Тот другой

В гостиной на Бейкер-стрит царил полумрак, удушливый и жаркий из-за задёрнутых гардин. Шерлок лежал на диване, поджав колени и примостив голову на изгиб локтя вместо подушки. Неделя, всего семь дней, как он вернулся в Лондон. Он играл человека, которого не сломали, и всё же играл недостаточно хорошо. Ему казалось, что все видят, что ему больно сидеть откинувшись и наклоняться, замечают дрожь, которой исходят его пальцы, стоит взять в руки что угодно, хоть ручку, хоть смычок. Он не спал — только позволял себе на пару часов сомкнуть веки, засовывая кисть в рот, чтобы не было слышно стонов или криков. Ни к чему миссис Хадсон знать, что снится её квартиранту. Темнота, блаженная темнота сменилась освещённым парой ламп подвалом и яркой кровью, капавшей у него изо рта на пол, свистом бича и скрежетом металла, омерзительным звуком собственного сердцебиения. Несколько дней тому назад он проснулся и подскочил на ноги, борясь с выступившими на глаза слезами бессилья. Во сне он умер — а здесь нет. Головная боль сводила его с ума. В Чертогах было шумно, темно и суматошно, словно какой-то ураган ворвался внутрь и опрокинул мебель, свалил на пол бумаги, вывалил всё из ящиков… Холмс прижал руки к вискам, чувствуя качку — океан мыслей штормил и качал его измученное сознание взад и вперёд. Минута спокойствия, дрейфа, покоя, хотя бы мгновение покоя… Квартира перестала быть убежищем: Шерлок заполз туда, как раненый зверь ползёт в чужую ему пещеру просто потому, что это крыша над головой. Вот только домом это место не было. Его убедительные просьбы не волноваться и фразы вроде «Я в полном порядке, можно чаю? Спасибо!» не убеждали даже миссис Хадсон. Это было всё не то. Единственный и самый главный фактор того, что всё «не в порядке» — отсутствие Джона, и уж это его домоправительница заметила ещё в первую ночь, когда он ввалился на Бейкер-Стрит с разбитым в кровь лицом. Джону было не место в этой гостиной, и Шерлоку больше не было места рядом с ним. С этим надо было смириться, это надо было забыть. Мужчина поморщился: хорош, нечего сказать! Майкрофт прав, когда называет его идиотом. «Неравнодушие — не преимущество, Шерлок», зазвучал в голове мерзкий голос брата, и Шерлок отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Сам знает. Джон всегда был гарантом реальности происходящего. Таких встречаешь нечасто, нечасто такие убивают ради тебя человека на второй день знакомства, и всё же дело было не только в стойкости или отваге его друга. Друг… Стереть, удалить, убрать всё то, что было когда-то. Стереть с жёсткого диска саму абсурдную мысль, что кому-то он был нужен, что кто-то ждал его и волновался за его жизнь, что кому-то было не всё равно. Забыть, что когда-то его ценили не за гениальность, знания или возможности, а просто за то, что он был. Оставить в прошлом, что когда-то в толпе насмешников у него был друг. Нет, нельзя было думать об этом. Шерлок сморщился и слабо запахнулся плотнее. Он сделал то, что Джон бы сделал не раздумывая — спас друга. Он спас Джона Ватсона, но всё равно проиграл. Людей защищают друзья, Джон. Ты ведь сам сказал это. Большая игра потребовала, чтобы он пошёл ва-банк, и он пошёл, пусть всё, что у него осталось — пыль, кровь, кошмары и грёбанный посттравматический синдром. Беспрестанный дрейф в мозгах затягивал и топил, а детектив слишком устал, чтобы ему сопротивляться. Он бы давно погрузился в успокаивающее тепло морфия или даже героина, чтобы отвлечься от этого сверла в мозгу, если бы Майкрофт, чтоб ему провалиться, не забрал у него всё до последней ампулы. Кокаин — это взрывное устройство, которое вдребезги разносит твой хрустальный замок, героин — это то, что смягчит посадку, пока ты будешь падать из этого рушащегося замка. Шерлок сжал зубы и зажмурился, чувствуя, как печёт недавно разошедшиеся раны на рёбрах. Пусть болят… Только не спать, не спать… Пожалуйста, пожалуйста, только не туда, где все эти пытки ещё имеют смысл, где у него ещё есть причина бороться… Шерлок был на полпути к привычной апатии, когда на лестнице раздались шаги. Сердце в панике заколотилось, и он зажмурился, неосознанно привставая на колени. Медленная, уверенная походка — мужчина средних лет; слабый шелест — пластиковые пакеты в руках, два, нет, три, тяжело нагруженные; ни пауз, ни топтания на лестничной площадке, как это бывает у людей, которые приходят куда-то впервые — бывает здесь часто. Если исключить невозможное, то, что останется, и будет правдой, сколь бы невероятным оно ни казалось. Джон.       