Может, это и правда ещё не конец?

– Так-так-так, Черчесова, куда собралась? – спрашивает Лёша, когда они выходят ко мне на крыльцо, а я же пытаюсь уйти обратно. Они окражают меня, и я оказываюсь посередине. – Да так, тут чего-то холодно, хочу обратно к папе сходить, – начинаю тараторить я, не задумываясь. Лишь бы отстали. – На улице 28 градусов. И не отходи от темы. Ты серьёзно не рассказала отцу, что между вами было? – подключается Антон, как всегда говоря детским тоном. А этот человек на год старше меня. – Нет. Я хотела рассказать. Но так получилось, что мы расстались. И я сочла нужным промолчать. – Ань, мы... – Я знаю, – перебиваю я Лёшу. – Может расскажешь, – говорит кто-то из близнецов, но я так и не понимаю кто это, потому что смотрела куда-то на футбольное поле. – Нет. Если вам прямо-таки очень интересно, все вопросы к Головину, – я уже было хотела идти, но рука Антона меня останавливает. Нет, они что удовольствие получают, пытая меня? Оргазм? – А сейчас, почему не расскажешь? – Тупой вопрос, Антон. Папа, конечно, не смешивает личное и футбол. Ну, а вдруг он перейдёт эту невидимую грань, и уберёт Головина из Сборной. – А как же месть бывшему? – Смешно, Лёш, если бы мне об этом сказали полгода назад, когда к нему было одно чувство – ненависть, я бы не задумываясь поддержала идею о порче его карьеры. Но сейчас, у меня нет к нему ничего, ни положительных чувств, ни отрицательных. – Безразличие? – Что-то типа того, Антон. Ладно, раз на этом опрос окончен, пойду к папе. – Давай. Я захожу обратно в здание, и под испепеляющим взглядом серых глаз, иду к отцу.

***

Кто вообще придумал, что утро бывает добрым? Папа выделил мне какую-то комнату при базе. Где-то часов в шесть утра, меня разбудили какие-то утырки, которым не спалось, и они орали на весь коридор. И когда они утихли, я наконец смогла уснуть. Но ненадолго. Через час мне позвонила любимая Тома. Так, это ещё зачем? Она никогда мне просто так не звонит. Ну, и кто бы сомневался? Сначала она минут 15 рассказывала, что очень рада меня слышать, и рассказывала, какие новые слова начал говорить Миша. А потом, что Паша, её муж, такой романтик, и они сегодня весь день проводят вместе. И конечно же, как назло, няня заболела. Ну, а зачем нам няня, когда есть любимая тётя? Действительно. В общем, в 9 часов мне на весь день привезут племянника. Прекрасно, у меня есть полчаса, дабы привести себя в порядок. Умывшись и на скорую руку нанеся тональный крем и тушь, я вышла к воротам. На заметку, я тут живу на одном этаже с бывшим. Не могу же я выходить некрасивой. Женская логика Анны Черчесовой. Ну, а тем более у них сейчас тренировка. – Мишута! – кричу я и подхватывают на руки моё маленькое чадо ростом с метр. – Ня! Ня! – неразборчиво, но очень мило заговорил Миша. Но я как тётя сразу же понимаю, что «Ня» – это Аня. – Анюта, привет, – ко мне подходит Тома, и целует в щёку. – Ты меня очень сильно выручаешь. Ну всё, через неделю заберу Мишутку. Что, блять? Мне вот сейчас не послышалось? – Томочка, если это шутка, то она херовая. – Да какая шутка? Тебе разве папа не рассказал? У друзей же свадьба в Питере. – На неделю? – Ну нет, на 2 дня. Мы просто потом ещё пять дней погуляем по Санкт-Петербургу. Ну пожалуйста, Анечка. И вообще, я же с тобой возилась. – Тебе было чуть меньше трёх, когда я родилась. Тебе самой нужна была нянька. – Ну это да. Но когда ты была, как Миша, я везде с тобой ходила, и общалась, пока папа был на тренировках, а мама в магазинах. Тем более Саша будет рад. Они же друг от друга без ума. – Саша? – Да, Саша. У вас что-то случилось? Вы поссорились? – ах, ну да. Из Антона шантажист хреновый. Обещал ведь, что, если не расскажу им, что случилось, он Томе всё поведает. – Да не, не. У нас всё отлично. Я просто ещё до конца не проснулась. – Ну ладно, давай пока. – Пока. Паша помогает мне донести до моей комнаты сумку Миши. И всю дорогу это существо мелкое кричал «Ша». Не знаю, что это за звук такой, и знать не хочу. Паша оставляет нас наедине, и я не придумываю ничего более вразумительного, кроме как сходить на поле, посмотреть, что делают парни. Мы сидим