И вместо дорог - направления

Три дня спустя, глубокой ночью случайный прохожий мог бы обратить внимание на одинокое освещённое окно на третьем этаже гостиницы. До рассвета оставались считанные часы, а свет всё не гасили и не гасили. Маэс Хьюз знал, что у него много талантов: выносливость, поразительная работоспособность, отменная память, он имел все основания полагать, что и в плане интеллекта стоит ступень выше большинства. Только радости подобное знание не приносило. «Кому многое дано, с того много и спрашивают», — гласила старинная мудрость. Дорого бы Хьюз заплатил, чтобы с него спрашивать прекратили. А ещё дороже — чтобы он прекратил спрашивать сам с себя. Чтобы ночами спал спокойно, а не отмеривал шаги по чужой комнате, в чужом доме, в чужом городе. Размышляя, при том, о чужих судьбах. На столе лежали новенькие документы на имя Мартина Адамса: паспорт и военный билет, а ещё рекомендательное письмо из несуществующей конторы Централа. Подполковник усмехнулся злой иронии судьбы. Мечта ефрейтора Адамса: поступить в университет, как никогда близка к исполнению. Если не учитывать того нюанса, что ефрейтор давно и безнадёжно мёртв, а под его именем и под прикрытием его мечты — его же бывший командир пытается поработать во благо родины, точнее — контрразведки. Ещё точнее — во благо подполковника Хьюза. Которому очень нужны результативные операции, чтобы оставаться ценным и принести пользу делу революции. Хьюз снова хмыкнул: ради смены власти изничтожить желающих этой самой смены Причем, изничтожить походя. Ему действительно не было дела до студенческого «кружка» по защите сирых и убогих, сколь бы громкими словами молодежь не обозначала бы своё присутствие. Что там, со слов Хавока, они хотят? Не видеть армию у власти? Прекратить беспредел армейских чинов в глубинке? Прекратить геноцид ишварцев? Вне всякого сомнения — правильный посыл. И мысли по реализации правильные: просвещать людей на тему. Только реализовано будет самым неприглядным путём: придут на ярмарку, будут к людям приставать, а в финале — драка с поклонниками правящего строя из того же Аграрного Училища или из Военной Академии. Много шума, и шум этот нужно задавить в зародыше. Хотя бы ради самого ценного зерна — коммуны драхмийцев, уютно обосновавшейся под крышей Гуманитарного Университета. Эти драхмийцы и были теми, за счёт кого Хьюз собирался доказывать свою ценность. Нищие, полуголодные мальчики и девочки, которым в родной Драхме было отказано в образовании из-за происхождения или национальности. Драхмийские «ишварцы» — гордые дети северо-западного народа, со своими религией, бытом и убеждениями, и драхмийцы вполне обыкновенные: дети ремесленников, рабочих, мелких торговцев и богатых крестьян. На родине их судьба — повторить путь родителей: работать всю жизнь без продыха, утыкаясь носом в как бесчеловечные, так и откровенно идиотские законы государства и общества. Смелые мальчики и девочки, умные и трудолюбивые, раз смогли сами на чужбине учиться и работать. Ведомые мечтой вернуться домой и вернуть себе право на сытую честную жизнь. Лакомый кусок для хьюзовского начальства. Нужно лишь убедить мальчиков и девочек, что без помощи южного гостеприимного соседа, Аместриса, их планы обречены на погибель. Пока у власти Император и избранные семьи, счастья труженикам и идеалистам не видать. Впрочем, такие далёкие планы — не Хьюза дело, его дело — передать мальчиков и девочек кому надо и подцепить за хвост тех, кто за этими ребятами приглядывает, тех, кто ищет таких же недовольных из местных в Аместрисе, ровно с той же целью: укрепить свою страну и подгадить чужой. Подполковник вернулся в кресло у стола. Вновь окинул взглядом документы на имя Мартина Адамса и… от души обругал сам себя. Ещё смеет упрекать Хоукай, за