Еще один в городе Икс

      Проснувшись утром, Аспер ощутил себя настолько посвежевшим, насколько это в принципе возможно. От вчерашней тошноты, беспомощности и головной боли не осталось и следа. Слегка саднили и прохрустывали ушибленные вчера лопатки, а вот скула совсем перестала болеть – разве что синеватый след несколько портил внешний вид.       Радостный и отдохнувший, Аспер едва ли не напевал, выбегая на улицу в поисках отличного места для хорошего завтрака. В обед он сходит на встречу с циклопом и его друзьями, за неимением имен называющими друг друга по порядковым номерам, отпустит и их восвояси, как давеча ночных монстров, а потом...       А потом Город Икс отпустит его.       Да, точно.       После этого все закончится.       «Вот он, урок Города Икс, – подумал Аспер, абсолютно уверенный в собственной правоте, – никого и ничто нельзя загонять вовнутрь. Нужно уметь отпускать. Насовсем».       Ведомый солнечным, приподнятым настроением, Аспер решил шикануть и позавтракать в центре города. Кто-то когда-то говорил ему, что на Грибанале есть места, где к яичнице или тостам дают бокал шампанского. Душа требовала праздника, а если учесть, что автор обладал в этом городе рядом прекрасных привилегий вроде отсутствия необходимости платить за что бы то ни было, то этот план казался просто прекрасным.       Он провел по-настоящему великолепное утро, любуясь сонным, пустынным Невским из окон кафе на верхнем этаже. Кроме официанта с привычно размытым, нечетким лицом, к его столику никто не приближался, так что самочувствию Аспера ничего не угрожало – ну, разве что пара бокалов игристого почти натощак.       Наевшись и заказав большой кофе, парень достал свою записную книжку. С монстрами получилось как-то само, но вот ко встрече с теми, кто умеет разговаривать, нужно было подготовиться – так он чувствовал. Перелистав исписанные странички, Аспер добрался до последних чистых листков и задумался.       Ему очень не хотелось вспоминать тот день, когда остроугольная психичка так резко вырвала из его сердца всех друзей разом, но умом он понимал, что это, должно быть, единственный шанс вспомнить, как их зовут.       Одиннадцать имен. Не так уж и много.       Он справится.       Он должен справиться.       Аспер сосредоточился на пузырьках недопитого шампанского, осевших на стенках бокала. Их легкое, невесомое дрожание чем-то напоминало ощущение большой ртутной капли в глубине сознания, предшествовавшее проблескам прошлого в его памяти – и сейчас он попытался искусственно воссоздать это чувство.       От напряженного вглядывания в подергивающиеся капельки очень быстро заслезились глаза. Аспер моргнул       и очутился в давно знакомой комнате. Она притворялась деликатным, интеллигентным кабинетом психолога, умело скрывая свое дьявольское, колкое, инквизиторское нутро за бежево-коричневым ковром, стеллажами с рядами одинаковых папок. И кушеткой. Обтянутая белой кожей, она обманчиво манила чистотой и прохладой, обещавшей спокойствие. А на деле Аспер не знал места, связанного с большей болью, чем это. Даже зубоврачебное кресло не сулило ему таких страданий, как эта кушетка.       Аспер внутри воспоминания сделал несколько неуверенных шагов и остановился, с прищуром глядя на свое отражение в застекленной дверце шкафа. Что-то было явно не так.       Он перевел взгляд на папки за стеклом. Потом опять посмотрел на себя. На папки.       «Я слажал, – горько, но без удивления констатировал он. – Промахнулся в собственных воспоминаниях».       Сейчас Аспер не был малышом, размазывающим слезы над рисунками своих воображаемых друзей. Он был почти взрослым – семнадцатилетний юнец, запуганный выпускными экзаменами, перспективой службы в армии и полнейшей неопределенностью своей дальнейшей судьбы.       