Дыхание прошлого

Гермиона не понимала, что было хуже, безмолвно наблюдать, как на её глазах творились все эти страшные вещи, или ощущать, что она ничего не может с этим поделать. Всё вокруг рушилось с такой скоростью, что боль просто не давала ей даже вдохнуть. Что произошло, почему Том отвернулся от неё, она не понимала. И все попытки поговорить с ним были обречены на провал. Большую часть времени, она встречала его с Лестрейнджем и Эйвери, которые с какой-то ехидцей смотрели в её сторону. И как она могла что-то исправить, если даже не понимала, что сделала не так. История с Миртл, постепенно была урегулирована и в Министерстве магии с лёгкостью приняли версию о кровожадном акромантуле, которого вырастил Хагрид. В какой-то мере, Миртл теперь было проще доводить Оливию до истерики, мстя ей за многие годы издёвок и препирательства. Теперь уже Хорнби впору было прятаться в туалете. Да только Миртл могла достать её и там, сопровождая девушку, куда бы та не пошла. Но Оливию никто не спешил спасать от прилипчивого привидения, чтобы Плакса Миртл не привязалась к ним. А вот история с Хагридом больше всего доставляла боли Гермионе. Она не смела, даже подойти, чтобы успокоить и пожалеть одинокого подростка. В день, когда он уезжал в Министерство на рассмотрение его дела, Грейнджер знала, что это последний его день в Хогвартсе, как ученика. Что он уже не вернётся обратно, а его палочка будет переломлена. Чтобы не видеть этого, Гермиона скрылась в Астрономической башне, наконец-то давая волю накопившимся слезам. Она всё испортила. Не спасла двоих, и не смогла спасти Тома. Зачем она вообще попала сюда? А в итоге оказалось огромное количество искалеченных жизней. Многим болезненным моментам она стала свидетелем. Теперь ей никогда не забыть всего этого. Единственное, что могло её успокоить, она не станет свидетелем всего того ужаса, что уже случится в её время, она возможно умрёт раньше, если, конечно, доживёт вообще до старости. Хотя её рождению в будущем вряд ли мог помешать даже Волдеморт. Но она хотя бы не будет помнить, что знала его. Что видела его человеком, что провела с ним незабываемую ночь. Гермиона плакала, пока у неё не закончились силы, она бесцельно смотрела вдаль на заснеженный пейзаж, который открывался с башни. Проще всего было бы сделать шаг и оборвать все эти мучения, но она не сделала этого даже после смерти Гарри и Рона. И не сделает сейчас, потому что ещё не всё потеряно. Она поднялась на ноги, утирая ладонью остатки слёз со щек. Да, так и есть, ещё можно всё изменить. И если в ближайшие дни ей не удастся поговорить с Томом, то она поговорит с профессором Дамблдором, чтобы предотвратить раскол души Реддла. * * * Он видел её порывы, приблизится к нему, но больше не давал ей шанса этого сделать. Она осталась за чертой, которую он прочертил между ними. Он, как никто другой умел отсекать ненужных людей. Пусть скажет спасибо, что он не убил её, хотя мог бы. Но он оставил ей жизнь, чтобы она видела, как он идёт к своему величию. И делая так, он не мог знать, что далеко в будущем, он так же сохранил ей жизнь, чтобы причинить максимум боли. Стоя в туалете для девочек, Реддл посмотрел на чёрную тетрадь в своих руках. За несколько дней он подготовил её для своей задумки. И ухмылка исказила его губы, когда он чётко произнёс. – Откройся. Раковины разошлись в стороны, позволяя Реддлу беспрепятственно прыгнуть в трубу, уже не раздумывая. Вход над ним закрылся, скрывая то, что кто-то проник в тайную комнату. Он шёл быстрым шагом, пока не достиг логова василиска. Тот, услышав своего хозяина, с шуршавшим звуком выполз изо рта устрашающего каменного лица Салазара Слизерина. – Придёт твоё время, – на парселтанге произнёс Том, смотря на змея. – А пока оставь меня. Я пришёл