Тридцать шесть вопросов

Говорят, что алкоголь залечивает раны, заставляет человека забыться и испытывать кайф от всего, что происходит в жизни. Выплеск гормонов наружу, потеря тормозов: ты не вспомнишь вчерашний день, и тебе будет абсолютно все равно на день сегодняшний. Именно так рассуждала Маша, мирно и невероятно умиротворенно смотря на то, как подруга открывает бутылку хорошего, но не самого дорогого красного вина. Естественно, напиваться девушки не собирались. Более того, они собирались лишь слегка пригубить спиртное, словить счастливый блеск в глазах и лишь капельку развеселиться, но… Опьянение, а особенно для хрупкой девушки, — стадия, приходящая весьма быстро и незаметно. Можно даже сказать: легко и непринужденно, как прогуливается мечтательный подросток по любимой набережной в теплый, но вовсе не жаркий день. Да, они выпивали, но почему-то именно сегодня они больше всего хотели быть именно такими: вечно молодыми, вечно пьяными, неадекватными. И от этого становилось легче: мутная дымка заволакивала сознание, ударяла в голову, принося за собой самую настоящую, самую искреннюю и крышесносящую эйфорию. Только вслед за эйфорией просыпался дремлющий внутри зверь, все ещё чувствующий неприязнь к происходящим событиям. Чувство обиды несколько гложет внутри, царапает щеки и хватает за одежду. Немного противно, чуточку больновато и неприятно, и так — как глупо в этом признаваться — неправильно. Правда, сейчас становилось легче. Хотелось попасть в сказочную страну и летать, летать, летать, пока крылья окончательно не расправятся. Маше так хочется летать без алкоголя. Только в трезвом состоянии она любит самостоятельно обрезать себе крылья. Сможет ли бутылка вина спасти от подобных загонов? Нет. Но Маша с искренней наивностью верила в обратное. Напиваться она, разумеется, не хотела, но заглушить идиотское чувство, плескающееся на дне души, хотелось до дрожи в коленях. Забавно ведь: парень, который ей нравится, врал все время и даже не раскаивается в этом? А друг, который в её личном топе стоял наравне с братом, покрывал его и также скрывал правду? «Королевишне же нужен свой король?» — одна его фраза, так больно ударяющая по сознанию, в очередной раз возникла в голове, заставляя то и дело прокручивать их разговор. Королевишне-то может и нужен, да только Маша — героиня вовсе не той сказки, где над высокими стройными башнями реют победные флаги. И Маша напилась. Напилась так, что зашедший в гости Матвей, мягко говоря, ошалел, когда увидел двух неадекватных баб, рыдающих на плече друг у друга. Как оказалось чуть позже, рыдали они от счастья. Только вот в чем причина подобного веселого расположения духа молодой человек так и не понял. Скептическим взглядом обводит комнату, пытаясь найти следы чего-нибудь покрепче вина, но видит перед собой только тарелки закусок — сыр, шоколад и консервированные ананасы. Еще Матвей, конечно, заметил помидоры, но на этом факте он предпочел внимания не акцентировать. Мало ли. Маша смотрела на него сильно плавающим и расфокусированным взглядом. Она чему-то улыбалась, забавно хихикала, облокачиваясь на Катю, но ничего ему, Матвею, не говорила. — О, мужик! — удивленным голосом произнесла Катерина, вытаращив свои пьяные глаза на явно недоумевающего Матвея. — Мужиик, — произнесла она в более утвердительной форме, будто бы подтверждая собственные догадки и убеждаясь в своей правоте. — А ты не хочешь с нами выпить? — Да пошел он к черту! — крик, которым разразилась пьяная Маша, заставил всех присутствующих подскочить со своих мест и удивленно зыркнуть в её сторону. — Он мне врал, — более смиренно произнесла она, пытаясь игнорировать мысли, возникающие в голове. Складывает руки на груди, приподнимает подбородок. Демонстрация обиды, ничего большего. Катя засмеялась, обнажая ряд ровных белых зубов, и кинула надменный взгляд в сторону молодого человека, не забыв растерянно пожать плечами: — Пссс… — пьяно произнесла она, стараясь держать голову как можно прямее, хотя получалось у неё, откровенно говоря, слабо. — Подруга… это не он! Самое удивительное в этой ситуации заключалось в том, что