Спасай меня

      Голова готова разорваться на тысячу осколков, когда где-то вдалеке начинает истошно вопить мобильный. Говорила же мама не пить никогда, даже не начинать, но она же уже взрослая девочка, сама решает как со своими заебами справляться. Дорешалась вот, терпи и мучайся, дорогуша.       Взгляд с трудом фокусируется на экране и Крис стонет отчаянно. На экране высвечивается добродушное лицо Фадеева с широкой улыбкой. И тут ничего, кроме как: «блять», не скажешь. - Доброе утро, Максим Александрович. - Уже 11, лапочка, - голос продюсера напряжен, и её это немного с толку сбивает, даже не поздоровался. - Я помню что съемки в 2, я буду, мне уже лучше. - Неужели? И похмелье не мучает? - её как-будто током прошибает и становится действительно страшно. - В каком смысле? - Я одно понять не могу, когда вы уже поймёте, что от вашей прежней жизни мало что осталось. Все ваши действия, слова, поступки, все это несёт за собой тонну ответсвенности, - Кошелева кривится от его слов, но послушно молчит в трубку - Все желтые газетёнки пестрят заголовками о ваших разборках в клубе, так что советую тебе не опаздывать, и захватить с собой Свободу. Он же у тебя? - в квартире слишком тихо и вторая половина кровати пуста, это она замечает только сейчас и девичье сердечко пропускает удар. - Сильно сомневаюсь. - Тебе хуже значит. Ищи его и вези сюда, нам всем предстоит сложный разговор       Фадеев отключается, а она со стоном опускается на подушку, потому что это, кажется, пиздец. Тотальный и безвариантный. Она помнит вчерашнюю ночь, каждую секунду, каждый стон и поцелуй. А главное, с ужасом понимает, что была невероятно счастлива в эти моменты, до одури просто.       И надежда, она же всегда есть, её же терять нельзя, особенно девочкам девятнадцати лет. Потому кутается в простынь и несмелыми шагами по холодному ламинату топает, квартиру на звуки проверяя. Тихо.       Сердечко девичье коркой толстой из льда покрывается. Потому что нахуй, захуй, и похую. Теперь уж точно.       Потому что слова простить можно, забыть их можно, всерьёз не воспринимать можно, а вот руки нежные, поцелуи страстные, пульс сбивчивый и оргазм один на двоих, а после тишину квартирную леденящую - это из памяти не сотрёшь.       И как девчонке после такого вообще кому-то доверять, непонятно.       Ей как-то странно плевать. Эмоций на дне, мыслей никаких. Она на автомате делает как надо. Собирается неспешно, в божий вид себя приводит, замазывая созвездия отметин на шее. Не потому что стыдно, а потому что противно носить на себе эти звездочки от человека, что не заслужил, не заслуживал, и не заслужит больше никогда.       Кто вообще так делает? Мудак полнейший? Но она же знает, что Свобода не такой. Чем тогда оправдать эту тишину в квартире после ночи шумной, любовью наполненной?       Все мысли концентрируются на том, что оправдывать больше смысла нет никакого. Нужно просто смириться, что девочку с каре все-таки не полюбили.       Она в Мальфу приезжает к часу. Знает, что предстоит серьёзный разговор с продюсером, но её это почему-то не волнует. Все эмоции вчера закончились. Остаётся только принять своё положение бедственное и ждать, пока ветер сменится на попутный и все в порядок приведёт. Потому что на себя больше надежды нет совсем.       Фадеев, каким бы не был злым на неё в этот день, явно смягчается, когда малышка в кабинет его смело заходит. А за смелостью этой совсем ничего не стоит. В глазах плескается отчаяние и призывное «помогите». Ему не остаётся ничего, кроме как помочь. - Поняла теперь, о чем я пытался тебя предупредить во время проекта? - Поняла. Но от этого, Максим Александрович, совсем не легче. - Не нужно любить того, кто не достоин этого - она усмехается на его слова и прижимается ближе, хватаясь за футболку как за спасательный круг. - Я не могу приказать сердцу.       Когда они клип снимают, слова: «сука, больше нет сил» приобретают новый оттенок, и впервые из её уст звучат органично.

***

      Кошелева, к удивлению Фадеева, в норму приходит максимально быстро, или притворяться научилась профессионально. Но к моменту начала второй части летнего тура, она кажется вполне стабильной. Менеджер её личный о каждом шаге биг боссу докладывает, и тот с уверенностью думает, что малышку отпустило. Малышка и сама так думает, в голове замки воздушные отстраивает совсем новые, в которых слово «Свобода» даже не фигурирует. Но на то они и воздушные, что как только она в аэропорт окрылённая заходит, они её же тяжелым «блять» и разлетаются.       Свобода девчонку к себе прижимает, другую. Улыбается, другой. Целует в макушку нежно, другую. И все то, что с ней ассоциировалось, теперь другой посвящается.       Кошелева глаза закрывает. До трёх считает. А потом понимает, что и не был он никогда её. Что сексом тем, умопомрачительным определённо, никогда бы к себе его не привязала. Что все попытки стать частью его души, сердца, или что там у этого чудовища, все это было заведомо бесполезно. Потому что ещё на проекте он для себя решил, что она не для него. И тогда его «платонически», в разговоре с Фадеевым, было действительно правдивым. А те «люблю», в постели, под звуки её стонов, просто благодарность, за ласку в тот момент такую необходимую.       Ты действительно думала что он полюбит тебя?       Ты действительно думала, что чувства твои будут нужны ему?       Тебе девятнадцать, девочка. Хватит верить каждому кто добр к тебе. А этот урок, пожалуйста, запомни навсегда. И в следующий раз, когда спасать его нужно будет, телефон свой даже в руки не бери. Потому что каждое твоё доброе и чистое, по отношению к нему, на дно тебя опускает илистое. И ты уже там по пояс. Но шанс у тебя, мизерный, ещё все-таки имеется, не проеби только, девочка.