Единственной вещью в его жизни, в постоянстве которой он был полностью, стопудово уверен, были вот эти регулярные пытки в кабинете психолога. Мама осталась недовольна подходом школьной тетеньки в леопардовых очках и подыскала своему малышу другого специалиста. У этой женщины с вкрадчивым, мягким голоском и совершенно гиеньим нравом оказалась несколько другая тактика, потоньше. Пациент покидал ее в полной фрустрации, но без слез и истерик. Заказчицу – маму Аспера – это вкупе с отчетами психологини вполне устраивало. А сам Аспер со временем научился переживать молча, тщательно фильтруя и взвешивая каждое свое произнесенное слово.       Вот только тетрадки с рассказами он прятал не всегда успешно.       О, как его душеведке нравилось играть в литературного критика! В то время Аспер еще не до конца понимал это ее исступленное желание разобрать все по строчкам и объяснить ему, почему ему не следовало писать ни одного из этих слов. Сейчас, неожиданно для себя самого вернувшись на несколько лет назад, он вдруг осознал, что она упоенно, почти оргазмически наслаждалась своей властью, превосходством и доминированием. Он практически сам давал ей в руки отличный способ сделать ему больно.       Но и не выплескивать на бумагу бурлившие в голове страхи он попросту не мог.       Внутри воспоминания вдруг скрипнула дверь и Аспер-подросток обернулся, но ничего увидеть не успел.       Аспер-взрослый вынырнул из глубин своей памяти, ловя ртом воздух. Он все еще не мог понять, где находится, и невидящим взглядом смотрел на чашку кофе, которой, судя по бешено колотящемуся сердцу, была судьба остаться нетронутой.       «Я должен отпустить и это», – сказал сам себе Аспер, вспомнив, как он сегодня сформулировал для себя «простую правду Города Икс».       «Но что, если я здесь и оказался именно потому, что старался сбежать от всей этой трепанации, а?»       Аспер уставился на чистый разворот в своем блокноте, на котором, как он надеялся, после этого погружения в себя, должны были появиться имена крестоликих. Хороший же из него получится спаситель, если он не только не может оправдать ничьих надежд, но и сам себе делает только хуже.       «Боже, что со мной не так?!» – взмолился он мысленно, но никакого ответа, ожидаемо, не получил.       Зато случайно сбил со стола все ту же кофейную чашку. Не успевший остыть напиток разлился по столу, едва не капая Асперу на колени.       – Черт! – воскликнул он вслух, хватая салфетки и промакивая коричневую лужу.       «Повторять не надо», – уже хотел было сказать он существу, подоспевшему к нему на помощь, но стоило ему поднять глаза, как слова застряли в горле – уже почти что привычно.       Неведомо откуда рядом с ним вдруг оказался крестоликий. Тот самый, которого он упустил вчера у метро: практически самый обычный человек, разве что с тремя ярчайшими голубыми глазами.       – Ты Аспер, – без тени вопроса в голосе сказал этот парень. – Приятно наконец увидеться с тобой. Я Девятый. Зачем ты меня позвал?       – Я? – опешил Аспер. – Я не звал. Или...       Он быстренько прокрутил в голове последние несколько секунд перед появлением Девятого и с подозрением переспросил:       – Тебя что, слово «черт» вызвало?       – Ну, да, – пожал плечами трехглазый. – Наверное.       Неожиданно Аспер словил еще один флешбек – но настолько краткий, что обошлось даже без визуальных образов. Он просто внезапно вспомнил одну вещь и совершенно уверенно произнес:       – Моя мама терпеть не могла слово «демон» и называла вас всех моими «чертями». И каждый раз, когда она чертыхалась, я воображал одного из вас. Видимо, Город Икс решил, что это слово должно притягивать вас ко мне как магнит.       – Возможно, – пожал плечами горожанин. – Я не знаю, как иначе объяснить то, что я сейчас оказался рядом и решил обратиться к тебе.       