за несколько часов, которые девушки провели в компании алкоголя, Катерина так и не смогла узнать, какого же мифического мужика Маша посылает к черту через каждые пять минут. Порой девушке даже начинало казаться, что все происходящее — это просто плод её, Машиного, воображения, и делает она это только для того, чтобы привлечь к себе внимание. Одиночество, на самом деле, достаточно опасная штука. Возможно, именно поэтому Катя ни минуты своей жизни не проводила одна. Однако, по каким-то внутренним побуждениям, телефон подруги она все же решила спрятать куда подальше. — Да этот тоже! — Завьялова с каким-то озверением бьет воздух, а Матвею периодически начинает казаться, что у него в голове обезьяна с гранатой взрывает птичью ферму, настолько все происходящее выглядело странно, что он был уверен — ещё минута, и у него глаз лопнет. Надо же — пьяная Завьялова! Такое, честно говоря, ему даже в кошмарных снах видеть не удавалось. Естественно о том, что она его в чем-то обвиняла, он предпочитал не думать. — Будешь пить? — спросил кто-то из девушек, но Матвей, смотревший на них двоих с умилительной улыбкой, так и не мог понять, от кого прозвучало столь заманчивое предложение. — Да, — а вот отказываться от подобного он, по своему скромному мнению, был не вправе. — Маш? — легко привлекает её внимание, несколько веселясь от вида подвыпившей мадам. — Что? — слишком мягко. Слишком по-домашнему. Слишком много теплоты и нездорового блеска в глазах. Поворачивает голову, пьяно улыбаясь, но выглядит при этом так наивно, что хочется вручить ей плюшевого мишку и положить спать под теплую тяжесть мягкого одеяла. Только вот мыслям в её голове далеко до наивности. — Тебе хорошо? — это даже не вопрос — скорее, утверждение. Смотрит на неё, взгляд не отводит, даже не замечая, как перед глазами возникает бокал, в который Катерина тут же наливает красную жидкость. Сводит брови к переносице, смотря на предложенный напиток, и искренне не понимает, как можно так напиться с этого, с позволения сказать, компота? — Очень, — в очередной раз позволяет пьяной улыбке расцвести на лице и буквально в долю секунды пересаживается к Матвею, аккуратно складывая свои руки на его плечах. Молодого человека, впрочем, эта ситуация веселит, но он отчаянно держит серьёзное и сосредоточенное выражение лица. Только в глазах огни горят. — Ты полностью в умат, да? — Естесна! — произносит мадам, важно приподнимая подбородок. — А знаешь что? — Матвей только заинтересованно приподнял брови, насмешливо поглядывая на её лицо, которое сейчас близко настолько, что он вполне себе чувствовал её пьяное дыхание на своей щеке. — Я хочу в клуб, найду себе какого-нибудь симпатичного парня, пересплю с ним, и все будет замечательно… — Матвей на этом моменте поперхнулся шоколадом, который с завидным постоянством тащил из тарелки. Катя же благополучно искала свои вещи, ни на кого не обращая внимания. — Слушай, — то, с какой трезвостью Маша произнесла данное выражение, произвело неожиданный эффект на молодого человека. — А, может, я тебе нравлюсь? Интересно, Саше понравится, если я пересплю с его другом, и это будет наш с тобой маленький секрет, который случайно станет ему известен? Сказать, что Матвей охренел — не сказать ничего совершенно. Признаться, он уже знал, что произошло между этими двумя, потому и появился в этой комнате ровно для того, чтобы поговорить с этой молодой и нетрезвой дамой, но… Как-то все пошло не по плану. И то, что она сейчас так настойчиво предлагает ему себя, даже в отместку, казалось ему дикой подставой, которую он не совсем ожидал от этой весьма скромной девушки. И в то же время он все ещё здоровый парень, которому тяжело спокойно реагировать на привлекательную особу, которая, словно издеваясь, одаривает его своими прикосновениями, стремясь залезть под футболку. Усилием воли останавливает её руку, убирая от себя. Смотрит в глаза девушки и почему-то сразу понимает — она блефует. Алкоголь разбудил в ней что-то, чего раньше никогда не было видно, и в её глазах сейчас плескались все оттенки обиды и злости. И она злилась. На него тоже. Она просто хочет