Отбросив прочь мысль, что его ПТСР теперь включает и звуковые галлюцинации, Шерлок замер, глядя на то, как дверь отрылась и доктор, держащий в руках пакеты с чем-то хрустящим (еда?), запнулся о порог. — Твою ж мать, блин, Шерлок! — судя по звуку, он ударился рукой о косяк и теперь шипел, тряся ударенной конечностью. Точнее разобрать Шерлок не мог: всё плыло, как в тумане, не то от недосыпа и голода, не то от темноты, которая затопила комнату. Детектив ориентировался только на слух. Вот хрустнули пакеты, брошенные на пол у входа, скрипнула половица в центре гостиной и подставка под торшер, заграждавшая проход к окнам. Кольца на гардине звякнули, наконец-то впуская тусклый дневной свет и взметая шторами тонны пыли, заставляя Джона чихнуть. Шерлок, глядевший на него абсолютно сумасшедшими глазами, не мог даже сдвинуться от ужаса, что каким-то чудом он заснул и видит сон из старой жизни. Странный, нереальный сон, где всё ещё цело или по крайней мере не так сильно сломано, хотя он, Шерлок, определённо, не подарок, и как только его ещё терпит Джон, Джон, Джон… Вот и чайник щёлкнул…       В голове смешалось реальное и додуманное, и детектив обессиленно выдохнул, пряча лицо в ладонях. — Ну конечно, молоко кончилось — хорошо ещё, что вспомнил. Взял на пробу этот хлеб — недалеко отсюда открылась маленькая пекарня, жаль, что этот уже заветрился… Ничего, завтра с утра будет свежий. Надеюсь, ты не против овощного рагу. Можно было бы взять доставку, но как-то надоела заказная еда.       Шерлок слушал это, со всей силы кусая пальцы, чтобы заглушить невесёлый смех. Пожалуйста, он уже сходит с ума. Воображает, что Джон, которого тут не может быть, раскладывает в холодильник банки с фасолью и рассказывает ему про какую-то пекарню за углом.       Совсем рядом звякнул фарфор, а на плечо неожиданно опустилась тёплая ладонь: — Держи, пока я… Да ты замёрз! Шерлок! Не открывать глаза. Откроешь — и станет окончательно ясно, что дорога одна — и не на крышу Бартса, а в психушку. Тихий скрип дивана — его лихорадочное видение опустилось рядом и сжало плечи. Шерлок слабо поморщился: вывих, вправленный врачами Майкрофта, всё ещё давал о себе знать. — Шерлок, — знакомый голос был непривычно мягок. Джон, который набросился на него недавно, чьи следы пальцев остались у него на шее, не мог говорить так, — сделай глубокий вдох и открой глаза. Никаких глубоких вдохов, грудная клетка и без того заходилась в крике, но Холмс тихо набрал воздуха и выдохнул, приоткрывая глаза. Джон сидел рядом, опустив одну руку на колено и сжимая другой его плечо — в одном из своих отвратительных свитеров поверх ещё более ужасной клетчатой рубашки, взлохмаченный и серьёзный. Нужно было что-то сказать, хотя бы поздороваться, пусть он и не делал так в прошлой жизни, но когда-то же надо, тем более что это всё равно какой-то сбой… — Прекрати думать и пей чай. Ты весь трясёшься. Ужин будет через 20 минут, и я не собираюсь ничего слушать по поводу того, что твоему транспорту не нужна еда, — в его замёрзших, дрожащих пальцах оказалась чашка восхитительного чая, от запаха которого у Шерлока окончательно помутилось в голове. Плохой идеей было давать ему в руки горячий напиток, но стол был слишком далеко, чтобы можно было дотянуться туда, не напрягая спину. Пришлось пить. Поначалу он думал, что от крепкого Эрл Грея с молоком его вывернет наизнанку. К счастью, его пост не слишком затянулся — кажется, пару дней назад к нему забегала миссис Хадсон и скормила ему чашку бульона или чего-то похожего на суп. Джон был на кухне, и привычный шум, с которым он всегда передвигался от стола к шкафам, ровное гудение плиты, стук ножей казались чем-то совсем невозможным. Тем не менее, они были реальны, Шерлок был более чем уверен в этом. Он запрещал себе думать о том, почему Джон ведёт себя, как будто ничего не случилось, и продолжал пилить взглядом кухню, грея пальцы о высокую бело-чёрную чашку.