Kagayaku

      Звонкий треск раздался на всю округу. То стрела ударилась о крепкий клинок, с успехом разломленная. — Сражайся! Раз учитель спит, мы остановим их сами, — гаркнул громкий, словно гром, голос, сопровождаемый звоном. Его голос бы высокомерен и груб, а на губах читалась слабая ухмылка за серьезным взглядом черных глаз.       На секунду его напарник заставлял себя поднять меч из ножен и следовать за его спиной.       Уже долгие годы Баллас старался смотреть только на нее. Крепкую спину своего брата, учившего его сражаться. Его короткие волосы едва доставали широких плеч и легко колыхались во время таких простых и быстрых ударов.       Всего на секунду Баллас находил в себе силы повторить удар камня, бегущего впереди. Пока он мог ее видеть, он мог быть спокоен.       Карбонадо всегда был смел и резок. Под его мечом пал не один тсукиджин. От его взгляда замирали другие камни и робели смельчаки. Он — сильнейший самоцвет, которому тяжело найти равных.       Всего на секунду Балласу казалось, что он мог бы так же. — Не смей останавливаться! Оступишься, разобью сам лично, — звонкий голос словно проникал в разум самоцвета. Он не боялся его, но повиновался.       Перед его глазами исчезали белые силуэты его противников. Хотелось закрыть глаза, что бы не видеть их лиц. Но тогда он точно оступится. Лишь веки на его бледном лице слабо дрожат, борясь с тем, чтобы закрыться.       Всего на секунду, они, кажется, правда закрылись. — — Придурок! — сопровождаемый громким треском откололся небольшой кусок от руки. За пудрой показался черный истинный окрас самоцвета.       Баллас в миг распахнул глаза, хватаясь взглядом за черный скол. Благо, Карбонадо слишком прочен, что бы сломаться от простого удара. Лишь после бесцветный камень ощутил, как треснула его щека. Гневный взгляд брата прожигал его буквально изнутри через образовавшуюся трещину. Полный ненависти и презрения, он заставлял Балласа идти вперед. Но он не мог.       Хоть всего на секунду поверил, что силы найдутся.       Он не мог.       Лишь шикнув на жалкую картину того, как бесцветный камень опустился на землю, боец без дрожи отразил новый поток стрел.       Он не торопился вперед к врагу. Не стремился в бой. Не шел к победе.       Всего на секунду Баллас поверил, что тот защищает его. Но ведь это не правда, не так ли?       Закрыв руками глаза, белый, словно лилия, самоцвет старался ни за что не смотреть высоко в небо, туда, где были их враги. Он не мог заставить себя считать их врагами.       Он слышал треск. Он слышал звон. Но не открывал глаз. — Слабак ты, братец, — послышался голос, прорвавшийся сквозь громкие звуки, разносящие звон по всей округе. — Это я виноват в этом. Прости.       Всего на секунду, он, казалось, перестал жить. Глаза были закрыты. А вокруг лишь тишина. Пустота и темнота.       Темнота, похожая на его разбитого вдребезги брата.       Всего на секунду он смог взглянуть в небо. Оно было черным, как тот, из-за кого он больше никогда не поднимет глаз ввысь.