то, что слишком много на себе тащит. А сам-то?! Тянет своё задание, чтобы тянуть Мустанга. Выкручивается, хитрит, только бы не утерять доверия. Хьюз точно знал, что его жизнь и сента не будет стоить, если он станет не нужен. Если не сможет решать важных вопросов за минимальные деньги. Экономия и тайна — как девиз. Вместо нормального агента по университету бродит Хавок. Боевик, блять! Без опыта, без обучения… На чистом энтузиазме и везении. И если лейтенант облажается, то это будет потеря доверия для Хьюза в глазах его начальства. И для Мустанга. До финала операции, свёрстанной подполковником на левом колене, оставалось менее полутора недель. Сержанта Фьюри трясло мелкой дрожью. Только он успокоился, что его никто не ругал за проваленное задание, за полную неспособность заводить знакомства, видеть мелочи, за действия правильные и неуместные до идиотизма, только он собрался вернуться к привычной рутине: к проводам, чертежам, инструментам и безвозмездной помощи любому технически неграмотному персонажу в отдельно взятой армии, как незнамо откуда явившийся в общежитие ровно в полночь лейтенант Хавок озадачил кучей один из другого следующих приказов. Конечно же, связанных с Университетом. Лейтенант в форме приказа пригласил на студенческую вечеринку, где следовало познакомиться с драхмийскими девушками и ненавязчиво, но успешно предложить им свои услуги в качестве электрика, что-то у девушек сломалось в их комнатушке и требовало починки. И под это дело навязаться помогать в подготовке к экзамену по физике. — И самое важное, — напутствовал лейтенант, — им нужен не электрик и не репетитор, им нужен идейный соратник. Вот и стань им! — Идейный? — Фьюри растерялся. — Я же не знаю, какая у них идея! Кто они вообще такие? — Они — драхмийские женщины, которые очень любят свою страну и ненавидят тамошнего царя. — Там Император, — машинально поправил сержант.  — Один чёрт. Ты в любом случае больше меня знаешь. Запоминай: шесть вечера, улица Генерала Райта, второй квартал, перед магазином в арку, вход с чёрного хода, по лестнице до конца. Если спросят кто ты, скажешь, что с Радиотехнического, брат Анны. — А Анна — это? — Неважно, это не спросят. И ещё: ты меня не знаешь, я тебя тоже. С сомнительными личностями не напивайся. — Я не пью! — возмутился Фьюри. — Придётся! Видимо, весь спектр эмоций отобразился на лице сержанта: весь ужас перед нехорошей квартирой, сомнительными личностями и необходимостью пить отвратительные алкогольные напитки. Бедная его мама, это задание сочетало разом всё, от чего она так старательно оберегала сына. Даже женщины сомнительной репутации присутствовали. Выражение лица не укрылось от лейтенанта: — М-да, как отобьёмся, надо сказать полковнику заняться твоим воспитанием. Не бойся ничего! Задача — курорт просто, сам бы вызвался, но не могу раздвоиться. — Я могу завтра с утра поговорить с полковником? — Фьюри сдался. — Нет. Не надо его волновать, он в курсе, что ты завтра уходишь с обеда — и хватит. — Но вдруг мне захочется уточнить… — У лейтенанта Хоукай уточнишь, ладно, бывай! Явно спасаясь от глупых вопросов, Хавок ушёл. За ночь Фьюри передумал много разных мыслей. Вопросы множились, а ответов ожидаемо не находилось. Как много он не сообразил спросить. Например, которые девушки ему нужны будут? Те, которые живут в квартире на улице Райта? Или девушки будут единственными девушками на вечеринке? Или лейтенант забыл сказать имена? Или они будут настолько явными драхмийками, что он не ошибётся? За множеством мыслей Каин сам не заметил, как заснул. Утро само разрешило его вопросы. Каин никогда не надеялся, что проблемы могут решиться сами собой, понимая, что чудесам место только в фантазиях и в книжках, но так уж повелось в его теперешней жизни, что большая часть