проучить его? Их? Матвей не знал. — Ты этого не хочешь. Да и Саша сделает из меня пуховик… — со смешком произнес он, продолжая удерживать руку Завьяловой на безопасном от себя расстоянии. — Ну, а тебя он по-другому накажет, я полагаю. Но, поверь, ты тоже не особо сможешь двигаться после этого, — он почти засмеялся, но вовремя понял, что шутка получалась, мягко говоря, не самой смешной. Маша же слегка усмехнулась, но Матвей не был уверен в том, что она его вообще слушает. — Значит, ему ты помогаешь меня обманывать, а помочь мне ему насолить не хочешь, да? — улыбается так ехидно и ядовито, что Матвею и правда становится страшно. Вытаскивает из её рук бутылку, и тут же оставляет её куда подальше. — Да и пошел ты. Нас с Сашей ничего не связывает, — говорит уверенно, хотя и врет. Впрочем, сейчас её пьяный и обиженный мозг это не беспокоит. В ней играет минутное желание отомстить, хотя она прекрасно понимает, что не сможет сделать то, о чем сама тут вещает. Тем не менее, уверенность алкоголя сломить в себе практически невозможно. — Мы поедем или нет? — с закатанными к небу глазами спрашивает Катерина, уже уставшая наблюдать за этим спектаклем. Маша же активно закивала, тут же поднимаясь и неловко падая на диван. — Поедем, — глухо отрезает она, наконец, вставая. Шестеренки в голове Матвея в этот момент крутились так отчаянно, что ему, если честно, хотелось завыть в голос от осознания количества вариантов к действию. Общаться он решил преимущественно с Катей: она была не настолько пьяна, как её подруга, и продолжала мыслить вполне себе здраво. Ну, в сравнении. — Куда вас черти понесли? — и Матвей очень сильно старался не использовать матерных конструкций в этом предложении. — В клуб, Моть, — Маша забавно щелкнула ему по носу, принимая из рук Кати собственный телефон, и победно улыбнулась, смотря ему прямо в глаза. — Я хочу расслабиться и не думать ни о чем сегодня. — Будто бы до этого ты шибко много думала. — Что ты промурлыкал, родной? — Ничего, — буркнул Матвей, практически молниеносно принимая решение: так он хотя бы сможет её проконтролировать. — Я с вами. А что ему ещё оставалось? *** Громкая музыка бьет по ушам не хуже, чем бьет молот по наковальне. Яркие огни бегают по стенам, слепя глаза. В высоту поднимаются руки, в воздух взлетают капли алкоголя. По стенам и полу расходится вибрация от сотни пар ног, прыгающих в едином порыве. На небольших помостах танцуют полуобнаженные девушки, бармен за своим рабочим местом постоянно отливает себе пару граммов заветного алкоголя. Звуки громче. Мысли тише. Слова короче. Всё, как положено. Толпа народа похожа на один нескончаемый людской поток. Зеркала, зачем-то помещенные на потолок, ещё больше увеличивают эффект массовости. Дышать нечем. Воздух пропитан запахом пота, духов и алкоголя. Душно, и в этой атмосфере задыхается любая здравая мысль. Жарко так, что дышать нечем, но Маша все равно идет на танцпол, вглубь клуба, и присоединяется к той давке, которую она так сильно ненавидела в метро. Ощущение, будто на шею закинули веревку и медленно затягивают ту самую петлю. Чувствует себя зажатой между людьми, но совершенно не думает об этом — все мысли уже давно растворились в играющей музыке. Танцует с каким-то молодым человеком, позволяя ему себя обнимать, и алкоголь в её крови не видит в этом ничего предосудительного. Тела двигаются в такт плавной мелодии, которая, кажется, буквально создана для того, чтобы молодые люди могли вполне легально пощупать прелести женских тел, и у Маши почти получается раствориться в мелодии и прикосновениях, если бы не одно пресловутое но: сердце, в отличие от затуманенного мозга, прекрасно понимает и противится тому, что её обнимают совершенно не те руки. Матвей молча наблюдал эту картину, сидя у барной стойки. Правда видок у него был такой, словно он вывалился из самосвала и проехал какой-то участок дороги, тормозя головой. И иногда ему начинало казаться, что главную свою задачу — уберечь пьяную Машу от глупостей — без подкрепления он может полностью провалить. Конечно, Матвей мог вообще не выпускать их из общежития, но в этом случае ситуация