за своим бессмертием. Василиск беспрекословно повиновался, исчезая в своем логове. Реддл ощущал небывалый прилив сил и энтузиазма. Всё то, что он так тщательно заучил из книг про крестражи, сейчас будет выполнено. Он станет бессмертным. Когда-то, только один волшебник рискнул разорвать свою душу на две части. Герпий Злостный был величайшим тёмным волшебником. В чём-то Реддл бесконечно им восхищался, потому что он первым не только создал крестраж, но и создал первого василиска, а так же на парселтанге умело управлял им. Во всём этом Том видел явный знак, что он будет продолжателем дела, так ещё и обретёт небывалую известность. Что даже спустя века о нём будут говорить с благоговейным ужасом. Положив тетрадь на каменный пол, Том вытащил волшебную палочку и от предвкушения на кончиках пальцев словно искрило током. Было ли ему страшно? Нет. Это он понял очень ясно. Внутри него не было страха. Было только нетерпение и желание стать на уровень выше. Он скинул школьную мантию, закатав рукава. Тёмные глаза Лорда горели от яркого чувства победы. Его голос звучал тихо, пока он начал повторять заученные до идеала слова заклятия. Он четко выговаривал каждое слово, коснувшись кончиком волшебной палочки своего солнечного сплетения. Ощущение тепла опалило грудь слизеринца, и это было даже приятно. На кончике палочки появилось золотистой свечение, что тонкой нитью исчезало в груди Тома. Он сделал резкий пасс рукой, нить вытянулась на максимальное натяжение, едва не обрываясь, и тут пришла боль, словно его мощно ударили в грудь, лишая возможности дышать. Том рухнул на колени, но не останавливал слов заклятия, продолжая всё делать в точности, как было описано в книге. Дыхания уже не хватало, поэтому он делал мелкие вдохи, хоть как-то насыщая свои лёгкие кислородом. Голова кружилась, а боль только усиливалась. И тут он четко почувствовал, как несколько дней назад оборвалась жизнь Миртл Уоррен, её последний вдох, и то, как тело холодело, лишая свою хозяйку возможности оставаться в этом мире. С этими мыслями внутри, что-то разорвалось. Крик нестерпимой боли вырвался из горла Реддла, когда он из последних сил, вырвал из своего тела, часть души. Но если бы мучения на этом остановились... Опустошение, вспышки паники и растерзанная душа, которая билась внутри его тела в яркой агонии. Дрожащими пальцами, он поднес палочку к дневнику, продолжая шептать заклятие, пока тетрадь не впитала в себя свечение. Том упёрся руками в каменный холодный пол. Пот заливал его глаза, а всё тело покрылось испариной. Его трясло. Холод разливался по венам, сигнализируя о том, что тело совсем не в норме. И боль... Она не прекращалась, накатывая волнами. И каждая становилась всё сильнее. Том кое-как поднялся на ноги, с трудом переступая ими, он прижал дневник к своей груди. Делая несколько шагов, он упал без чувств, уже не ощущая, как по телу прошлись судороги. Спустя какое-то время Том открыл глаза, в нос ударил запах сырости и плесени. Он поднялся в надежде, что боль отступила. Но она с новой силой прошлась по телу, словно наказывая Реддла, что он посмел вмешаться в природный замысел. Застонав, слизеринец упёрся рукой в замшелый камень стены. Дрожь не останавливалась и единственное, что могло сейчас помочь Тому, это эликсир из запасов Слизнорта. Небольшое усилие, выбраться из логова василиска и попасть в подземелья. Он, едва переставляя ноги, шёл по тёмному подземному коридору, корчась от боли, но отчаянно прижимая к груди его пропуск в мир бессмертия. * * * Весь день Гермиона не находила себе места. Тома не было на занятиях, и это было как минимум странно, потому что идеальная репутация и его стремление к этому образу было неоспоримым. Девушка на каждом совместном занятии искала его взглядом. Внутри щемило