минут пять на скамейке. Миша сидит лицом ко мне на моих коленях. У него в руках маленькая машинка, которую он кладёт мне на голову, и она падает на его колени. И это на удивление его очень сильно смешит. Но его отвлечение было не долгим. На поле кто-то заорал, и Миша отвлёкся туда. – Ша! Ша! – снова начал свою тираду Мишка, и показывал пальцем куда-то в середину поля. И тут, блин, к гадалке не ходи, а я знаю о ком он. Саша. Да как он вообще о нём помнит? Мы, когда вместе жили, Миша к нам два раза в месяц приезжал. Как он его запомнил? Ну, а дальше Миша начал вырываться, и, конечно же, реветь. Да что ж это такое. Мы спускаемся к полю, и Миша уже начинает кричать "деда". – Ну ладно, беги к дедушке, – и что вы думаете? Так он прямо и побежал к папе. Да ни за что. Это же сын Томы, а они меня ведь оба хотят убить. Миша подбегает сзади к Головину, и обнимает его за левую ногу. И всё это под сопровождения, уже такого надоевшего, звука «Ша». Этот ребёнок других имён не знает? Головин пошатывается. Не пойму от чего. От испуга или от того, что Миша чуть ли не с разбега влетел в него. Он разворачивается к нему, и подхватывает на руки. – Привет, Миша, – говорит он, и обнимает его. Так осторожно и так крепко. Раньше он так обнимал ещё и... Это уже не имеет большого значения. – Мишута, это не дедушка. Давай, слезай с Саши, он же тренируется, – говорю я, пытаюсь стянуть ребёнка. Боже, он по-моему ногтями вцепился в Головина. На что мне это всё? – Миша, слезай. Пойдём мячик возьмём, попинаем. – Саня, это что, ваш внебрачный сын? – Ха, ха, Черышев, смешная шутка, я оценила, – в сарказме говорю я, и всем видом даю понять, что он здесь лишний. Поэтому он спокойно уходит. И правильно делает. – Видишь, он тебя не любит. Миша, а со мной пойдёшь пинать мячик? – малыш конечно же кивает головой в знак согласия. Я почему-то даже не удивлена. Мы минут 15 сидели на траве и перекатывали друг к другу мяч. К нам подходили топовые шутники Сборной. Но скажу я вам честно, забивать у них получается лучше, чем шутить. КВН, а не футбол. Один раз подходил и папа, спрашивая какого такого Головин вместо тренировки с его внуком сидит. На что мне пришлось шантажировать, что, если Головин не останется, с Мишей будет сидеть он. Больше вопросов от папы не было. Не то, чтобы я хотела сейчас сидеть здесь, с Головиным, но я ведь знаю, как заревёт Михаил Павлович. Также на нас косо смотрели и Миранчуки. Стоит перекреститься, а то чувствую, чтобы избежать вопросов от них, поможет только Бог. Наконец-то обед. Я уже думала, что скоро Головина съем. Не, ну а что? Плюс, минус один игрок Сборной. Не велики потери. Не знаю, как я буду ещё неделю жить с этим засранцем, извините за мой французский, если я уже готова его спихнуть кому-нибудь. К Головину, например. Нет, ну поплачет чуть-чуть у него. По грустит без меня. А я его заберу потом. Зато будет знать, как меня не любить. Тем более Головину полезно, глядишь ему скоро эта родит. Ну как её. Чёрт, имя такое тупое. Да и сама она не ахти, так скажем. Это ревность, Черчесова? Да ну, навряд ли. Сама же вчера Миранчукам сказала – безразличие. – Миша, блин! – вскрикиваю я, когда на его и без того грязную футболку падает ещё одна ложка гречки. Убейте меня кто-нибудь. Зато, теперь у меня всю охоту отбили иметь детей. – Ша! – снова, раз за разом, говорит это чудо в перьях. И так получилось, совершенно случайно, ага, что мы сидим за одним столом с Головиным, Черышевым и Дзюбой. Я хотела пересесть к папе или к Миранчукам, но Миша явно был против. Тем более, как на зло, за обоими столами сидели люди, а место было только за этим столом. – Да, Саша. Посмотри, он нормально гречку ест, а ты почему не кушаешь? – ну, я бы удивилась, что вечно голодный Александр Головин не уплетал за обе щёки еду. Усмехаюсь своим мыслям. – Ну, Миш-а-а-а-а, – протягиваю я. – Ну посмотри, все кушают, и ты кушай. – Дай я, – ой, вот только ты не лезь. – На, попробуй, – никогда не слушала свой внутренний голос. Головин подходит к моему месту, и забирает ребёнка. – Смотри, Миш, чу-чух-чу-чух, – он серьёзно? Головин ведь сам ещё ребёнок, но на удивление