Барышня-крестьянка

Рано утром Дима с Ксюшей вышли из дома, вооружившись ведерками для сбора грибов. Медленная река, подернутая пеленой тумана, встретила их тишиной, нарушаемой лишь тихим плеском воды. Ксения шла вслед за Димой, притихшая, словно боясь как-то разрушить сказочную атмосферу вокруг. Тихо потрескивали сучья под ногами, не пищали даже комары, окутанные сонным холодом воды. Белесый туман простирался над речной гладью, казалось, вот-вот оттуда выйдет русалка и позовет, улыбаясь, за собой, в свое призрачное царство. Перейдя мостик, поскрипывающий под ногами старыми досками, молодые люди вышли на пустырь. Впереди виднелись верхушки сосен, с которых и начинался архангельский лес, растянувшийся на многие километры. Солнце еще не взошло, но уже осветило небо бледно-розовыми неясными красками, которые постепенно переходили в желтый, а затем в голубой цвета. Клубы тумана расстилались по полю, и лишь черные столбы линии электропередач контрастировали на его фоне, как одинокие путники, замершие навеки. Ксения с каким-то отрешенным восхищением любовалась пейзажем. Ей казалось, что она все еще не проснулась и видит сон. Только утренний холод, забиравшийся под куртку, говорил об обратном. — Дим, — внезапно спросила она, — почему ты живешь один? Где твои родители? Ты никогда не рассказывал о них. Дмитрий остановился на секунду, и Ксюша уже успела устыдиться своего вопроса, ведь, возможно, ему он показался неуместным. — Мои родители живут в Архангельске, в небольшой квартире. Есть еще младшая сестра, сейчас она замужем и живет со своей семьей, — простодушно объяснил Дима. На несколько секунд повисло молчание, Ксюша обдумывала сказанное. — А дом ты построил сам? — Нет, почему же, — усмехнулся он, — дом мне достался в наследство. Родители построили его, когда я был совсем маленьким, еще до того, как я у них появился. — То есть… Это как? — Ксения опешила настолько, что на мгновение перестала шагать. Дмитрий вздохнул. Было заметно, что поднятая тема для него не очень приятна. Ксюша покорно ждала, когда он вновь начнет говорить. — Видишь ли… — тихо начал мужчина, — я в своей семье в некотором смысле приемный. Мои мама и папа на самом деле приходятся мне дядей и тетей. Они приняли меня в семью, когда мне было шесть лет. С тех пор я жил с ними и воспитывался, как родной сын. И я сам считаю их своими единственными настоящими родителями. Где-то вдалеке закричала птица, оповещая лес о наступлении нового дня. Первые ясные лучи солнца блеснули за горизонтом, и их пронзительный свет скользнул по лицу Димы. Ксюша невольно залюбовалась им. Острая жалость пронзила ее, захотелось подойти ближе, обнять его, сказать что-нибудь хорошее, но она не решалась. — Мне жаль… — наконец выдавила она из себя, — ты даже не представляешь, насколько мне жаль. — Ну, вот этого мне уже не нужно, — ответил Дмитрий уже тем спокойным тоном, каким он обычно разговаривал, — жалость я не люблю. Все же хорошо сложилось, зачем жалеть? — Да, но… — Ксения замялась, — так не должно быть… А где твои… настоящие родители? Они умерли? — Они променяли меня на алкоголь. Снова повисло молчание. Дима шагал рядом, не глядя на Ксюшу, и взгляд его каре-зеленых пытливых глаз был устремлен вдаль. Казалось, он видел что-то такое, что Ксении не дано постичь. Ей было тяжело это осознавать, хотелось позвать его, попросить, чтобы Дима взял ее с собой, показал ей эти неведомые дали… Молодые люди уже вошли в лес, мокрая от росы дорожка была достаточно широкой — настолько, что по ней могли пройти двое. Ксения глубоко вздохнула и решилась на последний вопрос: — А ты общаешься с настоящей матерью? — С Катей… Нет, не общаюсь. Она сейчас живет в другой стране, я понятия не имею, как у нее дела. — Я не понимаю этого, — смущенно пробормотала Ксюша, — я многое понимаю, но это… Бросить своего ребенка? Ребенка, которого ты родила? Если у меня когда-нибудь будут дети, я никогда с ними так не поступлю. — А я вообще не хочу иметь детей, — резко бросил Ларин. Ксения притихла. Пытаясь как-то развлечь девушку и развеять нависшую над ними неловкость, Дима стал рассказывать о различиях между ядовитыми и съедобными грибами, о том, как их найти, и какими лекарственными свойствами они обладают. Через полчаса молодые люди дошагали до опушки, и Ксюша заметила свой первый гриб — приземистый, с