вопросов давно уже решена без всякого его участия. Стоило полковнику уйти, как за стол к сержанту подсела лейтенант Хоукай. — Что-то мне подсказывает, сержант, что вы хотите меня о многом спросить, — начала она. — И не то стесняетесь, не то ждёте последнего момента перед выходом… — Как вы догадались? — не смог сдержать удивления Фьюри. — Во-первых, вы всё утро смотрели то на меня, то на полковника. Во-вторых, я в курсе того плана, который придумал лейтенант Хавок. — А полковник? — Не задавайте глупых вопросов, — отрезала Риза, чем окончательно убедила Фьюри в том, что Мустанг, если и знает о плане, то сильно в общих чертах. — Хорошо, у меня есть вопрос: с кем конкретно я должен познакомиться? Лейтенант не назвал имён, указал только, что эти девушки из Драхмы, студентки, живущие вместе. — Это так. Я бы на вашем месте не волновалась, лейтенант в любом случае вам укажет на них. Но я подскажу, что знаю: старшую зовут Марина, как я поняла, её очень легко будет определить, она, скажем так, будет несколько выделяться своим поведением, хм, в лучшую сторону. — Не понимаю вас. — Как говорил Хавок: ежу понятно, что она высокого происхождения. Лично не видела, так что подробней не опишу. Вы понимаете, надеюсь, что нельзя от самой двери кричать: «Кто тут Марина?» или «Кому чинить свет?» — Понимаю. — Отлично. Ещё вопросы? — Да, есть один. На вечеринку ведь нельзя прийти с пустыми руками, и я думаю, что купить: яблоки, допустим, или что-то существенней? Риза едва не засмеялась, хоть и не смешной была ситуация. Горе-шпион, несчастный ребёнок. Ничего не отвечая, она открыла один из кабинетных шкафов и достала две разномастные бутылки. Фьюри понял, что с алкоголем, но решил уточнить: — Что это? — Универсальная валюта для таких случаев. Как знала, что пригодится. — Это полковника? — Нет, лейтенанта Бреды. Это домашнее вино, будешь пить — пей его, в худшем случае не сможешь на ногах стоять, но голова останется при тебе. Фьюри похолодел, если даже Риза говорит, что пить придётся… — И ещё… сейчас пойдёшь домой — купи масла, сливочного, и обязательно его съешь побольше, не сможешь так — сделай бутерброды, тогда меньше опьянеешь. Фьюри стало совсем грустно. И время убыстрило ход. Казалось, что только несколько минут назад он разговаривал с Хоукай, а теперь он стоял в обшарпанной подворотне перед полузакрытой дверью. Сержант полным тоски взглядом оглядел злосчастную дверь: старая, под несвежим слоем серой краски виднелся более древний зелёный слой, неуверенной детской рукой накарябано неприличное слово… Сам же дом некогда знал лучшие времена — высоченный для своих пяти этажей, монументальный, словно крепость. Каин беспомощно посмотрел вверх на клочок ярко-синего неба, выдохнул, подхватил поудобнее сумку с бутылками, булкой хлеба и палкой колбасы и, потянув за ручку двери, окунулся в затхлую полутьму подъезда. В животе мерзко перекатывалось проклятое масло пополам со страхом вновь сделать всё неправильно. Нужная квартира оказалась перестроенным под жильё чердаком, дверь была не заперта. Фьюри для приличия постучал, понимая по доносящимся изнутри звукам гитары и смеху, что его не услышат. Убедившись в своей правоте, зашёл в прихожую. По глазам резануло многолюдье, по ушам — песня с обилием неприличных слов и даже не по обонянию, а по голове молотом — запах табака. А потом, такого с Каином ещё не случалось, его буквально затянуло, закружило это новое для него общество. Кто-то с шутливыми благодарностями забрал сумку с выпивкой и продуктами. Какой-то парень сунул в руку стакан. Алкоголь немедленно сработал, Фьюри все показались приветливыми, знакомыми. Песни сразу перестали быть смущающими, став трогательно-правдивыми. Сам того не ожидая, он был втянут в разговор. Не успев сориентироваться, осознал, как