Повисло неловкое молчание. Аспер старался не палиться, что он почти неспособен оторвать взгляд от трех глаз Девятого. Он моргал совершенно гипнотически: сначала двумя парными глазами, потом средним, потом снова крайними – как будто волной. Хорошо еще, что все три зрачка были направлены в одну сторону.       – Хотя это приятное разнообразие, – наконец неуверенно произнес Девятый, а затем вдруг оживился: – А это правда, что ты можешь дать нам имена?       – Ну, наверное, – ответил Аспер, у которого перед глазами все еще стояли девственно-чистые листки в блокноте. – А ты знаешь, что случится после?       – Понятия не имею, – снова пожал плечами Девятый. – Но, поверь, это не имеет особого значения. Мы все давно уже отчаялись хоть что-то поменять.       – До встречи ведь совсем недолго, – припомнил Аспер. – Может, ты проводишь меня до этого вашего лофта?       И всю дорогу Аспер исподтишка разглядывал своего спутника, напряженно пытаясь подобрать Девятому имя.       «Антверпен? Лиссабон? Рибофлавин? Антоциан?» – перебирал он слова, которые только мог вспомнить, но ни одно из них, как он чувствовал, не подходило.       «Я очень боюсь вас разочаровать», – хотел сказать Аспер, но он был уверен, что стоит произнесить это всдух, как опасение станет реальностью, и тогда уж точно ничего не получится.       По мере того, как они приближались к назначенному месту встречи, волнение становилось все сильнее – почти невыносимым. Однако им повезло почти не встретить на своем пути второстепенных горожан с размытыми лицами – и потому Аспер чувствовал себя все же лучше, чем могло бы быть при менее благоприятном раскладе.       Место, где должны были собраться все говорящие крестоликие и их создатель, похоже, когда-то было складским помещением, если не гаражом, позже переоборудованным в подобие камерного концертного зала. Сегодня и сейчас, правда, сцена пустовала – зато работал бар. По-видимому, это было единственное занятие, которое сумели для себя найти местные парии – или единственное, на чем они сторговались с Городом Икс.       Аспер осторожно прощупал свои детские воспоминания: все-таки то, что в голове у маленького ребенка сформировалась локация, поставляющая им из ниоткуда алкогольные напитки на протяжении стольких лет, наталкивало на определенные опасения – но ничего конкретного вспомнить не сумел.       – Это Шестая, – указал Девятый на очень худую девушку с длинными розовыми волосами, сидевшую за барной стойкой к ним спиной. Пока она не повернулась, Аспер не замечал в ней ничего монструозного – ну, в самом деле, не считать же яркие волосы признаком чего-то чудовищного? – но затем она, взяв свой напиток, крутанулась на барном стуле, и парень увидел, что у нее, несмотря на книжку в одной руке и бокал в другой, остались еще две свободных руки.       «Удобно», – отметил он, почти что улыбаясь. Наконец-то он, а точнее, Аспер-ребенок перестал зацикливаться на количестве глаз. Не считая лишних конечностей, эта горожанка выглядела вполне по-человечески.       – За баром сегодня Восьмой, – отметил Девятый. – По-моему, ему в этом мире тяжелее других. Он слишком похож на всех остальных.       Аспер был вынужден согласиться. Долговязый парень, которому барная стойка едва ли доставала до пупка, на взгляд Аспера, вполне мог бы затеряться в толпе обычных жителей Города Икс. Из его черт можно было рассмотреть разве что коротко стриженые светлые волосы, да знакомый черный крест, деливший лицо на почти равные доли. Глаза, нос, уши, рот – все терялось в бледном расплывчатом пятне, какие носили вместо лиц второстепенные герои многочисленных историй об этом Городе. Асперу стало неловко, когда его мозг вдруг пронзила мысль, что это, вполне вероятно, последствие его детских слез, падавших на рисунки.       – А вон там нам машет Пятый!       – О, мы уже встречались! – отреагировал Аспер, мгновенно узнавший циклопа, с которым общался вчера. На миг его кольнул стыд, что он не спросил того... Хотя да, как бы он это сформулировал? «Каков твой номер? Кто ты по счету?»       «Как-то грубо», – оценил его внутренний голос.       – А как вы распределяли номера? – шепотом, надеясь звучать не очень обидно, поинтересовался Аспер у Девятого.       – Тянули бумажки из шляпы, – просто ответил тот. – Иначе все бы хотели застолбить себе номер пораньше.       «Не думал, что создал таких амбициозных существ», – подумал Аспер, но благоразумно решил оставить это замечание при себе.       – Аспер! – искренне обрадовался Пятый, душевно раскрывая объятия тому навстречу. – Ты все-таки пришел!       – Ну, я же обещал, – пробормотал парень сдавленно, стараясь не вспоминать вчерашнюю малодушную надежду не попасть на эту встречу.       – А где остальные? – спросил Девятый, пожав руку Пятому.       – Время еще есть, – напомнил циклоп трехглазому. – Но Четвертый вечно переоценивает свою скорость.       Девятый фыркнул:       – Все никак не поймет, что внешность ни на что не влияет.       Все трое на несколько секунд замолчали, пытаясь осознать ироничность этой случайной фразы.       – А что не так с Четвертым? – наконец, осмелился спросить Аспер.       – Ты нам скажи, – хохотнул Пятый, и парень с неудовольствием подумал, что полупустая кружка пива, стоявшая перед циклопом на столике, была даже не третьей. – Что заставило тебя придумать получеловека-полугепарда?       – Кого?! – ошарашенно переспросил Аспер, но тут же, словно с фотовспышкой, в его голове проявился детский рисунок – один из тех немногих, которыми он гордился.       Что ж, это и впрямь был почти что человек, но с длинным хвостом и мощными лапами, облаченный в шорты и красивую пятнистую шерсть. Аспер вспомнил, с каким огромным удовольствием он раскрашивал это существо, пятнышко за пятнышком – и тем больнее было, когда психичка перечеркнула и его.       Аспер был благодарен Девятому, что тот прервал поток его невеселых мыслей очередным вопросом:       – Ну а ты, конечно же, ждешь Десятую? – и по его тону было более чем понятно, что этим Девятый очень хотел поддеть циклопа.       – А тебе что, завидно? – не остался в долгу Пятый. – Ты не очень-то жаловал женщин, а? – обратился он к Асперу.       – Д-да, наверное, – пожал плечами тот.       – Но она у тебя получилась, – одобрил Пятый. – Женщина с большой буквы.       Аспер почувствовал себя неуютно, словно бы кто-то вдруг вытащил наружу его самую потаенную сексуальную фантазию – хотя, признаться, он ни черта не помнил о том, как может выглядеть женщина, которую он нарисовал, будучи ребенком.       На выручку снова пришел Девятый.       – Старик, ты меня поражаешь! – подколол он циклопа. – Ей же сто лет в обед!       – Когда-нибудь ты поймешь, – с долей мечтательности в голосе произнес Пятый, – что любовь – это совсем не о плотских удовольствиях.       – Погодите, Десятая – такая п... пухлая женщина с большущими руками?.. – припомнил Аспер.       – И огромным сердцем, – кивнул Пятый.       Аспер кивнул тоже. Он вспомнил и эту личность, этого своего друга. Он – она – почти не был воображаемым. Малыш Аспер вложил в ее образ свои смутные воспоминания о бабушке, самом теплом, любящем человеке, которого он знал. Она обнимала его так часто, как только могла, и любила сильнее, чем возможно было выразить.       А психичка нашла в этом странную, болезненную фиксацию на женской груди и руках и решила, что и это существо нужно тоже устранить.       – А я ее Бульбулей называл, – припомнил вдруг Аспер.       – Забавное слово, – хихикнул Девятый, а Пятый вдруг забеспокоился:       – А если это и впрямь ее имя, что – она...       – Не думаю, что она исчезла, – нахмурился Аспер, прислушавшись к собственным ощущениям. – Наверное, для этого нужно слышать свое имя.       – Исчезла? – сделал стойку Девятый. – Ты что-то знаешь? Ну, о том, что случается... после?       