коричневой пухлой шляпкой масленок. Вскоре Ксения уже довольно резво перебегала от одного гриба к другому. Частые дожди вперемешку с палящим солнцем пошли лесу на пользу, и грибов выросло порядочно. То и дело Ксюше приходилось нагибаться, чтобы срезать очередной трофей. Попадались и толстые маслята, и разноцветные веселые сыроежки, и важные белые грибы. Пару раз Ксюша норовила сорвать поганку, но Дима быстро ее останавливал. Сам он собирал мало, ему больше нравилось наблюдать за раскрасневшейся, возбужденной Ксюшей, которая радовалась каждой находке, точно ребенок. Ее ведерко наполнилось уже до середины, когда в траве показалась вызывающе-красная шляпка мухомора, усеянная белыми крапинками. Ксюша уже приготовилась пнуть противный гриб, как Дима остановил ее движением руки: — Подожди… Что ты делаешь? — Просто хотела пнуть его хорошенько, — пожала плечами Ксюша, — он же ядовитый, от него все равно пользы никакой! — А вот в этом ты ошибаешься, — Дмитрий присел на корточки и осторожно срезал гриб под самую ножку, — мухоморы очень важны. Если мы не едим их, это не значит, что они бесполезны. Из них делают разные настойки, которые потом используют в медицине. К тому же, мало кому это известно, но мухомор обладает заживляющими свойствами. Если взять свежий мухомор, оторвать от него шляпку, размять и прибинтовать к ране, то спустя пару часов рана на коже начнет заживать. Дима положил гриб в пакетик отдельно от остальных. Наблюдая за ним, Ксения испытывала странное чувство. С одной стороны, ей не очень нравилось, что ее опять поучают, но с другой — хотелось узнать больше. Ей доставляло удовольствие слушать рассказы Димы о грибах, о лесе и о его чудесных дарах, которые человек научился правильно использовать. Дима находился в каком-то особенном единении с природой, каждое деревцо, каждая букашка казались для него важными и нужными. То, что Ксения раньше принимала за деревенскую простоту, теперь выглядело, как удивительная и точная наука, которую Ларин сумел постичь и теперь делился своими знаниями с ней, с Ксюшей. — А это что за гриб? Подосиновик? — спросила она, наклоняясь над странным грибом, по виду очень напоминавшим белый. — Нет, смотри, — Дима присел на корточки рядом с девушкой, — видишь, у него на ножке прожилки? Это желчный гриб. Он не ядовитый, просто несъедобный. — Его тоже используют в медицине? — Нет, — улыбнулся Дима, — но его очень легко спутать с белым грибом, особенно когда он маленький. Смотри, — он разрезал ножку пополам, — видишь? Его мякоть сразу темнеет. У настоящего белого гриба такого нет. Ксюша наклонилась ближе, делая вид, что рассматривает ножку, однако на самом деле все ее внимание было приковано к Диме. Ксении нравилось ощущать близость его лица, едва уловимый шум его дыхания. От Дмитрия пахло лесом, травами, но сквозь этот запах прослеживались и нотки мужского одеколона, смешанные с чем-то терпким, манящим. Странно, но этот запах заставил Ксюшу на секунду забыть о грибах и вообще обо всем, что происходило вокруг… «Что это со мной?» — с удивлением подумала девушка, вставая. Наполнив ведерки, молодые люди повернули обратно. Вернувшись, они занялись каждый своими делами: Дима пошел чистить кроличий вальер, а Ксюша осталась на кухне перебирать грибы, чтобы потом сварить из них суп по рецепту, найденному ею в Интернете. К вечеру, когда все дела были переделаны, Ксения устроилась в своей комнате на подоконнике, поджав колени к подбородку — поза не самая удобная, но девушка привыкла так сидеть. На кухне появился Дмитрий, и Ксюша вскинула на него свой быстрый взгляд. Тот поманил ее рукой, приглашая следовать за ним. — Опять нужно что-то сделать? — усмехнулась Ксюша, спрыгивая с подоконника. — Нет, — загадочно улыбнувшись, Дима повел ее за собой, — я просто хочу тебе кое-что показать. Следуя за ним, Ксения спустилась на первый этаж, прошла налево по коридору и оказалась у двери, за которой она еще не была. Ксения никогда не спрашивала, что находится за ней, полагая, что это какой-нибудь чулан или склад необходимых в хозяйстве вещей. Каково же было ее удивление, когда она вошла в просторную комнату с большими окнами, посреди которой стоял мольберт, а вокруг были разбросаны всевозможные палитры, кисти, тюбики с красками и многие другие вещи, неизменно наполняющие мастерскую художника… Тут