Барышня-крестьянка

«Удивительно, как пожив немного в новой для себя обстановке, даже если поначалу она совсем не нравится, невольно начинаешь привыкать — и вот она уже не кажется такой обременительной. Но, как это часто бывает, стоит тебе войти во вкус, все вдруг возвращается на круги своя, и даже то хорошее, что ты успеваешь для себя открыть, как и вообще все хорошее на свете, заканчивается». Несколько дней спустя рано утром, за завтраком, Ксюша попросила Дмитрия помочь ей отправить статью в редакцию: без интернета ее собственный ноутбук был бесполезен, а при одной толко мысли о том, что придется вручную перепечатывать весь текст на маленькой телефонной клавиатуре, чтобы отправить его с помощью мобильного интернета, — если, конечно, повезет и связь будет устойчивой, — Ксении становилось дурно. Дмитрий, у которого был модем с ограниченным трафиком, как он говорил, «на всякий случай», согласился сделать это со своего ноутбука и, стараясь скрыть печаль в голосе, попросил Ксюшу оставить ему флешку со статьей, что она и сделала. — Мне очень понравилась твоя статья, — сказал Ларин тем же вечером, не удержавшись. — Ты ее читал? — вскинула брови Ксения. — Ты только не сердись, — смущенно ответил он. — Было интересно, что ты думаешь о жизни в деревне. — И что же тебе понравилась больше всего? — осторожно спросила Ксюша, чувствуя, как краска приливает к ее щекам. — То, как ты описывала первые дни, — улыбнулся Дима. — Не думал, что ты с таким юмором отнесешься к встреченным трудностям да еще так легко и непринужденно о них расскажешь. — Это моя работа, — улыбнулась Ксения. Ничей еще отзыв не был ей так приятен, и даже то, что скажет Софья Михайловна, не казалось таким уж важным по сравнению с той оценкой, которую дал ее работе Дима. Софья Михайловна позвонила на следующий же день. В самых восторженных выражениях она расхваливала Ксюшину статью и призналась, что не ожидала от нее такого блестящего результата. «Ну, теперь, я думаю, ты захочешь как можно скорее попасть домой. Тебя ведь теперь ждет новая работа и совсем другие обязанности», — сладко пропела она, намекая на повышение. Ксюша что-то рассеянно пролепетала, перед тем как повесить трубку. Странно, но, услышав хорошую новость из уст начальницы, Ксения не испытала никакой радости. Может быть, для нее она не была такой уж хорошей? Билет, который должна была оплатить редакция, нужно было выкупить в течение двух дней. Близился конец месяца, а Дима еще не успел оплатить Интернет за следующий, так что было решено ехать в город. «Снова трястись в этом ужасном автобусе» Ксюша наотрез отказалась, и Ларин предложил доехать до Архангельска на его мотоцикле. «Так даже быстрее», — сказал он. День выдался солнечный и довольно теплый, такой, какими бывают только дни уходящего лета. На станции, как всегда, было много народу, так что Диме с Ксюшей пришлось отстоять небольшую очередь, прежде чем им удалось купить билет. — Так вам на какой день билет? — голос кассирши через микрофон звучал механически-монотонно. — На завтра осталось три, остальные на 10-е число, через неделю. Дима, покупавший Ксении билет, неподвижно стоял у окошка кассы. До него не сразу дошел смысл сказанных женщиной слов. Что-то большое и грустное поселилось в его душе — он почти физически ощущал незримо ускользавшие от него время и хорошие, солнечные дни. Он как будто стремительно несся к точке невозврата, после которой, он чувствовал, уже ничего нельзя будет изменить. — Молодой человек? — окликнула его кассирша. — Вам билет на завтра? — А, — Дима рассеянно поправил очки, — да, давайте на завтра… — произнес он бесцветным голосом. Ксения долго рассматривала оказавшийся у нее в руках бледно-оранжевый билет на поезд «Архангельск-Санкт-Петербург», словно не совсем понимала, что это. Что-то печальное и унылое было в этих бледно-серых, будто плохо пропечатанных, буквах и цифрах: «Отправление в 16:28. Вагон 5. Место 37». Она еще не вполне осознавала, что должна была сделать, но при виде этого билета в ее душе вновь всколыхнулось давно поселившееся там стойкое ощущение того, что уезжать ей никуда не хотелось. — Ну, идем? — неуверенно спросил Ларин. — Нет, — вдруг ответила Ксения, — давай останемся, давай… погуляем. Она взглянула на Дмитрия, и в ее взгляде он прочитал нечто большее, нежели она произнесла вслух. — Здесь недалеко есть парк, — тихо сказал он, и счастливая улыбка озарила его лицо. Они гуляли несколько часов, исходили