Тот другой

А день обещал быть таким приятным, пока ему не позвонили в дверь. Джон ожидал кого угодно, только не Майкрофта. Его высочество Британское правительство редко утруждало себя визитами к обычным людям. Мужчина хмуро оглядел его, лощёного, как кот, аккуратного и высокомерно задравшего нос посреди его маленькой гостиной. Квартира на ветеранскую пенсию не отвечала его представлениям о достойном жилище, это верно. Тем не менее, скудность интерьера не мешала ему восседать на диване с той же чинностью, что и в кресле Букингемского дворца. — Майкрофт, у вас семейная черта — предполагать, что остальные тоже читают людей как раскрытую книгу, или это была исключительно привилегия вашего брата? — холодно поинтересовался Джон. Холмс-старший ответил ему привычной усмешкой: — Что вы, нашей чертой скорее является отчаяние при виде человеческого идиотизма. — Тогда какого чёрта вы заявляетесь ко мне в мой единственный выходной, когда я могу провести время со своей невестой, и восседаете на моём диване, как будто разговор уже состоялся?       Майкрофт скривился. Его апатично расслабленное лицо начинало бесить Ватсона, и тот сложил руки на груди, гневно насупившись. — Джон, мы с вами старые знакомые, и я вполне могу зайти к вам на чашку чая — эдакая черта старой доброй Англии в её лучших проявлениях. — Мы с вами не старые знакомые. Вдобавок, вы никогда не пьёте чай, даже во время ваших визитов на Бейкер-Стрит. — В частности, о них и пойдёт речь — как мило, что мы перешли к цели разговора, минуя все эти вежливые условности. — Нет-нет, только не очередной разговор о Шерлоке. Даже не начинайте. Джон никогда не замечал, чтобы Майкрофт так быстро сбрасывал с себя маску сонного высокомерия. Ещё мгновение назад перед ним был апатично настроенный варан посреди процесса переваривания добычи, сейчас на него смотрели абсолютно живые и строгие глаза мужчины, который резко выпрямился, будто ему дали пощёчину. — Именно о нём. — Довольно, — бывший военврач развернулся и прошагал к двери, хватаясь за ручку и недвусмысленно намекая на конец визита. Губы Холмса сжались в нитку, и он отчеканил: — Нет, Джон. Я останусь здесь, и мы поговорим о моём брате. Я не так часто вас о чём-либо прошу, чтобы вы отказали мне сейчас. Джон… Это действительно важно. Если бы не еле заметная дрожь, которую можно было и не услышать, не будь Джон соседом другого Холмса на протяжении долгих лет, он бы выставил своего гостя за дверь. Это было неправильно, иррационально, непохоже на Майкрофта, и это было ново.       Ватсон кивнул и опустился в кресло рядом с диваном, беря со столика бокал и отпивая. — Видите ли, Джон, — снова невозмутимо начал Майкрофт, не обращая внимания на виски в руках у своего собеседника, — я сторонник теории гомеостаза. Если память вас подводит, то позволю себе пояснить: речь идёт о способности открытой системы к саморегуляции посредством ряда реакций, направленных на поддержание динамического равновесия.       Лишь усилием воли Джон не закатил глаза. Эта семейка позёрствует до победного. Но Майкрофт продолжал: — Иными словами, я не люблю перемены. Парадоксально, но младший брат, у которого я на днях конфисковал определённое количество кокаина, относится к категории перемен.       На этом месте Джон неосознанно сжался, отставляя бокал и сжимая кулаки. — Это происходит не в первый раз. Почему вы приходите ко мне? Если Британское правительство не в силах уследить за наркотическими зависимостями члена своей семьи, то что могу сделать я? Почему вообще это должен быть я? — Потому, доктор Ватсон, что мой братец, хоть и не отличается особым интеллектом, всё же не потерял его окончательно. Он принимает наркотики не ради кайфа. Кокаин и героин помогают ему систематизировать реальность, ограничивать количество факторов, которые он анализирует, даже не замечая того. Если хотите, это ластик, после которого вместо конспекта остаётся расплывчатое серое пятно. — Вы не ответили, Майкрофт. Чем тут могу помочь я?       Настала очередь Майкрофта чудом удерживать взгляд на Джоне, не закатывая глаза. — Это может казаться невероятным, но я забочусь о моём брате. В целом мы с ним похожи, разве что у меня есть ряд преимуществ, от которых Шерлок сознательно отказывается… — Рыцарство и коллекция зонтов? — Хладнокровие. Неравнодушие — не преимущество, Вашими стараниями он об этом забыл.       Джон нахмурился: — Моими стараниями? — Вы вели себя с ним как с обычным человеком, — его лицо перекосило на слове «обычный», — и это улучшило его состояние. Система стала более стабильной, если так можно выразиться. Мне стало спокойнее от того, что за ним приглядывает кто-то настолько преданный и… разумный, — Джон оценил комплимент, ухмыльнувшись уголком рта. — Она оставалась такой, пока Шерлоку не пришлось участвовать в Рейхенбахском деле. Я не стану говорить, на что он пошёл и чем пожертвовал, если он хочет держать это в тайне — не мне ему отказывать. Тем не менее, после этих двух лет вы встретились не совсем друзьями. Я умолчу о том, что с ним сделала ваша тёплая встреча в ресторане, он всегда не слушался моих предупреждений, но… — плавная, продуманная речь оборвалась, и мужчина закрыл лицо руками.       Этот усталый жест стал для Джона сигналом не хуже Ватиканских камей. — Майкрофт, что вы имеете ввиду? — Холмс-старший говорил тихо, и в голосе звучала неподдельная усталость. — Он не подпустит меня. Никогда не подпускал, что бы ни случилось. В определённый момент перестал подпускать родителей. У него никогда не было близких привязанностей или интрижек, всего того, что люди называют жизненным опытом, и от этого он совершенно не способен правильно справляться с эмоциональным напряжением. Если от него отвернётесь вы, он закроется, и это будет сложнее, чем с его зависимостями от адреналина и наркотиков. Последние слова прозвучали настолько невинно и в то же время угрожающе, что в комнате будто резко стало холодно. Наркошу, раскрывающего дела ради кайфа, ещё можно было вылечить, но что делать с тем, кто долгое время отказывал себе в эмоциях и не умел с ними ладить? Да ещё и с доступом к наркотикам и оружию? Морщины на лбу Джона стали глубже. Тишину прерывало только еле слышное тиканье наручных часов. Мужчины сидели молча, рядом, но поодиночке, не встречаясь глазами. В какой-то момент Майкрофт встал: — Джон. Мужчина вскинул голову. — Не бросайте моего брата.