самозабвенно рассуждает на тему сомнительной (почти запретной) литературы, которую некогда прочитал просто из любопытства, найдя в столе у отца. В очередной раз стакан оказался полон, но Фьюри это уже не волновало: вино было вкусным, как компот, общение — радостным и лёгким, словно в детстве. Сержант был почти счастлив. Сквозь счастье и опьянение не заметил рядом резкого движения. Удар и боль, неожиданно сильная, он не думал, что походя получить под ребра настолько больно. Вино плеснуло на одежду, а сержант согнулся пополам. Над ухом прозвучало достаточно громко и искренне: — Ох, прости, что-то шатнуло меня, — и смех. Очень знакомый. Каин усилием воли разогнулся, чтобы уверить, что всё в порядке, всякое ведь бывает… Увидел лейтенанта Хавока. Незнакомо-холодный, злой взгляд отрезвил, напомнил о задании. Вдоль позвоночника пробило холодом — настолько этот взгляд не вязался с участливым тоном и смехом. Неожиданно нахлынуло полное осознание того, насколько он всё же сглупил, даже не так — просто вёл себя как самый настоящий придурок. По-тихому он вышел из комнаты, поплутав впотьмах, нашёл ванную комнату. С ожесточением плеская себе в лицо ледяную воду, думал: «Дурень, ты же ничегошеньки в жизни не знаешь, может, тут через одного враги, соглядатаи или ещё кто!» Вернувшись, Фьюри забился в дальний угол. Вспомнил внезапно, что надо искать Марину — девушку не этого общества. И она не заставила себя долго ждать, явилась в сопровождении трёх подруг. Фьюри смотрел на молодую женщину, чувствуя, что если перед ним не божество, то точно что-то приближенное. Только богине возможно одним своим появлением изменить настрой общества. Исчезли похабные шутки, глупый смех, все словно подобрались, пытаясь показать себя лучше, чем есть. Хоть на первый в взгляд и не было в ней ничего такого: и одежда бедная, и украшений нет, и лицо самое обычное… Но главным было неуловимое умение женщины держать себя, чувствовать общество, при этом сохраняя некую дистанцию в поведении и разговоре. За этими умениями и безукоризненный стиль в одежде, в прическе, плавная выверенность движений становились чем-то неважным, но неотделимым. Впрочем, сержанту не удалось долго размышлять, наблюдая: Марина достаточно быстро была окружена группой молодых людей и девушек. Заняв свободный стол, они принялись что-то с жаром обсуждать. Сержант углядел, что и Хавок оказался в этой компании. В квартире остались и те, кто к компании не примкнул. У тех были свои разговоры и дела, у многих — амурные. Фьюри был явно лишним. Каин огляделся в поиске подруг Марины, ведь именно им требовалось помочь. Хоть они об этом ещё не знали. Подруги в делах Марины не участвовали, они разместились втроём на маленьком диванчике, принявшись оживлённо беседовать. Фьюри осторожно рассматривал девушек. Одна была явно старше, лет двадцати пяти, откровенно некрасивая: все черты её лица были какими-то удлинёнными, и сам овал лица, и лоб, и нос, и подбородок, губы же были наоборот — тонкие, отчего казалось, что девушка чем-то постоянно недовольна. Что полностью противоречило раздававшемуся с её стороны смеху. Одета она была в тёмное, почти чёрное платье, на плечи накинула платок, края которого постоянно теребила в руках. Её светлые длинные волосы были заплетены в косу. Вторая девушка была очень подвижной: всё время вставала с места, пересаживалась, вертелась. И была она какой-то маленькой, не только ростом, и совсем не возрастом, а всем своим существом, в поведении и в образе читался порыв, стремление. Чернявая, коротко стриженная, в брюках и рубашке, она походила на подростка-подмастерье, где нибудь в Раш-Велли. На фоне первых двоих третья терялась, точнее — не выделялась. Её словно скрыли приметная некрасивость одной и вечное движение второй подруги. Серая