могла бы стать ещё хуже — девушки казались ему излишне буйными в этом плане. Особенно Машка, которая едва ли не эликсир бесстрашия в себя влила. Маша танцевала, и он считал это вполне себе адекватным, пока рядом с ней была Катя. Наверное, именно поэтому в какой-то момент он отвлекся на сидящую рядом девушку и решил угостить её парочкой напитков за свой счет. Было ли это его ошибкой? Да. Ибо в следующий раз, когда он обернется, кидая косой взгляд в сторону центра танцпола — он не увидит там никого, хотя бы отдаленно похожего на его подругу. Матерное выражение все же слетит с его губ, моментально стихая в шумовой завесе. Оглядывается по сторонам, осматривая помещение, и в какой-то момент видит знакомое платье Кати, целующейся с каким-то молодым человеком вблизи коридора, ведущего в туалетные комнаты. Конечно, отвлекать людей Матвею было безумно неудобно, Но, может, хоть она знает, куда пропала её собственная подруга? — Я дико извиняюсь прерывать вас на таком интересном моменте, — прокричал Матвей, легонько дотрагиваясь до спины молодого человека, который, Ей-богу, мог размазать его по стенке за долю секунды. — Но можно мне вашу спутницу на секунду? Верну в целости и сохранности, ни один волосок не упадет! — сказав это, слушать ответ он явно не планировал, а потому весьма быстро утащил удивленную Катю в тот самый коридор, куда они наверняка скоро бы переместились с тем нетерпеливым молодым человеком. — Где Маша? Девушка нахмурила свои аккуратные брови, но отвечать не торопилась: — Ну, я не знаю… — неуверенно, но Матвей не придал этому факту особого значения. — Она ушла минут пятнадцать назад. — Охуеть, — только и смог выдать Самойлов, доставая свой черный гаджет. Время кардинальных решений? «Привет, Сань, тут такое дело… Пока твоя задница валяется в теплой постельке, задница твоей ненаглядной потерялась в одном из ночных клубов. И я готов поспорить, с этой пьяной бомбой замедленного действия никто, кроме тебя, не справится. В противном случае, думаю, она наделает глупостей и начнет изучать законы физики назло тебе. И без тебя. А ещё меня девушка отшила, но тебе уже едва ли это интересно…» — каким образом она совершит глупость, он предпочел не уточнять, но искренне надеялся, что этот косячный парень все поймет сам. *** «Друг», которому так старательно писал Матвей, уже давно не спал хотя бы просто потому, что Маша из первой стадии «отрицания» перешла во вторую: понимания необходимости его присутствия рядом. Правда, даже пьяная Мария не могла в этом признаться — ей просто хотелось говорить и злить его до потери пульса. Она помнила, как он злится, а потому девушка с каким-то маньяческим удовольствием осознавала, как ей нравится видеть его взвинченным до предела. Только она и представить себе не могла, видела ли она когда-нибудь тот самый предел. И плевать, что девушка, сидящая на ступеньках замызганной пожарной лестницы, выглядела весьма странно. Пахло сигаретным дымом, но она искренне пыталась не замечать подобного запаха. Берет в руки телефон и уже точно не может сдерживать в себе все то, что ей хочется сказать. «Знаешь что?» — она хотела написать ещё что-то, но смс-ка случайно оказалась отправлена. На телефон тут же начал поступать входящий звонок, который девушка, естественно, поспешила сбросить. Ещё чего! Слышать его голос в таком состоянии она была явно не готова. Хотя ведь так хотелось. Так хотелось увидеть его рядом. «Ты одновременно самый гадкий и самый лучший человек в моей жизни!» «Жила себе спокойно, так нет же! Упал на голову Саша, и ты настолько везде, что даже снишься мне! И, знаешь, что в этом сне, а? В этих снах ты только мой, в этих снах я принадлежу тебе, целую столько, сколько захочу, а знаешь в чем соль? Каждый раз просыпаться и понимать, что этого не происходило. Ты ведь у нас гребанный принц... Только Королевишна принцу никак не нужна — им всегда принцесс подай. Пойду, найду себе свинопаса и уйду с ним на сеновал. Замечательный выход из ситуации, правда?» Зачем Маша писала то, что она писала — она, конечно, знать не знала, но сделать ничего со своим словесным потоком она не