***

Майкрофт давно ушёл, а Джон по-прежнему сидел на своём месте, не сводя глаз с бокала. Наполовину полон, наполовину пуст. Как он сам. Ему было не на что жаловаться. В его жизни появилась Мэри, похожая на солнечный блик, лёгкая, смешливая, изящная, с глазами цвета сосновой хвои. Он полюбил её за внимательность и терпение, с которым она принимала его потерю. Ни одного упрёка, ни тени недовольства или ревности. Мэри была с ним, когда он шёл на кладбище, когда вскакивал ночью с криком «Стой, нет!», когда приходил ночью 29 января трезвый и злой. Она просто была рядом, давая понять, что мир не остановился и не утонул в той крови у подножия Бартса. Джон не мог представить, что прожил бы последние полгода без неё. Злость на умершего друга перешла в ту слепую боль, когда проще застрелиться, чем отпустить воспоминания. Парадоксально, что всё это устойчивое, как песчаный замок у линии прилива, спокойствие было разрушено неделю назад. И как! Джон сжал кулаки, вспоминая, как побелевшие от ярости костяшки слились по цвету с тонкой кожей на шее, как отчаянно пульсировала жилка и как в ослеплении он не чувствовал рук Мэри, пытавшейся оторвать его от тела. Его кулаки всё ещё побаливали. Он был жив! Этот мерзавец, которого он похоронил, по которому отчаянно тосковал, кровь которого видел на своих руках каждую ночь! Всё это время он был жив! И заявиться в тот ресторан (проклятье, Майкрофт, он ещё ему за это заплатит), с этими идиотскими очками, нарисованными усами, французским акцентом… Джон узнал его голос, только не поверил своим ушам — отмахнулся, как всегда. Слишком долго он слышал Холмса и его скрипку, слишком часто убеждал себя, что это другая шевелюра взлохмачена ветром, другое пальто взметнулось полами… Его друг был мёртв. Его не могло быть здесь. Джон говорил себе это каждый день. Шерлок должен был понимать, что его «Я жив» не снимает вопросов и не отменит двух лет траура. Джон взглянул на часы и вскочил, хватая куртку и натягивая её на бегу. Смена Мэри начиналась через полчаса.