мышка: она зябко куталась в не по размеру большой, грубой вязки свитер, сидела, опустив голову, от чего тонкие серого цвета косички свешивались ей на лицо. В то время, как её бойкая подруга что-то эмоционально рассказывала, активно жестикулируя, другая — внимала, временами смеясь, эта, казалось, смогла бы спать, если бы не мёрзла. Диванчик, где расположились девушки, находился рядом с окном. К окну и подошёл Фьюри, оперевшись на подоконник, сделал вид, что внимательно смотрит сквозь грязное стекло. Где-то внизу качался уличный фонарь, освещая пустующий двор — ничего интересного. Сержант прислушался к чужому разговору. — Не того боишься, дурочка, — вещала бойкая девица, обращаясь к старшей. — Страшная твоя алхимия только в газетах живёт. Сколько человек вообще может ею пользоваться? Четыре на сотню! А сколько могут действительно что-то такое сделать? Сто человек на страну! Это не серьёзно! Перестрелять эту сотню — и всё! Стрелять-то каждый может, я, например. Девушка говорила с сильным акцентом, но сама речь была правильной, без каких-либо ошибок, понятная. — Сама дура, — без улыбки огрызнулась старшая, вновь начав вертеть край платка, — ты же знаешь, что в столице набирают отряды: ездят по школам, собирают детей и учат их всякому, — старшая говорила совсем чисто, лишь немного удлинняя гласные, настолько хорошо, что сошла бы за уроженку Западного Города. — Знаю! Я вообще много чего знаю, например, что никто из моих знакомых ни разу не видел и не слышал, чтобы у кого-то так ребёнка учиться забрали. Ни в столице, ни в деревне у чёрта на рогах. Это вы-дум-ки! Сплетни на лавочках! И понеслось. Фьюри, знал подобные споры, они были близки и Аместрису, также он знал, что победителей в них не бывает. Третья девушка словно очнулась от сна, на незнакомом языке что-то сказав подругам, вероятно, на тему спора. — Яля, я же говорила, разговаривай по-местному. Мы все знаем, что ты понимаешь, а сказать не можешь, но ты ведь даже не пытаешься! Как учиться-то планируешь? Мне с тобой вместо переводчика сидеть некогда! Девушка, которую назвали Ялей, смутилась и выдала на драхмийском целую тираду. Фьюри не сомневался, что в тираде было много разного-оскорбительного, больно тон был такой, специфический. — Чего? — переспросила бойкая девица. — Подслушивает?! Сейчас разберёмся, — и без перехода обратилась к сержанту: — Чего уши греешь? Хочешь поболтать — подходи. Или влюбился в меня? Теперь смутился Фьюри. Как неловко и грубо. И ссориться нельзя, и сбежать запрещено. — Добрый вечер, — поздоровался он. — Привет, — девушка протянула руку. — Я — Таис, она — Яля, то есть, Александра, а это — Ната, но она считает, что она — Натали. — Каин, — на автомате представился Фьюри, с опозданием понимая, что сглупил. — Очень приятно, но вернёмся к вопросу: зачем подслушиваешь? — Не подслушивал я! Мне скучно стало, в окно смотрел, а вы так громко говорили и интересно… Мы на днях тоже с товарищем на эту тему спорили. — На эту, это на какую? — спросила Таис с подозрением. — Есть ли предел силы алхимика, и не ведёт ли эта наука в тупик.  — И твой вывод? — Таис смотрела с любопытством и усмехалась скорее по-привычке, невесело. — Ведёт. Однозначно ведёт. Нужна общественно доступная наука, нужна техника. Допустим, телефон: чистая физика — никакой магии, а работает и пользу приносит, — Каин про себя радовался, что таких речей не слышит полковник. Разговор сложился. Фьюри нутром почуял, что получил одобрение от Таис, которая в отсутствие Марины явно была главной. Сержант рассказал, что он — радиотехник, студент и мечтатель в одном лице. Вралось на удивление легко. Таис оказалась медицинской сестрой по образованию, студенткой, в прошлой, драхмийской, жизни — внебрачной дочерью дворянина. — Так вышло, — рассказывала