вдоль и поперек все аллеи и зачем-то купили две огромные сладкие ваты. Когда они присели на лавочку отдохнуть, Ксюшу вдруг осенило: — У нас же с тобой ни одной фотки нет! — с этими словами она достала из кармана смартфон, которым вообще редко пользовалась все это время. — Давай сфотографируемся вместе? «На память», — прибавила она про себя. — Давай, — хмыкнул Дмитрий и как-то неловко пододвинулся поближе к Ксюше, смотря в объектив. — Ну ты чего, как на паспорт? — прыснула она. — Давай, развеселись! Она показала язык и чуть наклонила голову в Димину сторону, нажимая на большую белую кнопку в центре, Дима скорчил какую-то рожицу. В кадр уместилось все: и смешная Димина физиономия, и розовая сладкая вата, и счаслтивая Ксюшина улыбка. — Ну вот, другое дело! — довольно улыбнулась Ксения, рассматривая получившиеся снимки, и они оба рассмеялись. Было в этих фотографиях что-то глупое и ребяческое и в то же время заставляющее невольно улыбнуться, предавшись воспоминаниям, подумал про себя Ларин. — Скинешь мне на флешку? — попросил он. Домой они вернулись, когда солнце уже начало медленно ползти к горизонту. Уставшие, они чувствовали себя безумно счастливыми, на душе было тихо и весело, и кто знает, что было тому причиной. Вбежав по ступенькам на крыльцо, Ксюша резко обернулась и увидела, что Дима не идет за ней, а прилаживает деревянную лестницу к какому-то странному на вид сараю с маленькой дверцей на втором этаже. — Дим, а что это там у тебя? — окликнула его Ксения. — Это сеновал, — ответил он. — Надо же, у тебя и сеновал есть, — удивилась она. — Никогда не видела такого вживую, только на картинках. — Хочешь посмотреть? — предложил Дима, забираясь наверх и кивком головы приглашаю Ксению следовать за ним. Она, недолго думая, последовала за ним. Ксюша легко, как кошка, взобралась вверх по скрипучей лестнице и очутилась на прохладном, но пыльном сеновале. Закатные лучи солнца просвечивали сквозь щели в досках, наполняя пространство мягким светом, в котором роились тысячи пылинок. Пахло свежескошенной травой, лугами, детством и еще чем-то невыносимо прекрасным, пьянящим. Под самой крышей, между двумя горами мягкой сухой травы, лежали плед, подушка и скомканное покрывало. — Так ты здесь спать будешь? — догадалась Ксюша. — Да, я каждый год так делаю. Здесь очень хорошо, приятно. — Может, мне остаться с тобой? — засмеялась девушка. — Оставайся, — серьезно заметил Ларин, — только принеси себе, на чем спать. Ксения сначала опешила. Она только открыла рот, чтобы что-то сказать, объяснить, что она пошутила, как вдруг приятное волнение охватило ее, она быстро слезла вниз и уже через пять минут вернулась с подушкой и покрывалом, довольная и улыбающаяся. Дима лежал на сене, раскинув руки, и Ксюша молча легла рядом, не касаясь его, и расслабленно прикрыла глаза. — Как же хорошо… — пробормотала она. — Жаль, здесь нельзя покурить. — Можем спуститься вниз, и ты покуришь, — тихо отозвался Дима. Солнечный луч, в последний раз сверкнув на горизонте, погас, но небо еще не потемнело, облака порозовели, провожая догорающий день. Молодые люди сели на лавочку у забора, наблюдая за небесной гладью, окрашенной в пастельные тона. Тишину нарушали лишь писк редких комаров да стрекотание кузнечиков. Дым от Ксюшиной сигареты вился легкими клубами, и они растворялись в воздухе, рисуя причудливые узоры. — Ты не возражаешь? — сказал вдруг Ларин. — Нет, бери, — ответила Ксюша, удивленно вскинув брови. Прежде он не одобрял ее курения. Как-то вечером, в один из первых дней, Дмитрий увидел Ксению, курившую на крыльце. «Весь дом спалишь», — криво усмехнулся он тогда, говоря не то в шутку, не то всерьез. Он не делал ей замечаний и уж тем более не читал никаких моралей, но отчего-то его взгляд показался ей укоризненным, и Ксения, сама не зная зачем, старалась не курить в его присутствии. Дима молча взял сигарету из ее рук, затянулся, выпустив дым тонкой струйкой, с удовольствием затянулся еще раз. Щелчком стряхнул пепел. Ксюша наблюдала искоса, она впервые видела его курящим, и это зрелище ей определенно нравилось. Было что-то определенно завораживающее в том, как он запрокидывал голову, как выпускал дым из своих тонких губ. Дима заметил ее взгляд, слегка улыбнулся, и Ксения почувствовала смущение. Между ними сейчас было особое, молчаливое согласие, словно оба знали одну и ту же тайну, но не говорили о ней вслух. Каждый чувствовал, что у этого последнего вечера, догорающего