Миша с радостью съедает ложку гречки. – Вот видишь. – Мужская солидарность, ничего более, – говорю я, заставляя смеяться парней за столом. Дальше все расходились кто куда. Большая часть уходит на сон час, а некоторые, ну то есть одна я, должна уложить ребёнка спать. И тут мы резко вспомнили о маме с папой. Слёзы, крики, и ничего разумнее я не могу придумывать, кроме как поднять белый флаг в воздух. Я набираю Лёшу, и прошу, чтобы сходил к Головину и позвал его ко мне. Господи, как бы абсурдно это не звучало. – Чего тебе? – как всегда без стука влетает он. Не меняется. А ведь всем он кажется бедным, несчастным, воспитанным мальчиком. Но ведь нифига подобного. Хотя, не спорю, в начале отношений, он был жутко воспитанным. Настолько, что поначалу я не верила точно ли он человек. – Попробуй его уложить, пожалуйста. Он уже битых полчаса орёт. – А чего я? У него же ещё дедушка есть. – Саш, тебе сложно? – нас, кажется, обоих одновременно передёргивает. Как же я давно не называла его так. А ведь раньше, я готова была час сидеть и повторять одно и то же имя. Так-так-так, стоп. Женщина, ты уже бредешь. – Ладно, давай. Он берёт его и начинает качать. Но я даже с места не могу сдвинуться. И я разглядываю его с ног до головы. У него всё так же растрёпаны волосы, и в голове всплывает одна мысль, а точнее желание. О нет. Не смей. Руки. Прочь. От. Его. Волос. Аня, здравый смысл ещё живёт в тебе. На удивление. Головин быстро справляется с ребёнком. – Спасибо, – шепчу я, это единственное на что способна. – Посмотри, он всегда был таким милым, когда спал, – говорит он, и я подхожу к нему, и смотрю на Мишу. Головин осторожно дотрагивается до моих голых плеч, ибо я нахожусь в майке. По тело сначала проходит электрический заряд, а потом мурашки. Да что ж ты творишь со мной? – Ага. – Ладно, пойду, а то Черышев что-то неладное заподозрит, – шепчет он мне над ухом. И наконец отпускает мои плечи. Ух, можно вздохнуть спокойно. – Он знает, что ты здесь? – спрашиваю я, разворачиваясь к нему лицом. Обычная девушка в моём положении, сейчас бы пинком под зад выгнала бывшего. Но я, во-первых, прошу его уложить ребёнка, которому он уже по сути никто. Ну, а во-вторых, вывожу его на разговор, заставляя побыть со мной ещё чуть-чуть. Идиотка. – Миранчук так орал, что я думаю вся Москва знает, – я тихо усмехаюсь. – На Москву пофиг. Главное, чтобы папа не услышал. – Он не знает? – по его интонации понимаю, что он серьёзно думал, что папа обо всём знает. Дура, могла бы и помолчать. – Нет. – Теперь понятно, почему я в Сборной. Ведь ты как всегда бы преувеличила, и рассказала, только, со своей стороны. – Да? Только, знаешь, моя сторона не самая-то и прекрасная. Не все позавидуют девушке, которой парень с бывшей изменил. – Ань, я... – Как жаль, Саш, что теперь мне похер. Спасибо ещё раз, что уложил Мишу. – Пожалуйста. Я разворачиваюсь, и ухожу из комнаты. Не хочу ничего слышать. Он снова мне противен. Я просыпаюсь с жуткой головной болью. Вчера мы с Сашей решили расстаться с его режимом, и попить вино. Не знаю, чего меня так разнесло. Но мне-то ещё повезло. У него сегодня вообще утренняя тренировка. Бедный. Оглядываю комнату, и вижу жуткий бардак. И бутылки. Ах, вот почему меня разнесло так. Оказывается, одной бутылкой вечер не закончился. Полчаса я прибираюсь, и ухожу в ванную. Телефон резко оповещает о приходе сообщения. В голове сразу же всплывает Саша, и я иду обратно в комнату, в надежде, что написал Головин, оповещая, о том, что тренировка окончена, и он едет домой. Но нет. Написала какая-то девушка. Первое, что всплывает в моей голове – это, просто рассылка рекламы. Но что-то двигает меня прочитать. @Kate_Vaimer: Он обманывал нас двоих. А ты до сих пор веришь в его сказки про счастливую жизнь? К этому сообщению ещё прилагалось фото. Где эта некая Катя, лежит в постели вместе с Головиным. С моим Головиным. Но осознание сразу же бьёт в голову. Он сам сказал, что я у него не первая. Впрочем, как и он у меня. Я: И что? Я знаю, что я у него не первая. @Kate_Vaimer: На дату внизу посмотри. Я смотрю на число. 16 сентября. Сегодня 17. Сентября...