Помедлив секунду, Аспер кивнул и уже собирался было рассказать этим двоим о своем ночном приключении, но циклоп остановил его.       – Давай дождемся оставшихся. Это все-таки всех касается.       Едва в лофте появился Третий, как сразу же направился к Асперу. Тот постарался сдержать дрожь, когда монстр протянул ему свою двупалую клешню для рукопожатия, но все равно не смог проявить достаточного дружелюбия. И четырехглазый это почувствовал.       – Что ж, теперь в моих новостях нет никакого смысла, – горько констатировал Третий, печально поникая своими тараканьими усиками.       – Полагаю, из первых уст мы узнаем больше информации, – резонно заметил Пятый. Как успел заметить Аспер, этот здесь был за медиатора, эдакий мировой судья – и порадовался, что именно с ним у него случился первый толковый разговор.       Третий лишь только пожал плечами и отошел от них к бару, хмуро поприветствовав еще одного крестоликого.       – Это Седьмой, – шепнул Асперу на ухо Девятый.       «Попробую назвать тебя Вергилием, – решил Аспер, – раз уж ты стал для меня проводником в этом перечеркнутом Аду».       Правда, осекся он тут же, вряд ли маленький ребенок был знаком с творчеством Данте. Хотя и увлечения боями карликов в раннем детстве Аспер тоже не припоминал – а поди ж ты, Седьмой выглядел именно так, словно заглянул сюда между двумя сражениями в ринге. Он даже не подходил к барной стойке – скорее всего, бармен-Восьмой тогда бы его попросту не увидел. Зато, если говорить о ширине, то, на взгляд Аспера, Седьмой выглядел так, будто бы в пассажирский лифт он мог бы зайти исключительно боком. И это все мышцы!       Как оказалось, пока они беседовали, в лофте собрались почти все: у сцены печально притулился длинный черный человек с одной ногой, которая заканчивалась чем-то похожим на головку электрической зубной щетки, а у стойки из рук Восьмого получал свой напиток обладатель удивительной треугольной головы. Леопардовый Четвертый о чем-то раздраженно спорил еще с одним незнакомым Асперу монстром, но, как тот ни злился, мотая из стороны в сторону своим длиннющим хвостом, перекричать собеседника ему было сложно: тот был одарен аж двумя болтливыми головами.       Внезапно Пятый с грохотом отодвинул стул и заторопился к дверям:       – Ну, наконец-то! – поприветствовал он Десятую, и впрямь очень похожую на бабушку Аспера, разве что та никогда не попадалась ему на глаза с перемазанным в угле лицом.       – Все на месте, – подсказал Асперу Девятый. – Пора начинать.       Повинуясь повелительному жесту Пятого, все присутствующие снялись со своих мест и подошли поближе к центру помещения. Аспер постарался не думать о том, что это сильно напоминает стягивающуюся вокруг него паутину и попытался пересчитать крестоликих по головам. Сбился, начал считать заново...       – Мы долго ждали чего-то нового, – начал Пятый, каждое слово которого вбивалось в голову автора, словно ржавый гвоздь. – Мы мечтали встретить Аспера. Надеялись, что он освободит нас.       Радостные хлопки и свист заставили Аспера вздрогнуть. Несмотря на то, что ему не пришлось забираться на сцену, он чувствовал себя в центре всеобщего внимания – будто на Лобном месте или на средневековом инквизиторском костре. Какая-то его часть жаждала, чтобы Пятый как можно быстрее замолчал – ведь чем больше тот рекламировал неожиданного гостя на их собрании, тем вероятнее было, что Аспер не оправдает их надежд. С другой стороны, как только циклоп закончит свою речь, говорить придется уже ему. И этого Асперу тоже очень не хотелось!       Погрузившись в собственные мысли, он упустил момент, когда все одиннадцать крестоликих выжидающе уставились на него.       – М-м-м... Да. Привет. Я Аспер, – с трудом ворочая пересохшим языком, заговорил он. – Я понимаю ваши надежды. Но я ничего не могу обещать.       