Под крылом птицы обломинго. Год первый

«…Папа вам кланяется и надеется, что нога у вас лучше, и просит вас одолжить ваш ватерпас…»(2) Письмо пришло за завтраком. Профессор Блетчли погрузился в Журнал Королевского Экономического общества. Я перечитывала «Трое в лодке». Как раз на моем любимом эпизоде, когда дядюшка Поджер вешал картину, в кухонное окно постучалась сова. Растрепанная почтальонша уронила в мой чай конверт. Под мокрыми коричневыми пятнами обнаружилась каллиграфическая надпись зелеными чернилами: Бакингемшир, Хай-Уиком, Квин-Роуд 16, комната с видом на сад, Корделии Блетчли. Это полностью меняет дело. Когда я три дня назад проснулась в этой самой комнате с видом на сад, меня не смутила ни Англия, ни то, что лето было 1991 года, ни то, что мне было снова одинадцать. Я просто посчитала это правдоподобным сном, неожиданным призом за «мозоли и подоходный налог». Хотя почти уверена, что не произносила ничего похожего на «славная, милая крумеляка, не желаю стать взрослякой!»(3), но может же в жизни быть какая-то справедливость. Про июль 27 лет назад такого не скажешь. Жизнь у Блетчли напоминала мне о бабушке и дедушке. В доме моего счастливого детства тоже не было книг, не подходящих ребенку по возрасту. Если дотягивается и не бросает после пары страниц, значит, книги подходящие — хоть фельдшерский справочник, хоть Диккенс. Логичное решение, когда стены без книжных шкафов есть только в санузле. Читать, соответственно, принято везде, где это не портит книги. Три дождливых дня Шекспир, Вальтер Скотт, «Век криминалистики» (мои), материалы для курса экономической статистики, детективы в мягкой обложке (вклад профессора) плавно перемещались по дому вместе с бесконечными чашками (их тут точно было больше, чем любой другой посуды). Молчать, когда хочется молчать, и говорить, только если есть что сказать, а не для заполнения неловкой тишины, — как я тосковала по дому, где это было естественным ходом вещей, а не «придурью» или проявлением «дурного характера». Сова деловито склевывала бекон с края тарелки. Внутри уже вскрытого и по-прежнему немного влажного письма подтверждение о зачислении, список из котлов, шляп и учебников. Получается, я — «попаданка» в мир «Гарри Поттера». В жизнь Корделии (иногда Корди, никогда Делии), я вошла, как в теплую воду знакомой реки, до получения письма даже не приходило в голову, что все это — дом, комната с видом на сад и прогибающимися книжными полками, отец — не мой счастливый разворот во времени, а часть чужой, пусть и любимой истории. Истории, где быть магглом довольно опасно. Рука с пергаментом дрогнула. Профессор уже давно отложил журнал и смотрел на меня так, будто прикидывал, где огнетушитель. А не кто прислал удивительного почтальона и с чем. — Папа, почему-то мне кажется, что для человека, которому только что принесла письмо сова, ты немного слишком спокоен. — Уже пять лет не было ничего странного, так что я надеялся, это будет самый обычный день рождения. Под твоей тарелкой билеты в «Глобус», — профессор попытался улыбнуться, но вышло кривовато. — В детективах с тем, кто слишком много знает и не говорит другим, обязательно случается что-то плохое. Мне нужно отнести кольцо к Ородруину? Мой настоящий отец — Дарт Вейдер? Рази! — Ну уж нет, клянусь своей диссертацией, до девяти-то я считать умею! Ты моя дочь и, раз письмо здесь, ведьма, как твоя мама. Мы с ней познакомились, когда она ушла из волшебного мира. Как я понял, там отнюдь не милые феечки порхают по радуге, а совсем наоборот. Мы поженились, родилась ты, а потом Эмма умерла так неожиданно, мы не успели обсудить… да почти ничего. Глазами я вернулась к дядюшке Поджеру и его картине, но знакомые строчки не успокаивали. Дайте подумать. Ведьма рожает тебе ребенка с волшебными закидонами. Закончилась ли гражданская война или нет, неизвестно, искать помощи в волшебном мире может быть опасно. Профессор Блетчли больше не женился. — А что происходило со мной пять лет назад? Я почему-то не помню ничего необычного. — Летающие предметы, испаряющаяся каша, перекрашенные хомячки, но потом все прекратилось. Поэтому я думал, может быть, ты все-таки пошла больше в меня. Я встала из-за стола и обняла его: — Но нет, я не бедна: моя любовь сильнее слов моих. — Пусть так, что ж, будь тебе приданым правда.