от чувства беды. Словно кто-то нажал на курок, выпуская пулю. Ей казалось, что она даже готова направится к Слизнорту, чтобы спросить, все ли нормально, но всё же Гермиона держала себя в руках, не желая навредить Тому. Вечером тревога усилилась, и она уже не могла сидеть в гостиной, слушая болтовню девчонок. – Герм, ты куда? – спросила Мия. – Пойду до библиотеки, я совсем забыла взять книгу по зельям для эссе, – сказала девушка, пытаясь даже улыбнуться. – Надеюсь, успею до закрытия. Коридоры оказались совсем пустыми, когда Гермиона покинула башню, спускаясь по этажам, она даже не понимала, куда точно идёт. Ноги несли её к подземельям. Она не представляла, что собирается сделать. Но для начала решила всё же заглянуть в кабинет Слизнорта в попытке аккуратно расспросить его про Тома. Внутри было темно, когда Гермиона приоткрыла дверь, она хотела было уже закрыть её, но глаза более или менее привыкли к темноте, и ей показалось, что она уловила какое-то движение, а потом звук, как будто что-то глухо упало. Любопытство не было её ярко-выраженной чертой характера, но всё же она вошла в кабинет, прикрыв за собой дверь. – Люмос, – тихо произнесла она и свет, озарил помещение. Гермиона поставила палочку перед собой, поднимая её немного вверх, чтобы свет рассеялся дальше и обомлела. У одного из шкафчиков с зельями лежал ученик, она подбежала ближе и замерла. Это был Том. Его лицо было белое, как полотно. В одной руке он сжал, какой-то флакончик, а другой рукой прижимал к груди дневник... Она его узнала бы из тысячи тетрадей, ведь они с Роном добывали зуб василиска, чтобы уничтожить его. Том едва дышал. Гермиона коснулась его руки, она была ледяной. – Что же ты натворил... – глотая набегающие слёзы, произнесла Грейнджер. Она опоздала, и сейчас она ясно понимала, что он расколол свою душу, создав свой первый крестраж. Но оставлять его здесь в таком состоянии было нельзя. Видимо тот флакончик, что он держал в руке, должен был облегчить его состояние. Гермиона поднялась на ноги, пытаясь сообразить, что делать. В больничное крыло она не могла его доставить, потому что профессор Дамблдор сразу поймет, что произошло. А этого она допустить не могла. Выход был один. Она осторожно забрала флакон с зельем из руки Тома, с трудом, разжав её. А потом коснулась пальцами дневника. Ей было страшно, но всё же она забрала крестраж, пряча его под свою мантию. У Тома начинались судороги и это было очень плохо. – Мобиликорпус! – произнесла гриффиндорка, наводя палочку на Тома. Его тело оторвалось от земли и зависло в воздухе. Гермиона быстрым шагом направилась к выходу из кабинета. Отворив дверь, она увидела двух слизеринцев, которые двигались в глубь подземелий. Дожидаясь, когда они скроются из вида, девушка быстро переместила Тома в коридор, наспех закрывая дверь. Она, осматриваясь, почти бегом покинула подземелья, следя, чтобы тело парня правильно перемещалось за ней. Лестницы она преодолела почти не слыша ничего. В голове долбили молоты, она даже не понимала, что ворчат волшебники с картин, следуя только одной мысли, что ей нужно быстро добраться, до восьмого этажа. Иронично, но Выручай-комната стала особенным местом, и была свидетельницей слишком многого. Когда дверь появилась, она услышала голоса и едва успела скрыться за ней, чтобы их с Томом не заметили. Внутри стояли кровать, столик и стул. Даже какие-то лекарства на подносе, а также тазик с водой и полотенце. Девушка осторожно переместила Тома на постель. Скидывая свою мантию, она осторожно положила дневник на стол. Собирая наспех волосы в хвост, Грейнджер коснулась лба Тома. Он весь горел. Поспешно освобождая его от одежды, Гермиона укрыла его одеялом, тут же смочив полотенце и положив его на лоб брюнета. Рассматривая пузырек, что