и там стояли картины, некоторые из них были закончены, а на некоторых лишь угадывались наброски к будущим работам. В основном это были пейзажи — русские леса, реки; кое-где попадались натюрморты с цветами — багровые, коричневые и медовые тона засушенных букетов и сиренево-розовые краски свежих. Ксюша прошлась по мастерской, завороженно осматриваясь, легко прикасаясь кончиками пальцев к подсохшему маслу и шероховатой акварели. Этюды манили ее, разговаривали с ней, каждый имел свою историю и настроение. Ксения обернулась, встретившись взглядом с Дмитрием, который стоял у входа, слегка улыбаясь и засунув руки в карманы. — Так ты… рисуешь? — наконец произнесла девушка. — Да, как видишь, — Дима был явно доволен произведенным эффектом, — это мое хобби. Я еще никому не показывал своей мастерской — ты первая. — А ты можешь… нарисовать меня? — Ксения шагнула вперед, удивляясь собственной наглости. — Почему бы и нет? — улыбнулся Дмитрий, — Садись. Нет, не сюда, вот туда, на эту тумбочку, — скомандовал он, указывая на низкую тумбу у окна. — Так, теперь повернись, волосы уложи на одну сторону, — Дима подошел к Ксении и сам аккуратно поправил ей волосы, открывая тонкую длинную шею. Ксюша почувствовала, как по бледной коже побежали мурашки. — Можешь не выпрямляться, — сказал он, отходя. — Слегка наклонись, так даже лучше. Вот, отлично, теперь посмотри на меня. Пока Ксения принимала нужную позу, Дима быстро достал новый холст, кисти и растворитель, выдавил немного золотистой краски — охры — на деревянную палитру и, сев напротив своей модели, быстро принялся намечать ее фигуру. — А я могу говорить? — спросила девушка, боясь пошевелиться. — Можешь, но только когда я буду рисовать губы — придется потерпеть. Я скажу тебе об этом. — Ладно, — Ксения робко замолчала, с восхищением наблюдая за движениями Димы. Он бросал быстрые взгляды то на нее, то на мольберт перед собой, покрывая холст уверенными мазками, которые девушка не могла увидеть. — Где ты научился рисовать? — прошептала она. Дмитрий с улыбкой взглянул на нее, а затем отошел назад, оценивая набросок. — Я учился в Питере, в институте, пять лет на художника. Хотел быть иллюстратором, рисовать картинки в детских книжках. Но потом решил, что фермерство мне все-таки ближе, и уехал обратно в деревню. Теперь рисую, когда есть настроение. — Ну, ты даешь… — только и смогла прошептать Ксюша. Она поймала себя на мысли, что уже несколько минут любуется профилем Дмитрия, его изящными руками, не испорченными грубой работой. Это были настоящие руки художника — бледные, с чуть узловатыми пальцами и небольшими натертостями от постоянно зажатого в них карандаша, с парой проступавших вен на запястьях. Белая рубашка лишь приятно подчеркивала бледность его кожи, и Ксения невольно обратила внимание на то, что в этот момент Дмитрий был красив — именно красив, той красотой, которую она ценила в мужчинах. Его недостатки, которые бросились в глаза при первой встрече, — выступающая надбровная дуга, ранние морщины, тяжелый подбородок, — как будто исчезли, сгладились. Теперь Ксюша видела совершенно другого Диму — Диму Ларина с аристократическим профилем, тонким изгибом губ, темной шевелюрой волнистых волос, одна прядь из которых спадала ему на лоб. Уже второй раз за день Дмитрий представал перед ней совершенно другим — сначала в лесу, теперь здесь, в мастерской. Лучи предзакатного солнца падали гуляли по его лицу, освещая его прозрачно-желтым светом, и этот свет делал его похожим на застывший кадр старой киноленты. Хотелось подойти поближе, провести кончиками пальцев по его макушке, шее, ощутить мягкость воротника мужской рубашки. «Что это я… Влюбилась?» — молнией мелькнула мысль в голове у Ксении, и в первое мгновение напугала ее. Однако на смену испугу пришло другое чувство, светлое и волнительное, от которого внутри разливалось приятное тепло и что-то сжималось в груди. Ксюша радовалась этой мысли, как новогоднему подарку. «А что, если и так? — подумала она. — Да, пожалуй, так оно и есть — я влюбилась», — радостно и обреченно вздохнула Ксения, и лицо ее расплылось в мечтательной улыбке. Дмитрий заметил перемену в лице девушки, заметил, как засияли ее чистые голубые глаза. Он улыбнулся ей в ответ, легко и добродушно, и эта улыбка сказала им обоим гораздо больше, нежели могли донести слова.