжимает лишь сильнее, пока Кристина не выдыхает ему в шею прерывисто, наконец, одежду его из хватки своей выпуская. А между ними не счастьем пахнет, а катастрофой. У неё горят губы словами, которые девочка впервые высказать готова. И она высказывает, обоих вновь появившимся дымом обдав: — Ты на выходные ведь останешься?— шепчет она тихо и наивно, потому что знает прекрасно, что он без лишних слов понимает: здесь гораздо более глубокий смысл скрыт. Максим взгляд бросает в сторону угла ничем непримечательного, ощущая, как под лёд уходит стремительно: — Вряд ли.