Мехико

Когда Джон закончил все свои дела, он встал из-за стола и, достав из ящика запасной ключ, открыл дверь и вышел. При этом он закрыл дверь на ключ снаружи. И это всё произошло без единого звука. А я всегда называла его роботом, вот очередное доказательство. Моя забастовка продолжалась где-то до 11 вечера, так как мне жутко захотелось есть. Я знала, что родители ложатся рано, поэтому, особо не переживая, вышла из кабинета и спустилась по лестнице. На кухне я нашла ужин, который судя по всему оставили для меня. Я поставила тарелку в микроволновку, и тут кто-то обхватил меня сзади, закрыв мой рот рукой. Я начала брыкаться и вырываться, но услышала злобное шипение: — Успокойся, нам надо поговорить. Просто с тобой нельзя по-другому. Отпущу – снова вазой в меня кинешь, — я решила сделать вид, что успокоилась, чтобы Хорхе меня отпустил. Но он этого не сделал. — Слушай внимательно. Хочешь нормальной жизни, веди себя со мной хорошо. Я тебя уверяю, от меня зависит, как скоро ты увидишь своего прекрасного Максима, — после этих слов я начала извиваться в его руках и пытаться причинить ему боль, но это работало в противоположную сторону. За 4 года он стал намного более накаченным, и поэтому все мои движения делали больно только мне, а он всё сильнее меня сжимал. — Хочешь поскорее отсюда уехать, будь паинькой и делай то, что я говорю, — он шептал мне это на ухо, что жутко меня бесило. Ещё больше раздражал его парфюм, который одурманивал сознание, как и большинство мужских парфюмов. От невозможности что-либо сделать я начала плакать и обессиленно повисла в его руках. Он решил, что я повержена, и отпустил меня. Я сразу же побежала к выходу на кухню и, когда удалилась на достаточное расстояние, со злостью прокричала: — Я убью тебя ночью кухонным ножом, — не знаю, что на меня нашло, что я сказала такое, но в тот момент я ненавидела его больше всего в жизни. Он побежал за мной, осыпая меня угрозами и оскорблениями, но я уже успела добежать до моей комнаты, расположение которой мне ранее описал Джон, и закрылась в ней. Я упала на огромную кровать и начала биться в истерике. Есть больше не хотелось.

***

Утром я проснулась от запаха кофе и яичницы. Видимо, мама принесла. Я впервые была рада английскому завтраку, такому большому и питательному, потому что не ела уже день или два, и нужно было срочно восполнить дефицит полезных веществ, чтобы не вызвать серьёзные проблемы со здоровьем. Но во всём этом была и плохая новость — у них есть запасной ключ от комнаты. Рядом с завтраком лежала записка, которую я решила оставить на потом.

***

Наконец-то я чувствую себя нормально! Ещё не хорошо, но уже и не плохо. Хотя бы физиологические потребности удовлетворены. Ментально я ещё не скоро буду в хорошем состоянии. Теперь я принялась за записку. Сначала подумала, что мне снова надо куда-то ехать, но потом всё-таки вспомнила, что уже достигла конечную точку маршрута. Когда прочитала письмо, вернулась к ставшему уже привычным за пару дней состоянию — злости. Письмо было от Хорхе. Писал он как всегда немногословно:   "Хочешь поскорее выбраться отсюда – приходи ко мне сегодня вечером в 11. Ты делаешь хорошо мне, а я делаю всё возможное, чтобы ускорить процесс освобождения". — Мааам!!!!

***

— Максим, а ты свободен сегодня вечером? — журналистка поймала хоккеиста после игры и загнала его своим вопросом в небольшой ступор. — А что? — Просто я бы хотела взять у тебя интервью. — Так ты уже позавчера брала после игры с Динамо, — парень устал после матча и поэтому не пытался полностью вникнуть в суть разговора. — Я про другое интервью. Большое интервью о тебе, твоей жизни и немного о хоккее. Так ты не против встретиться сегодня вечером? — она была очень настойчива. — Лиз, сегодня вряд ли, игра была очень выматывающей. — Тогда завтра, хорошо? — она сделала просящее выражение лица, хотя журналисты должны бы пользоваться другими методами. — Ладно, ладно. Где? — Я скину смской, только дай мне свой номер телефона.