***

      Он нашёл её в ординаторской за заполнением каких-то ведомостей. — Джон! — радостно улыбнулась мисс Морстен, поднимаясь и целуя Джона в щёку, — я думала, у тебя сегодня выходной. — Так и есть. Решил навестить свою невесту. — Как чудесно, что ты зашёл. Мне как раз нужно было тебя кое о чём спросить, — Мэри, утащившая Джона на стоявший у окна диванчик, ласково приобняла его, пряча голову на плече. — О чём же? — Я помню, что мы собирались встретиться сегодня, но мне придётся навестить дома одну больную старушку. Сара сказала, что её категорически не устраивают врачи скорой помощи, — на этих словах Джон закатил глаза, а Мэри тихо рассмеялась. Капризные старушки были обыденной темой для больничных сплетен: они даже были тайно разделены между медсёстрами, которые решили перевести эту муторную обязанность в формат развлечения, — Ты не в обиде? — Что ты, вовсе нет. Тем более что я тоже должен буду заняться чем-то аналогичным.       Мэри тут же посерьёзнела. — Навестишь Шерлока? Джон рассмеялся, борясь с удивлением. — Как ты догадалась? — Ты не говоришь о нём, но по блогу видно, что мистер детектив всегда был большим ребёнком, — пожала плечами Мэри. Джону оставалось только вздохнуть. И правда, ребёнок. Большой ребёнок, который любит требовать внимания, позёрствовать и думать, что ему всё простят за один щенячий взгляд, — Не злись на него. Он казался потерянным там, в ресторане. Потерянным? Это Шерлок-то? И тем не менее, если его друг не казался непохожим на самого себя (и дело не только в дурацком образе официанта), то Джон окончательно ослеп. Он почувствовал, что улыбается, когда губы Мэри коснулись его виска. Она улыбалась ему так открыто и тепло, как улыбаются любимым, а не зацикленным на драме двухлетней давности, и уже за это Джон был ей благодарен. — Ты чудо. Я позвоню тебе, как закончу на Бейкер-Стрит? — Если хочешь, останься там на пару дней, я всё равно занимаюсь отчётами, — предложила девушка. Джон нахмурился: — Ты серьёзно? Он видел её сейчас очень отчётливо: маленькая, хрупкая, воротничок блузки торчит из-под халата, золотистые волосы собраны в пучок. Тонкие губы ласково улыбнулись, когда Мэри сложила руки на коленях и прищурила глаза: — Джон, скажи честно: ты уверен, что вам понадобится всего несколько часов? Это нелепо, хотел было возразить Джон. Конечно, они просто поговорят, а потом он… Нет. На этот разговор им, определённо, необходимо больше времени. Он совершенно не знал, что мог сказать, и всё же понимал, что в глубине души хочет этого разговора, что разговор необходим, а Шерлок действительно мог быть не в порядке. Этого подлеца можно было обвинять в чём угодно, но он был очень хорошим актёром, и раз в его игру не поверил Майкрофт — дело дрянь. — Может быть, ты права. К тому же, миссис Хадсон просила пару дней назад повесить ей полку. Мэри рассмеялась, качая головой. Конечно, миссис Хадсон ни о чём его не просила. Они не виделись с похорон, когда она разрыдалась у него на плече возле пустого гроба. После пары звонков на праздники, которые заканчивались так же, Ватсон отказался и от них. Разорвать все связи с Бейкер-Стрит было позорным бегством, и всё же Джон, Капитан Мужество, как его звали боевые товарищи, предпочёл его. Довольно. Призрак ожил. Пора расставить все точки над И.