могла. »Хотя, знаешь, если ты прямо сейчас приедешь и заставишь меня заткнуться — я не буду против». Она хочет его увидеть. Хочет поцеловать, прижаться и прикоснуться. Хочет, и ничего с этим не может поделать. От осознания борьбы гордости с необходимостью становится жутко. Отключает телефон, откладывая его на ступеньку. Приглушенная музыка гремит за стенами клуба, но пьяному мозгу отнюдь не так весело. В данный момент пьяному мозгу хочется реветь. А это уже третья стадия. — Привет, — рядом садиться молодой человек, лица которого Маша никак не может разглядеть. Свободная, буквально висящая толстовка, широкая улыбка с желтоватыми зубами, черная, свисающая на лоб челка. — Почему такая девушка сидит одна? — Грустит, — обреченно добавила она, полностью уверенная в том, что незнакомца остерегаться не стоит. — Грустить — это нехорошо. Грусть отнимает лишние часы жизни, которые можно потратить на что-то более стоящее… — На что, например? — Ты хочешь, чтобы я показал тебе? — спрашивает больше для проформы, ибо уже все для себя решил. — Может, выпьешь для начала? — протягивает ей какую-то странную пластмассовую бутылку, больше похожую на те, в которых продается квас. — Что это? — спрашивает, но полупрозрачную тару все же принимает. — Эликсир счастья. Выпьешь — и грусти как не бывало, проснешься утром — даже голова болеть не будет. И Маша выпила. И Маша, по наивности своей, поверила. *** Если бы Александр Головин мог описать свой вечер одним словом, то он бы просто промолчал, ибо нет в его голове такого выражения, которое опишет весь тот пиздец, который произошел вокруг него. Нет, он, конечно, был не против забрать Машу из клуба и отвезти куда-то. Он, конечно, был не против сходить с ней куда-то, но он явно был против формулировки «я потерял Машу» и «она пьянущая в умат». А ещё он явно не горел желанием искать неадекватную мадам по всему клубу, находить её на лестнице в компании какого-то дрыща и отбирать у неё какие-то чудодейственные таблетки, которые тот ей успешно пытался всунуть в руки. — Ой, Саша-а, — только и произнесла она, приподнимаясь. — А я тебя ждала… — А ты никогда не думала, что чтобы кого-то ждать, нужно хотя бы договориться встретиться? Он смотрел на неё осуждающе. Складывает руки на груди, держит дистанцию. В глубине души понимает, что Маша, в прямом смысле этого слова, нуждается в опоре, но не стремится её предоставлять. Взгляд сонный, вид несколько растрепанный, что совершенно резонирует с его грозным выражением лица. Если честно, Маша находила ситуацию забавной, хотя молодому человеку было вовсе не до смеха. Облокачивается на грязную стену и искренне не понимает, как девушка смогла притащиться в такую помойку. Всё же, стандарты заведений, в которых он мог проводить свои выходные, несколько отличались от подобных мест. Людей в данной части пожарной лестничной клетки почти не было, и Головин был по-настоящему счастлив сему факту — если фотографии его клубной вылазки попадут на стол к руководству команды и в СМИ, то его фигура явно огребет по самые «не балуй». Девушка не ответила — она лишь смотрела на него затуманенным взглядом. Тем самым, в котором искры летают, единороги прыгают, а плохие мысли материализуются. Поняв, что ответа ждать, наверное, не стоит, Саша только устало выдохнул, всем своим видом показывая, что эта ситуация — далеко не то, в чем бы он хотел участвовать накануне вылета в Санкт-Петербург. Это вообще далеко не то, в чем он хотел бы участвовать. — Ладно, не отвечай, — приподнимает брови, отмахиваясь. — Пошли, — приказывает, и Маша уверена, что от холодности его тона она даже начала трезветь. — Вечеринка закончена. — С какой стати ты указываешь мне? — и даже тот факт, что Саша уже умудрился схватить её за руку и тянуть на себя без всякой возможности сопротивляться, поток её собственной неадекватности не останавливался. Только теперь он катастрофически близко. Она чувствует его тепло, запах одеколона, проникающего в легкие, и именно в этот момент голова начинает кружиться. Близость распаляет влечение, и Маша не понимает, почему ей так невыносимо именно сейчас: он привлекает её до дрожи в