она взяла из рук Тома, она поняла, что это было зелье, чтобы снять сильную боль. Значит, всё же раскол души причиняет боль волшебнику. Но в бессознательном состоянии она вливать его не стала, боясь, что он просто не сможет его проглотить. Присаживаясь рядом, Гермиона взяла руку Тома в свою. – Ну почему ты это сделал? Зачем... – с отчаянием в голосе, произнесла гриффиндорка. Процесс создания крестража судя по описанию, был весьма сложным, а главное, что волшебник никогда уже не станет прежним. Постепенно он станет чудовищем, тем чудовищем, что она оставила далеко в будущем. Но сейчас перед ней лежал человек. И этот человек был ей не безразличен. Прошло, наверное, несколько часов, прежде чем Гермиона заметила, как веки Тома задрожали в попытке открыться. Она за всё это время постоянно меняла ему мокрое полотенце на лбу, пытаясь сбить жар. И внезапно он с силой выгнулся, застонав. Его тело напряглось, атакуемое болью. Гермиона, стараясь удержать его на постели, в отчаянии понимала, что не может ему помочь. – Том, открой глаза. Том, прошу тебя, открой глаза, – умоляя, произнесла она. Слизеринец борясь с новой волной судороги с трудом открыл глаза, и увидев её, сжал зубы. Но ему ничего не оставалось, как с трудом произнести: – Флакон. Дай выпить из флакона. Она, утирая слёзы, схватила пузырек, вынимая из него пробку. В нос ударил запах каких-то трав. Прижимая руки Тома, которые пробивало дрожью, она с трудом приподняла его голову, вливая содержимое в рот. Тот, проглотив, поморщился, стараясь глубже дышать. Её общество было не самым лучшим, и он отвернул голову, ощущая, как судороги перестают скручивать его мышцы, а дышать становится значительно легче. Некоторое время он тихо лежал, пытаясь просчитать, каким образом он может от неё избавиться, потому что не сомневался, что она воспользуется возможностью, чтобы убить его. – Том, – она заговорила первой. – Зачем ты разорвал свою душу и создал крестраж? Парень даже затаил дыхание, медленно поворачивая к ней лицо. Он понимал, что она пришла убить его, но откуда она узнала про крестраж? Он точно никогда даже не упоминал этого ни с кем. – С чего ты взяла? – хриплым от боли голосом произнес слизеринец, не желая давать ей шанса удерживать власть над информацией в её руках. – Гермиона Грейнджер. Она смотрела на парня и в какой-то момент её обуяла злость, которая не сразу даже дала понять, что он назвал её по настоящей фамилии. Она схватила со столика дневник, демонстрируя Реддлу. – Вот с чего, я это взяла. Дневник Тома Реддла первый, созданный им крестраж из семи! – она почти выкрикнула это, понимая уже, что прозвучала её настоящая фамилия. – Что ты сказал? Грейнджер? Если Том и удивился, что она знала про количество, то не подал вида, хотя даже он сам ещё до конца не решил на сколько частей будет поделена его душа. Благодаря зелью боль отступала, позволяя слизеринцу нормально дышать. – А чему ты удивлена? Не только ты владеешь информацией. Ну, вот он я, перед тобой, убей меня, – с издёвкой в голосе произнес парень, не отводя взгляда от её глаз. – Убей, если сможешь. В голове Гермионы сразу начал складываться пазл. И она посмотрела на его дневник, откладывая его обратно на столик. – Если уж подслушиваешь разговоры, подслушивай их до самого конца, – с раздражением в голосе, произнесла Грейнджер. – Мне хватило и этого, – огрызнулся Реддл, в попытке принять сидячее положение, но тело ещё плохо слушалось, а боль неприятным отголоском прошлась по телу. – Больше я ничего знать не желаю. – Тебе придется меня выслушать, – со злостью произнесла Гермиона. – Даже если мне придется это сделать насильно. Реддл кинул на неё яростный взгляд, но понимал, что у него не хватит сил сейчас, ни на одно заклятие. – Думаешь, меня заинтересует, откуда