***

— Привет, — Лиза широко улыбнулась и чмокнула Максима в щёку. Она надела вызывающее блестящее платье с очень глубоким вырезом. Хоккеисту это не понравилось. — Привет, — он был невесёлым и не смотрел на журналистку, а изучал фасад здания ресторана, в который она его пригласила. — Пойдём?

***

— Так, давай начнём интервью, пока нам готовят еду, — она включила диктофон и, не спуская взгляд с парня, пододвинула телефон к нему. — Первый вопрос – опиши своё эмоциональное состояние на данный момент, — Максим удивлённо посмотрел на неё и стал ещё более хмурым. — Нормальное, — конечно, он врал, но не хотел об этом рассказывать. Его смущал наряд журналистки, то, что он сидит с девушкой в дорогом ресторане, когда его Алиса находится непонятно где и что угодно может с ней случиться. — Нет, так не пойдёт. Давай я покажу тебе на своём примере, и ты после меня снова ответишь, — Лиза не ждала согласия Шалунова и сразу же продолжила. — Я чувствую волнение, радость, некоторое смущение, состояние ожидания. Вот видишь, нужно как-то побольше сказать. Попробуй, — она положила руку на его ладонь, лежащую на столе и немного сжала её. Максим сразу же одёрнул свою руку. — Ладно, чувствую смущение, усталость, неуверенность, — протараторил хоккеист. Он скрестил руки на груди и продолжил избегать взгляд журналистки. — Ну вот, молодец. Я бы, конечно, расспросила тебе побольше об этом, но вижу, что ты не хочешь. Тогда следующий вопрос – какие девушки тебе нравятся? — она смущённо улыбнулась и посмотрела в пол. — Это какое отношение имеет к интервью? — Максима это всё начинало напрягать, и он просто надеялся, что его предчувствие обманывает его. — Самое прямое. Я же сразу сказала, что это интервью в первую очередь не о хоккее, а о тебе. Можешь просто описать ту девушку, которая тебе симпатична, — брюнетка снова странно посмотрела на него. — Я не считаю, что это нужно, — журналистка грозно посмотрела на него и указала взглядом на телефон с включенным диктофоном. — Ладно, — Максим вздохнул. — Мне нравятся блондинки с длинными волосами, низкого роста, миниатюрные, с веснушками на носу и очаровательной детской улыбкой, — парень вздохнул, а с лица Лизы мгновенно сползла улыбка. Она была совершенной противоположностью той девушки, которую описал хоккеист. — Хм, окей, — она пыталась собраться с мыслями и не обращать внимание на его последний ответ. "Ну ничего, это только начало. Я из твоего Лисёнка сделаю Лизёнка". — Максим, это твоей девушке посвящена татуировка у тебя на руке? — она странно оживилась. — Какая разница? Я уже говорил, что это личное и я не собираюсь никому рассказывать про свои татуировки, — он становился всё более раздражительным. — Оу, татуировкИ, — она начала быстро разглядывать парня, хоть из-за его костюма могла мало что увидеть. Лиза остановила свой взгляд на его правой руке, которую хоккеист поспешно убрал в карман. "Значит, правая рука. И где-то на видном месте. Неужели на пальце? Ну ладно, будем следить". — Ну хорошо, следующий вопрос. Какое-то время журналистка задавала достаточно простые и безобидные вопросы, чем "усыпила" бдительность парня. Он по привычке вернул правую руку на стол, и Лиза смогла заметить какие-то цифры на его безымянном пальце. — Ты когда-нибудь был в тюрьме? — она задала этот вопрос неожиданно и знала реакцию парня, поэтому было готово и продолжение разговора на эту тему. — Что? Ты с ума сошла? — Максим был очень удивлён этим вопросом. — Почему у тебя тогда татуировка какого-то номера на пальце? — она очень быстро протараторила этот вопрос, что заставило и Шалунова ответить быстро. Лиза была профессиональной журналисткой и знала психологию людей. — Это не номер, а важная для меня дата. Даже не надейся, что я буду рассказывать какая, — Максим с облегчением выдохнул, когда заметил официанта, который уже нёс их заказ.