в бледно-розовых лучах, будет особенный финал, как если бы кто-то из них предложил сбежать на край света, а второй согласился бы без раздумий. Когда Дима и Ксюша вернулись на сеновал, сумерки уже сгущались, и ночь вступала в свои права, с каждой минутой вытесняя запоздалый день, еще напоминавший о себе краем сине-голубого неба. Ксюша остановилась у стены. Свозь маленькое окошко внутрь прорывался одинокий луч фонаря. — Спим? — улыбнулась она, глядя на Ларина, подошедшего сзади. Тот молчал. Они стояли друг напротив друга, и то, что должно было случиться сегодня, не требовало каких-то определенных слов. Дима осторожно прикоснулся к ее щеке, провел кончиками пальцев ниже, по хрупкой шее, и Ксюша вся скользнула, подалась навстречу этим прикосновениям. Не выдержав, она первая потянулась, нашла его губы своими, вздохнула шумно, как перед прыжком со скалы, и уже в следующую секунду ее охватило ликование. Свершилось! То, о чем они давно мечтали, то, что было предписано с самого начала, финал, заключительный аккорд в симфонии. Неужели это правда? Неужели он целует сейчас ее, жарко, властно, прикусывая ее губы сквозь поцелуй, неужели это его руки сейчас сжимают ее тело, гладят по спине? Ларин на секунду отстранился, дрожащими руками расстегивая рубашку, Ксюша быстро стянула с себя свитер. Никто ни о чем не говорил, они просто кинулись навстречу друг другу, сжимаясь, срастаясь, как корни, и никакая сила на земле уже не могла разорвать их обратно. Его руки спустились ниже, к ее груди, талии, и Ксюша, не в силах больше терпеть, упала куда-то в темноту, в объятия душистой травы, как в облако. Дима тут же навис над ней, покрывая тело сладкими поцелуями, легкими, но невыносимо-приятными. Каждой клеточкой она отзывалась на его прикосновения. Плевать, что будет завтра, что вообще будет с ними обоими, главное сейчас — касания его рук и губ, его запах, сводящий с ума. Ксюша очнулась, лишь когда его руки легли на ее бедра, стягивая последнюю маленькую деталь одежды. Она задохнулась, застонала, когда его губы дошли до ее низа, а живот защекотало от прикосновений его мягких волос. Ларин накрыл ее тело сверху, и Ксюша ощутила, как что-то горячее и твердое упирается между ног, она вскрикнула, не то от боли, не то от наслаждения, выгнулась ему навстречу, вцепилась пальцами, царапая его спину. Время как будто остановилось, все вокруг замерло, и вот она уже лежит на его плече, тяжело дыша, прижавшись щекой к обнаженной коже, пока Димины пальцы перебирают ее волосы. В темноте невозможно было разглядеть его лицо, но девушка была уверена в том, что Дмитрий, как и она, улыбался. — Дим, — вдруг робко прошептала Ксюша, — а ты мне так и не рассказал, почему ты согласился, чтобы я у тебя жила, чтобы ты меня обучал всему и… — она на секунду смолкла, борясь со смущением. — Помнишь, как-то раз ты разговаривал с ней по телефону? Я услышала мельком, и ты тогда сказал, что… — Ксюш, — мягко остановил ее Дима, — послушай. У меня давно была мечта: я хотел открыть художественную студию, — начал рассказывать он. — Денег у меня было немного — ну, во всяком случае, не столько, сколько для этого требовалось… А тут тетя, — Дима усмехнулся, — позвонила и сказала, что есть у нее сотрудница, которой нужно устроить, так сказать, погружение в среду. — То есть, она хотела, чтобы ты мне комнату сдавал? — Не совсем, — мягко поправил Дима. — Я, получается, вроде как их партнер по проекту. Мне полагался гонорар, и я, признаться, и согласился только потому, что это должно было помочь мне открыть студию. А вышло, что я получил гораздо больше, нечто… более важное, что ли, — неловко закончил он, краснея. Некоторое время Ксюша лежала молча, обдумывая услышанное. Внутри трепетало новое, не испытанное ей ранее ощущение, и, услышав последнюю фразу, она расплылась в счастливой улыбке. Но радостный трепет внутри омрачало тяжелое чувство неизбежности. «И почему все должно закончиться именно сейчас?» — спрашивала себя Ксения и не находила ответа. Действительно, почему? — Ксю-ша, — позвал ее Дима после недолгого молчания. — М-м? — глухо откликнулась она, все еще погруженная в раздумья. — А цветок твой так и не зацвел, — тихо произнес Ларин. — Знаю — видела. — Значит, пришло время мне загадать желание, — сказал он с улыбкой. — И что же ты хочешь? — Ксюша приподнялась на локтях, вглядываясь в Димины черты, едва различимые в темноте. — Хочу, чтобы ты осталась… — прошептал Ларин одними губами.