ты так осведомлена про крестражи? Нет. Это неудивительно, что ты пришла уничтожить меня, и в курсе всего, – хотя он искренне не понимал, как так может быть на самом деле. Гермиона глубоко вдохнула, злясь на него. – Я не предавала тебя после той ночи, что мы провели вместе, – произнесла она, игнорируя его скептический взгляд. – Да, Том, я пришла убить тебя. Точнее не тебя, а Лорда Волдеморта. Она на мгновение замолчала, пытаясь собраться с мыслями. – В далеком тысяча девятьсот девяносто восьмом году Лорд Волдеморт уничтожил всё, что было мне дорого. Всё. Хогвартс, моих друзей, любимых, – сказала Гермиона, смотря в глаза парня. – То чудовище, с разорванной на восемь частей душой не имеет ничего общего с тобой. Он даже, как человек не выглядит. И этот Лорд, Том, уничтожал всё, не только магглороженных. Для дела мог убить и чистокровного волшебника. Та власть, к которой ты стремишься, гибельна. Он разрушил магический мир. Том внимательно слушал, и на его лице появилось недоверие, он стиснул зубы, смотря на гриффиндорку. – Хочешь сказать, ты из будущего? – с сарказмом спросил он. – Не хочу, я говорю. И пытаюсь достучаться до тебя, – она снова взяла его дневник в руки. – Я уничтожила этот крестраж в будущем. Клыком василиска, что так бережно ты скрываешь в Тайной комнате. Лицо Тома изменилось, он понимал, что даже для критической осведомленности это перебор, он перевёл взгляд на свой дневник. – Я не собираюсь его уничтожать, Том. Я хочу, чтобы ты услышал меня. Ты не такой, как Лорд Волдеморт. Ты можешь стать величайшим волшебником, но не так. Не убивая половину магического мира. Я вижу, что ты можешь не идти этой дорогой, я хочу, чтобы ты дал мне возможность помочь тебе. И если бы ты дослушал мой разговор с профессором Дамблдором, то услышал бы именно эти слова. Что ты не зло. Злость отразилась на лице Реддла, и он приблизился к Гермионе, насколько хватило сил. – Я никогда, слышишь меня, Грейнджер, никогда не заключу союза с грязнокровкой, – процедил он сквозь зубы. Его слова резанули болью, но она всё равно взяла его за руку, ощущая его ледяные пальцы. – Тебе нет дела до происхождения волшебника, ты просто уцепился за эту мысль, наказывая так своего отца. В каждом убитом магглорожденном ты видел Томаса Реддла, не больше. Реддл вырвал руку из её пальцев, отдаляясь. Он отвернулся, ощущая, что она слишком хорошо знает его, но потом всё равно вернул свой взгляд к ней. – Том, позволь мне показать тебе будущее, я хочу, чтобы ты увидел того Лорда, которого я так хотела убить. Чтобы ты увидел школу. Я знаю, что ты любишь Хогвартс, любишь его, потому что это твой дом, – сказала Гермиона, смотря в глаза Реддла. – И если тебе это будущее не понравится, я помогу тебе его исправить. Дамблдор свяжет нас Непреложным обетом, я обещаю, что до самой смерти буду рядом с тобой, Том. Поверь мне самой сложно всё это принять. Мне сложно от того, что я не вернусь назад, хотя, будь у меня маховик времени, я бы и не ушла уже. Лорд убил моих друзей, прямо на моих глазах, поверь, это больно... А потом, – она замолчала, сглотнув комок в горле. – Лучше я тебе покажу. Том, но я останусь не потому что должна, а потому что ты мне нужен. Потому что полюбила тебя. Эти слова дались ей с большим трудом. Но она понимала, что если не сейчас, то уже никогда не сможет их сказать. Том внимательно слушал, ощущая странные чувства внутри. Она рассказывала ему о будущем и о том, что он сотворил. Но он заметил, что она, ни разу не сказала, что это он убил кого-то. Она отделяла его и Лорда из её времени. Но когда она сказала о своих чувствах, в груди всё болезненно защемило. Его никто не любил. Его с самого рождения только и делали, что бросали. Внутри, что-то дрогнуло, и Том лишь произнёс: – Покажи мне будущее.