Гул разочарования словно бы обжег ему уши. Седьмой, угрожающе разминая мышцы, даже присвистнул.       – Поверьте! – взмолился Аспер, силясь найти глазами хоть одно сочувствующее ему создание. – Я сам до сих пор не понимаю, как и зачем здесь оказался. И что это за место. И как такое возможно...       – Но нас-то ты помнишь? – умоляюще сложила руки Шестая.       – Ч-частично, – осторожно согласился Аспер.       Теперь уже стараясь не смотреть на них, парень рассказал им, так связно, как только мог, о том, что вспомнил вчера за разговором с Пятым.       – Поначалу я вас до жути перепугался, – признался он, ища глазами Третьего.       Тот кивнул, скривив свое искаженное лицо в ухмылке непонятной эмоции.       – Не то слово! Сиганул, как заяц!       Десятая укоризненно хлопнула его по плечу, и Аспер преисполнился к ней поистине сыновней благодарностью.       – Но потом все вспомнил и осознал. Вчера ночью ко мне снова пришли те, что похожи на животных... И я их... отпустил.       – Как?! – воскликнуло сразу несколько голосов.       – Я... произносил имена, и они...       – Что? Что?!       – Растворились в воздухе, – наконец, выдал Аспер. – И судя по всему, они этого и хотели.       Одиннадцать крестоликих переглянулись. Наконец, Пятый заговорил.       – Как я и говорил, мы все пришли к коллективному выводу, что это должно случиться.       – За десять лет даже спиться не получилось, – подал голос Восьмой.       – Десять? Мне казалось, прошло не меньше двенадцати! – усомнился тот парень с треугольной головой, номер которого Асперу так и не довелось узнать.       – Сложно считать, когда все дни похожи один на другой, – развела руками Шестая, а остальные согласно закивали.       – Просто... Это страшно, – сказала одна из двух голов того крестоликого, который спорил с леопардом.       – Тут хотя бы стабильность, – согласилась с ней вторая. – А там неизвестность.       Аспер молчал, понятия не имея, как следует поступать в таких случаях. Вряд ли палачу следует уговаривать своих жертв взойти на эшафот. Особенно, если он сам сомневается, сможет ли это сделать...       – Мы все согласились, что хотим этого, – напомнил Пятый.       – С кого начнем? – хмуро поинтересовался человек-гепард, в нетерпении подергивая хвостом.       – Я... не знаю, – понурился Аспер. – Я хотел подготовиться за завтраком, вспомнить ваши имена и записать их... Я ведь уже говорил, что записанное случается...       – А я тебя отвлек? – испугался Девятый.       – Нет... нет, – спешно ответил парень. – У меня просто не было ни единой мысли.       Все снова замолчали, и Аспер буквально почуял носом, что, вопреки всем имеющимся сомнениям, все эти создания все-таки надеялись на ритуал наречения.       – Но и имен животных ты не писал, – задумчиво проговорила Шестая. Аспер уставился на нее, силясь осознать, что это могло бы значить.       – Называй нас наобум! – потребовал мускулистый Седьмой, и Аспер не решился больше медлить или тем более возражать.       – Ну... Вот вы, – он совершенно невежливо ткнул пальцем в Десятую. – Вы очень похожи на мою бабушку, – признался он. – Я звал ее... Бульбуля.       Ахнув, пухлая женщина с большими руками и огромным сердцем сделала шаг назад, и рассыпалась в мельчайшую пудру. Воздух в лофте вдруг наполнился чудными запахами – корицы, ванили и свежеиспеченных булочек. Аспер жадно втянул ноздрями этот чудесный аромат и, украдкой вытерев с глаз выступившие слезы, еще раз попрощался с этим образом взрослой, беззаветно любящей его женщины – в этот раз окончательно.       – Теперь меня! – потребовал Пятый.       Аспер покачал головой. Он все еще не мог доставать из памяти имена своим «монстрам» по требованию.       – У меня пока только еще одно имя в голове, – объявил он, смущаясь. – Твое, – Аспер повернулся к Девятому. – Я не знаю, как это возможно, откуда я мог знать это слово, когда был ребенком... Но сегодня ты – мой провожатый. Вергилий!       