коленях, и она прекрасно понимает, что завтра не вспомнит ничего из того, что происходит сейчас. — Оу, — передразнивает. — Думаю, сегодня я имею на это право, — а теперь, по какой-то неведомой причине, и Саше становилось весело. Он смотрел на неё сверху вниз, и взгляд его, до этого искрившийся холодом, заметно потеплел. Может, потому что он в первый раз видел её такой? Пьяной, с периодически проскальзывающей дурацкой улыбкой, растрепанной от танцев и раскрасневшейся от его близости? — Знаешь, что самое плохое в пьянке? — с видом философа выдала Маша, подняв на него взгляд и тут же цепляясь за чужое сильное плечо, как за спасательный круг. — Сколько бы алкоголя я в себя не вливала, уйти от реальности все равно не получается. И я все ещё понимаю, что происходит, и я все ещё не могу находиться рядом с тобой. А знаешь, почему? — Почему? — Потому что я влюбииилаась, болван, — она мечтательно улыбнулась, тут же приблизившись к его губам. Чувствует его дыхание, слышит бегающую по губам усмешку. — Я приехала сюда, чтобы найти парня, с которым могу переспать, а в итоге не хочу спать ни с кем, кроме тебя. — Замечательная новость, — иронически заметил он, но взгляда от её потемневших глаз не отвел. — А теперь поехали? — Куда? — Ко мне. — Так сразу? — прикусывает губу, надеясь, что выглядит она достаточно кокетливо, но на деле похожа на флиртующего моржа. Саша выдохнул, кажется, начиная вновь злиться на подобный тон прямо сейчас. А она улыбается, смотрит на него и хочет смеяться. Потому что сейчас, пока в крови летают увеселительные вещества, она на полном серьёзе считает, что он — её, и плевать, что мозг девушки эту идею на корню отметает. Сейчас она не в его власти. — Может, ты хотя бы поцелуешь меня для начала? — сказав она такое на трезвую голову, девушка бы раскраснелась, спрятала глаза в пол и быстро убежала куда глаза глядят. Возможно, будь она чуть более адекватной, она бы сделала это и сейчас, как твердил ей едва-едва очнувшийся из комы мозг, но… Он проиграл, и единственное, что делала Маша в следующий момент — это с остервенением целовала губы, которые казались ей одновременно самыми родными и самыми далекими. Но ей нравилось целоваться с ним: нравилось, что он не оттолкнул её прямо сейчас, и нравилось, что его рука держала её за талию. На губах — вкус виски с колой, которые Маша перехватила у бара, в животе — кладбище бабочек, и девушке почему-то казалось, что, умерев однажды, они вновь готовы воскреснуть от одного только присутствия этого парня рядом. Ей не хватает дыхания, и с каждой секундой девушка все отчетливее понимает — она трезвеет все больше и больше. Саша тяжело дышит, одним усилием воли отрываясь от неё, и будто бы чувствует вину за то, что не смог сдержаться. Девушка тянет свою руку к нему, проводит по рукам, касается вен на его руках, очерчивая их контур, вызывает мурашки по его телу и противное тепло, разливающееся где-то в районе затылка. У нас здесь почти искры летают, но Саша не намерен больше играть с огнем. Сейчас слишком много на кону. Через несколько часов он должен быть в аэропорту и отсечь ему собственную голову, если он не сможет там появиться. — Теперь точно поехали, — тихо, но четко, что Маша его слышит. Легко наклоняет голову к плечу, смотря на него из-под опущенных ресниц, и выглядит она сейчас весьма симпатично: все ещё с легким румянцем на щеках, а в глазах черти резвятся. Ситуация на повторе. Эмоции на повторе, да только Саше далеко не нравится ходить по одному и тому же месту дважды. — Что, так сразу? — девушка усмехнулась, не очень понимая, что происходит вокруг. Ей просто нравилось чувствовать себя такой… непринужденной. И плевать, что сейчас она повторялась. Потому что именно в этот момент её мозг во власти сердца и алкоголя, и именно сегодня он не главный. Сейчас даже гордость была сослана в далекую ссылку без права на возвращение. — Может, хотя бы потанцуем? Привычный мученических вздох слетел с его уст. Кажется, сейчас он хотел высказать ей все, что думает по поводу подобного загула, но, в очередной раз посмотрев в её глаза,он понял — она все равно не услышит его