девушка, — отцу была не нужна ни я, ни сплетни. Если меня выдавать выгодно замуж — будут сплетни, а не выгодно — мать не хотела. Потому меня выучили и отправили с глаз долой. — Сюда? — Нет, не сюда, на север Драхмы, с маленький городок, акушеркой работать. Там я познакомилась с хорошими людьми, а те меня свели с Мариной. Потом она рассказала о подругах, затем — о их жизни здесь. И ещё о многом и ни о чём толком. В разговор втянулась Натали, которая, несмотря на своё простое происхождение, оказалась большой эрудиткой и ценительницей искусства и литературы. Только Яля молчала, но недолго. Под насмешливым взглядом Таис неуверенно, почти по слогам спросила: — Вы хорошо уметь физику? — Смотря что, — уклонился от ответа Фьюри. — Задачи. Я — плохо. — Что не получается? — Много, сложно очень, — она помолчала и внезапно быстро и очень невнятно спросила, тряхнув косичками: Можно я буду ходить к вам в институт, чтобы смотреть? Фьюри растерялся. Яля поняла его растерянность по-своему: — Я могу платить! Фьюри растерялся сильнее. — О, она может! У неё родители богатые, — влезла в разговор бестактная Таис. — Не смущай молодого человека, — хихикнула Натали, увидев, что Фьюри просто нечего ответить. — Ну, как сказать, у нас с этим сложно, — промямлил сержант, но внезапно ему в голову пришла идея: — Понимаете, будут проблемы со старшекурсниками. — Поняла, — хмыкнула Таис, — они сами захотят денег от глупой иностранки. И не только денег.  — Ага, — Каин попытался изобразить грусть, скрывая за ней ликование — поверили! — Надо подумать, есть одна мысль, — Таис нервно прошлась вдоль диванчика. — Раз ты тут, то ты свой, правильно? Где не надо языком не мелешь и проблем не хочешь. Мне надо, чтобы она выдержала экзамен осенью. Говорить мы её научим, но с физикой — проблема. Триста сентов за урок тебе нормально? — А то! — Отлично. Заниматься можно у нас дома. — Когда? — Можно сегодня, если хотите, — тихо сказала Яля после длительного раздумья. — Лучше сегодня смотреть, — закончила она загадочно. — Можно, если не хочешь дальше тут пить. Сейчас Марина со своими дальше пойдёт, и пить оставшиеся будут так! Даже я слишком приличная женщина, чтобы остаться. Таис мало походила на приличную драхмийскую женщину. — В любом случае, проводи нас, — лукавая просьба со стороны хамоватой девушки звучала почти дико, — а то на улице темно и страшно-страшно! Я тебя кофе угощу, а она триста сентов даст, — Таис рассмеялась, почувствовав почти что испуг Каина. Фьюри понимал, что его снова, как обычно, даже не скрываясь, втягивают во что-то. — Она шутит, — не выдержала Натали. — Ей нужно вас заманить к нам домой, потому что свет работать перестал, а вы, с ваших слов, в этом понимаете. — Ну, Ната, что ты за человек, никакой интриги, всё выбалтываешь, — Таис наигранно помрачнела, Фьюри хотелось верить, что та просто пьяна, но он никак не мог вспомнить видел ли в ее руках стакан или бутылку. — Почему вы не позовёте электрика, — Фьюри позволил себе высказать удивление, — он не просит кофе и берёт меньше, чем триста сенов за посмотреть. — О, это длинная история. Пойдём, друг, с нами. Лучше один раз увидеть, — Таис и не догадывалась о мыслях сержанта. — А пойдём! — Фьюри для смелости лихо допил вино из стакана, который так долго держал на подоконнике. Мир, в котором Каину было комфортно, рушился. Пьяная квартира, где обсуждают политику, сомнительные иностранки, с грубым не то флиртом, не то обманом, стремительно наступающая ночь. Подобное манило робкого Каина только на страницах книг. В реальности он чувствовал себя, как рыба на берегу: страшно, непонятно, душно. Хотелось бежать без оглядки. Домой, в казарму — куда угодно, но в привычное. Тихо закрывшаяся за спиной дверь в квартиру словно отрезала последний путь к отступлению.