(4) *** Внешне Минерва МакГонагалл идеально подходила для визита к ученикам: хорошие манеры, строгая старомодная одежда. Ну прямо живое подтверждение того, что магия — это вам не шабаши на лысой горе, а приличная профессия. Кстати, начинаю понимать, почему в каноне она частенько появляется, когда гриффиндорцы уже в больничном крыле или близки к этому. Замдиректора, декана и преподавателя трансфигурации просто заездили. И это сентябрь даже не наступил, а в конце недели еще водить маглорожденных по Косой аллее. Ну или методика воспитания гриффиндорцев такая: кидайте их с движущихся лестниц, Годрик разберет своих. Или то и другое. Накануне мы вместе с профессором составили список вопросов: 1. Какие предметы будут в школе? 2. Какая дополнительная литература нужна тем, кто жил в обычном мире? 3. Будет ли какой-то аттестат, которым можно объяснить свое отсутствие в обычном мире? 4. Где расположена школа и какую одежду с собой брать, кроме мантий? 5. Нужны ли какие-то специальные прививки? (а у почтенного родителя включился режим паникера) 6. Есть ли способы переписки с родственниками в обычном мире, кроме сов? 7. А совы привиты? (точно включился) И еще тридцать два пункта, про которые МакГонагалл говорила уже больше часа. Родителя не смогло отвлечь даже превращение чайника в черепаху и обратно. Не похоже, чтобы это прибавило ей симпатии к нашему семейству. Очень жаль, госпожа декан, потому что я собираюсь попасть на ваш факультет. *** Перед волшебными магазинами мы поехали в обычные: закупаться шерстяными гольфами, теплыми пижамами и прочими вещами, которых не было в списке, но без которых разумный человек не отпустит своего ребенка в шотландский замок в заколдованной глуши. — А как насчет мартенсов? Если что, ими еще и пнуть кого-нибудь можно. — Папа, это школа, а не бои без правил. Хотя пусть будут. Пока я примеряла красные ботинки на толстой подошве, профессор тяжело осел на пуфик, и белые бумажные пакеты превратили его в маленькую усталую гору. Продавщица то и дело стреляла в него глазами. Понимаю, милочка: высокий пепельный блондин тридцати восьми лет с умным лицом и нежный отец к тому же. Не представляю, как он отбивался все это время от желающих стать мне матерью. — В твоем списке, случайно, нет ледоруба? Мне кажется, все остальные случаи ты уже предусмотрел. — Понимаю, для тебя это выглядит интересным приключением, но я больше думаю о том, что ты четыре месяца проведешь в месте, куда я не смогу попасть. Эмма немного рассказывала, что могут эти люди. Производство черепах из фарфора еще довольно безобидный пример. — Прости, не хотела язвить. На самом деле чаепития с фавнами не кажутся такими уж привлекательными, если тебя насильно запихивают в Платяной шкаф.(5) Я неопределенно пожала плечами и вернулась к мороженому. Если уж на то пошло, я уже лет пятнадцать обустраивала свою жизнь таким образом, чтобы не общаться с неприятными или неинтересными людьми сверх необходимого минимума и делать поменьше того, что делать не люблю. Это была очень комфортная жизнь в узком, но выбранном мною, а не сформированном обстоятельствами, круге людей, тщательно подобранных вещей и занятий. Не сказать, чтобы все это дешево мне досталось. И вот снова, здравствуй, школа, пубертатный период и прочие радости. Как представлю, что кому-то из одноклассников попала бы в руки волшебная палочка, аж мороз по коже. Вечером почтенный родитель нервно перелистывал свои списки: список вопросов, список неволшебных покупок, список волшебных покупок, список дел перед отъездом в школу. — Расскажи мне о маме, почему она ушла в обычный мир? У меня есть еще родственники? — Эмма говорила, многие волшебники не очень хорошо относятся к обычным людям, называют их маглами, и свысока смотрят на полукровок и маглорожденных… Судя по бледности на лице, родитель уже представлял, как волшебные родственники отбирают у него ребенка, попутно накладывая Обливиэйт. Я подошла к его креслу и потерлась макушкой о плечо в растянутом домашнем джемпере. — Я — Корделия, дочь Лира. Мне этого достаточно. Просто хочу понять. К сожалению, Эмма Инкогнита оказалась очень скрытной. Она не назвала мужу свою настоящую фамилию, не рассказывала о семье, и не очень понятно, действия какой стороны заставили ее сорваться в параллельный мир, путая следы. Кажется, Лир сам удивился, насколько мало знал о прошлом женщины с большой фотографии над камином. Эмма и Корделия были похожи: светлые гладкие волосы, приятное овальное лицо, аккуратный нос, внимательные серые глаза под светлыми бровями. Кто-нибудь из учителей может заметить сходство. Так что в любом случае лучше будет выяснить свою родословную поскорее. Надеюсь, доступ к списку выпускников, а лучше выпускным альбомам, в Хогвартсе будет. Это вполне соответствовало первому (пока единственному) пункту моего собственного списка: 1)Не навредить своими действиями Лиру.