Трехглазый рассыпался снопом голубых искр, с треском, будто молния, оставив после себя легкий запах озона. Вдохнув его, словно подзарядившись, Аспер совершенно неожиданно для себя осознал, что все эти одиннадцать странных, ни на что и ни на кого не похожих ребят – это все его части. Быть может, он и не мог до конца определить мозгом, где (и почему) кончается один из них и начинается другой, почему они именно так выглядят и так себя ведут, какие конкретные сферы или ощущения из жизни Аспер-ребенок пытался облечь в эти образы... Зато сердце точно знало, что сейчас они не уходят в небытие. Они возвращаются домой. Снова воссоединяются с ним.       Ухватившись за эту мысль, Аспер как будто скинул с плеч гнетущую гору. Он снова пробежался глазами по оставшимся девятерым крестоликим и задержал взгляд на парне с треугольной головой.       – Остро...умец? – с сомнением произнес он, приподняв одну бровь.       Этот парень успел кивнуть и улыбнуться, прежде чем исчезнуть с громким хлопком, не оставив после себя запахов. Но он пропал не бесследно – в следущую же секунду Аспер явственно ощутил, как в его голове обустраивается какое-то совершенно забытое чувство. Больше всего оно походило на... весомость. И уверенность. Он почувствовал себя умницей. И это ощущение ему очень понравилось.       – Доппель... херц? – преположил Аспер, глядя на две головы, поднимавшиеся из одного воротника на очень длинных, изогнутых шеях, как воздушные шарики на веревочках.       Те переглянулись между с собой и с сомнением покачались.       – Доппельгангер! – воскликнул парень, поняв, что предыдущее слово видел у все той же бабушки – на упаковке лекарства в холодильнике.       Он угадал. Близнецы тоже растворились в воздухе – превратившись перед этим в белое облачко, пахнущее сахарной ватой. Голова Аспера снова прибавила в весе – он осознал, что теперь с ним будет разговаривать сразу несколько внутренних голосов.       – Попробуй меня, – попросил Пятый еще раз, почти с тоской в голосе.       Аспер прищурился, силясь вызвать в голове хоть какую-нибудь ассоциацию с этим созданием, и вдруг вспомнил соседа, добродушного толстого мужика, который обожал всех без исключения детей во дворе и зорко присматривал за всеми ними, даже если многочисленные мамочки его об этом не просили.       – Степанзилла! – брякнул Аспер, глядя прямо в единственный глаз Пятого, а вместо него видя смешливого дядьку, который вечно сидел на лавочке у подъезда и не раз под большим секретом выдавал отчаявшимся малышам, где «сховались» особо хитрые товарищи по пряткам.       – Спасибо! – только и успел сказать Пятый на прощание.       «Да, это наш дядя Степа», – подумали голоса у Аспера в голове.       Оставшиеся личности молча, хоть и со все нарастающим нетерпением ждали своей очереди, и Аспер вдруг понял, почему ему так легко с ними говорить, по сути, откровенный бред.       Над ним впервые никто не смеялся. Как будто бы лишь он сам осознавал, насколько нелепые слова он произносит.       Но и они тоже все понимали. Просто... они его уважали. И не позволяли себе смеяться, даже если слышали полную глупость.       Аспер обвел глазами оставшихся, и новая догадка воодушевила его.       Они всегда были с ним. И имена у них менялись по мере того, как он рос. А может, у них и не было каких-то заранее предопределенных имен, которые он должен был вспомнить. Он должен был заново их дать.       И с этой окрыляющей мыслью он совершенно отбросил сомнения, нет-нет, да закрадывавшиеся в его разум.       И совсем скоро он остался в лофте один.       Полный, цельный, счастливый Аспер. Не избавившийся, но подружившийся со своими «демонами», которые, как оказалось, отличные ребята. Которые, наконец, дождались его.