сейчас. А взбучку он её ещё устроит. Точно устроит. — Ты уверена в том, что танцы — это то, чем ты сейчас хочешь заняться? — щурит глаза, уже даже не злясь. Усмехается, а потому выглядит как лис, нашедший свою жертву. От его тихого, но вкрадчивого голоса где-то над ухом, от тепла его ладоней сознание девушки загорается красным и окончательно прекращает свою деятельность. Внутри что-то зажглось и стремилось спалить этот клуб к чертовой бабушке. — Нет. Тянется за поцелуем, но Саша, будто издеваясь, не дает ей почувствовать его вкус на своих губах. Отрицательно мотает головой, как бы всем своим видом говоря о том, что играть они будут исключительно по его правилам. Смотрит на наручные часы, морщится, понимая, что нужно как можно скорее отправить это пьяное тело домой, а свое тащить на базу. — Не здесь. — Но я не хочу уезжать. — А кто тебя спрашивает? — он усмехнулся, но тон его голоса явно не выражал ничего хорошего. Слишком резко, слишком жестко, иными словами так, чтобы точно не было никакой возможности противиться. — Фу, грубый Саша… Мне нравится… — В душе я тоже свинопас… — тон его голоса не изменился, но Маше не могла не принимать тот факт, что он ей безумно нравится. — Зря ты это сказала. *** К сожалению или к счастью, холодный воздух действовал крайне отрезвляюще. Тот самый миг, в который девушка уже далеко не так пьяна, как это было сначала, но ещё вовсе не так трезва, как могла бы быть. Единственное — потихоньку она уже начинала осознавать свои действия, контролировать их. Хотя и не до конца. Если честно, она все ещё продолжала играть с огнем, не чувствуя той опасности, которую могут принести последствия подобных игр. Саша за рулем, и он напряжен. Постоянно кидает короткие взгляды на соседнее сидение и буквально сразу же успокаивается. Время, высвечивающееся на приборной панели, несколько расстраивает его, и Головину остается только искренне верить в то, что никаких форс-мажоров более не произойдет. На удивление Маша даже сама вышла из машины и справлялась с задачей прямохождения почти без посторонней помощи. Единственное — она совершенно не понимала, где находится, и каждый раз, когда в душе зарождалась интересная мысль этот вопрос задать — она сразу же рубила его на корню: почему-то теперь ей было стыдно. Проклятая особенность быстро напиться и быстро трезветь теперь все более и более ей была противна. Но все же, несмотря ни на что, она ещё не способна мыслить здраво. И Саша это прекрасно видит. Они едут на лифте, пересекают лестничную клетку, попадая в квартиру, в которой, наверное, уже неделю никого не было — у Саши просто не было необходимости заезжать домой — он жил на тренировочной базе. Маша осматривается, хмурит свои тонкие брови, прислоняясь к стене, и совершенно не контролирует то, что собирается сказать прямо сейчас: — Зачем ты играешь со мной? Как ты вообще ко мне относишься? — голос звучит невероятно трезво, но девушка все ещё не в состоянии себя контролировать. Саша, прекрасно это понимая, считает, что разговаривать на такие темы лучше тогда, когда к ней вернется рассудок. Ну, и чувство стыда, разумеется. — О чем ты? — он говорит с непосредственной улыбкой, протягивая ей руку с надеждой прямо сейчас уложить куда-нибудь проспаться, но выглядит это… несколько преувеличенно. По крайней мере, со стороны Машиного пьяного мозга. Он, к слову, все ещё в голове, просто на таких американских горках катается, что неадекватство прилагается. — Думаю, Маш, тебе пора спать. — Знаешь, трезвость — такая поганая штука… — будто бы не слыша всех его слов, продолжала девушка, смотря куда-то поверх его макушки. — Она делает мир намного скучнее… — Трезветь начала — здорово, — сам для себя отметил Головин, и девушка тут же подняла на него несколько мутный, но изрядно потемневший взгляд. — Что, больше не хочешь найти себе свинопаса и переспать с ним? Или хочешь еще раз прикупить на лестнице какие-нибудь таблетки? А, «девочка с глазами из самого синего льда», — почему Саша вдруг решился процитировать песню Сплина, он не знал, но почему-то хотел сказать именно это. Сашу вообще сейчас раздирали противоречия: он хотел злиться на неё, но не мог; он хотел извиниться, но не видел, почему он должен делать это; он хотел её поцеловать, потому что ему безумно нравился вкус алкоголя на её губах, но он не мог сейчас позволить себе подобное; он не хотел выяснять отношения в таких обстоятельствах, но и не мог сдержаться. А Маша… Маша просто хотела дышать с ним одним воздухом. И почему она не может себе этого позволить? Делает шаг вперед, хватаясь за его плечи, и машинально он сразу же придерживает её, неустойчиво стоящую на ногах. А Маше только это и нужно. Абсолютно не обдумывает то, что скажет через несколько минут, но механизм правды уже запущен, и его едва ли можно остановить. Даже если правда будет в несколько утрированной форме: — Знаешь, лучше один раз совершить то, о чем я завтра пожалею, чем всю жизнь жалеть об упущенном шансе. Я хотела переспать с Матвеем, чтобы тебе было неприятно, а сейчас понимаю, какая я дура… Тебе бы было все равно, да? И мне бы не стало лучше — какой смысл быть со свинопасом, когда сердце рвется к королю? Мне кажется, ты можешь делать со мной все, что угодно, и я не буду против… — И что же я должен сделать? Маше казалось, что она видит в его глазах понимание. Ей казалось, что он все понимает, просто издевается, подначивает и наслаждается её реакцией. Ей казалось, что сейчас он поцелует её, сейчас же она почувствует его губы на своей шее, зароется рукой в его мягкие волосы. Как тогда, во сне. Только здесь не будет никакого Матвея. Только он и она. Их эмоции, их наваждение и их счастье. Только алкоголь рисовал чересчур радостные картинки. Она почему-то понимала — ничего такого не будет. Она чувствует его желание и в то же время видит толику обиды и злости, все ещё проскакивающую в глазах. На грудь будто бы упал огромный камень. И снова тяжело дышать, и снова невероятно стыдно. И он всё еще. Перед ней. Касается рукой волос, взъерошивает их. — Маш, давай ты сейчас ляжешь, и мы обсудим все потом… — было бы менее обидно, если бы Саша выбрал другой момент для выражения этой мысли, ибо сейчас, когда между ними находилось несколько миллиметров, прозвучало это словно гром среди ясного неба. Его шепот оглушил тишину, и не передать вам тот потерянный взгляд, которым его тут же наградили. — Маш, я правда очень хочу… быть с тобой сейчас, — говорить, когда тонкие пальцы осторожно касаются обратной стороны его шеи, аккуратно, невесомо и так нежно заставляя мелкую дрожь пробегать по его коже, было невероятно трудно — голос периодически подсаживался. — Но я не могу, — а ему ведь и правда хотелось. Да, она пьяна, но ему казалось, что он пьян уже даже больше. — Не сегодня. Она просто стоит перед ним, просто дышит, поднимает взгляд, а его как будто насквозь прошибает. — Но ты же хочешь, — и её голос срывался на полушепот, который едва ли можно было бы различить, не находись они так близко друг другу. — Или я тебе вдруг стала настолько противна? — Нет, — шепчет куда-то в район её макушки, обнимая, прижимая её к себе. И это тяжело сейчас, невероятно тяжело. — Я просто должен уйти совсем скоро, а тебе нужно спать, — в очередной раз смотрит на часы, прекрасно сознавая, что времени у него практически нет. — Ты потом тоже уйдешь, — замечает девушка. — В этом-то и проблема. Знаешь, в чем самый кайф — я сказала тебе правду, а завтра уже нииичего не буду помнить. — Может, это и к лучшему, — Саша только пожал плечами, прекрасно понимая, что все, что она ему сегодня сказала, он ей ещё напомнит. — Давай, тебе нужно лечь. — Только если с тобой, — молодой человек слегка цокнул языком, но просьбу выполнил. Маша, к его удивлению, задремала уже через несколько минут, а потому ему не составило особого труда бесшумно покинуть собственную квартиру. Как бы он не хотел этого делать. Только вот хлопок двери было одним из немногого, что услышала Маша, ещё не успевшая полностью провалиться в сон. Уверяю, будь она сейчас в состоянии бодрствования — разревелась бы от осознания того, что только что произошло. Хотя, ей казалось, что даже закрытые глаза слегка защипали от накативших извне слез. Она ведь не вспомнит всего это завтра, правда?